Видимо говорила я громко. Потому что вокруг все замерли и затихли. А Сергей, его лицо сначала, на первых моих словах, было полное скорби и печали. Но когда я закончила говорить Его лицо отображало только злость. Жевали ходили ходуном. Он даже губы сжал в тонкую линию. Смотрел мне в глаза и молчал. Не делая ни шага ни ко мне, ни от меня. Сейчас я видела того самого Сергея, как и в первую нашу встречу. Я чувствовала его силу. Но я не боялась. Я вожак и моя сила не меньше. И в этот момент наших гляделок на его плечо легла женская рука. Я перевела взгляд на тонкую белоснежную и ухоженную ладошку на его плече. Потом перевела к владелице за его плечом. Ольга стояла за ним, словно женщина за своим мужчиной, за каменной стеной. И смотрела она на меня осуждающе. Чистое лицо, слегка накрашены губы и подведены глаза, аккуратно собранные волосы. Ни чета мне. Грязной и израненной. А Сергей, он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Открыл глаза и бросил мне покрывало с одной лишь фразой на прощание, фразой словно пощёчина ударившей меня своей холодностью тона и насмешкой.
Прикройся, вожак.
Он уходил непобеждённым, уходил молча. А Ольга шла следом за ним. Верная спутница, его спутница. Опять по щекам дорожки горячих слез. Этот мужчина слишком часто становится причиной моих слез. Не так, совсем не так я представляла нашу встречу. Не так, все не так. Он словно не видит моей боли. Словно не чувствует того огня, который горит во мне. Не понимает Или не хочет понимать.
Плечи сами собой словно втянулись. Сил быть вожаком, сильной и стойкой не осталось совсем. Я молча плакала смотря в удаляющую спину. У моих ног лежал брошенный плед. Ко мне подошёл отец и подняв плед укутал меня. Мама стояла у порога облокотившись на косяк двери. Бледная и заплаканная, у неё не было сил двигаться. Ко мне подошёл Петя и взяв на руки понёс в дом. Меня уложили на кровать, напоили травяным отваром, и я уснула. Сон пришёл быстро, я просто легла на подушку и прикрыла глаза, я думала, что только прикрыла глаза. Но о том, что я уже сплю поняла по тому, что окружал меня лес, и я стояла прислонившись к дереву, а где-то вдалеке мчались волки. И самым первым оторвавшись вперёд бежал знакомый серый волк. Он почувствовал меня, взвыл и побежал ко мне. Остановился у моих ног. Просто стоял и смотрел, злой и пыхтящий. Я опять плакала. Так хотелось коснуться моего волка. Так хотелось обнять его и зарыться в шерсти. Но мне было так больно. Он не мой волк. Он тот, кто делает мне больно, тот, кто заставляет меня плакать. И я зашептала, на большее просто не было сил, но я знала, он слышит.
Как ты мог? Как ты мог не прийти, я ждала, ждала тебя. А ты не пришёл. Ты отсиживался в тепле и уюте. Ты подчинял мою семью. Как ты мог? Я повысила голос, но сипло захрипела. А волка окутала серая дымка. Я знала, что сейчас он обернётся и передо мной будет уже не волк, а Сергей. Но я не хотела его видеть. Не хотела его слышать. Я отвернулась от него опёрлась лбом о ствол дерева. Как ты мог быть рядом с другой, когда я так нуждалась в тебе?
Я закрыла глаза желая разорвать эту связь. Желая разорвать этот не сон в клочья. И я проснулась, снова в слезах. Перед самым пробуждением я успела почувствовать его дыхание на себе, жар его, такого близкого тела. И услышать лишь одно слово, наполненное печали и раскаяния, только моё имя.
Рядом лежала мама, она тоже проснулась. Молча обняла меня и прижала к себе. Так мы и сидели на кровати, обнявшись раскачиваясь из стороны в сторону и молча плача.
Часть 14. Стая, старая-новая-объединённая
Часть 14. Стая, старая-новая-объединённая.
Проснулась я, когда день был в разгаре. Сколько проспала не знаю точно. Помню, как меня ни раз будили, чем-то поили, и я погружалась в темноту и беспамятство. И вот я отдохнувшая проснулась. Видимо меня обтёрли, потому что сильной грязи не было. Но волосы ещё хранили остатки той жижи с ритуала, под ногтями была засохшая грязь и кровь. И сама я пахла не розами. Я пошла в ванную, надо привести себя в порядок. Уже под струями горячей воды натираясь мочалкой с ароматной пеной я заметила затянувшиеся шрамы на своих бёдрах. Им словно был не первый год, бело-розовые полоски от когтей. Вот такая память о той ночи, на всю жизнь. Мылась я долго и тщательно. Успела и поплакать, и пожалеть себя и взять себя в руки. Поэтому выйдя мытой и благоуханной, завёрнутой в огромное банное полотенце, морально я была готова к бою. Хотя и чувствовала себя, хоть и отдохнувшей, но словно поломанной и криво собранной игрушкой больших дядь. Только мне нельзя быть игрушкой, нельзя быть маленькой. Я вожак, наследница и я в ответе за всех, особенно за тех, кого приручила. Я оделась в удобные брюки, свитер и куртку, обула кроссовки. Пора.
В доме было пусто. Как и во дворе. Да и улица словно вымерла. Я прислушалась отпуская свои инстинкты на волю. Все собрались в конце улицы на поляне, где дети гоняют в футбол. Сейчас там горели костры. Я чувствовала там и своих, знакомые запахи и голоса и чужих. Я чувствовала волнение, страх. И огонь, он как-то особенно пах. Я быстрым шагом направилась туда. Чтобы там не происходило, там должна быть я.
Поляна была окружена кострами. У них сидели дети, ещё не умеющие оборачиваться и просто ещё юные девчонки, и мальчишки. С ними были и взрослые, я присмотрелась и принюхалась, это простые люди, не оборотни. Видимо чьи-то жены и мужья. В центре был совет стаи Князевых и сам вожак. Там же стояла моя бабуля, мой друг детства Костька, он был просто огромным. Широкий, высокий, мускулистый. За его спиной пряталась юная девочка, знакомый запах, но не знакомая она сама. И опираясь на палочку, скрюченный и усталый стоял дед Тимофей. Сколько же ему лет? Он был стариком на фотографиях ещё с моим дедом и со мной, ещё совсем малышкой. Совет двух стай, наших объединённых стай. Все они стояли в противовес семи крепких мужчин, одетых во все чёрное. Перед ними, тоже в чёрном строгом брючном костюме стояла женщина лет сорока. Строгое и бескомпромиссное лицо, затянутые в хвост светло русые волосы, минимум косметики. В руках бумаги и ими она слегка жестикулируя строго отчитывала своих оппонентов. Рядом с ними сидели оборотни с бывшей стаи Фонберина, и он сам. Все связанные. А за спиной моего совета и совета Князевых были взрослые жители хутора, моя стая. С ними стоял Петя, Владимир Григорьевич, там же стояли и те ребята, что напали на меня при моей первой встречи с Сергеем. Там были и мои родители. Там же стоял и сам Сергей. Что-то больно кольнуло в груди. Но я задавила это щемящее чувство на корню. И расправив плечи уверено пошла к центру, где сейчас, видимо уже не по первому кругу пошёл спор. Шла я с подветренной стороны и все были увлечены спором, к тому же мои размеры позволили добраться не замеченной. Поэтому мой рычащий и подчиняющий голос заставил подпрыгнуть от неожиданности даму в строгом костюме и сжаться большинству здесь присутствующим.
Что здесь происходит в моё отсутствие? Дама быстро взяла себя в руки. Распрямила плечи и уже надменно смотря на меня сверху вниз заговорила тоном, словно несмышлёному ребёнку поясняла простые вещи.
Я старший страж бригады. И согласно закону стай, я пришла за преступниками. Она указала бумагами в своих руках на сидящих связанными уже моих членов стаи, пока ещё всех, кроме Фонберина, моих.
Преступниками? А кто решил, что члены моей стаи преступники? Я их вожак. Я и только я могу отдать на суд или в руки стражей члена своей стаи. Поэтому, я давила волей, не сильно, и не на всех, только на эту «блондинку»я повторяю. Что здесь происходит в моё отсутствие?
Дамочка сжалась, глаза потухли. Но надо отдать ей должное, она боролась и старалась не выдавать своего подчинения моей воли. Я ослабила давление, но продолжала демонстрировать свою силу уже всем стражам. Дамочка расслабилась и глубоко вдохнула, а потом продолжила, чётко и уверенно в своей правоте.
Они преступники. Вы и сами это знаете. И может по неопытности не знакомы с работой стражей нашего мира Я перебила. Жёстко и требовательно говоря с ней, словно это она мелкая девчонка без опыта и знаний смотрящая на меня снизу-вверх.
Значит так, дамочка-стражница. Мои знания и опыт не ваше дело. Это моя стая, это земли моей стаи, и я тут вожак. И если вы не будите вести себя как гость, то я обращусь в суд с требованием напомнить вам о ваших обязанностях стража. И я глубоко сомневаюсь, что имея доказательства вины моих людей в преступлениях, ваша обязанность прийти ко мне домой и диктовать свои условия, даже не переговорив с вожаком стаи. Уверена ваши обязанности, обязанности стража, искать преступников до того, как их поймает стая, которой нанесли вред. Так что, документы можете оставить совету стаи. Мы ознакомимся и прянем решение. О нем вам, точнее стражам, и сообщим.
Девчонка! Взвилась стражница, на что я лишь ухмыльнулась заломив бровь. Когда это они стали частью твоей стаи? Пока ты удовлетворяла их вожака? Или пока отсыпалась? Я слышала рыки и тяжёлое дыхание за своей спиной. Никому не нравилось, как эта стражница говорила со мной.
Когда победила силой их бывшего вожака и приняла его клятву в обмен на защиту. Но меня интересует, от куда такие знания подробностей моего пребывания в гостях у Фонберина у рядовой стражницы, пусть и бригадира, до официального сообщения стажам о происшествии? Думаю, вам стоит задержаться у нас в гостях, под присмотром. Я не оборачиваясь подняла ладошку и сделала приглашающий жест. А ваши коллеги передадут начальству о моих подозрениях и принесут доказательства вашей непричастности в обмен на вашу свободу.
Семь стражей отступили на шаг давая понять, что я в своём праве. А из-за моей спины подошли трое мужчин, все мне знакомы с детства, один учитель физкультуры в школе, вот почему он всегда был словно скала, двое родителей моих друзей детства. Они смотрели на меня с гордостью. Забрали бумаги из рук стражницы, взяли её под руки и увели передав бумаги моей бабули. Оставшееся стражники попрощались и ушли. Через несколько минут я услышала звук завёдшейся и удаляющейся машины. Только тогда мне стало легче дышать. Бабуля подошла ко мне и обняла, поцеловала в макушку. А потом еле слышно прошептала, что надо решать, что делать с бывшей стаей своего врага. Я глубоко вдохнула и еле видимо кивнула. Я не знала законов стаи, действовала по наитию. Поэтому сначала попросила Князева и его совет стать свидетелями и советчиками, поддержкой и опорой. А свой совет попросила помочь и не стесняться советовать мне в каждом отдельном случае. Окинула внимательным взглядом связанных оборотней. Глубоко вдохнула, выдохнула.
Развязать, вымыть и накормить детей, всех детей. Расселить их и дать выспаться, кому нужна медицинская помощьпомочь. Наших детей тоже увести. Даже тех, кто по деревьям и кустам подглядывает. И Я обращаюсь к женщинам, займитесь детьми сейчас, они настрадались уже.
Мужчины прошлись по рядам и развязали детей и подростков. Они не сопротивляясь, сбившись в стайку и низко опустив головы, пошли за женщинами уводящих их с поля к улицам, к домам. Они были словно дети с фотографий концлагерей фашистов в учебной литературе по истории. Потерянные лица с полной покорностью, грязная и местами порванная одежда, висящая свободно из-за худобы, болезненной худобы детей. Меня передёрнуло от этих мыслей. И видимо не только меня, многие женщины увидев это кинулись им в след и уже на краю поля я услышала их щебетания о баньке у Тимофеевых, о варенье и джеме, о блинчиках и жидком в виде супчиков и молочка, они словно квочки вокруг цыплят планировали что и где будет делать и от куда что нести. Я улыбнулась. Дети в надёжных руках. И вновь глубоко вздохнула, и выдохнула настраиваясь. Ещё раз окинула всех взглядом и запнулась за бледное лицо Сени в первых рядах среди связанных. Я похолодела и кажется перестала дышать. Он жив. Я так боялась даже спрашивать о нем. А он жив. Я сама кинулась в толпу и развязала его. Потом кинулась ему на шею обняла и плача повторяла только одно: «жив!». Он захрипел и завалился потянув меня за собой. Я только оказавшись на нём поняла, что мои объятия ему причиняют боль. Я вскочила, помогла ему встать и прося прощения стала осматривать толпу связанных людей закусывая губу. Я искала Яна и Дэна, только вот я не особо их разглядела, я даже не помнила цвет волос, что говорить о внешности.
Сеня, а где Ян и Дэн?
Я говорила слегка растеряно, а он закатил глаза и хрипло засмеялся. Идти без поддержки ему было тяжело. Я попросила отца помочь ему. Сеня указал на двух крепких, в сравнении с остальными связанными, ребят. Их я потребовала тоже развязать. Попросила пару ребят из своей стаи помочь им дойти до моего дома. А потом попросила маму принять их дома как дорогих гостей, как братьев мне. Сначала объяснив, что они пошли против воли Фонберина и помогли мне бежать. После этих слов мама тоже кинулась обнимать их.
А дальше была рутинная работа. Я попросила совет озвучить документы стражницы. Там были имена и фамилии и перечень преступлений. Мы развязали бывший совет стаи Фонберина, читая грехи каждого члена стаи выводили в центр. Потом бывший совет объяснял каждое обвинение, и мы давали слово самому обвиняемому.
Убийства, похищения, насилия, пытки, грабежи, контрабанда и даже торговля наркотиками. Список обвинений был огромен. Часть оборотней мы оправдали. Не по причине невиновности, нет. Виновны были все, даже дети участвовали в преступлениях, всех кроме насилия. А по той причине, что были те, кто не соглашался идти на страшное. Их били, ломали, но они не сдавались и только для выживания, своего и близких, участвовали в грабежах и контрабанде, даже наркотики сбывали, но никогда не насиловали, ни убивали. Им мы предложили прийти в себя и решить, остаться в нашей стае или уйти на все четыре стороны. Их разместили по домам сначала отправив в баню и накормив. Но таких было не много.
Были и те, кто с гордостью рассказывал подробности своих деяний и те, кто был не согласен с моей победой над Фонбериным. Находились и те, кто требовал реванша бросая мне вызов. Нет, я не дралась ни с кем и не доказывала своё право на победу, я просто подавляла их своей волей заставляя обернуться и скулить виляя хвостом словно домашнюю собачку. Этих накормив, снова связывали и говорили о том, что их передадут на суд стай.
Но большая часть была из тех, кто участвовал во многом, но жалел и сопротивлялся, а потом сломался, смирился. Некоторых шантажировал Фонберин, кого-то заставлял силой. Мы не знали, что с такими делать, пока не знали. У кого-то не было выбора, кто-то сломался, но в отличии от предыдущих, никто из них не хотел так поступать, не радовался своим поступкам.
Больше всех впечатлил не в самом лучшем смысле старик из совета, тот самый, что устроил цирк с кровью перед стаей у костра. Старик из бывшего совета Фонберина, был, кстати, идейным вдохновителем, он придумывал изощрённые пытки и лично участвовал во многих наказаниях собственной стаи. Он был другом и соратником отца Фонберина и присматривал и направлял его сыновей после смерти последнего. Такой себе серый кардинал стаи. Его мы тоже по окончании разбирательств отправили в толпу, предназначенную «на суд стай». Он словно маньяк с изощрённым удовольствием рассказывал сам и подтверждал, а порой утонял в жестоких подробностях, холодящих душу рассказы других.
Сложнее всего было с женщинами. Им угрожали жизнью и здоровьем детей, мужей, родителей. И они молча соглашались на все. А чтобы не сомневались в угрозах и их правдивости, Фонберин старший ввёл в стаи, а правило, со старикашкой регулярно устраивали игрища, которые подхватили остальные братья. В них дети дрались за право сесть за стол с вожаком и отъесться в волю. И дрались они голыми с ножами в руках. Изрезая и уродуя друг друга и порой даже убивая. И не участвовать могли лишь те, чьи родители послушно выполняют все, что он скажет безоговорочно. За этот вечер и ночь мы наслушались многого, о чем вряд ли забудем когда-нибудь. Фонберины на глазах мужей насиловали или пускал по кругу женщин своей стаи за право не участвовать её ребёнку в этих игрищах. Угрозами жёнам одних, заставляли насиловать жён других. Многие женщины узнав о беременности делали все чтобы скинуть ребёнка. Но не у всех и не всегда это получалось. Некоторые подкидывали своих детей в деревнях людям. Никто не хоте своим детям судьбы остаться в стае Фонберина. Все началось с их прадеда, которого изгнали из стаи, он старшим сыном вожака и взял силой собственную сестру. Тогда он выкрал её и сбежал. Без земли он странствовал и собирал вокруг себя отщепенцев и изгнанников. А потом стал воровать женщин с других стай. Раз за разом их стаю отлавливали и пытались уничтожить. Многие гибли, но не Фонбериныэти словно уж на сковородке изворачивались и избегали наказания, подставляли других и уворачиваясь от закона. И уже отец придумал брать не взрослых самок, а воровать детей, ещё щенками и воспитывать послушных жён. Он и был первым, кого пострадавшая стая наказала, не дожидаясь ни стражей, ни суда. Его растерзали отцы и матери за своих дочерей, многих так и не вернули в стаю. За него мстили сыновья под началом старшего, напав на стаю моего деда. Именно он, старший из братьев, стал моим кошмаром в детстве. И именно тот маньяк-дед из стаи Фонберина придумал как отомстить моему деду и лично помог братьям его опоить чем-то обездвижив и похитив, а потом растерзать заживо, связанного, но уже пришедшего в себя и не способного сопротивляться. То с каким блеском в глазах и ностальгической мечтательностью в голосе старикан-маньяк вспоминал всё, рассказывая на распев подробности холодило. Не дыхание и сердце замирало от услышанного, а сама жизнь с каждым словом уходила, отступала убивая душу. Убийство моего деда заняло у них десять часов. Десять часов они терзали его заживо резали, не позволяя умереть рвали его плоть. Слушая это, бабуля не выдержала. Она тихо плача просто уплыла в блаженную бессознательную темноту, чего не могла себе позволить я. Её подхватил Князев и передал отцу, а тот уложив себе на руки, не приводя в сознание до конца этой исповеди. Больше бабуля не позволила себе слабину и не проявила себя ни вздохом, ни взглядом.