Гости шумели, восторгались, ели, пили, произносили тосты за нашу предстоящую помолвкуа я приглядывалась к ним. Вглядывалась в каждого, пытаясь определить, кто из них смог бы стать мне в будущем другом?.. Нет, не другом. Возможных друзей среди этой компании быть не могло. Сообщникомвот верное слово. Быть тем, кого я могла бы подкупить, заинтересовать, даже соблазнить, чтобы вырваться из своей тюрьмы. Кому я могла бы доверять. Прислушиваясь к обрывкам разговоров, я пыталась составить впечатление о каждом. Поль Вергелен был, определённо, неглуп. Он рассуждал о музыке и высказывал неординарную точку зрения на многие понятия. Подведённые глаза Данаи быстро скосились к носу, язык стал заплетаться, и я поняла, что ей довериться было бы опасно. Пара трубачейДантон и Яковпоказались мне беспечными и легкомысленными ребятами. Они наперебой дудели друг другу в ухо и ржали, как молодые жеребцы. Я разглядывала опьянённые жующие лица, танцующие фигуры, потом они слились в безликую шумящую толпу. Уверенность в том, что замок находится во Франции, серьёзно поколебалась, так как часть гостей говорила по-испански. Проскочило и несколько немецких фраз Но, увы, никто не говорил на моём родном языке
Милочка! вдруг послышалось над ухом русское слово.
Я вздрогнула.
Передо мной стояла крикливо одетая женщина средних, а вернее сказать, неопределённых лет. Скорее всего, она тоже была из «богемы», хотя среди представленных мне музыкантов её не оказалось.
Я художница, шепнула она, словно это был секрет. Меня зовут Роза.
Моё внимание приковал парик на её голове. Если бы мне иметь парик
Мысли завертелись, как шестерёнки часового механизма.
Рене так мил, так очарователен! защебетала Роза. Говорят, что с музыкантами он строг, но ведь так и положено! Зато в компании ему нет равных. И как он смотрит на вас! А вот мой муж совершенно не понимает меня! пожаловалась она.
Подхватив Розу под руку, я незаметно увлекла её на балкон.
Не понимает? Как это, должно быть, обиднопосочувствовала я, осторожно разглядывая парик. Короткое чёрное «каре».
Говорят, женщина должна часто менять свой образ, вещала Роза, прикладываясь к бутылке мадеры, но куда уж чаще? Одних париков у меняцелых триста штук! Когда я езжу в
В самый разгар интересного разговора на мои плечи опустились костлявые руки.
Спой нам, дорогая! За спиной стоял Рене. Мои музыканты будут аккомпанировать.
Я обернулась и увидела, что оркестранты уже расселись по своим местам на маленьком подиуме в углу залы, а остальные гости заняли небольшие уютные креслица напротив.
Триста париков! С Розой непременно нужно подружиться.
Милая Роза! лицемерно промолвила я. Я несказанно рада знакомству с вами! Пожалуйста, займите вон то мягкое кресло, а чуть позже я буду счастлива продолжить нашу беседу.
Роза просияла.
С удовольствием послушаю ваше пение! улыбнулась она.
Подойдя к сцене, я с изумлением обнаружила, что от лоснящихся лиц, вульгарных манер не осталось и следа. Музыканты сидели строго и с достоинством. Это были те же самые люди, но совершенно другие! Даже Даная казалась трезвее любого завзятого трезвенника. Взгляд её был чист и светел, глаза бездонны и ясны.
«Как всё это необъяснимо и странно» подумала я.
Ария Дидоны из оперы Кристофа Виллибальда Глюка «Дидона и Эней», объявил Рене своим несмазанным голосом.
И я запела. Нежный, словно сотканный из шёлка или вылитый из прозрачного хрусталя, голос вознёсся под своды старинного замка.
Все замерли.
На середине пения я заметила, как Роза встала со своего кресла, поправила парик и поспешно вышла из залы. Сердце моё оборвалось.
Ария кончилась, послышались громкие восклицания, гости повскакивали со своих мест и кинулись обнимать меня.
Я натянуто улыбалась, говорила что-то по-испански и французски, то и дело поглядывая на опустевшее место Розы.
Сейчас она «припудрит нос» и вернётся.
Но она не вернулась.
Глава тринадцатая
Потянулись дни, нескончаемые, похожие один на другой, отличающиеся только погодой, стоящей на дворе, и вскоре я потеряла им счёт. Моя маленькая камера в высокой башне, одинокие или с месье Рене безвкусные трапезы, потом столь же одинокие, сводящие с ума прогулки по парку Короткие обмены фразами со слугами. Иногда выходы «в свет» в гости к чужим для меня людям, в чьём присутствии месье Рене неизменно оживлялся, делился впечатлениями от гастролей и бесконечно острил, и чью речь я едва понимала. В основном я сидела, глупо улыбаясь или глядя в одну точку, когда надоедало делать довольный вид. А чаще всего выходила на балкон и смотрела на небо, представляя, что где-то на другом конце Земли на это же небо смотрит моя мама.
И это всё, чем была наполнена моя жизнь.
Напрасно питала я надежды найти союзников среди друзей и знакомых Рене. Напрасно рассчитывала хитроумными уловками разговорить слуг. Напрасно угощала Спиркса вином и дарила Таналь браслеты и перстни. Напрасно пыталась воззвать к состраданию Мишели Все они были словно лишены сердца. Они были пунктуальны, точны, расчётливы и ответственны, но стоило мне заикнуться о чём-то, не относящемся к поручениям, как голоса их становились металлическими, ответыодносложными, глазапустыми. Их невозможно было ни умолить, ни подкупить, ни задобрить, ни растрогать.
Точно так же обстояло дело и с друзьями и приятелями Рене. Музыканты, к которым мы захаживали в гости, были милы в общении, но едва я делала попытку чуть приблизиться в беседе к чему-то личному, тотчас же холод проникал в их взгляд и голос. Своим мгновенным отчуждением они словно внушалиничего личного, мадемуазель. Разговоры касались только обсуждения премьер, концертов, спектаклей, выставок, а затем следовало непрерывное питьё, хохот и ощущение пустоты после этих посещений. Через некоторое время они наносили ответные визиты, где всё повторялось сначала. Смех, вино рекой, музицирование Изредка я пела, потом, улыбаясь и кланяясь, провожала их и, опустошённая, возвращалась в свою комнатку под куполом башни.
Вновь выходила на балкон, смотрела на зависшую над прудом луну и чувствовала горькую, слепящую тоску по маме, по тому, прежнему Вадиму, по Клавдии Петровне и подружкам. По моим многочисленным верным поклонникам, по любимой работе и по всей моей молодой и яркой жизни.
Отчаяние моё нарастало.
Мари
Наконец, я начала терять всякую надежду вырваться отсюда.
А страшный день двадцать четвёртое октября, день нашей свадьбы, неумолимо приближался. И чем ближе он становился, тем ужаснее я себя чувствовала. Депрессия начала постепенно накрывать меня своим тёмным крылом. Я стала беспрерывно плакать ночами, отчего утром под глазами образовывались мешки. Всё чаще за завтраком я выглядела уныло и скорбно, и, наконец, однажды Рене, не выдержав, сказал:
Дорогая, твоё состояние весьма огорчает меня. Скажи, разве тебе плохо здесь? У тебя есть прекрасная комната, в твоём распоряжении целый штат слуг, ты проводишь много времени на природе Мне тяжело видеть, как ты угасаешь. Чем я могу развеселить тебя? Будь у меня больше времени, я непременно придумал бы что-нибудь, но через три дня я улетаю в Испанию Ты ни разу не выразила желания поехать на гастроли вместе со мной, иначе я взял бы тебя с радостью.
«Я улетаю в Испанию» Значит, замок находится не в Испании, автоматически отметила я, исключив из географии поиска эту страну.
Старик выжидательно смотрел на меня, но у меня хватило ума не сказать, что он отвратителен мне настолько, что даже Испания не в силах это изменить.
Как-нибудь возьми, пожалуйПредложение, тем не менее, меня обрадовало, но не возможностью посетить другие страны, а возможностью узнать, где он хранит мой заграничный паспорт.
И если Бог будет на моей стороне, может быть, он позволит мне ускользнуть от ненавистного Валлина
Я подняла на Рене печальные глаза, раздумывая, стоит или нет высказать ещё одну мысль, которая давно не давала мне покоя.
Ты знаешьначала я осторожно, я просто скучаю. У меня здесь совсем нет подруг
Нет подругворчливо перебил Рене. Ты сама вечно сидишь в гостях как бука! А ведь и Даная, и Лидия, и Календивсе были бы не прочь подружиться с тобой!
Лидиясухая чопорная блондинка, арфистка.
Календизаносчивая, но очень красивая шатенка с флейтой.
Помнишь наш первый приём? продолжила я чуть увереннее, словно обретя почву под ногами. Там была женщина по имени Роза
Рене поморщился.
Роза? Эта сумасшедшая художница? Жена вечно пьяного русского барабанщика
«Русского» По сердцу прошла горячая волна.
Да, Роза Она показалась мне интересной Если бы ты разрешил ей почаще бывать у нас, она бы, пожалуй, смогла поднять мне настроение
Рене задумался. Я с замиранием сердца ждала его вердикта.
Наконец, взгляд его потеплел.
Бывать у нас Как хорошо ты это сказала! Что ж, я приглашу её письмом. Но если ты что-то задумала, помникак только ты выйдешь с ней за ограду замка, она упадёт в обморок, увидев тебя.
Я прекрасно это помнила. Но убегать вместе с Розой не входило в мои планы.
У меня не было подобных мыслейЯ хотела прибавить «милый», но передумала, дабы Рене не заподозрил меня в двуличии.
Ну что ж, наконец, выдавил из себя Рене. В будущую среду Роза навестит тебя. А месяца через два мы отправимся с тобой на гастроли в Швейцарию.
А паспорт, Рене? Ты не забыл, куда положил мой заграничный паспорт? уцепившись за повод, деланно спокойно спросила я, а сердце ухнуло в пятки.
Он внимательно посмотрел мне прямо в глаза, и холодок пробежал по моей спине.
Не волнуйся, дорогая. Я никогда ничего не забываю. Твой загранпаспорт в библиотеке, в нижнем ящике стола.
Острые глаза старика пронзили меня насквозь, и он добавил:
Не забудь и ты.
Не знаю, что месье Валлин хотел этим сказать, но взгляд его был так чёрен, словно зрачки были залиты густой тьмой. Они засасывали в свою вязкую глубь, и в этот момент мне захотелось отказаться от мысли о побеге.
Внезапно Рене рассмеялся.
Ты станешь моим талисманом, милая! Если ты будешь со мной, все концерты будут проходить на ура!
У меня отлегло от сердца.
Стараясь не разочаровать опасного жениха, я тоже улыбнулась, и в пылу радости он попытался заключить меня в объятия. Я инстинктивно отшатнулась, о чём мгновенно пожалела. Взгляд вновь стал гнетущим и чёрным. Я почувствовала его груз, словно на плечи легли тяжёлые рыцарские доспехи.
Рене опустил вдоль старого тщедушного тела длинные руки, которым я не разрешила прикоснуться к себе, развернулся и, сгорбившись, пошёл прочь.
А в мои мысли снова проникла художница Роза.
Глава четырнадцатая
Как и обещал Рене, через три дня она пришла навестить меня.
Милочка! вскричала она уже с порога. Как я рада тебя видеть!
На этот раз на Розе был другой парикдлинные светлые волосы, и я едва узнала её.
Как всё же причёска меняет внешность человека! в который раз поразилась я.
Я тоже очень рада! сообщила я в ответ, и это было совершенно искренне.
Я предложила Розе чай, и мы, расположившись в огромной зале на первом этаже, начали болтать.
Скоро моя персональная выставка! похвалилась она. Хлебнула чай и недовольно вытянула и без того удлинённое личико. В чае недостаёт имбиря Не признаю чай без имбиря!
Изо всех сил желая угодить гостье, я покорно вызвала Мишель и попросила принести имбирь.
Может быть, не воровать парик, а попросить его?.. Но Роза боготворит Рене Она тотчас же расскажет ему об этом, и я больше не увижу ни парика, ни её самой
Получив требуемое, Роза вновь пришла в прекрасное расположение духа.
Я пишу портреты Немного в стиле Ван Гога. В таких жёлто-голубых тонах, крупными мазками!
Она вытащила каталог с репродукциями своих картин. На мой взгляд, они ничем не напоминали Ван Гога.
Правда, похоже? пытливо заглянула художница мне в глаза.
Взгляд её тоже был острым и пронзительным, каким-то отталкивающим, и моё решение не украсть парик, а попросить, разбилось на осколки.
Нет!.. Это было бы крайне неосмотрительно!
От мысли, что я могла всё провалить из-за своей доверчивости, мне стало не по себе.
Почему у тебя дрожат руки? Тебе не нравятся работы? резким голосом выкрикнула художница. Она становилась мне неприятна. Однако я сделала усилие над собой и вымученно улыбнулась.
Что ты! Они великолепны!
А какая особенно? Покажи! потребовала Роза.
Мне захотелось стащить с неё парик и вытолкать вон.
Но я снова себя сдержала и ткнула пальцем в первую подвернувшуюся репродукцию.
Вот эта!
Это портрет моего мужа! гордо возвестила Роза.
Я взглянула на портрет, в который упирался мой палец. Всё в тех же жёлто-синих тонах, выдаваемых за схожесть с Ван Гогом, был изображён пожилой рокер в бандане, косухе и рваных джинсах, сидящий перед ударной установкой. Лицо у него было открытое и приветливое. Странно, что Розе удалось это запечатлеть
«Русский барабанщик», подумала я.
Его зовут Жорж, сообщила Роза.
Я непонимающе посмотрела на неё.
Жорж?.. Разве он француз?..
Она опять сморщилась, словно захотела дополнительной порции имбиря.
Ой, да какой там француз Русский, Жора! Но сама посудичто это за имя для мужа известной художницы?
Роза обмахнулась ажурной салфеткой.
Жарко что-то
И она вдруг сняла парик и оказалась коротко стриженной, как Наталья Крачковская в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
Я закашлялась. Потом промолвила:
Да Жорж гораздо лучше. А чем он занимается?
Роза положила в рот кусочек изумительного венского пирожного.
Всё той же никому не нужной ерундой Музыкой. И представь себе, милочка! Он даже умудряется собирать небольшие залы! И гастролировать! Но в основном, по Россиитам его ещё помнятОна закатила глаза, словно удивляясь, как никчёмного Жоржа, занимающегося ерундой, могут помнить в России. Он ездит на гастроли раз или два в год. В этот, как его Новосибирск, в Кострому и в
И она назвала мой город!
Я застыла. Уснувшая было мысль немедленно проснулась и встревожилась. Бежать! Не знаю, как, но бежать вместе с ним, хоть в его чемодане!..
Там ему нравится больше всего. Там прекрасная филармония!..
Дрожь волной прокатилась по моему телу.
А когда он в следующий раз поедет в Россию?.. спросила я, с трудом удерживая на привязи волнение.
Десятки мыслей носились в моей голове. Бежать вместе с ним. Бежать тайно. Бежать в качестве солистки его группы. Соблазнить его. Запугать его И БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ!..
Роза вновь напялила парик на голову.
Боюсь, что никогда. Ему не подходит тамошний климат. В прошлый раз он подцепил там жуткую простуду и теперь мучается артритом. А артрит для барабанщика Сама понимаешь
Понимаюглухо произнесла я, чувствуя, как обрубается сук, на котором я сидела, и голос мой дрогнул. Из уголка глаза выкатилась слезинка. Я постаралась утереть её незаметно, но от Розы не укрылся мой жест.
Ну не надо принимать так близко к сердцуподскочила она ко мне. Я покупаю Жоржу самые дорогие лекарства. Мы его вылечим! По правде сказать, он на себе крест не ставит. Он как раз собирался лететь туда на Новый год. Представляешь? Но с этой болезнью Раньше, чем через три года, теперь и думать нечего
Я тяжело задышала. Да, удар был силён Словно всё против меня.
Я снова уткнулась в каталог. И, рассматривая странные портреты, вернулась к размышлениям о парике.
Хочешь, сходим вместе на мою выставку? приблизила ко мне Роза своё длинное лицо.
Если только вместе с Ренеробко ответила я. А что я ещё могла ответить?
Она хитро усмехнулась.
Можно и без Рене Мы бы сходили в чудесную кондитерскую, а потом в магазин кукол Зачем тащить за собой Рене?
И она опять скривилась.
И тут я, наконец, задала вопрос, который с самого начала вертелся у меня на языке.
А где будет выставка?
В музее изобразительного искусства! незамедлительно ответила Роза с придыханием.
Меня, однако, интересовало не это.