Теперь те, кто плывут к Большому пруду,
Вам расскажут о тайне его,
И хвастаться море причин найдут:
Кровь, сражения, много всего
Но спроси матроса любого,
Что по Гленивенту плывет,
И он скажет, что создал Бог океан,
Но главной была Река!
О, Океан, он большой вопрос,
А Рекадля всего ответ!
С ее весельем, размеренным взмахом весел,
Прекраснее танца нет.
Так пусть Ад заберет лентяев всех,
Эта старая лодка их не вместит.
Если мы потеряем кого-то здесь,
Мы в Мермунде выпьем за них
Теперь кто-то выходит в море один,
И его больше не видит никто.
Но каждую ночь мы вместе, речные псы,
Смотрим вместе на кружек дно.
Кто-то скажет, что мы слишком много пьем
И слишком частые гости драк.
Но, если Река давно в сердце твоем,
Можно ночь провести только так.
О, Океан, он большой вопрос,
А Рекадля всего ответ!
С ее весельем, размеренным взмахом весел,
Прекраснее танца нет.
Так пусть Ад заберет лентяев всех,
Эта старая лодка их не вместит.
Если мы потеряем кого-то здесь,
Мы в Мермунде выпьем за них
В Мермунде! В Мермунде!
Мы в Мермунде выпьем за них!
И, если не заметим мы их в воде,
То сэкономим пенни на похоронах.
К тому моменту, когда Мария добралась до припева во второй раз, Саймон и Бинабик уже запомнили слова настолько, что смогли к ней присоединиться. Кантака прижала уши, пока они кричали и вопили, а быстрое течение Эльфвент несло их вперед.
«Океан, он большой вопрос, а Рекадля всего ответ»
Саймон пел на пределе возможности своих легких, когда нос лодки во что-то врезался и отскочил в сторону: они опять оказались среди камней. К тому моменту, когда им удалось преодолеть опасный участок, все сбили дыхание и не могли петь. Однако Саймон продолжал улыбаться, а серые тучи над лесным пологом снова окатили их новыми потоками дождя, он поднял голову и принялся ловить капли на язык.
Дождь пошел, сказал Бинабик, приподняв брови под прилипшими ко лбу волосами. Я думаю, что мы все промокнем.
Недолгое молчание прервал пронзительный и искренний смех тролля.
Когда свет, просачивавшийся сквозь полог листвы, начал тускнеть, они подплыли к берегу и разбили лагерь. После того как Бинабик развел костер с помощью желтого порошка из мешочка, он достал один из пакетов со свежими овощами и фруктами, который дала им Джелой. Предоставленная себе Кантака скрылась в лесу, но вскоре вернулась с мокрой шкурой и следами крови на довольной морде. Саймон посмотрел на Марию, которая с задумчивым видом посасывала косточку от персика, чтобы посмотреть, какой будет ее реакция на жестокую сторону волчьей натуры, но если девушка что-то и заметила, виду она не подала.
«Должно быть, она работала на кухне у принцессы, решил Саймон. И все же если бы я засунул чучело ящерицы ей под плащ, тогдамогу споритьона бы подскочила».
Мысль о том, что она могла работать на кухне у принцессы, заставила его задуматься о том, какие обязанности выполняла Мария на службе у принцессыи теперь его заинтересовало, почему она за ним шпионила? Но когда он попытался задавать ей вопросы о принцессе, Мария лишь качала головой и отвечала, что не станет ничего рассказывать о своей госпоже или службе, пока не доставит послание в Наглимунд.
Я надеюсь, ты не станешь обижаться на мой вопрос, сказал Бинабик, когда убрал остатки ужина и достал свой разбирающийся посох, чтобы вытащить из него флейту, но что ты будешь делать, если Джошуа нет в Наглимунде и ты не сможешь передать ему послание?
На лице Марии появилось беспокойство, однако она ничего не ответила. Саймону самому хотелось спросить у Бинабика относительно их планов, про Даай Чикиза и Стайл, но тролль уже начал задумчиво наигрывать на флейте. Ночь опустила черное одеяло на великий Альдхорт, и лишь их маленький костер оставался крошечным источником света. Саймон и Мария сидели и слушали музыку тролля под раскачивавшимися кронами деревьев, с которых на них падали капли дождя.
Вскоре после того, как взошло солнце, они уже вновь плыли по реке. Ритм текущей воды стал привычным, как детский стишок: длинные ленивые промежутки спокойной воды, когда им казалось, что их лодка скала, на которой они сидят, в то время как огромное море деревьев марширует мимо вдоль обоих берегов, сменялись быстрым течением, когда они попадали в стремнину, их легкое суденышко потряхивало, словно они превращались в попавшуюся на крючок рыбу. В середине утра дождь прекратился, сквозь нависающие ветки стало пробиваться солнце, и берег с рекой покрылись многочисленными пятнами света.
Улучшение погодынеобычно холодной для месяца майа, чего не мог не заметить Саймон, вспоминая ледяную гору из их общего сна, заметно подняло им настроение. Когда они плыли в туннеле из склоненных над рекой деревьев, местами залитом великолепными потоками солнечного света, проникавшими сквозь промежутки между ветвями, превращая реку в полированное золотое зеркало, они занимали друг друга беседой. Саймон, сначала неохотно, рассказал им о людях, которых знал в замке, Рейчел, псаре Тобасе, мазавшем нос черной ламповой сажей, чтобы войти в семью своих подопечных, Питере Золотая Чаша, великане Рубене и остальных.
Бинабик больше говорил о путешествиях своей юности по болотистым просторам Вранна и унылым экзотическим Пустошам к востоку от Минтахока. Даже Мария, несмотря на прежнюю немногословность и ряд тем, которые она всячески обходила, заставляла Саймона и тролля улыбаться, имитируя споры речных матросов и моряков, бороздивших океаны, а также делясь наблюдениями за некоторыми сомнительными аристократами, окружавшими принцессу Мириамель в Мермунде и Хейхолте.
Лишь однажды, во время второго дня их путешествия, разговор обратился к мрачным предметам, тревожившим спутников.
Бинабик, спросил Саймон, когда они делили дневную трапезу на залитой солнцем лесной поляне на берегу, как ты думаешь, нам удалось оторваться от преследователей? Или нас могут разыскивать и другие?
Тролль щелчком отбросил косточку от яблока с подбородка.
Наверняка я ничего сказать не могу, друг Саймон, о чем уже говорил. Уверенность есть, что нам удалось проскользнуть мимо них и сразу они не отправились в погоню, но так как я не знаю, по какой причине они нас ищут, то и не могу представить, сумеют ли найти. Известно ли им, что мы направляемся в Наглимунд? Сделать такое предположение совсем нетрудно. Но в нашу пользу есть целых три вещи.
Какие? слегка нахмурившись, спросила Мария.
Во-первых, в лесу гораздо труднее искать, чем прятаться. Он поднял вверх короткий палец. Во-вторых, мы используем необычный окольный путь в Наглимунд, который в последние сто лет был не слишком хорошо известен. В ход пошел другой палец. И последнее: чтобы знать наш маршрут, эти люди должны услышать его описание от Джелой. Теперь он выпрямил третий палец. А этого, я полагаю, случиться не может.
Саймон втайне также опасался такого поворота событий.
Но не причинят ли они ей вреда? спросил он. У этих людей есть копья и мечи, Бинабик. Сова едва ли сможет долго их пугать, если они поймут, что она с нами заодно.
Бинабик мрачно кивнул и переплел короткие пальцы.
Я беспокоюсь, Саймон, сказал он. Клянусь Дочерью Гор, очень беспокоюсь. Но ты не знаешь Джелой. Думать о ней лишь как о мудрой деревенской женщине большая ошибка, о которой люди Хаферта могут пожалеть, если не будут относиться к ней с уважением. Валада Джелой долгое время путешествовала по Светлому Арду, много лет провела в лесах и очень долго жила с риммерами. Еще раньше она пришла с юга в Наббан, а о ее более ранних путешествиях вообще никто не знает. Она из тех, кто всегда в состоянии позаботиться о себегораздо в большей степени, чем я или, приходится признать, добрый доктор Моргенес. Он вытащил из сумки последнее яблоко. Но хватит тревожиться. Река ждет нас, и наши сердца должны быть легкими, чтобы мы могли путешествовать быстро.
Позднее, днем, когда лесные тени стали сливаться в одно большое пятно, распростертое над рекой, Саймон узнал еще об одной тайне Эльфвента.
Он рылся в своем мешке, рассчитывая найти тряпку, чтобы завязать руки и защитить мозоли, появившиеся после долгой гребли, и отыскал что-то, как ему показалось, подходившее для его целей. Оказалось, что он извлек Белую Стрелу, все еще завернутую в оторванный подол рубашки. Саймон с удивлением смотрел на лежавшую на руке стрелу, такую изящную и легкую, казалось, ее мог унести малейший порыв ветра. Он осторожно ее развернул.
Посмотри, сказал он Марии, наклоняясь на Кантакой, чтобы показать то, что лежало у него на ладони. Это Белая Стрела ситхи. Я спас жизнь одного из них, и он отдал мне стрелу. Саймон немного подумал. Точнее, он в меня выстрелил.
Она была поразительно красивой, в тускнеющем свете стрела, казалось, испускала собственное сияние, будто мерцающая грудь лебедя. Мария посмотрела на стрелу и осторожно коснулась ее пальцем.
Красивая, сказала девушка, но в ее голосе Саймон не услышал восхищения, на которое рассчитывал.
Конечно, она красивая! Она священная. Белая Стрела означает долг. Спроси Бинабика, он тебе расскажет.
Саймон прав, заговорил тролль, сидевший, как всегда, на носу лодки. Это случилось незадолго до нашей встречи.
Мария продолжала спокойно смотреть на стрелу, словно ее разум находился в другом месте.
Чудесная вещь, сказала она, но теперь в ее голосе стало лишь немногим больше уверенности. Тебе повезло, Саймон.
Он и сам не понимал, почему слова Марии вызвали у него ярость. Неужели она не понимает, через какие испытания ему довелось пройти? Кладбища, попавший в ловушку ситхи, псы, неприязнь Верховного короля! Кто она такая, чтобы отвечать, как одна из горничных, рассеянно утешавших его, когда он ободрал колено?
Конечно, сказал он, держа стрелу перед собой так, чтобы на нее упал почти горизонтальный луч солнца и берег оставался движущимся гобеленом за ней, ясное дело, меня сюда привела удачаатакованный со всех сторон, покусанный, голодный, преследуемый, с тем же успехом я мог ее и не получить. Он сердито посмотрел на стрелу, скользнув взглядом по изящным узорам, которые могли быть историей его жизни с тех пор, как он покинул Хейхолт, сложной, но бессмысленной.
На самом деле, я могу ее выбросить, небрежно сказал он. Конечно, он никогда не станет так поступать, но Саймон испытывал странное удовлетворение, что мог сделать вид, будто у него именно такие намерения. Я хотел сказать, какую пользу она может мне принести?
Предупреждающий крик Бинабика запоздал: к тому моменту, когда Саймон понял, что произошло, было уже слишком поздно. Лодка ударилась о подводный камень, который находился прямо по ходу; суденышко накренилось, и нос с громким плеском зарылся в воду. Стрела вылетела из рук Саймона и, вращаясь, упала в водоворот, бурливший у камней. Когда корма лодки опустилась, Саймон обернулся, чтобы посмотреть на стрелу; через мгновение лодка наткнулась на другой подводный камень, и Саймон начал падать, а лодка переворачиваться
Вода оказалась невыносимо холодной. На мгновение Саймону показалось, что он провалился в дыру мира и абсолютную ночь. А потом, отфыркиваясь, он оказался на поверхности, и бушующая вода принялась безумно швырять его в разные стороны. Саймон ударился о камень, его развернуло, и он снова оказался под водой, которая коварно попала в нос и рот. Ему с трудом удалось приподнять голову, а течение тащило его все дальше, ударяя о твердые предметы. Саймон почувствовал ветер на лице и попытался сделать вдох, но закашлялся; однако почувствовал, как благословенный Усирисом воздух попал в его горящие легкие.
В следующее мгновение камни закончились, и теперь он плыл свободно, стараясь держать голову над поверхностью воды. Саймон удивился, обнаружив лодку у себя за спиной, она как раз проскочила мимо последних камней. Бинабик и Мария гребли изо всех сил, их глаза были широко раскрыты от страха, но Саймон видел, что расстояние между ними увеличивается. Его сносило вниз по течению, он начал вертеть головой и с ужасом обнаружил, что оба берега находятся довольно далеко. Ему удалось сделать еще один большой глоток воздуха.
Саймон! закричал Бинабик. Плыви к нам! Мы не можем грести достаточно быстро!
Саймон начал барахтаться, стараясь развернуться в противоположном направлении, но река тянула его тысячей невидимых пальцев. Он боролся, пытался сделать из ладоней весла, когда-то так учила его Рейчелили Моргенес? когда он купался на отмелях Кинслага, но все его попытки оказывались смехотворными перед могучим течением. Саймон быстро терял силы, он уже не чувствовал ног, лишь холодную пустоту на их месте, когда пытался ими шевелить. Вода заливала ему глаза, отчего деревья на берегу исказились, а потом он и вовсе ушел ниже поверхности.
Что-то ударило в воду возле его руки, и он из последних сил поднялся на поверхность. Оказалось, что это весло Марии. Она перебралась на нос, чтобы при помощи более длинных рук протянуть ему весло, которое теперь находилось всего в нескольких дюймах. Рядом с ней стояла лаявшая Кантакаее поза полностью повторяла наклонившаяся вперед девушка; легкая лодочка опасно накренилась вперед.
Саймон послал приказ в то место, где прежде находились его ноги, заставляя их двигаться, и выбросил вперед руку. Он едва почувствовал весло, сжимая его онемевшими пальцами, но оно оказалось именно на том месте, где и должно было находиться.
Затем они сумели затащить его внутрь через бортзадача почти невыполнимая, ведь Саймон весил больше любого из них, за исключением волчицы, и он еще долго кашлял и плевался водой, а потом лежал и дрожал, свернувшись в клубок на дне лодки, пока девушка и тролль искали подходящее место для высадки на берег.
Ему удалось собрать достаточно сил, чтобы выползти из лодки и устоять на дрожавших ногах, но в следующий миг он упал на колени, опираясь благодарными ладонями на мягкую лесную землю; в это время Бинабик вытащил кое-что из мокрой тряпкикуска рубашки Саймона.
Смотри, что застряло в твоей одежде, сказал Бинабик, и на его лице появилось странное выражение. В руке он держал Белую Стрелу. Позволь нам развести для тебя костер, бедный Саймон. Быть может, ты получил урокжестокий, но очень полезныйтак что в будущем не говори плохо о дарах ситхи, когда плывешь по их реке.
У Саймона не осталось сил даже на смущение, пока Бинабик помогал ему снять одежду и завернуться в плащ. Очень скоро он заснул возле благословенного огня. Его сны были мрачными, чему не следовало удивляться, полны существ, которые пытались его схватить, и Саймон чувствовал, что задыхается.
На следующее утро облака опустились особенно низко.
Саймон чувствовал себя больным. После того как он прожевал и проглотил пару кусочков сушеного мясахотя желудок отчаянно протестовал, он осторожно забрался в лодку, позволив Марии сесть на корму, а сам устроился посередине, прижавшись спиной к теплому телу Кантаки. Почти весь долгий день на реке Саймон проспал. Мимо скользила зелень леса, отчего у него кружилась голова, которая вдруг стала слишком большой и горячей, как картофелина на углях. Бинабик и Мария по очереди проверяли его лихорадочное состояние. Он проснулся после тяжелого сна, когда его спутники ужинали, и обнаружил, что оба над ним склонились. Прохладная ладонь Марии лежала у него на лбу, и Саймона вдруг посетила мысль, которая его смутила: «Какие у меня странные отец и мать!»
Они остановились на ночь, когда между деревьями прокрались сумерки. Саймон, завернутый в плащ, как ребенок, сидел рядом с огнем и оторвал руки от груди лишь для того, чтобы выпить бульон, приготовленный троллем из сушеного мяса, репы и лука.
Завтра мы должны встать с первыми шагами солнца, сказал Бинабик, протягивая кусок репы волчице, которая понюхала его с доброжелательным равнодушием. Пусть мы и рядом с Даай Чикиза, но не стоит там появляться посреди ночи, когда мы ничего не сможем разглядеть. В любом случае, оттуда нам предстоит долгий подъем на Стайл, и лучше его проделать, когда наступит теплый день.
Саймон затуманенным взором смотрел, как тролль вытаскивает манускрипт Моргенеса из сумки, усаживается на корточки возле мерцающего костра и начинает его читать. Глядя на Бинабика, Саймон подумал, что он похож на маленького монаха, который молится с Книгой Эйдона в руках. Ветер шелестел в кронах деревьев, сбрасывал вниз капли дождя, еще остававшиеся на листьях после дневного ливня. И все это сопровождало непрекращавшееся журчание воды и негромкое пение маленьких речных лягушек.