Есть жуков и причинять добро - Александра Першина 2 стр.


Надев свои льняные брюки прямо на пижаму, и, сильно не затягивая ремень, не завязывая шнурков на ботинках, и не забыв своей компактной сумки, он выскочил в ночь прямо через окно комнаты. Зайдя в кладовую, отрезал крупный ломоть сыра, и, обмакнув его в малиновое варенье, выдвинулся к прохладной, уносящей тревоги реке.

Он любил свою реку всей душой. Як был бурным, ярым, со множеством порогов, а вода леденила до костей. Он находился совсем недалеко от дома, а потому часто прибегал на берег и с утренней чашкой чая, и с книгой перед сном. Шум воды и созерцание стремительного, изумрудного потока вдыхало в него жизнь, а когда мальчик решался время от времени опустить голову в воду, его накрывала свежесть, и можно было почувствовать, как щекочет мозг рой новых мыслей. Мутные равнинные реки ассоциировались с болотом, застоявшимися ленивыми рыбешками и зловонными водорослями, а Як, несмотря на отсутствие в рельефе возвышенностей, проявлял стремительный, горный темперамент. Какое-то время Марс постоял, закрыв глаза, слушая плеск и смакуя солоновато-слакое сочетание сыра с вареньем, на первый взгляд полностью умиротворенный. Однако, когда юноша поднял веки, его зрачки жестко блеснули, а выражение лица не походило на наслаждавшееся ночным покоем. «Больше это не повторится. Не повторится».

Глава 4

Поняв, что снаружи хлещет дождь, Хана разочарованно выдохнула, и выдох её распался на множество фрагментов от сотрясающей дрожи. Девочка вновь поднялась по скобам к выходу и присела на одной из последних. Нужно переждать дождь, но ради чего? Чем поможет она изнемогающей от болезни матери, если переступит через себя и выйдет наверх, в ночь? Односложные после испуга мысли блуждали и кувыркались в её голове, пока не пришёл ответ: даже нахождение наверху казалось меньшим из зол по сравнению с беспомощностью у постели дорогого человека. «То есть ты, попросту, трусиха»  пронеслось, но эту мысль она отмела и прислушалась к происходящему вокруг. Капли больше не гремели за дверью, и завывание ветра почти сошло на нет.

Закутавшись поплотнее в длинный, до колен, тёмно-зелёный свитер, Хана приподняла дверь и высунула голову. Уже становящийся привычным гвалт ударил по чувствительной девушке со всех сторон. Но паника и головокружение были ожидаемыми, и девочка сразу после открытия створки перекинулась через низкий борт колодца по пояс и бухнулась в траву в тут же натянутом капюшоне, с зажмуренными глазами и указательными пальцами, закрывающими уши. Вспомнив недавнюю прогулку с сестрой, девушка попыталась упорядочить дыхание и воспроизвести ее образ как можно отчётливее. «Всё будет, хорошо, крошка, у тебя получится», и Хана вместо ветряного хлыста ощутила прикосновение руки. К шуму она привыкала во время редких выходов довольно быстро, солнце давно село, оставив пока последние свои лучи во избежание полного погружения мира во тьму. Так что самым сложным оставался ветер. Пролежав несколько минут, изо всех сил напрягая воображение и преобразуя хлесткие удары по щекам в успокаивающие прикосновения Мии, девочка стала в состоянии двигаться, туман в мыслях рассеялся. Подводило только бешено колотящееся сердце. Достав оставшиеся в люке ватные ноги, Хана приподнялась и закрыла крышку. Адаптация на этот раз шла рекордными темпами и вскоре девочка уже сидела, подогнув под себя ноги, а затем и начала вставать. Помимо сверхобостренных болезненных ощущений от окружающего мира и парализующего страха перед ними, жизнь под землей наградила жителей Гардасхольма крайней слабостью в результате гиподинамии. А потому Хана радовалась тому, что перед тем, как сделать первые шаги, упала на подогнувшихся коленях всего два раза.

Перчатки промокли, но снять их решимости пока не хватало, и девочка заковыляла по направлению к рёву реки. Так редко поднимавшиеся на поверхность гардасхольмцы чувствовали себя запуганными зверьками. Но в природе их уже стёрлось желание относиться к этому критично и как-то исправлять, так как в череде поколений с развитием подземной жизни необходимость выходить всё уменьшалась, а укоренившиеся убеждения заставляли закрывать глаза и на проблемы со здоровьем, и на некоторые лишения.

Дойдя до звука реки, по громкости переносимого для Ханы, она решила пойти параллельно береговой линии. По уровню шума она ориентировалась как по компасу.

Стояла тихая ночь, но не для девочки. Однако ветер совсем успокоился, а с неба уже не падали даже редкие остаточные капли. Возвращаться домой не хотелось совсем, а потому в прострации Хана брела очень долго, не замечая уже ломящую спину и дрожащие от слабости колени. Её организм всё же совершал усиленную работу по приспособлению к ощущаемому, а потому звук реки постепенно становился менее невыносимым, и Хана не заметила, как отклонилась от курса на расстоянии от воды и приблизилась к самой береговой линии. Тут со сплошной, спокойной полосы леса она резко перекинула взгляд вперёд и вздрогнула. На расстоянии нескольких десятков метров над рекой чернела огромная тень. Рассмотрев, девочка поняла, что это мост. Их она видела только в книгах сказок и никогда не подозревала, что предки допустили существование лишнего подхода к их городку. Он располагался не привычной дугой над водой, а лежал дорогой прямо по её глади. Его мотало от течения реки, но мост был довольно плотно и добротно сбитым из красноватых брёвен. Иногда брызги и даже небольшие волны окатывали деревянную поверхность. Незнакомое чувство защекотало в животе у Ханы, чувство, заставившее её двинуться вперёд, жадно вперившись глазами в загадочное приспособление. Она всегда слышала, что из существования связей с вражеским миром ничего хорошего не получится, а мост был одним из главных символов соединения и общения. Подступив к самой переправе и начав шепотом критиковать мелькнувшую лихую мысль шагнуть на колеблемые течением брёвна, Хана чутким сумеречным зрением уловила, как незамеченное ею сначала тёмное пятно распрямляется в небольшой силуэт, от которого исходит яркий, такой громкий и открытый голос:

 Кто ты? Ты из Тахиярви? Почему так позд

Поняв сразу, что это человек, и, по тому, как он встал и расправился, стало ясно, что человек не её крови, в голове будто стала разверзаться пропасть, от чего Хану подкосила пульсирующая боль. От зычного голоса вокруг будто закричали сирены, всё начало темнеть и завершилось крепким ударом по лбу.

Глава 5

Впервые Марс пожалел о своей такой развитой способности к сопереживанию. Сидя на найденном мосту и покачиваясь как на легких качелях синхронно с потоками воды, Мальчик издалека заметил жутковатый силуэт девушки и сразу почувствовал что-то неладное. Длинные волосы свисали равномерно во все стороны, включая лицо. Движения сочетали осторожность и дерганность маленького трусливого зверька, и неуклюжесть и неловкость медведя, двигающегося по скользким камням в неглубоком месте реки. Замерев и превратившись во внимание, Марс услышал частое бормотание, заметки себе под нос, оставляемые странной незнакомкой. Когда девушка, наконец, подошла к переправе, мальчик объявился и глаза их встретились, его словно молнией поразило: он увидел в глазах полное непонимание, ярость бессилия. Колени его подкосились от окружившего их гула, а затем нить осознанности стала ускользать: девочка теряла сознание, покачнулась и рухнула головой вперёд, лицом на мокрые брёвна.

Мальчик рванул к ней, перевернул на спину. Вышедшая луна залила светом распростертую фигуру. Длинные волосы распластались вокруг головы широким ореолом, однако они почти не имели цветатемно-серая, тусклая масса. Такого же цвета были брови и ресницы на ничем непримечательном лице. Все черты лица были крохотными, а кожа максимально бледной, отливавшей голубизной. Одна сторона лица, на которую, видимо, пришлось столкновение с мостовой, была испещрена мелкими царапинами, словно заштрихована красным карандашом. Из-под широких рукавов свитера выглядывали лишь длинные изящные пальцы. Из-за худобы и особенно цвета кожи девочка казалась прозрачной, неустойчивой. Марс, рассмотрев незнакомку, заключил, что непонятно ничего. Опомнившись, он зачерпнул ладонями ледяной воды из реки и разжал сомкнутые ребра ладоней над лицом девочки. Вода мгновенно скрылась в массе волос, и лицо Ханы искривилось беспокойным и прерывистым, едва слышным вдохом, она распахнула глаза.

Ее реаниматор поспешно забормотал успокоительным тоном:

 Меня зовут Марс, я из Тахиярви в нескольких километрах отсюда. Скажи мне чем ты так напугана, и я постараюсь помочь. Не волнуйся, я не причиню тебе вреда,  он чувствовал себя как масло под острым настороженным взглядом, быстро скользящим по лицу, одежде. Однако взгляды их не встретились, девочка избегала зрительного контакта. Её внимание аккуратно проскальзывало мимо его голубых дружелюбных глаз.

 Расскажи, из каких же земель ты попала сюда, такая загадочная и падающая в обморок при виде человека. Или ты нездорова? Могу ли я чем-то помочь тебе, докуда-то довести или принести каких-нибудь лекарственных трав?

Хана не могла поверить в происходящее. Их потряхивало на мосту, лицо жгло огнем, в основном от повышенной восприимчивости мокрой кожи к ветру. Она промокнула лицо свитером, а затем провела рукой по щекета была испещрена неровностями и болезненна. Но Марс интуитивно снизил громкость голоса примерно вдвое. Его голос был настолько примиряющим, не взвинченным суетой, такого Хана никогда не встречала, и по венам её разлилось непривычное тепло.

Иногда всё же настороженно косясь на мальчика, девочка начала рассказывать, что она из подземного города, что с природой, солнцем и небом сталкивалась несколько раз за всю жизнь, к реке подошла впервые. О повальных болезнях и умирающих жителях говорить не стала этому яркому, покрытому налётом солнца олицетворению надземной жизни, однако немного посвятила в их быт.

 Ферма насекомых!?  Марс, сидевший, обняв колени, откинулся на спину, не отпуская их, и вернулся в то же положение.

Свой рассказ Хана вела сбивчиво, то ускоряясь, то замедляясь, и ни разу не подняв глаза. Восторг мальчика заставил её забыться и с улыбкой встретиться глазами, и тут внутри Марса кольнуло ледяное лезвие. Глаза собеседницы зияли отсутствием жизни, ни намека на блеск и интерес. Девочка всю жизнь провела под землей, откуда взяться её внутренней жизни, если снаружи окружали лишь стены и тепличные условия. Марс подавил внутренний холод сопереживания и невозмутимо продолжил слушать.

Громкий всплеск нарушил мерное течение их беседы. Увесистая туша, блеснув чешуей, тяжело шмякнулась об дерево моста и затрепыхалась. Хана вздрогнула и обмерла, тупо смотря на задыхающуюся рыбу и не будучи в силах что-либо предпринять, даже как следует испугаться. Марс сразу отметил упитанность сига, подошел к рыбе, и, подхватив руками склизкое вырывающееся тело, сначала опустил на несколько секунд в воду, а затем повернул в сторону девочки, вопросительно глядя на нее. Хана коротко кивнула. Марс поднес рыбу к ней, и девочка провела пальцем по спине животного. Лицо ее на пару секунд скривилось, а затем загорелось таким любопытством, что сиг, казалось, вот-вот поджарится под ее взглядом.

Шальная мысль мелькнула в голове у безобидного повесы, и, не дав себе успеть засомневаться, Марс опрокинул рыбу на ноги сидящей девочке, глаза которой расширились. Она вскочила, смеясь. Бедная рыба, отскочив, упала в воду, и смех сменился плачем от переполнявших эмоций.

Успокоившись, но еще не будучи в силах осознать происходящее последние несколько часов, Хана подняла голову. Они встретились глазами второй раз за встречу.

После Марс огляделся и спустился на траву. Хана следила за тем, как он рвёт листья, а затем, вернувшись, кладет их перед ней.

 Это настурция и мать-и-мачеха, настаивай в кипятке и давай пить матери отвар. Должно стать легче. И мне кажется, я мог бы пораскинуть мозгами о решении беды с влажностью в ваших домах.

Девочка неловким движением озябших пальцев затолкала листья в огромный карман свитера на животе и шепотом произнесла «спасибо», тут же унесенное легким дуновением ветра и не успевшее достигнуть ушей Марса.

 Я приду сюда завтра в случае спокойной погоды. Ты, судя по всему, контактируешь с окружающим миром постоянно, было бы интересно послушать об устройстве твоего города.

Новые знакомые попрощались и разошлись в противоположные стороны вдоль берегов. Оба испытали сильнейшее потрясение. Марс всегда считал свою жизнь даже не серой, а белой, абсолютно чистым, наивным, бессмысленным существованием. Однако сегодня открыл, что на свете есть как минимум один человек, для которого прикосновение к покрытой росой траве, контакт с рыбой из реки, мимолетная встреча глазамисамые яркие впечатления, новые точки отсчета. А сильный ветер и солнечный светпока что и вовсе непосильная ноша. Сильная способность к эмпатии помогала мальчику понять новую знакомую. Во время прикосновения к рыбе в бесцветных глазах на долю секунды сверкнул такой вихрь восторга, бывший не в силах удержаться внутри и поджегший заодно и Марса. Она была словно инопланетянкой или младенцем, выстраивающим вокруг себя мир с нуля. А мальчику захотелось с бОльшим терпением отнестись к своим сиюминутным требованиям подвигов и меняющих направление вращения планеты открытий. Захотелось притвориться младенцем и заново открыть для себя эти простые, давно потерянные эмоции. Поделиться ими с Ханой, бережно, без ветряных ожогов, оглушения солнцем, эмоциональных перепадов. Помочь выстроить отношения с миром, а после этого и заниматься основанием собственного, внутреннего. А подвигине всегда спасение сотен людей от бедствий и драконов, как в его книгах. Иногда куда важнее осмотреться вокруг, протереть глаза и великие дела не заставят себя ждать.

Марс был настолько взбудоражен по приходу домой, что спать не хотелось даже отдаленно. Взяв из миски с фруктами на столе зеленое яблоко размером с пол его головы, отправился к реке. Умывшись ледяной водой, растянулся на покачивающемся понтоне и откусил кусочек кислого фрукта. Тут же рот заполнился острым, свежим и ароматным соком, и ему показалось, что и в душе сейчас растекается похожее по вкусу ощущение. Пережитое за день дало о себе знать, и в полудреме Марс смутно отметил, что зеленый тяжелый шар вырывается из пальцев и мчится по доскам понтона в воду, но поделать с этим уже ничего не мог.

Этой холодной ночью на жестком дереве мальчику снилась погоня от огромного динозавра. Это было чудовище высотой около четырех метров, с саблевидными коричневыми зубами, свисающими со всего тела ошметками кожи и мощными задними ногами, преодолевавшими за один шаг расстояние примерно такое же, как человек за несколько секунд спокойной ходьбы. Несмотря на кажущуюся свирепость существа, Марс не испытывал страха и отчаяния, а наоборот, бежать от гиганта казалось аттракционом, так будоражаще-весело ему было. Конечно, разница в размере не оставила мальчику шанса оторваться, убегая от динозавра, и он, все так же смеясь, был подхвачен челюстями и мягко приземлился на скользкий язык. Марс попытался укрепиться стопами между вкусовыми сосочками и встать, но мощная, как водопад, волна слюней сбила его с ног и отправила прямиком в широкое черное отверстие глотки. Впервые ощутив вкус свободного падения, летя вместе с потоками жидкости по пульсирующему пищеводу, мальчик резко погрузился в теплую жидкость желудка. Орган был полон воды, и кожу не обожгло соляной кислотой. Поняв это, Марс сначала приоткрыл, сощурившись и проверяя, а затем и распахнул глаза. Недостаток кислорода почему-то не давал о себе знать, и подросток мог осмотреться без суеты. Если отбросить мысль о его местонахождении, окружающее поражало воображение: розоватая жидкость медленно двигалась по кругу как в водовороте, легкие пузырьки газа кружили и подсвечивались во время открытия входа в пищевод едва уловимыми частичками света во время глотания динозавра. Эти блестящие шары так и манили Марса, и, подплыв к одному из самых крупных поблизости, мальчик дотронулся до него подушечкой пальца. Сию секунду его тело будто окатило кипятком, и нахождение в жидкости напомнило о себе удушьем. Картинка вокруг почернела и прояснилась уже в ледяной воде рядом с понтоном. Марс среагировал молниеносно и схватился за его край, подтянулся из обжигающе ледяной воды и плюхнулся на твердую поверхность, от облегчения не почувствовав удара. Положив лицо на такую приятную древесину и погрузив нос в щель между досок, ощутил, как ручейки воды стекают, щекоча бока, бедра и шею, на понтон и разразился громким, ошарашенно-счастливым смехом, смешанным с плачем. «В следующий раз, когда захочется просто поваляться на понтоне, не мешало бы на всякий случай привязывать себя к нему за щиколотку веревкой»,  усмехнулся про себя подросток.

Назад Дальше