Хорошо, отбросим сомнения! Ну а если повезло, то почему такое гадостное чувство? И в чем мне повезло? Ничего этого я не понимала.
Лекарь меня вылечил. Руки, правда, не сжимались в кулак полностью, как раньше, и пальцы гнулись с большим трудом. Ну да ладно! Все равно так намного лучше, чем с покусами и порезами!
А еще орк. Он меня отпустил в своей рубашке. Это хорошо или совсем плохо? Рубашка так мне велика, что волочится по земле вровень с моими сапогами. Вся одежда на мне чужая и не по росту. А еще теперь и рубашка чужая. Яркая, цветастая. И все, все на меня смотрят.
Я шла домой. Дошла. Меня встретил дед Орис и моя семья. Я зашла в дом, уселась за стол и в первый раз за сегодня поела. Обед. Меня накормили волчатиной. Какая же она была вкусная! Если бы дед не отобрал у меня ложку, я бы все ела и ела, пока не умерла бы рядом с горшком варева.
Собралась уже открыть рот и спросить, но дед глянул на меня выразительно, и я рот захлопнула. Уже темнело. Рано. Зима. Опять топили печку. Странно. Раньше дед вечером не разрешал даже варево греть, а тутуже и так очень тепло, а он все подкладывает и подкладывает поленья.
Я наелась и согрелась, и завтра мне очень рано вставать и идти работать.
Орк рявкнул: пошла вон, и совершенно ничего не сказал про то, должна ли я вообще работать. Уже проваливаясь в сладкий сытый сон, я все силилась припомнить, что же еще мне сказал орк. Но не вспомнила. Уснула.
Ночью еще сильнее похолодало. Так, что утром дверь в натопленный дом примерзла, и мы, вдвоем с дедом, пытались ее открыть несколько минут.
Уже дойдя до поселка, я вспомнила, что так и не спросила, куда делся наш не умерший чужак. Ладно. Вечером спрошу.
ГЛАВА 3
Не прошло и половины рабочего дня, как меня окликнул Мрао. Я в этот момент с остервенением размахивала топором, тяжеленным, между прочим. Если не напрячь живот, мне топор не поднять. А еще ведь нужно было замахнуться. С замахом и глазомером у меня все было хорошо. Я попадала по сучкам три раза из пяти. Почти на отлично. Вот если хорошо размахнуться и сразу попасть в сук, то таким тяжеленным топором ветку срезало за один раз.
Я работала лесорубом. То нее сучкорубом. Срубить топором здоровенную ель мне было не под силу. Сил вообще в моем теле было мало. Как мало и лет. Но, промолчу. Для некоторых мой возраст считался вполне приемлемым, в чем сама я очень сомневалась. Чтобы это понять много мозгов иметь не нужно. По крайней мере, моих точно хватит!
Если меня собирались использовать для работы, то явно не на долго. Я быстро выбивалась из сил и, между прочим, из последних.
Ну, а если меня собирались использовать для воспроизведения потомков, смесков свенов и людей, то это и подавно странное желание и, определенно, преждевременное. Я не то, что родить не успею, я банально помру в первый же месяц семейной жизни, а может и месяц-то не протяну Тощая, мелкая, физически недоразвитая, да к тому же и умственно отсталая! Меня не учили ничему! Ничему. Я ничего не знала. Потому что школы для людей не придумали, их учила семья: мама учила свою дочку, отецсвоего сына.
В моем же случае все было запущено с самого рождения.
Но Я отвлеклась!
Я рубила очередной сучок. Удачно размахнулась топором и удачно попала. Замах, сверкнуло лезвие топора, удар и ветка отлетела. И тут раздалось:
Леара! Иди сюда.
Подумалось: это плохо. До конца рабочего дня еще очень далеко.
Осторожно положила топор на снег. Главное запомнить, где оставила сию вещицу, а то, пока вернусь, уже все кругом повалят и ползай потом в ветках, ищи свой инструмент. Да и спереть запросто могут. Однако тащить его с собой мне в голову не пришло. Так чтозапомним пенек, и нужно топать на голос Мрао.
Еще бы догадаться заранее, зачем я ему понадобилась? Но догадка меня не посетила, ни одна. Тупая я, неразвитая.
Топая к свену, вернее перелезая завалы и следуя в направлении прозвучавшего голоса, я думала с тоской, что в последние два дня я стала как-то слишком часто на виду и на слуху.
Это нехорошо. Точно.
Свен Мрао возвышался на порубке на целую голову с плечами над всеми срубленными соснами. А еще он был выше понурых лошадиных морд, которым еще только предстояло эти порубленные сосны вытягивать на прогалину.
Я с большим трудом перевалилась через последнюю на пути от своего рабочего места к бригадиру Мрао поваленную сосну. Еле доползла. Я уже рассказывала, что сил у меня было не то что мало, а очень мало. И еще эти малые силы быстро кончались. Пока рубила, они еще оставались, а вот пока долезла до Мраовсе и закончились.
Я с трудом, тяжело сопя и кашляя, в изнеможении уселась на поваленное дерево. Если он так пошутил, то я точно только к вечеру смогу разыскать свой топор, а уж порубить что-то сегодня еще уже навряд ли выйдет. Значит, будет жирный минус в трудодне.
Немного отдышавшись, подняла голову в надежде отыскать на фоне неба голову и хмурый взгляд своего бригадира. Вместо этого я узрела Хано верхом на лошади. Не успела открыть рот, как орк что-то гаркнул Мрао и, не взглянув больше в мою сторону, поскакал в направлении поселения.
И что это было? Точно пошутил: свен Мрао, орк Хано, мертвый бог Чернодер. Хороших богов и добрых персонажей из преданий старины, глубокой и недалекой, я не знала. Не было их и в нашем мире. Но люди были, хотя очень мало. Тут рядом, к примеру, из людей лишь я одна.
Мрао, не церемонясь, поднял меня на вытянутой руке за шкирку как котенка, покрутил немного из стороны в сторону и, хрюкнув почти как хрюкал Хано, отдал зычную команду кому-то в районе лошадиных морд.
В следующий момент меня передали с рук на руки возничему и даже мое честное и горячее желание объяснить всем, что у меня там остался топор, в сугробе у приметного пенька, не возымело никакого результата. Меня увезли с порубки в сторону нашего поселения. Судьба топора мне так и осталась неизвестной. Но с меня его хотя бы не спросили.
Через час с небольшим (именно столько неслась бедная, взмыленная, лошаденка до нашего поселения) я узнала, что меня определили на работу в конюшнютеплое, светлое, сытное место. Присматривать за лошадьми, греться об их теплые мохнатые бока, есть украдкой запаренный овес, облизывать темные куски соленого камня и копаться в теплом лошадином навозе. О таком я не смела мечтать даже во сне. Счастье! Вот оно, оказывается, как близко, и прилетело ведь прямиком ко мне.
Лошадей я полюбила. Вернее, я их любила задолго до момента воцарения меня в должности конюха на конюшне поселения. Они такие добрые, мягкие, славные и теплые. Я начала греться об их тела с первых же минут и не заметила сама, как уснула, прижимаясь к теплому боку в стойле. Итогом стало мое внезапное пробуждение в районе задних ног большого рыжего жеребца. Умное, аккуратное животное осторожно переступало через мое тощее тельце, раз за разом оставляя целыми и невредимыми мою голову и конечности. Очнулась я вовремя, так как как раз у открытого стойла на меня уже глазела пара орков из нашего стада (орды).
Главного вожака не было видно. Что подумали его подчиненные, узрев меня крепко спящей под копытами боевого коня, я не узнала. Поднявшись на ноги, я попыталась что-то сказать, но смогла только открыть рот, а потом сразу его и захлопнуть. Потому что глупая, неразвитая, да и вообщея даже слов таких не знаю, чтобы меня поняли орки. Не учили меня орочьему языку.
Вечером случилось новое чудо.
Я всерьез задумалась, а не светятся ли у меня после чуда исцеления ладони? Может теперь яособенная?
Сразу, как только стемнело, я вышла на двор конюшни с намерением топать домой. На морозе стояли сани. Чудно, но возничий меня ждал. Довез до жилища и, не сказав и слова, уехал в ночь. На пороге меня ожидал хмурый дед Орис. В избемолчаливые родственники. А еще много еды, новый тюфяк на моей кровати и стеганое одеяло, тоже новое.
Села на кровать и вспомнила, что хотела спросить еще утром. Но опять передумала и вместо вопроса о том, куда делся не умерший чужак, спросила:
Деда, а это что такое? Ты на что это все купил?
Старик хмуро обозрел мою тощую фигуру, отдельно остановив взгляд на подоткнутой в поясе цветастой орочьей рубашке, и, промычав нечеткое «шлюха», ушел спать к себе на лежанку.
Спальное место в нашем жилище было одно, и его целиком и полностью занимали я и все мои младшие родственники. А дед, за неимением ничего другого, устраивал себе спальное место на охапке еловых веток. Раньше даже куска дерюжки на лапнике не было, а теперь на ложе красовалось рванье, снятое с нашего спального места.
А я полезла под теплое новое одеяло. Нащупала горячие тельца своих сестренок: ручку, ножку, лохматую головку. Тепло. Мягко. Хочется спать!
Шлюхаэто что? Или кто? Похоже, так теперь зовут в моей семье меня. Ладно. Спать хочу. Уже засыпая, вспомнила, что снова не спросила про чужака.
Через месяц я привыкла. Я часто слышала, как меня теперь называют. Дед Орис, мои сестры и маленький брат. Рабочие свены с конюшни и еще куча малознакомого народа. Я почти никого не знала по имени. Знала, как зовут нашего старосту, знала, как звать его старшего сынка, и как звать его матушку. Они сами меня просветили насчет своих имен.
Еще в первое знакомство с нами, мать сынка старосты обрадовала меня своим желанием взять меня в их семью. Так и сказала на площади возле столба судилищ, что «эту старшую» они возьмут себе. Никто не спорил. Я молчала, не зная, что на это ответить. Дед Орис тоже молчал, уж не знаю почему. Сестры и брат тоже молчали, но онипотому что были совсем малы.
Теперь несостоявшиеся родственники, раньше не дававшие мне проходу, обходили меня по большому кругу. Лесорубов, как и их бригадира Мрао, я больше не видела.
Работники конюшни меня тоже обходили стороной. Старший, мрачный свен Лидс, оглядев меня в первый день как привезли, тоже ничего не сказал. Ткнул в меня пальцем. Затемв подростка, привезшего меня с порубки. Буркнул что-то вроде «пригляди, научи, присмотри», я не расслышала, и все.
Я ухаживала за лошадьми, поила, кормила, чистила, убирала за ними, выводила их из стойл. Я все делала, как велел приставленный ко мне подросток. Его звали Трон. А менямаленькая шлюшка.
Одно было страннымтак меня почему-то не называл Хано.
А еще хорошо, что, наконец, куда-то убрался наш незваный гость. Дед сказал, ушел, а для меня он будто растворился в ночи. Ни запаха, ни крови его, ни вещей. Несчастный тяжеленный тулуп чужака, который я волокла на своем плече, пропал, как и медяшки. Наверное, Хано забрал. В общем, чужака не стало. А, еще дед сказал, что отдал чужаку все его деньги. Почему? Ну, так спокойнее, объяснил дед, а потом, немного помолчав, выдал: «Ты теперь подстилка Хано и нам ни к чему людское золото Благодаря тебе»
Хорошо это или плохо, я не знала. Видимо, все же хорошо. У меня, у деда Ориса и у его внуков теперь всегда была еда. Вон, даже печь подлатали и крышу переделали. Кто и когда к нам приезжал и произвел ремонт нашего жилища, я не знала. Просто однажды в доме вдруг стало очень тепло и сухо. А еще приезжал сам Хано и сказал, что весной переселит всех в новый дом с высоким забором. Он это деду Орису сказал, а сестры слышали.
Ну что я должна была на это сказать? Мне однозначно повезло. Значения слова «шлюха» я не знала. Догадывалась, что это, скорее всего, не очень хорошее слово. Виновата, видно, орочья цветастая рубашка. Но как связать приказ носить рубашку, не снимая, со словом, которым меня за глаза, но называли, я не догадывалась. Было чудно. Спросить не у кого. Дед всегда отмалчивался, отводил глаза, вздыхал, кашлял.
Еще и «подстилка» Это вот вообще не понятно Подстилка была в конюшне так называли солому, что стелили под ноги коням в стойлах. Странное сравнение. Ну и пускай. Мне было хорошо рядом с лошадьми.
Орк близко ко мне не подходил ни разу. Смотрел, как я толкусь у коновязей, привязываю и отвязываю лошадей, подаю сбрую и одеяла. Наглядевшись издали на мои трудовые подвиги, исчезал. Меня действительно не трогали. Даже за руку не брали. Каждое утро я встречала у своего крыльца сани, а вечером меня довозили до дома. Денег не платили. Но, странно, я все чаще замечала вечером на столе рядом с сидящим хмурым дедом Орисом столбик медных монеток.