Тише.
Голос еле слышный, но твердый, как гранит. Его рука потянула за край Никиной косынкита сползла с волос, волосы распушились, тут же залезли ей в глаза и уши. Самец отбросил ткань в сторону.
Тише
Смотря в упор, он взял ее за плечи и потянул на себя. Потом резко положил руку Нике на затылокголова улеглась в большую ладонь, как на удобную подушку.
Это ты, сказал мужчина. У него был подходящий голоссловно острый нож, который вонзается в грудь и медленно, неумолимо продвигается глубже, пока не окажется в сердце.
Внутри в ответ на звук его голоса заскулила самая жалкая, самая трусливая ее часть. Чужая рука с плеча убралась, а его черные глаза теперь почти вплотную рассматривали Нику, изучая нос, изгиб губ, разрез глаз, длину ресниц. Он дышал и аромата от этого вокруг становилось все больше. Его губы были бледными, но не белыми. Немного выпуклыми, как у статуи, чья голова валялась у старого клуба. Никаноровна говорила, эта статуя когда-то изображала колхозника, прототипом которого взяли местного красавчика-тракториста. И до сих пор его губы и подбородок лежали в траве, полускрытые землей и радовали взгляды редких прохожих. Но этот настоящий.
Его губы приоткрылись, там, словно в сумраке, хранился основной источник его опасностизапах, который складывается из его кожи, волос и глаз, который соединяет все это в гремучую смесь.
Нельзя ждать, иначе этот запах проникнет в грудь и ее удушит! Отравит!
Извернувшись, Ника укусила его за руку. Вонзила зубы в плоть и угрожающе зарычала. Он вздрогнул, но руку не убралсмотрел расширившимися глазами, как маленькие клыки впиваются в его плоть и молчал. Глубокое, рваное дыхание приподнимало его грудь. Каждый вздох окутывал новой порцией аромата. Хотелось мотать головой и рвать его на части, но на самом деле не хотелось. И очень неудобно рвать на части, когда ты толком не можешь дернуть головой.
Ника нехотя разжала зубы.
Пусти меня! потребовала по-другому, попытавшись оскалить зубы. На них его кровь, алая на белом, такое должно пугать.
Казалось, в непроницаемо черных глазах мужчины что-то дрогнуло, вот-вот отпустит, но через мгновение руки нажали на затылок и поясницу, и Нику крепко прижали к горячему, мелко дрожащему телу, обхватили, словно стянули смирительной рубашкой и намеков на возможную свободу не осталось. Это была клетка, чьи стены мягко сомкнулись, удерживая внутри. Стальная основа под теплой кожей.
Это ты прошептал голос над головой.
Он поднял ее за талию, уткнулся головой в ее грудь, в растянутую футболку, которая когда-то была белой, а теперь стала серой, в пятнах пота и травы, и прямо так куда-то понес. Ника вынуждена была упереться руками в его плечи. Она судорожно осмотрелась: лагерь остался в стороне, а из-за деревьев уже показались остальные самцы, один из них говорил по рации:
Да, нашли, именно ту, что нужно. Вторая ушла. Да, по симкарте отследили, без проблем. Сажай вертолет, мы идем. Не знаю, на месте решим.
Мужчина нес ее куда-то, а самцы задержались там, на поляне. Когда в очередной раз он вздохнул особенно сильно, солнечное сплетение словно огнем обожгло.
Ника сжала пальцы на его плечах. Это было приятно. Ее никогда не носили на руках.
Но это все не к добру, не к добру! Она попыталась придать голосу стали:
Отпусти меня!
Я не могу.
Ч-что?
С чего бы мне тебя отпускать? Я тебя ждал. Я искал тебя так давно, что потерял счет времени. Отпустить? Думаю, что сдохну, если тебя отпущу.
Ты умрешь? изумилась Ника. Она много раз желала смерти и папаше, и Олимпу, не говоря уже о Крауфранце. Да что там лукавить, иногда Нике хотелось, чтобы все самцы стаи, даже связанные с ней кровными узами, разом взяли да сдохли! Однако сейчас наступление смерти ее испугало.
Он затрясся и Ника поняла, что самец смеется. Мужчина поставил ее на землю, но рук не разжал. Такая близость, когда грудь расплющена о его жилетку, а дыхание общее, сбивала с толку.
Не волнуйся, волчонок, я не умру. Не сейчас, когда главная добыча в моих руках. Ты Ника. Он не спрашивал, а утверждал. Меня зовут Матай.
Очень приятно, постаралась улыбнуться Ника. Усыпить бдительность и убежатьвот хороший шанс спастись. Отпусти меня, пожалуйста, а?
Улыбка моментально спала с его лица.
Нет.
Ответ прозвучал довольно жестко.
Чего ты от меня хочешь? сглотнула Ника.
Он слегка нахмурился.
Чего? Разве ты не поняла? Похоже, что я за каждой встречной по лесу гоняюсь? Нет, Ника, ты моя пара.
Сказал таким тоном, будто это все объясняет.
Я не знаю, что это такое, прошептала Ника.
Он кивнул.
Мне говорили, что вы выросли среди людей. Берестовские передали ваш разговор слово в слово. Но ты должна это чувствоватькогда видишь меня, когда вдыхаешь мой запах. Прикоснись ко мне, к моей голой коже и ты поймешь, что я имею в виду. Это острое, как разряд тока, но это приятно. Прикоснись ко мне. Ну?
Я не буду к тебе прикасаться! Я ничего такого не чувствую!
Ника даже попробовала отпрянуть, но не смоглато ли из-за его рук, которые не пустили, то ли от собственной слабости.
Не бойся, в моей стае тебе будет хорошо, заявил Матай, его ресницы на секунду сомкнулись, а в голосе появилась хрипота. Ты привыкнешь. Ты пойдешь со мной и научишься говорить правду.
Отпусти меня в лес, снова попросила Ника, не поднимая глаз.
Не обсуждается.
Он снова поднял ее, на этот раз перебрасывая через плечо и быстро куда-то пошел, почти побежал. Вначале Ника старалась не сползти вниз, потому что тогда его плечо вопьется в живот и будет больнои не сразу поняла, что они отошли от лагеря довольно далеко. Потом их догнали остальные самцы, деловито шныряя в окружающих кустах и осматриваясь. Интересно, они боялись, что Мария выскочит из тайного укрытия с палкой наперевес и с ее помощью отобьет Нику?
Мария! Сестра. Одна, в лесу! А ее саму куда-то тащат, и она лежит мешком, даже не пытаясь сопротивляться.
Позор!
Отпусти! Отпусти меня!
Ника принялась извиваться с такой силой, что мышцы заболели от перенапряжения. Однако никакого эффекта на Матая это не оказало. Потом он схватил Нику за талию и поставил на землю, но оказалось, совсем не потому, что она удачно сопротивлялась. Просто они стояли перед вертолетом, самцы окрыли дверцу и запрыгивали внутрь кабины и кажется, Нику собирались увозить.
Неизвестно куда. Неизвестно кто. Неизвестно зачем.
Завизжав, Ника бросилась к лесу, вернее, хотела броситься, но рука Матая безо всякого усилия перехватила ее за талию.
Ника. Успокойся.
Нет!
Наверное, если бы Крауфранц однажды до нее добрался, так бы Ника и сопротивляласькак в последний раз, без оглядки на собственную боль, как дикая, отчаявшаяся кошка, попавшая в неволю. Она шипела, царапалась, вертелась, била всех, кого могла достать, клацала зубами так, что до крови прикусила собственные губы, но не остановилась. Она не думала и была готова умереть, только бы не лезть в вертолет. Даже Матай не смог ее удержать, Ника вывернулась и освободилась. Ненадолго.
В тот же момент в плечо словно вонзилось жало насекомого, из которого по крови разошлась жгучая жидкость.
Тело тут же отреагировалоруки опустились, мышцы расслабились, костей как будто не стало. Ника стала оседать на землю.
Тише, прошептал Матай, подхватывая Нику и поднимая на руки. Она чувствовала, что голова откинулась, горло выпятилось вверх, прямо как на блюдечке преподнося альфе жертву. Акт повиновения, признания его хозяином. Тонкой кожи на шее коснулось его дыхание, может, на миг прикоснулись губы, но не больше.
Мы едем домой, просто сказал Матай.
Ника увидела еще синее небо, потом край леса, а потом наступила темнота.
Глава 8
Подъезжаем.
Вижу.
Раздавалось мерное гудение, покачивало, пахло ненастоящими цветами и его ароматом.
Ника попыталась открыть глаза, но ничего не вышло. Попыталась перевернуться на спинутоже. Поднять рукуничего. Она чувствовала себя тряпичной куклой, которая находится в том положении, как ее положили.
Скоро слабость пройдет. Мы почти приехали, лежи тихо.
Пальцы обхватила чья-то рука, стала поглаживать тонкую кожу, очень медленно и приятно. Особенно когда чужие пальцы достигли ладонии щекотно, и будоражит.
Попытки с пятой глаза открылись.
Ника ехала в машине, лежала на заднем сиденье. Машина была такой чистой, прямо вылизанной, ни единой пылинки. Чище, чем дом Никаноровны. Голова Ники покоилась на коленях Матая, это он гладил ее пальцы, а второй рукой гладил ее по голове, по щеке, по волосам. Нос уткнулся в грубую ткань черных брюк, словно в теплую подушку.
Пальцы пощупали мочку уха, потом по скуле провели до линии подбородка, пощекотали шею.
Они ей что-то вкололи перед вылетом. Успокоительное? Снотворное? Ника не могла пошевелиться и даже не хотела шевелиться. Каждая мышца в теле была как из киселя, дрожала, как желе и совершено не управлялась.
Что с Марией? Она осталась в лесу или тоже поймана? Наверное, осталась. Нужно надеяться, что сестра в безопасности.
Что дальше будет с ней самой? Этот Матай не просто так ее поймал, не случайно мимо проходил. Он прилетел издалека, привез людей, он как-то отследил ее по айфону, хотя они ушли далеко и оставили неправильный адрес. Он приложил слишком много усилий, чтобы просто оставить Нику в покое.
Он чего-то хочет взамен. А чего может хотеть самец?
Ника сглотнула, во рту было сухо до боли.
Хочешь пить?
Да.
В воду могли что-нибудь подмешать, но какая уже разница?
Матай открыл бутылку с водой, рукой повернул ей голову и, придерживая, приложил горлышко к губам. Ника сделала пару глотков и снова отвернулась.
Машина плавно затормозила.
Вот и все. Мы дома.
Матай завинтил бутылку и бросил назад, под стекло.
Машина остановилась, захлопали дверцы, все вокруг затряслось и закачалось.
Пойдем.
Матай вытащил Нику из машины волоком, как мешок, поставил на ноги, держа в районе груди за спортивную кофту. На этот раз она устояла, хотя и шаталась.
Дверь откройте!
Он молча подхватил Нику на руки, и она зажмурилась, потому что перед глазами все отвратительно поплыло. Куда ее несли, так и не видела. Только когда захлопнулась дверь и стало тихо, понялатеперь они одни, и открыла глаза.
Матай поставил ее на пол незнакомой комнаты. Ника осмотреласькрасиво, конечно. Голубые стены с бежевыми узорами, почти белая мебель с завитушками, чистота, прямо как будто в музей попала. Только вот никого, кроме них двоих.
Ника.
Она вздрогнула и уставилась на альфу. По-настоящему пугала его черная одежда, похожая на панцирь, и его черные глаза, в которых только голод, и лидерская позарасставленные ноги и напряженные плечи. Его крепкая, но не перегруженная мускулами фигура подавляла. На всякий случай Ника осторожно отступила на пару шагов. Ноги уже почти совсем не подкашивались, действие лекарства стремительно выветривалось.
Ты успокоилась?
После укола-то? Само собой. Плечи непроизвольно передернулись.
Ты переволновалась. Тебе нужно было помочь.
Да, конечно! Мне очень помогло!
Что с тобой происходит? Откуда эти глупые истерики? Зачем ты убегала? От кого? Почему ты смотришь так, будто не рада нашей встрече?
Не рада?! Меня украли и без спроса привезли неизвестно куда. Ответь сначала, зачем тебе это все? Чего ты от меня хочешь? зубы снова оскалились, хотя, вероятно, с его точки зрения это выглядело смешнымкрошечные зубки, которые могут разве что поцарапать.
Проблемы начались, когда вы сбежали. Не знаю, почему. Что с вами двоими не так?
С нами все нормально! Мы не обязаны вас слушаться!
Ты на меня отреагировала, но никому не призналась. Почему? Ты меня вынудила отслеживать ваше перемещение, искать вас, как преступниц. Повторяючто с вами двоими не так?
Ты не ответил! голос сорвался. Чего ты от меня хочешь?
Теперь, в запертой комнате мужской жесткий аромат стал почти нестерпимым. Чего может хотеть самец, который пахнет желанием и у которого загораются глаза при виде самки?
Что ты собираешься делать дальше? снова отступила Ника.
Ты что, меня боишься?
Ника не ответила, но попятилась еще дальше, не думая над тем, что убежать в запертой комнате невозможно. Особенно от такого.
Ника, на случай, если ты забылаоборотней заводит погоня. Лучше не двигайся.
Уж это она заучила наизусть.
Лучше не заводи меня, сейчас, когда единственное, чего я хочу, так это отыметь свою самку так, чтобы она с трудом ходила.
Нет!
Почему нет? Ты же моя пара.
И что?
Матай впервые растерялся, хотя виду не показал, проблеск оторопи всего на секунду проглянул сквозь уверенность на лице и тут же пропал. Неизвестно, на каком уровне, но Ника понялачто-то не так. В его поведении. Вера в дурацкие пары? Разговор таким тоном, будто не он тут главный? Вернее, будто его волнует, что она ответит? Бред. Реальность такова, что ничего не остановить возбужденного мужчину, а запах его возбуждения невозможно перепутать ни с чем другим. Запах мужского возбуждения пугал, предупреждал о страшных последствиях, о грядущей боли и страхе, но именно сейчас, исходящий от него, этот запах вызывал в ней еще что-то. Новое, незнакомое чувство. Может, дело в пяти годах мирной жизни, которые стерли из памяти некоторые опасные моменты? Или в Веронике, которая оказалась заразной и посеяла споры романтического бреда в душе?
Ты собираешься меня изнасиловать? с трудом дыша, спросила Ника. Почему он до сих пор этого не сделал? Неужели повезло, старые спортивные штаны, мешковатая футболка и грязные волосы сделали свое делоотпугнули? Но почему тогда раньше он так прижимался лицом к этой самой футболке, будто это великое счастье? Почему трогал ее волосы так, будто это шелк?
Он замер.
Что?
Ты это собираешься сделать, да? Сейчас?
Что ты говоришь?
Не тяни! Отвечай! Ты украл меня, чтобы изнасиловать?
Его ноздри раздулись.
Мне не нужно тебя насиловать. Я твоя пара. Для тебя не существует лучшего сексуального партнера. Как для меня партнерши. Вопрос только в том, когда.
Тогда Ника решила, что вот оно, началось. Она забежала за кровать и подняла руки, закрываясь.
Все вы так говорите! Все вы говорите, что будет приятно, вы же долбаные тупые самцы! Что может быть приятного в том, что тебе раздирают плоть до крови? Я буду сопротивляться. Глотку тебе перегрызу, Ника оскалилась, как могла. Меня никто не изнасилует! Хватит!
Через секунду лицо Матая кардинально изменилосьярость так сильно исказила черты, что нос вытянулся, а из пасти показались страшные зубы. И не скажешь, что ему три векаблестят и сверкают, как новенькие. А уж размерчик!
Потом он оглушительно зарычал. Клацнул зубами.
Хватит? Кто посмел? прорычал Матай и звуки расплывались в рыке, теряя смысл. Его руки вытянулись вперед и словно схватили воздух, сжимаясь в кулаки. Мышцы так напряглись, что он словно стал больше. Потом задрожали от ярости. Кто это сделал с тобой? Говори!
Ника почти заскулила. Если секунду назад она думала, что боится, то теперь было с чем сравнить. Когда рычал Олимп или отец, она убегала. Ноиз предосторожности, полностью осознавая происходящее. Сейчас рык действовал по-другомуначисто отключал мозги, заставляя пригнуться к полу и слушаться приказа. От его вида и волны страха даже в голове загудело.
Кто-то посмел тебя тронуть? он двинулся вперед и теперь явный страх его не останавливал. Он подошел вплотную, наклонился, почти прижался лицом к ее лицу. Схватил за плечикости затрещали. Кто посмел тебя тронуть?
Никто! выдавила Ника. Отпусти, мне больно.
Он нахмурился, с трудом слушая слова и не слыша. Руки по-прежнему сжимали ее плечи, кости, казалось, вот-вот хрустнут.
Мою сестру Я видела, как однажды это произошло с моей сестрой. Мне было десять.
Он немного отодвинулся. Лицо перестала искажать ярость, но всего на миг.
Десять?! заново зарычал он.
Из другого помета. Она была уже взрослой, но это ничего не меняет. Меня никто не трогал. Просто я боюсь теперь незнакомцев, быстро сказала Ника, жалея, что поблизости нет находчивой на объяснения сестры. Уж Мария бы наплела с два короба, смогла бы скрыть правду, соврала бы так, что он отстал.
Почему-то именно этот самец не желал придумывать объяснений самостоятельно, а ждал ответа на четко поставленный вопрос. Как неудобно!
Мне жаль, совсем нормальным голосом заявил Матай, но меня бесполезно боятся. Я твой мужчина, твое место в моей постели, в моих руках. Привыкай к этой мысли. Вопрос только в том, когда, Ника. Толькокогда. Он встряхнул ее, несильно, на его взгляд, но зубы громко клацнули.