Сколько прошло времени не знаю. Меня кормили не часто, я постоянно испытывал чувство голода. Но хотя бы еда была нормально, к бутербродам приносили горячие и жидкие супы и борщи, салаты, выпечку, фрукты. Еду приносили всегда ночью, открывалась крышка и на верёвке вниз спускалась корзинка с едой. В пустую я складывал посуду и бутылки, так же прочитанные книги, их читал постоянно. Иначе сошёл бы сума от бессилия и переживаний. Книги получал новые, теперь уже другого содержания, теперь мне дали возможность ознакомится с классикой отечественной и зарубежной литературы с основной идеей измена и предательство. И я читал, что ещё делать. Мой волк по-прежнему не ощущался. Я не знал где я, кто сторожит меня на верху и сторожит ли, действительно ли есть угроза моим родным. Поэтому я ел, спал, читал. И думал, мечтал исправить всё что натворил и строил планы на будущее. И вспоминал, снова и снова проживал минуты своей счастливой жизни, где я сын, брат, дядя, любящий и любимый мужчина, где я среди тех, кого люблю больше жизни. Крышка моей тюрьмы снова открылась и во внутрь заглянул мужик.
Часть 18путь
Есть кто?
Есть.
Тебя выкрали что ли. Выкуп требуют с родных? Я задохнулся от чувств. Неужели правда. Неужели простой человек нашёл меня и сейчас поможет. Эй, живой?
Отец, у тебя телефон есть? Позвони моим родным, скажи где я. Скажи Серый просил помочь. Они поймут. Я продиктовал номер отца.
Подожди, сынок. Телефон у меня есть, только он тут не ловит. Это пешего хода два дня с леса до райцентра. Давай я лучше тебе помогу выбраться. А то твои архаровцы охранявшие тебя уже второй день не возвращаются. Я тебя уже неделю как приметил. Я егерь, Михалыч. Тут место такое, в девяностые привозили в яму кидали. Думал, времена смутные прошли. А тут тебя кинули. Я неделю ходил выглядывал, когда они уедут. А они на два часа уезжали, одни, а приезжали другие. Я три смены насчитал по двое. И ещё трое, вроде начальства. Начальство раз в день всегда приезжало. А тут два дня их не было. А вчера смена не приехала. Я до обеда подождал, мало ли что, и к тебе.
Он говорил просто, но по-военному чётко. При этом то удаляясь, то приближаясь. А потом скинул верёвку вниз ко мне.
Ты там не связан, сил подняться хватит?
Не знаю Михалыч, я даже не знаю сколько я тут. Да ещё и постоянно под наркотой. Меня пичкали какой-то дрянью. Только сейчас хоть немного в себя пришёл. Какое сегодня число?
Седьмое июля
Твою ж мать, это же полтора месяца. Мать с сестрой сума сошли, наверное. А Леночка А отец
Это хорошо, что ты о матери вспомнил, молодец. Мать надо уважать. Только давай ты потом родню перечислишь и вспомнишь. А сейчас выбирайся и уходим, а то мало ли.
Прости Михалыч.
Я полз по канату словно девчонки с маникюром как у кротов на моих уроках. Силы вроде были, но я не мог толком управлять телом. Руки с трудом держали канат, ноги не сгибались. Я подтягивался продвигаясь к верху словно ленивец. Михалыч не выдержал, заглянул вниз что-то пробурчал и стал тянуть канат вверх вместе со мной. На землю я упал мешком с картошкой пыхтя и кряхтя словно старик при смерти.
Да, хорошо тебя одурманили. Язык заплетается, говоришь словно засыпая и так же двигаешься.
Прости Михалыч, я не чувствую этого. Мне только очень тяжело и сил нет и дышать почти больно. Помоги.
Да куда уж денусь. Зря что ли неделю выслеживал и час, не меньше, тушку твою вытягивал. Полежи тут. Я верёвку заберу и запах перцем засыплю, мало ли, собак в след пошлют.
Михалыч ушёл, а когда вернулся помог мне встать и подхватив меня под плечо потащил в лес.
Через три километра у меня машина стоит. Добредём и рванём на город, а там и к твои. Если успеемхорошо. Нет, тогда нам несдобровать. Думаю, суть твоих похитителей ты знаешь, чувствую, и сам не простой парень. От того не легче. Куда везти тебя?
Москва. Но лучше домой, в Химки в Вашутино. Михалыч, надо доехать до места где ловит связь, а там связаться с моими.
Так-то оно так. Только До Москвы далековато. Ты хоть знаешь где мы сейчас? Нам сейчас до Финляндии ближе, чем до Москвы.
В смысле, до Финляндии?
В прямом. Мы недалеко от озера Ладожское, слыхал о таком? Не хмурься. Ближайший посёлок Ляскеля.
Михалыч, мне нельзя звонить своим так далеко от дома. Нас перехватят раньше.
И что ж мне, до Москвы тебя везти?
Михалыч, прошу, помоги. У меня там семья сума сходит. Их прижать хотят, мною шантажируют. Мне с ними связаться можно только когда свои рядом будут. Можно не в Москву, можно в Зеленоград, у меня там сестра с мужем живут.
Мы дошли до машины. И Михалыч тяжело дыша помог мне забраться в салон его четыреста шестьдесят девятого УАЗика, местами ржавого и пыльного внутри. Я дышал с трудом каждый вдох и выдох словно огонь обжигал всё внутри. От нашего пути ломило всё тело и сердце билось так, словно хотело выскочить наружу сломал на своём пути рёбра. Мой спасатель дал мне воды. И тяжело смотрел на меня.
Скажи-ка мне, а чем ты занимаешься?
Дыша с хрипом я начал говорить. Говорил правду, чувствовал, солгу и он мне не поверит. В лучшем случае довезёт до ближайшего опорного пункта и сдаст на поруки полиции. А там как повезёт, в чём я сомневаюсь.
Я учитель в школе. И ещё владею спортзалами. Моя семья из не бедных людей. Совсем не бедных. Но поверь, Михалыч, никакого криминала. Поэтому на мою семью и давят, мною шантажируют.
Михалыч пристально рассматривал меня, изучающе. Потом сплюнул и захлопнул дверцу машины. Сел на водительское место, завёл машину и тронулся. Ехали молча. Сначала я наблюдал за Михалычем, он злился, хмурился. А потом видимо я не заметил, как уснул. Проснулся, когда меня будил Михалыч.
Вставай лежебока. План такой. Сегодня заночуем у меня. Дом у меня егерский, в лесу. Семьи нет, гостей не бывает. А с рассветом двинемся в путь. У меня как раз по плану объезд участка. Ехать будем грунтовыми дорогами через леса от одного к другому охотничьим домикам. С собой возьмём сух паёк и воду. Канистры с топливом. На дорогу будем выезжать только чтобы заправиться. Всё остальное нам и лес даст. Я же правильно понял, что обнаружив твой побег тебя будут искать по всем дорогам и посёлкам?
Он говорил словно отдавал команды, по-военному чётко, бескомпромиссно. Говорил вытаскивая меня из салона своей машины. Помог дойти до его дома. Не большого из сруба. Усадил на скамейку. И дождавшись моего утвердительного кивка в ответ на свой вопрос продолжил.
Сейчас воды согрею, тебя отмыть надо, баню топить не буду, не известно, как твоё сердечко от всего чем тебя напихали справится, а рисковать не хочу. Денег у меня не много, но думаю на дорогу хватит. Одежду я тебе из своей дам, брить тебя не будем, с бородой если кого встретим, ты за нашего брата сойдёшь.
Он ушёл, а я сидел и думал. Думал о самом Михалыче, о ситуации, о своей семье. Потом он помог мне вымыться, накормил и уложил спать. Подъём был ещё до рассвета. Михалыч уже собрался сам, приготовил одежду мне и полностью собрал всё необходимое в дорогу. Мы поели. Михалыч закрыл свой дом и оставил табличку на двери: «на объезде угодьев». Ехали не долго. У съезда с грунтовки меня высадили. Михалыч въехал в небольшое селение, кажется он говорил посёлок Ляскеля. Там пообщался с кем нужно до отъезда. Забрал почту в местном отделении, купил свежие газеты нам нужны, мне нужны новости. Набрал топлива в канистры и залил полный бак. Я ждал всё это время в лесу у съезда на дорогу. Вернулся он быстро. А дальше путь, долгий и возможно опасный. А я не в состоянии обернуться. Не могу защититься сам и втянул в свои проблемы другого человека. Ехали молча до самого вечера. И уже тогда остановились на привал. Костер. Каша походная с тушёнкой на огне. Я ел словно с голодовки, хотя почему словно. Я был с голодовки, не доедал и был в тумане. Еда сейчас для меня лучшее лекарство. Котелок опустел быстро. Михалыч вымыл его и заварил травы.
Пей. Это поможет. По кустам будешь бегать часто, но за то быстрее из организма отрава выйдет.
Питьё было горьким и жгучим. От него внутри всё скручивалось и рвалось наружу. А потом действительно тянуло в кусты. Собрались быстро, костёр засыпали землёй, а саму стоянку Михалыч засыпал из пакета травами. Пояснил просто: «от собак». И снова в дорогу. Ехали долго и уже по тёмному.
Проснулся я от тычка Михалыча. Впереди был домик, низенький. Окна почти у самой земли. Крыша в траве. Но с окон лился свет. А с трубы шёл дым.
Значит так, вопросов глупых не задавай. Руками без спроса ничего не трогай. Без приглашения не смей порог переступать, тем более по дому шастать. И не спорь. Вообще без надобности рот не открывай. Он тяжело вздохнул прикрыв глаза. Пошли. Нас уже ждут.
Меня не окутал страх и паника, нет. Противопоставить что-то даже человеку я не смогу. Слабость в руках и ногах не ушла. Волка не слышно. Инстинкты молчат. Бежать? Куда и как? Я хожу с отдышкой, нагонят и прикопают на месте. Да и не в моем характере бежать. Так что я молча и с помощью Михалыча вылез из машины. Голова закружилась и снова захотелось пометить кустики. Дошёл до входа опираясь на плечо Михалыча и у самой двери попросил навестить кусты. Далеко не ходил сил и на это ушло много, аж взопрел весь. А когда вернулся к Михалычу увидел на его лице столько эмоций, что даже задохнулся. Он словно боролся, прямо сейчас стоя у двери, он словно вёл бой с собой и всем миром сразу. Он снова прикрыл глаза и тяжело дыша постучал.
Дверь распахнулась сразу же. На пороге стояла не высокая старушка довольно округлых форм. И такое выражение лица у неё было, словно она сейчас войну выиграла или миллион выиграла, а то и того лучше. С некой злорадной ухмылкой она посмотрела на Михалыча, потом на меня и просто развернулась уходя в дом. И уже оттуда пригласила войти. Вошли молча. Я ничего не понимая, а Михалыч с лицом не проигравшего войну, а потерявшего соратников с победой. Словно он винил себя, за то, что жив.
Так, печку я натопила, но воды надо наносить. Мы его пропарим на воде, да с травками нужными. Он у нас уже завтра к обеду как огурчик будет. Бабулька говорила запаривая травки и стоя к нам спиной. В центре горел огонь в печи, старой такой, русской печи. Ну чего замерли? Ты одёжу скидывай. Травку всю выпил? На ещё. Пей и в лохань лезь. Она протянула мне глиняную чашку объёмом с полтора литра не меньше. И указала на деревянную ёмкость на печи. Пока выпьешь, Богдан с ключа воды натаскает и разбавит. Не варить же мы тебя будем, а там почти кипяток. Пока вас ждала всё грела. А когда пропаришься, да трав напьёшься, так и побреешься. А потом поедим да поедим. Нам спешить надо.
Прости матушка, а Богдан это кто?
Бабулька хмыкнула. Ткнула пальцем в Михалыча, точнее в его спину, скрывающуюся за закрывавшейся дверью. А потом гаркнула.
Пей. Нет у меня времени слова без надобности из пустого да в порожнее переливать. Пей да лезь куда велено.
Говорила она строго, ругаясь. Но когда поворачивалась я видел в глазах радость и тепло, как у мамы. Спорить и что-то спрашивать не стал. Присел на деревянную скамейку у входа и стал пить знакомую по вкусу заварку. Горчило, тошнило и жгло. Я пил и молча наблюдал за хозяйкой. Богдан Михайлович принёс пару вёдер воды и вылил в ладью на печи. Вёдра деревянные и узорчиками, выцарапанными по всей поверхности. Под потолком развешаны связки трав. Занавески вышиты яркими цветами.
Так, допил? Раздевайся и ложись в воду так, чтобы весь в воде был.
Она сунула в руки Михалычу кружку как у меня и указала вылить в ладью. Я разделся и улёгся в воде. Вода была горячей, но терпимо. Согнулся как мог, но всё равно весь не помещался. Бабуля вынырнула с боку, внезапно.
Да чего дёргаешься? Не девица. М-да, не девицаэто точно. Раскормила тебя матушка, что в ладью не вмещаешься.
Она что-то всё время бурчала и давала команды Михалычу. Меня то поливали отварами, то топили, то поили. Тёрли мочалками из запаренных трав, а потом поливали отварами этих же трав. Сколько всё это длилось я не знаю. Но Меня клонило в сон и новые отвары уже не лезли, там просто не было места. И только когда хозяйка приказала вылезать и сходить на природу кусты полить я пришёл в себя. И главное, я осознал, что чувствую запахи, различаю травы и вижу, не совсем как раньше, но намного лучше. А сходив до кустов меня Михалыч отвёл меня к ключу бьющему из земли. Он набрал воды в знакомые вёдра и трижды облил меня. Вода была ледяной. По коже пробежали мурашки и вместе с ними прошла волна частичного обращения. Шерсть выбивалась из-под человеческой кожи и тут же схлынула. Зато после этого я почувствовал своего волка. Плохо, словно он был далеко, но я его чувствовал. Я уставился на Михалыча. Не понимая ничего и не веря.
Чего смотришь словно не волк, а баран. Пошли в дом.
И мы пошли. А там Бабуля вручила мне чашку с ещё одним отваром, на этот раз не противном и всего в пару глотков объёмом. Михалыч дал мою одежду, опасную бритву и отправил за печь к зеркалу. К моему возвращению эта половина дома преобразилась. Травок под потолком уже не было. Ладью опустошили и вынесли. У выхода были котомки. На столе стоял обед. За столом сидела довольная хозяйка и не довольный Михалыч.
Часть 18старуха
..
Ели мы в полной тишине. Я внял совету Михалыча и помалкивал рассматривая сотрапезников за столом. Сам Михалыч был недоволен и погружён в свои мысли. А хозяйка дома, посматривая то на меня, то на Михалыча и довольно щурясь ела с весёлыми бесятами в глазах. Она была пожилой женщиной, не меньше пятидесяти пяти, шестидесяти лет. Из-под платка с крупными в ручную вышитыми цветами по центру и не ясной, но далеко знакомой по краю платка вышивкой каких-то символов, выглядывали седые волосы. Весёлый взгляд когда-то наверняка ярко зелёных глаз, а теперь по-старчески тёплый, но тусклый цвет горел только эмоциями. По всему лица морщины и морщинки, и они предавали этой женщине доброе и ласковое выражение милой старушки, почти из сказок. Но при этом при всё от неё словно било по вискам и скручивало тело, такая сила была в ней. Я очень слабо чувствовал своего волка, словно далеко или глубоко от меня и не мог прощупать суть этой старушки. Но я ясно понял, ни для Михалыча, ни для неё моя суть не тайна. Только кто они и с чем на душе Зла мне не желают, пока не желают, иначе бы не спасали и не помогали, но что захотят в оплату моего долга жизни. Старуха посмотрела на меня словно слыша мои мысли. Рассмеялась. А потом резко прислушалась вздохнула, тяжело так, словно перед прыжком в бездну. Встала и серьёзно заговорила.
Богдан, надо будет перинку мою взять. А остальное сжечь. Всё. Вместе с домом. Задержались вы. По следу уже шакалы идут.
Михалыч молча встал и запрыгнув на печь свалил скрученную перину на пол. Спрыгнул и молча отнёс в машину, туда же отнёс все котомки и сумки старухи. Делал всё быстро не задавая вопросов, не споря. Потом распалил печь, накидал дров по полу. Полил бензином стены, потолок, полы и оставшиеся вещи внутри. Облил стены по наружи. Бабулька рассыпала травы шепча себе под нос что-то и подвывая. Потом подпалила связку трав и отдала её Михалычу. «Этим подпаливай, след не оставит.» прошептала она и тяжело вздохнув поклонилась дому и ушла в машину. Села на переднее сидение и скомандовала мне сесть сзади. Михалыч подпалил по углам дом снаружи и закинул горящую связку трав в открытую дверь. Дом вспыхнул моментально. Бабулька грустно вздохнула и отвернулась.
А огонь не перекинется на лес?
Нет волчонок, не перекинется. О твоём приходе я знала давно, возможно ещё до того, как ты родился. Поэтому дом стоит рядом с ключом и вокруг него вода заведена из ключа. Это сбивает с поиска всех, текучая, живая вода помогла мне скрыться ото всех и поможет не дать огню выйти за круг.
А кто вы?
Рано ещё тебе знать это. Хватает того, что помогаю и зла не желаю, ни тебе ни остальным.
Михалыч сел за руль, и мы поехали дальше. Места было мало, сзади лежали вещи старухи. Я ютился, закинув ноги на сидение. Ехали опять молча. Я снова провалился в сон. Сквозь сон слышал, как о чём-то заговорили старуха и Михалыч, но сути не разобрал, просто погрузился в тишину и темноту. А проснулся, когда старушка меня трепала за ухо и приговорила о сонях не лестные выражения.
Для начала кровь пусти себе. Чуток надо. Палец вон проткни. Старуха дала мне большую иголку и связанный пучок перьев. Смажешь кровью перья. А потом выпьешь из этой бутылки, всё. Тогда дам поесть.
Спорить смысла не видел. Проколол палец, хорошо смазал перья и отдал их старухе взамен бутылке с водой. Вода была мутной, в ней плавали листики и стебельки. Не спрашивая открыл и начал пить. Настой был не очень приятный на вкус, но и не противный. Старуха в это время что-то пошептала и открыла окно. Выглянула в него и что-то опять прошептала в предрассветную тишину. Мелькнула тень, чуть впереди, старуха выставила руку в окно держа связку перьев с моей кровью. Снова мелькнула тень и сформировалась у руки старухи в сову. Схватила связку перьев и ухая улетела.