Только потому, что оба говорят о деймонах вернее, не говорят? Они не проявляют к вам достаточного уважения
Лира, ты бы себя слышала! С тобой правда что-то случилось. Тебя как будто заколдовали. Эти люди опасны!
Вздор и предрассудки! отрезала Лира и впервые почувствовала к Пану настоящее презрение. Она тут же возненавидела себя за это, но остановиться уже не могла. Ты просто ни на что не можешь смотреть спокойно и беспристрастно. Тебе обязательно нужно ругаться, оскорблять! Это ребячество, Пан, и незрелость. Приписывать злые или магические качества аргументу, который ты не в силах опровергнуть!.. Ты ведь всегда считал, что видишь вещи такими, какие они есть, а теперь сам заблудился в тумане суеверий и магии. И боишься того, чего просто не можешь понять!
Все я понимаю! А вот тынет, в этом-то и проблема. Ты искренне считаешь шарлатанов глубокими мыслителями и философами. Да они тебя просто загипнотизировали! Читаешь вздор, который эти двое пишут, и думаешь, что это последнее интеллектуальное достижение! Они врут, Лира, оба врут! Талбот надеется, что истина исчезнет, если он будет ловко фехтовать парадоксами. Брандечто добьется того же, просто отрицая ее. Знаешь, что лежит на самом дне этого твоего помрачения?
Ну, вот ты опять рассуждаешь о том, чего нет. Но давай, выкладывай, что ты там хотел сказать.
Это не просто позиция, которую ты сознательно приняла. Ты наполовину веришь и немецкому философу, и этому второму. Вот в чем все дело. Ты достаточно умна снаружи, но в глубине души так наивна, что почти веришь во всю эту ложь!
Лира покачала головой и озадаченно развела руками.
Даже не знаю, что сказать. Во что я верю, или верю наполовину, или совсем не верю, никого не касается. И вламываться вот так в чужую душу
Но я-то не чужой! Яэто ты! Пан закрутился волчком, прыгнул обратно на книжный шкаф и смотрел оттуда на Лиру горящими глазами. Ты заставляешь себя забыть! В голосе его звучали такой гнев, такая горечь, что Лира растерялась.
Теперь я совсем не понимаю, о чем ты.
Ты забываешь все, что по-настоящему важно! И пытаешься поверить в то, что нас убьет!
Нет, она постаралась говорить как можно спокойнее. Ты все неправильно понял, Пан. Мне просто интересен другой образ мыслей. Так всегда бывает, когда ты чему-то учишься. Среди всего прочего ты делаешь еще и этопонимаешь чужие идеи. Точнее, пытаешься понять их, увидеть мир другими глазами. Примеряешь на себя ощущение, каково этокогда веришь в то, во что верят другие.
Это низость!
Что именно? Философия?
Если она утверждает, что меня не существует, то да, твоя философиянизость. Потому что я существую! Все деймоны и прочие сущности, как выражаются твои философы, мы действительно существуем! А попытки верить в этот бред нас убивают.
Видишь ли, если ты правда считаешь это бредом, значит, ты еще даже не приблизился к пониманию вопроса. Ты уже сдался, поднял лапы. Даже не пытаешься вести дискуссию рационально. С тем же успехом можно кидаться камнями.
Пан отвернулся.
По дороге на завтрак они не сказали друг другу ни слова. Их ждал еще один день, проведенный в молчании. Пан собирался кое-что сказать ей про ту маленькую записную книжку из рюкзака, с именами и адресами, но теперь не станет.
* * *
После завтрака Лира посмотрела на кучу одежды, которая давно просила стирки, тяжело вздохнула и засучила рукава. В колледже Святой Софии была прачечная со стиральными машинами, где юные леди могли позаботиться о своей одежде самостоятельно. Считалось, что это гораздо полезнее для формирования характера, чем если твои вещи будет стирать прислуга, как было заведено у юных джентльменов из Иордан-колледжа.
В прачечной Лира была однабольшинство подруг разъехались на Рождество по домам и одежду свою, естественно, забрали с собой. В прошлом ее положение сироты, чей единственный доммужской колледж через дорогу, нередко вызывало у них сочувствие, и несколько раз Лира проводила праздники у кого-то из однокашниц. Ей было интересно посмотреть, что это такоесемейный очаг, где тебя привечают, дарят подарки (и принимают твои), включают в общие игры и развлечения. Иногда к этому прилагался братпококетничать. Иногда она чувствовала себя чужой в тесном кружке, который веселился несколько натужно. Иногда приходилось мириться с множеством бестактных вопросов о ее необычном воспитании и происхождении. Но всякий раз в тихий, мирный Иордан-колледж, где оставалось совсем немного учителей и слуг, она возвращалась с большой радостью. Это был ее дом.
Учителя относились к ней дружелюбно, но отстраненно: все они были погружены в свою исследовательскую работу. Слуги занимались самым простым и важнымследили, чтобы ей было что есть; чтобы она пристойно себя вела; чтобы у нее случались мелкие заработки, приносившие хоть немного карманных денег, например, ей позволяли полировать серебро. Отношения с ними за долгие годы почти не менялисьза исключением миссис Лонсдейл, домоправительницы, такой должности в большинстве колледжей не было. В ее обязанности входило следить за тем, чтобы младенец по имени Лира был чист и опрятен, говорил «пожалуйста» и «спасибо», и прочее в том же духе, и ни в одном другом колледже совершенно точно не было своей Лиры.
Теперь, когда ее подопечная выучилась самостоятельно одеваться и сносно себя вести, миссис Лонсдейл заметно к ней потеплела. Она была вдовой (овдовела довольно рано и детей завести не успела) и неотъемлемой частью жизни колледжа. За все эти годы никто так и не удосужился четко определить ее роль или перечислить обязанности, а теперь уже и пытаться не стоило. Даже энергичному молодому казначею после нескольких наскоков пришлось отступить и признать ее важность и власть. Впрочем, власть как таковая домоправительницу никогда не интересовала. Казначей прекрасно зналтак же, как и слуги, ученые и сам магистр, что власть и влияние миссис Лонсдейл всегда служили лишь укреплению колледжа и благополучию юной Лиры. Что любопытно, на двадцатом году жизни Лира и сама уже начала это понимать.
А потому у нее вошло в привычку время от времени заглядывать в гости к миссис Лонсдейлпосплетничать, спросить совета, занести маленький подарок. На язык миссис Лонсдейл была так же остра, как и в детские годы Лиры. Разумеется, были вещи, о которых ей не расскажешь, но они с миссис Лонсдейл стали добрыми друзьями, насколько это вообще было возможно. А еще Лира заметила, что, как и другие люди, раньше казавшиеся ей величественными, всемогущими и вечными, домоправительница на самом деле была совсем не старой. Она вполне могла бы еще завести своих детей но об этом они с ней не говорили и говорить не могли.
Лира отнесла чистую одежду обратно в Иордан, потом сходила в Софию еще разза книгами, которые могли ей понадобиться на каникулах, потом сбегала на рынок и потратила немного из вырученных за чистку серебра денег на коробку шоколадных конфет. К миссис Лонсдейл она явилась в тот час, когда та точно была у себя и пила чай.
Здрасьте, миссис Лонсдейл. Она чмокнула хозяйку в щеку.
И что у тебя случилось? строго спросила та.
Да ничего особенного.
Не пытайся мен провести. Я все вижу. Неужели Дик Орчард опять с тобой крутит?
Нет, с Диком у нас давно кончено. Лира села в кресло.
А ведь мальчишка очень недурен собой.
Да уж, тут не поспоришь, согласилась Лира. Но у нас кончились темы для разговора.
Такое случается. Поставь-ка чайник на огонь, дорогуша.
Лира взяла большой черный чайник, стоявший на каменном полу у очага, и повесила на крюк над огнем. Хозяйка открыла коробку шоколада.
О, какая прелесть! воскликнула она. Трюфели от Мейдмента! Чудо, что у них еще что-то осталось после Пира основателей. Ну, так что у тебя на сердце, детка? Выкладывай все про твоих богатых друзей.
Не таких уж и богатых, по нынешним временам, отозвалась Лира и выложила все про отца Мириам и что по этому поводу думал мистер Коусон.
Розовая вода, кивнула миссис Лонсдейл. Моя бабушка тоже ее делала. Брала большую медную кастрюлю, насыпала доверху розовых лепестков, заливала чистой водой и кипятила, а пар дистиллировала. Или как там это правильно называется Прогоняла через стеклянные трубки, чтобы он снова превратился в воду. И лавандовую воду тоже делала. Я всегда думала, что это все слишком хлопотно, ведь можно просто пойти к Босуэлу и купить одеколон, и совсем недорого.
Мистер Коусон дал мне бутылочку своей особой розовой воды, и она даже не знаю, такая богатая, концентрированная.
Розовый аттар, так они ее, кажется, называют. Хотя, может, я и ошибаюсь.
Мистер Коусон не смог объяснить, почему ее теперь так трудно достать. Посоветовал пойти к доктору Полстеду.
Ну, так почему ты его не спросишь?
Ну Лира закатила глаза.
Чтону?
Вряд ли доктору Полстеду хочется лишний раз со мной разговаривать.
Это еще почему?
Потому, что когда он пытался учить меня несколько лет назад, я, кажется, была с ним груба.
Что значиткажется?
Ну, мы с ним вроде бы не поладили. Надо, чтобы учитель тебе нравился, правда? Ну, или не обязательно нравился, но у вас должно быть с ним что-то общее. Так вот, у меня с ним ничего общего не было. Мне с ним рядом как-то неловко, и ему со мной, думаю, тоже.
Миссис Лонсдейл налила чаю себе и Лире. Они еще немного посплетничалив основном об интригах на кухне, где враждовали главная повариха и та, что занималась выпечкой. Еще обсудили новое зимнее пальто, которое купила миссис Лонсдейл, и что Лире тоже надо бы. Поговорили о Лириных подружках в Святой Софиикак они увиваются за молодым пианистом, который недавно приезжал в город.
Раз или два Лира подумывала рассказать про убийство, бумажник и рюкзак, но удержалась. Никто не мог ей с этим помочь, кроме Пана Но с ним в обозримом будущем не поговоришь.
Миссис Лонсдейл то и дело поглядывала на Пантелеймона, который лежал на полу и притворялся спящим. Лира буквально слышала ее мысли: что это за новая холодность между вами? Почему вы друг с другом не разговариваете? Но об этом так просто не поболтаешь, да еще в присутствии самого Пана и это было досадно: здравый смысл и острое слово в таких вопросах незаменимы.
Они проговорили, наверное, целый час, и Лира уже собиралась попрощаться и уйти, когда в дверь постучали и сразу открылибез приглашения войти, что Лиру очень удивило. Еще больше она удивилась, когда на пороге появился доктор Полстед.
А дальше одновременно произошло несколько событий.
Пан сел столбиком, словно испугался, а потом запрыгнул к Лире на колени, а она машинально обняла его, защищая.
О, Лира прошу прощения! воскликнул доктор Полстед, увидев, что у миссис Лонсдейл гость.
Все это явно означало, что он привык врываться сюда без приглашения, что хозяйка ему друг и что он предполагал застать ее одну.
Прости, Элис. Зайду попозже, сказал он.
Не валяй дурака, Мал. Садись.
Их деймоны (еепес и егокошка) уже терлись носами с большим дружелюбием и приязнью. Пан сердито смотрел на них, его шерсть под рукой Лиры потрескивала от антарного разряда.
Нет, отказался доктор Полстед. Дело терпит, я зайду позже.
Очевидно, присутствие Лиры смущало профессора, а его деймон, что было удивительно, пристально смотрел на Пана, который по-прежнему сидел у Лиры на коленях и дрожал всем телом. Потом доктор Полстед повернулся и вышел, едва вписавшись своей огромной фигурой в дверной проем. Его деймон выскользнул следом. Дверь за ними закрылась, и Лира почти сразу почувствовала, как антарный заряд утекает из Пана, словно вода из раковины.
Пан, что случилось? прошептала она. Что с тобой такое?
Потом скажу, пробормотал он.
Элис? Мал? Лира повернулась к миссис Лонсдейл. Что это значит?
Не твоего ума дело.
Никогда раньше Лире не случалось видеть миссис Лонсдейл растеряннойона бы даже не поверила, что такое вообще возможно. Между тем домоправительница даже покраснела и, отвернувшись, принялась поправлять огонь в камине.
Я даже не знала, что вас зовут Элис, сказала Лира.
Если бы ты спросила, я бы тебе сказала.
И Мал я не догадывалась, что он Мал. Начальная буква «М», да, но я думала он какой-нибудь Мафусаил.
К миссис Лонсдейл вернулось самообладание. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.
Малкольм Полстед, твердо сказала она, самый храбрый и достойный человек в целом свете, девочка. Если бы не он, тебя бы сейчас в живых не было.
Что вы такое говорите? оторопела Лира.
А ведь я ему столько раз говорила, что нужно тебе все рассказать. Но все было как-то не ко времени.
Рассказать о чем?!
О том, что случилось, когда ты была еще совсем маленькой.
Да о чем же?
Сначала я должна поговорить с ним.
Если это обо мне, я имею право знать, нахмурилась Лира.
Совершенно с тобой согласна.
Тогда почему
Предоставь это мне, я с ним договорюсь.
И сколько времени это займет? Еще лет двадцать?
Прежняя миссис Лонсдейл сказала бы: «Не смей так со мной разговаривать, дитя!»и отвесила бы ей крепкий шлепок, но нынешняя, та, которую звали Элис, лишь покачала головой.
Нет. Я могу тебе все рассказать, но не стану, пока он не даст согласия.
Ему, наверное, неловко. Хотя и не так, как мне. Мнехуже. Нельзя хранить от человека в секрете то, что напрямую его касается.
В этом нет ничего недостойного, поверь мне. Ну как, проповедь закончена?
Лира еще немного посидела, но дружеское настроение бесследно испарилось. Она поцеловала домоправительницу на прощанье и ушла.
Пересекая темный квадрат двора, она хотела немедленно отправиться к доктору Полстеду и потребовать ответа, но не успела даже додумать эту мысль до конца, как почувствовала, что Пан мелко дрожит у нее на плече.
Так, сказала она, ты сейчас же, прямо тут, объяснишь мне, в чем дело. Учти, выбора у тебя нет.
Давай сначала зайдем внутрь.
Это еще зачем?
Никогда не знаешь, кто может подслушивать.
Колокол пробил шесть, когда она заперла дверь своей старой комнаты, уронила Пана на ковер, упала в продавленное кресло и включила настольную лампу. Комната наполнилась теплом и жизнью.
Ну?
Вчера, когда я уходил ты ничего не почувствовала? Не проснулась?
Лира мысленно вернулась к событиям прошлой ночи.
Почувствовала. Буквально на секунду. А когда ты рассказал, что случилось, подумала, что в этот миг ты как раз увидел убийство.
Нет. Это было не тогда, потому что я бы знал, что ты проснулась. Позже, когда я уже возвращался в колледж с бумажником того человека. Я Меня Меня кое-кто видел.
Словно камень лег Лире на сердце. Рано или поздно это должно было случиться. Пан внимательно следил за выражением ее лица.
Но это был не человек, закончил он.
Что ты такое говоришь? А кто тогда?
Деймон. Другой деймон, тоже отдельный, как я.
Лира покачала головой. Какой-то бред.
Таких, как мы, больше нетза исключением ведьм. И еще того мертвеца. Это был деймон ведьмы?
Нет.
Где это случилось?
В парках. Она
Она?
Да. Это была кошка доктора Полстеда. Забыл, как ее зовут. Вот поэтому я сейчас
У Лиры перехватило дыхание. С минуту она не могла вымолвить ни слова.
Не верю, произнесла она наконец. Просто не верю. Они могут разделяться?
Ну, она точно была одна, сама по себе. И она меня видела. Но я не был уверен, пока они не вошли в комнату миссис Лонсдейл. Помнишь, как она на меня посмотрела? Возможно, тоже не была уверена, пока снова меня не увидела.
Но как они могут
Люди вообще-то знают о разделении. Другие люди. Тот человек, на которого напали когда его птица подозвала меня, она ему сказала, что я отдельный. И он сразу понял, что это значит, и сказал, чтобы я взял бумажник и отнес моей тебе, короче.
И снова Лиру будто молотом ударило в грудь. Вот, оказывается, что видела кошка доктора Полстеда!
Значит, она видела, как ты мчишься в колледж с бумажником! И, возможно, подумала, что ты его украл. Теперь они думают, что мы с тобой воры.
Она упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.
Ну, с этим мы ничего поделать не можем, сказал Пан. Мы-то знаем, что это не так, а им придется нам поверить.
Значит, все так просто? И когда же мы им скажем?
Мы скажем миссис Лонсдейл. Элис. Она нам точно поверит.
Лира вдруг почувствовала себя слишком усталой, чтобы продолжать спор.
Я знаю, время сейчас не самое подходящее начал Панно не закончил.
А ведь ты не шутишь. Ох, Пан.