ПоследышТерния
Пролог
Ты чего скулишь?
Ника тут же замолчала, вжимая голову в плечи и стараясь стать незаметной, чтобы время наказания не продлили. Ей было холодно, живот поджался от голода, в сарае пахло старым сеном и протухшими овощами, но скулила она вовсе не поэтомубыло жалко маму. Именно за то, что по приказу Шархая Ника не перестала обнимать маму и не убралась из комнаты, она сюда загремела.
Кого спрашиваю?! прогрохотал злой голос Шархая.
Извини, быстро сказала Ника. Я не нарочно.
Ещё раз услышуубью!
Дверь скрипнула и закрылась, а Ника с трудом сдержала очередной писк. При желании он мог действительно пойти на убийство, не только по праву отца, но и потому, что Ника последышсамая слабая и мелкая из помета, и хотя ей уже четырнадцать, она на треть ниже братьев и сестры и такая тощая, что ветер сдувает. За это ее недолюбливал каждый первый, кроме мамы и Марии. Братьев, как только те научились говорить, воспитывал лично Шархайбиологический отец, поэтому теперь они тоже кривили губы при взгляде на «позор стаи», а в волчьем облике всегда нападали и больно кусались. Однажды Ника прокусили ухо насквозь, но даже тогда не было так больно, как сейчаспотому что тогда боль была в теле, а не в душе.
Ника, чтобы больше случайно не заскулить, обернулась в такого же тощего нескладного щенка, каким была подростком и свернулась для тепла в клубок. Тепла не получилось. Тогда она спряталась в угол, забилась в солому, которая хоть старая и превшая, но теплая, и попыталась заснуть. Но куда там!
Тем более утром, пусть даже все кости и мышцы ноют от холода и сна в неудобном положении, придется снова идти за деревню и строить эту дурацкую ограду для коров, и никого не волнует, что физически тебе это сложней, чем остальным подросткам. Не можешь житьподыхай! говорили ей члены стаи, потому что жизнь слишком тяжела, чтобы тащить на спине нахлебников. Будь она мальчиком, точно бы уже забили, но от девочек бывает пользачисленность стаи слишком мала, чтобы игнорировать возможность размножения любой, даже самой слабой самки. Тем более если ее покроет сильный самец.
Ника спрятала крошечный черный нос в хилый мех на боку, пытаясь согреть хотя бы его и постаралась отрешиться, уйти в мечты, потому что больше ничего не поделаешь.
Через пару часов, когда совсем стемнело, а дыхание вырывалось изо рта маленьким облачком пара, раздался скрип открывающихся ворот.
Ника вскочила на лапы и принюхалась. Мария.
Сестра в широкой серой рубашке и грубых штанах осторожно вошла и, приподняв руку, показала сверток, от которого за версту пахло едой. Через минуту Ника, укутанная в старую спецовку, уже в обличье человека сидела на сене и жевала бутерброд с яйцом.
Что они решили? спросила с набитым ртом, ненавидя себя за голодную дрожь.
Будут случать. Еле слышно ответила сестра.
В третий раз? ужаснулась Ника, а тонкая рука задрожала. Руки как палочки, даже не могут хлеб удержать, не то что работать.
Да. Нас очень мало. Стая слабеет год от года.
Может, есть другие стаи?
Ты что! Мы одни на всем белом свете.
Как такое может быть? Может, просто никто не искал других? Ника воодушевилась. Найти другую стаю и объединитьсявот это цель, ради которой стоит жить. Тогда не будет близкого родственного смешения, тогда отпадет необходимость рожать столько раз. Тогда
Даже не думай! Хочешь нас всех угробить?
Взрослые считали, что выходить за пределы деревни очень опасно, самцы всегда отлавливали ослушавшихся, стоило зайти глубоко в лес и рычали, загоняя обратно на территорию деревни. Чаще всего наказывали, сажая на хлеб и воду, даже если ты забежал далеко случайно.
Когда Ника однажды с детской непосредственностью поинтересовалась у матери, что там, за лесом, какие люди там живут, какие чудеса бывают, та с опаской взглянула на Шархая и жестом приказала молчать.
Никогда больше не спрашивай об этом, иначе тебя накажут, прошептала она, убедившись, что Шархай отошел в соседнюю комнату и ничего не слышал.
Но почему? недоумевала Ника.
Если люди узнают, что мы существуем, не успокоятся, пока не перебьют всех до последнего! ответила мать. Поэтому мы живем тут, в глуши. Поэтому мы должны выживать и увеличивать свою популяцию, чтобы хоть как-то отбиться в случае нападения. Забудь о другом мире за лесом! Никогда больше такого не спрашивай!
Только Ника не могла забыть. Вроде последыш, и ничего на нее не осталось, а любопытства и непоседливости в ней больше, чем во всем остальном помете, шутливо жаловалась мать и крепко прижимала Нику к себе.
Несмотря на физическую слабость и недоразвитость Нике казалось, она единственная, кто рискует думать и задавать вопросы. Не вслух, конечно, а про себя.
Но сейчас, в сарае, страх за маму был слишком силен.
Если бы были другие стаи, нам было бы легче! горячо заявила она Марии.
Чем же легче? нахмурилась та. Грязная челка свисала, привычно закрывая красивые голубые глаза, такие же, как у Ники.
Сама подумайбудь стай много, было бы много оборотней, тогда не пришлось бы случаться по три раза! Не пришлось бы может, нас бы оставили в покое.
Или их, самцов, было бы еще больше! глаза сестры расширились от ужаса, она не выдержала и задрожала, а потом обхватила себя руками.
Мария, вторая самка в помете, росла куда крепче и здоровей Ники. Ее тело уже наливалось женской силой, чего Мария боялась до оторопи, как и Ника, как и любая девочка-подросток стаи. Они боялись так, что сейчас были одеты в старую одежду братьев, висевшую на плечах мешком. Привлечь внимание самцаужасно, то, что происходит, когда они унюхивают самок и набрасываются на них, не описать словами. Это самый страшный кошмарстрашнее голода, одиночества и изгнания. Ника и Мария видели однажды, как Олимп напал на Катрию, их сестру от первого маминого помета. Им было по восемь, ейвосемнадцать, Катрия только вошла в свою женскую пору, округлилась, расцвела и надела свою первую открытую блузку. В тот незабываемый день Олимпиец выбежал из леса, разгоряченный после удачной охоты, с горящими глазами и измазанной кровью пастью и, остановившись на краю поля, где они работали, выпятил грудь и втянул носом воздух. Потом рыкнул и рванул вперед. Они все бросились врассыпную, Ника упала, но от ужаса вскочила обратно на ноги почти мгновенно, опасаясь побоев и укусов, бросилась дальше и тут же столкнулась с Марией. Обе отлетели в стороны, а потом услышали сзади крик. Отбежали дальше, прячась за забор и только тогда высунули носы посмотреть, где опасность. Олимп, оказывается, ими вовсе и не интересовался и не собирался за ними гнаться. Он уже превратился в человека, покрытого грязью и кровью, лежал на земле и рычал. Под ним на спине лежала Катрия, которую Олимп прижимал своим телом к землеего длинные косматые волосы закрывали ее лицои, приподняв голый зад, на который прилип лист березы, задирал сестре юбку. Белые ноги Катрии пытались упереться пятками в землю и сбросить тяжесть, но Олимп разозлился и зарычал громче, а потом наклонил голову и обхватил клыками ее горло. Волосы отодвинулись, открывая белое от ужаса лицо сестры. Катрия замерла и только изредка дергалась, боясь, что челюсти альфы сомкнуться и разорвут ей глотку, а Олимп рванул рукой под юбкой и отбросил в сторону какую-то тряпку, а потом приподнялся и резко двинул вперед тазоми Катрия закричала.
Он рычал и двигался, мышцы его ягодиц сжимались, а рычание приобрело глубокие раскатистые ноты. Катрия всхлипывала, ее рот остался открытым, как буква О, но больше она не сопротивлялась. Это все длилось очень, очень долго, почти целую вечность. Ника вдруг заметила, что крепко вцепилась в руку Марии, а та вцепилась в нее и обе дрожат мелкой гадкой дрожью.
Потом Олимп рыкнул особенно громко, двинулся в последний раз и обмяк. Через несколько секунд разжал клыки и сполз с Катрии. Встал, потянулся, так, что кости захрустели, и пошел в сторону деревни, не оглядываясь на оставленную позади девушку. Катрия глухо рыдала и пыталась прикрыться порванной юбкой, а второй рукой прикрыть плечи своей новой взрослой женской блузки.
Только когда Олимп ушел далеко, Ника и Мария рискнули выползти из-за забора и подойти к сестре. Ничем утешить они ее не могли. Олимп ее изнасиловалвот как это называется. Мама предупреждала дочерей, что иногда, если ты выглядишь привлекательно, самцы могут наброситься, повалить тебя на землю и войти своим членом в отверстие между твоих ног, которое предназначено для рождения детей. И это жутко больно, но если не сопротивляться, то терпимо. Особенно больно в первый раз, тогда даже идет кровь, потому что отверстие не привыкло к вторжению. Потом оно учится расширяться и принимать даже очень большие члены, и даже несколько подряд, если покрывающих самцов несколько. Самцам очень нравится этот процесс, эти движения, и если такое случаетсянужно просто лежать спокойно и терпеть, иначе пострадаешь. Когда они получают, что хотят, то успокаиваются и перестают быть агрессивными. Особенно нужно опасаться, когда самцы возвращаются из лесу после охоты или после дракитогда они разгорячены и хотят самку гораздо сильнее обычного, поэтому бросаются на первую встречную, неважно, на кого, могут даже покрыть собственную сестру.
Это и произошло с Катриейее вид и запах привлек разгоряченного охотой Олимпа. Теперь сестра сидела на земле, по ее ногам текла кровь, остро пахло мужской жидкостью, а от рыданий разрывалось сердце. Ника и Мария получили уроквот что случится, когда они станут взрослыми, вот что произойдет.
Хуже всего, что для Катрии это было только началом. Тем же вечером, почуяв на ней следы семени, ее угнало в лес несколько самцов из окружения альфаи никто не помешал. Боже, как она кричала из лесной темноты! Долго, пока не охрипла и не потеряла силы. И вернулась только к следующему обедупочти приползла. Мама отвела ее в сарай и несколько дней лечила отварами и примочками.
Теперь у Катрии был свой первый пометв двадцать ее отдали на племя здоровому угрюмому и тупому на вид Бышкеи когда тот возвращался после бега из лесу и покрывал жену, визг слышали по всей деревне. Двадцать очень рано для помета, самку волчицы можно в течении жизни сводить всего два раза, потому что организм истощается так сильно, что третьего обычно не выдерживает, но численность стаи слишком мала, приходится рисковать.
Такова судьба и предназначение самок. Ну и что, что рисковать приходиться именно им, а не принимающим решение самцам, но те лучше знают, что делают. Вот и сейчас решили случить маму Ники в третий раз, хотя это если не смерть, то верное истощение организма и непоправимый вред здоровью. Но отцу плевать, как и Олимпу, как и остальным.
Марыся, что же будет с мамой? Ника и сама не заметила, как бутерброд выскользнул из руки. Голод ушел, остался страх, страх потерять единственное любимое и доброе существо. Что с ней будет?
Может, все обойдется, угрюмо сказала Мария.
Но не обошлось. Через полгода мамы не стало. От уставшей голубоглазой женщины и третьего помета, которому не суждено было появиться на свет, осталась только могила на краю кладбища и две девочки-сироты, которых больше некому было защитить.
Глава 1.
От жара палящего солнца пот заливал и щипал глаза, но грядки должны быть прополоты к вечеру, иначе ждет очередное наказание хитрого на выдумки Шархая.
Ника в пятый раз за последний полчаса выпустила тяпку из рук и вытерла лоб. Еще жарче от упрямых кудряшек, которые выбиваются из-под косынки и лезут в глаза, но Шархай запретил ей стричься.
Только волосы и доказывают, что ты девка, сказал он однажды, как обычно, кисло морщась. Обкорнаю сам, если решу, а ты не смей!
Но волосы ладно. Куда тяжелей на пекущем солнце, когда на тебе длинная, закрытая одежда. С другой стороны, рисковать, выставляя на всеобщее обозрение голые руки, а тем более ноги слишком опасно. Лучше уж пожариться, да потом пообливаться. Нике почти пятнадцать и, несмотря на все нежелание взрослеть и попытки уговорить собственное тело не приобретать женские формы, оно не слушалось. До Марии далековатота уже год как превратилась в женщину, к счастью, только внешне, боги миловали, удавалось каким-то чудом держаться в тени и ни перед кем не засветиться. Но Ника видела сестру в бане и видела себя. Она, конечно, тоньше Марии, ниже ростом, более хрупкая, но грудь наливается и наливается, всегда была плоская, потом как будто припухлаа теперь помещается в ладонь. И скорее всего, будет расти еще. Бедра раздались, вроде остались узкими, но только до того момента, когда сравнишь с талиейтогда понятно, нет, растут, готовятся к возможному материнству. Материнство пугало даже больше спаривания. Что ждет потом этих чудных малышей, вкусно пахнущих молоком и теплом? Мальчишек заберет самец, который покрывал самку и вырастит из них чудовищ, а дочерей ждет такая же участь, как ее самубеспросветная работа, роды и страх перед самцами. Постоянные попытки спрятаться, чтобы не влетело. Ужасно.
Вот бы уйти!
Только оставаясь в одиночестве, Ника рисковала повторять эту заветную фразу. Вот бы уйти, сбежать из деревни, спрятаться и стать самой себе хозяйкой! В мире есть люди, много-много людей, это точново время уборки дома для мужчин она смотрела несколько раз телевизор и помнила каждый увиденный кадр. Людей на свете многосуществуют целые города, плотно построенные дома, теряющиеся высоко в тучах. Города, где люди, даже женщины, ездят на машинах и никто не сидит в огороде или на ферме целыми днями.
Однако дальше аморфной мечты о чем-то прекрасном мысли не шли. Ника просто не знала, что там может быть еще, кроме нескольких кадров. Воображение, конечно, старалось, дописывало неизвестные детали, но что оно могло выдумать, когда перед глазами только морковь, которую нужно проредить? Или свиньи, которых нужно накормить? Полы, которые нужно вымыть. Одежда В общем, фантазия билась, но из сетей обыденности вырваться не могла.
Время шло, а грядки никак не заканчивались.
В любой другой день она сидела бы на поле до последнего, пока бы совсем не стемнело, но сегодня вечером шабцавоскресный вечер отдыха, когда самцы собираются вместе, пьют, едят и шумят на всю деревню. Иногда, разогретые спиртным, выбегают на охоту. Иногда озадачиваются какими-то вопросами по устройству жизни деревни и принимают решения, которых должны придерживаться все остальные члены стаи. В том числе могут распределить свободных самок, или придумать, кто и кого будет покрывать для получения потомства.
Обычные пьянки, но Шархай намекал, что сегодняшнее торжество решит многие вопросы по увеличению численности стаи и подросших самок вопрос тоже коснется. Ника подслушивалав ее ситуации глупо не подслушивать при первой возможности. Как иначе, не прямо же спрашивать, что они задумали? Так и получить можно.
Так вот, по словам Шархая сегодняшнее решение коснется даже ее, недоноска, поэтому, несмотря на любое возможное наказание пропустить такое нельзя. Это просто опасно. Вдруг решат случать?
Нику, несмотря на жару, охватил мгновенный леденящий озноб. Если речь будет идти о ней, то и Марию стороной не обойдут. По всему выходит, сегодня случится что-то нехорошее. Главное, чтобы отложили и не заставили Черт, даже руки затряслись, стоило представить, что однажды ее отдадут кому-то типа Крауфранцас мерзкими глазами, липкими губками и таким отвратительным запахом, что и в бане не отмыться. И вроде он молод, силен и хорошо сложен, что у самцов считается полным перечнем необходимых самке качеств, но Ника его боялась до одури. Как увидит одутловатое лицо и обещание в глазах, сразу та картина на поле Может, потому что Крауфранц из помета альфы и очень похож на отца? И ломай тут голову, что лучшеодин Крауфранц или несколько самцов из окружения альфы, как тогда, с сестрой
Ника задумалась так глубоко, что тяпнула себя по ноге. Чертыхнувшись, она отбросила тяпку в сторону, присела и стала ощупывать ступню и пальцы. Разбила кожу на ступне до крови, но к счастью, не очень глубоко. Зато теперь можно идти домой, причина очень даже уважительнаянужно обработать рану, чтобы не загноилась. Какая-никакая, а самка.
Кровь сочилась, но обмотать было нечем. Не рвать же на части одежду? А кроме нее в распоряжении Ники имелись только шлепанцы и пластиковая бутылка с водой. Доковыляв к траве на краю поля, где в тени была спрятана вода, Ника достала бутылку, отвинтила пробку и тонкой струйкой стала смывать с ноги кровь и пыль.
И так увлеклась ощущением чистоты и легкости, которое давала вода, журчанием струйки и свежим запахом собственной сладкой крови, что не заметила, как к ней подобрались близко.
Не ожидал тебя тут увидеть, раздалось из-за спины.
Моментально Ника поняла, кто это. Вскочила, отбросив бутылку, забыв и про воду, и про рану на ноге. Развернулась. Так и естьКрауфранц. Как в непреходящем длительном кошмаре, мучающем каждую ночьсамец после охоты, разгоряченный и обнаженный, покрытый следами смятой травы и крови сожранного зайца. Весь в отца. А вокруг никого, кроме них двоих, только солнце садится, окрашивая небо золотом, которое вскоре сменится красными разводами. Если бы не собственный аромат крови, она бы вовремя обнаружила, как приближается опасность и успела сбежать, но слишком уж увлеклась самолечением, все прозевала и это плохо.
С другой стороны, он один. Будь тут компания, уследить за каждым было бы куда сложней. Держись за эту мысль, Ника, потому что это единственный светлый момент в происходящем.