Вероятно, мой отец
Ваш отец, мисс Монрей, пал жертвой собственной трагической неосторожности, испустил долгий вздох Ремус и разгладил и без того безупречные манжеты. Могу я поинтересоваться, почему вы решили от меня избавиться?
Заявление об увольнении ты писать отказался, пожала плечами Фелиция. А ведь я просила.
Контракт все еще не исполнен.
Да в чем он хотя бы состоит, этот контракт?! Фелиция повысила голос, на мгновение потеряв самообладание, но тут же досадливо прикусила губуи успокоилась. Снова не скажешь?
Сожалею, мисс Монрей. Нет.
Фелиция подавила глупый смешок и взглянула Ремусу в глаза.
Вот поэтому я и выбрала дирижабль. Не знаю, о чем думал мой недальновидный предок, но так или иначе расплачиваться за его капризы я не желаю. Моя жизньэто только моя жизнь, Ремус.
Что ж, разумно, мисс Монрей Ах, револьверкак трогательно. Попробуете меня застрелить?
Он рассмеялся. А Фелиция уже не сидела в креслележала. Кувшин с оранжадом съехал до края стола, упал и разбился. В недрах лайнера что-то натужно трещало и грохотало, а от запаха соли и йода щипало в горле.
Не тебя, хмыкнула она.
И приставила револьвер к своему виску.
В этот момент в стекла рубки упрямо ткнулась водаи выдавила их с голодным утробным хрустом. Фелиция отвлеклась всего на секунду, а потом вдруг в руке у нее вместо револьвера оказалась жирная черная змеяи вцепилась в запястье.
«Даже уйти по-своему не позволил».
Падая в воду, Фелиция почти ничего не чувствовала.
Много, много позже, в Монрей-меноре, укрывая спящую Фелицию одеялом, Ремус размышлял о том, что можно будет наутро сказатьи что нельзя.
«Это всего лишь ночной кошмар, мисс Монрей» вряд ли Фелиция проглотит такую ложь или смирится.
Он отвел с ее лица мокрую прядь волос.
Хозяев тоже нужно воспитывать, произнес тихо, и веки у Фелиции дрогнули во сне. Надеюсь, это сойдет за оправдание?
Она отмахнулась от него, не просыпаясь, и зарылась в одеяла.
Надо же навевает воспоминания.
Ремус присел на край постели и поднял взгляд на портрет Раймонда Монрея над каминомоснователя рода и, по мнению Фелиции, полного идиота. Вот кто знал толк в дрессировке
Выгоревшая до черноты земля, человеческие крики где-то далеко и густой запах дымаэто и есть лицо войны.
Соглашайся, Ремус. По-моему, неплохая сделкатебе просто надо будет приглядывать за моим сыном Некоторое время. И за его сыном тоже. Чего тебе стоит, с твоими-то возможностями?
Он улыбается так, что непонятно, кто кого должен искушать.
А что я за это получу?
Ты? Хм Пожалуй, избавление от скуки. На веки вечные.
3Зависть: Эрида
Богиня раздора с помощью одного только яблока посеяла зависть между богами и ввергла людей в пучину Троянской войны.
Искушение
1
Наверное, в жизни выпадает шанс на миллион встретить человека, о котором недавно думал и которого совершенно не ожидал увидеть.
Это был Волька, одноклассник. Общались с ним в последний раз лет пятнадцать назад. С тех пор не находили времени ни поискать друг друга в сети, ни созвониться, ни попробовать встретиться где-нибудь в громадной Москве, выпить кофе за беседой и воспоминаниями.
Судьба свела нас в Греции.
Мы с Марго сидели на открытой веранде на шестом этаже отеля, пили кофе и наслаждались теплом утреннего солнца. Кругом сновали официанты, подносили свежие хрустящие газеты, угощали пирожными и тостами с джемом. Я сжимал ладонь Марго, водил большим пальцем по золотому кольцу на ее безымянном пальце, ощущал контрастирующий холод кожи и теплоту металла.
Фокусник? спросил кто-то из-за спины.
Я обернулся и увидел Вольку. Постаревшего, располневшего, облысевшего Вольку. Кто еще мог вспомнить мое школьное прозвище? Только лучший приятель!
Он полез обниматься, пододвинул стул, уселся за наш столик и щелкнул пальцами, подзывая официанта.
От Вольки несло кислым перегаром. Под глазами набухли темные круги. Кожа шелушилась и была покрыта сотнями (а то и тысячами) мелких красных прыщиков, будто Волька переживал очередной подростковый кризис. Одет он был в майку с грубо обрезанными рукавами и в трико. На ногах тапочки. Ногти на рукахя заметил сразуне стрижены и заляпаны пятнышками краски.
Охренеть! сказал Волька. Вот не думал! Живешь тут? Отдыхаешь? Познакомишь с дамой?
Голос у него был хриплый и басовитый, как у большинства полных людей. Волька бесцеремонно достал откуда-то сигарету и коробок спичек с содранной этикеткой, прикурил. Официант поднес ему чашку с кофе.
Все верно, отдыхаем, сказал я, не в силах оторвать взгляда от капель краски на ногтях. Маргарита, моя супруга. Прошу любить и жаловать. Марго, дорогая, это Волька, школьный друг. Мы с ним были не разлей вода. Я тебе недавно рассказывал, помнишь? Прекрасный художник.
Ваш муж, сударыня, мне очень помог в прошлом, сказал Волька, пуская дым носом. Это самое, слов нет, как я рад тебя видеть!
И я тебя, дружище! Совпало-то как! Греция, пять звезд а?
Не верю в совпадения, сказал Волька. Взрослые же люди. Давай считать, что мы всю жизнь к этому стремились! Фокусник, ты совсем не изменился! Разве что морщины эти твои вокруг глаз. Чего не убрал? Ты же, это самое, можешь.
Ну, положим, ты тоже не помолодел. Где волосы-то потерял? Всего пятнадцать лет прошло! Локоны были, как у девчонки. Марго, представь, у него волосы были до плеч и такие бело-желтые, кучерявые. Солнечный мальчик. Так называли, да? Кто-то такое прозвище тебе дал, уже и не помню
Слова неслись бурным потоком, как это обычно бывает, когда встречаешься с прошлым. Я бы с радостью поведал множество историй о нас с Волькой, но Маргаритамилая моя Маргобыла не слишком настроена на беседу. Это я определил по поджатым губам, немигающему взгляду и слегка склоненной голове. Я взял ее за руку, прикоснулся губами к влажной холодной коже, поцеловал переплетение вздувшихся старческих вен.
Милая, шепнул, разрешишь поболтать со старым приятелем?
С властными и богатыми женщинами только так. Покорно и робко.
Я закажу завтрак в номер, сухо сказала Марго, кивнула Вольке и удалилась, не допив кофе.
Газета ее, оставшаяся на столике, шевелилась от легкого теплого ветра.
Я чего-то о тебе не знаю? усмехнулся Волька, кивая на удаляющуюся фигуру. Ты же не серьезно? У вас разница лет в тридцать, не меньше. В альфонсы заделался?
Любовь, она такая, ответил я. Сам-то женат? Кольца не вижу.
Волька постучал себя по лысине указательным пальцем:
Не мое это. Другие дела есть, знаешь ли. Вещи, которые не отпускают.
Я спросил:
С каких пор ты начал пить по утрам?
С тех самых, как понял, что это отлично поднимает настроение, усмехнулся Волька. Зубы у него были желтые и неровные. Тебе тоже советую. Успокаивает.
А я подумал вдруг, что как-то не вписывается Волькин образ в пятизвездочный отель в Греции. Ему бы с такой внешностью и одеждой маляром где-нибудь работать в Чертаново.
Вольканесомненно постаревшийпри этом будто вынырнул из прошлой жизни. Из той, где мы носили одинаковые дешевые брюки и куртки, вешали на рюкзаки значки, пили пиво за школой, прикуривали первые сигареты и, конечно, обсуждали, кто какую девочку закадрил, кто с кем целовался, кто что успел пощупать или подглядеть. Он был Солнечным мальчиком, а я Фокусником. Школьные прозвища прилипчивы.
Тот мир остался в прошлом, замкнутый со всех сторон воспоминаниями, и появление Вольки никак не вязалось со всем тем, что я пережил за последние пятнадцать лет.
Пиво будешь? спросил Волька. Холодное, свежее. Я тут все сорта знаю.
Его маленькие глазки, окруженные набухшими гнойничками, вперились в меня. А мне, если честно, перехотелось общаться с лучшим другом из детства.
Я мало пью, и тебе бы
Посмотри на мой живот, перебил Волька. Поздно завязывать, понимаешь? Тридцать пять лет на носу. Это ж почти старость!
Сейчас и до семидесяти живут без проблем.
Ага. Тетки с малолетними мужьями, мать итить. Нет, товарищ Фокусник, мне до семидесяти никак. С такой жизнью загнусь к полтиннику, только меня и видели.
Я поднялся, посмотрел на робкие белые облака, тянувшиеся вдоль горизонта.
Пожалуй, мне пора. Извини.
Не извиняйся, перебил Волька, вновь стряхивая пепел. Я все понимаю. Думал, мы с тобой, как и раньше, по-братски пообщаемся, слово за слово. У нас, это самое, секретов не было. Баб же всегда обсуждали. У какой жопа маленькая, у какой сиськи торчат. Ну, я и в общем, забудь. Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
Давай позже увидимся. Ты же здесь где-то?..
Если что, ищи меня у, этих, горячительных напитков.
Я оставил его за столиком с недопитыми чашками кофе, развернутыми газетами и сигаретным пеплом на белоснежной скатерти. Казалось, Волька смотрит мне в спину, но я не хотел поворачиваться.
Прошлое захлестнуло, выбив из комфортного настоящего. А я торопился вернуться обратно.
Волька стал мне лучшим другом в девятом классе. Мы начали тесно общаться, когда подготавливали сценки для школьного КВН. Волька отлично рисовал, а я готовил фокус, который открывал программу школьного выпускного. Мне нужно было нарисовать ширмучто-нибудь таинственное, с яркой надписью и призраками. После школы я догнал Вольку по дороге к остановке и спросил, сможет ли он мне помочь.
Что взамен? спросил Волька, лениво жуя зубочистку.
До этого момента мы были знакомы поверхностно, потому что учились в разных классах. Знали, разве что, по прозвищам. Солнечный мальчик и правда выглядел солнечнозолотистые кудри ложились на плечи и закрывали лоб. Прозвище казалось насмешкойуже тогда он был далеко не красавцем. Волька постоянно потел, его лоб был усеян крупными гнойными прыщами, а жировая складка под подбородком больше всего походила на рыхлую старую губку.
Я заранее придумал ответ. Мне было что предложить.
Держи, протянул Вольке маленькую баночку, в каких обычно продавали детское питание. Это отличный крем. Натри лоб на ночь, завтра с утра посмотри в зеркало. Гарантирую, что ты прилетишь ко мне на первой же перемене.
Он прилетел еще раньшедо первого урока! Лоб у него блестел от пота, но прыщи заметно поредели. Волька схватил меня под локоть, потащил на лестничный пролет, где, зажав у батареи, взволнованно затараторил:
Ты, это самое, что сделал? Как это вообще? Круто же! За одну ночь, блин! Это ж один мазок. А там крема твоего еще недели на две, да?
Все забирай, сказал я. Только ширму мне нарисуй, пожалуйста. У меня в этом деле руки из одного места растут.
Я тебе сто ширм за такие дела нарисую! Волька тряс белыми с желтым отливом кудрями, не в силах подобрать нужные слова. Если ты мне еще тюбиков дашь, я даже, это самое, фокус за тебя покажу, во!
Конечно, я не дал бы ему показать за меня фокус на выпускном.
Потом я подарил Вольке еще три тюбика. Крем назывался «Молодость», и он был одним из четырех волшебных кремов, которые я умел готовить.
Первый крем я сделал самостоятельно, наткнувшись на статью в мамином журнале. Хорошо помню женское лицо крупным планом. Вместо глаз лежали дольки огурцов. Я долго всматривался в эти дольки, пытаясь понять, лежит ли женщина с закрытыми глазами или смотрит на меня сквозь зеленоватую мякоть.
Мама была помешана на кремах. Она отчаянно хотела вернуть ускользающую молодость. Я был поздним ребенком, мама родила меня в тридцать шесть, потом развелась с отцом, и в пятьдесят один год все еще находилась в так называемом активном поиске. Поэтому огуречные дольки на ее глазах были явлением обычным.
В общем, я взял журнал и занялся приготовлением крема, когда мамы не было дома.
Рецепт прост: миндальное масло, зеленый чай, экстракт ромашки, эфирное масло и стеариновая кислота. Из всего этого я не нашел только кислоты. И вот тут случилось волшебство. То есть то, что я называю волшебством. На самом деле это было озарение. Интуиция. Предчувствие, если хотите. Я взял две свечки и растопил их в ковшике. Влил в получившуюся массу жиры и добавил еще кое-чтоинтуитивно и совершенно бесконтрольно. Моими руками будто кто-то управлял. Нужные мысли выскакивали из головы. Я чувствовал себя марионеткой в руках опытного кукловода.
Варка в двух сосудах, смешивание, охлаждение. Когда пластиковый контейнер с кремом оказался в холодильнике, я рухнул на диван и провалялся так до самого вечера. Силы покинули меня, вдохновение прошло, невидимый кукловод перерезал ниточки и удалился. В голове царила форменная каша. Но я точно знал, что сделал именно такой крем, какой хотел. То есть, лучший в своем роде. Волшебный.
Когда домой пришла мама, я показал крем ей. Попросил, чтобы она втерла немного в морщинки вокруг глаз.
Мама сказала, что крем пахнет так, будто его можно есть. Она втирала крем в ванной, а я стоял в коридоре и ждал, когда же мама выйдет и начнет меня хвалить. Вместо этого мама выскочила из ванной, схватила меня за плечи и принялась трясти. Я заметил, что морщин вокруг глаз у нее больше не было. Кожа казалась молодой и здоровой.
Ты где это взял?! кричала мама. Ты откуда такое притащил? Что это? Как это получилось, я тебя спрашиваю?
Она отшвырнула меня, заскочила в ванную и плотно закрыла дверь. А я вжался в угол между входной дверью и стеной и неожиданно заплакал. Мне стало страшно. Показалось, что это крем превратил маму в злое непонятное существо.
Мама вышлакрем лежал на ее лице густым жирным слоеми сказала спокойнее:
Мне надо знать, где ты раздобыл это! Если крем так на всех работает, то это же понимаешь это просто удивительно!
Конечно, я соврал. Выдумал какую-то девочку в школе, которая раздавала крема на перемене. Из какого класса не помню. Возраст тоже непонятен. Если увижу ее, то обязательно позвоню маме. Мне резко расхотелось делать крем еще раз. Все это время я видел в маминых глазах огоньки безумия. А сам ужасно испугался.
Стоит ли говорить, что мама ходила с безумным взглядом еще почти неделю. Каждый раз, возвращаясь с работы, она втирала в лицо и ладони крем, а затем часами стояла перед зеркалом, наслаждаясь помолодевшим лет на десять отражением. Остатки крема она втерла во все тело и ходила по квартире обнаженной, не обращая на меня внимания. Я, стыдливо краснея, бросал взгляды на ее подтянутую попку, острые красивые груди, плоский живот но парадоксальным образом гордился проделанной работой. Я отдавал отчет в том, что могу сделать такой крем, когда захочу. И ничто меня не остановит.
После того, как я дал первый тюбик Вольке в обмен на рисунок, он прозвал меня Фокусником. Только Волька знал, что дело было не в сценке на открытии выпускного, а в стремительно исчезающих прыщах на его лице.
Волька нарисовал мне замечательную ширму. С нее на зрителей таращились призраки, будто бы вылезающие из голубоватого тумана. Издалека казалось, что призраки ищут глазами конкретного человека, и что, как только найдут, выберутся за пределы ткани, сцапают и утащат его в свой мир. Это было действительно страшно, хотя и не имело к сути фокуса никого отношения.
Летом, с наступлением каникул, Волька выпросил у меня эту ширму и продал ее кому-то за небольшие деньги. На них мы купили пива, сигарет и шоколадок.
Я могу продавать твой крем, сказал тогда Волька. Заработаем, а? Красиво жить не запретишь!
Если бы все было так просто. Это же вдохновение. Я вкратце рассказал ему о том, какие эмоции испытываю при приготовлении крема.
У меня то же самое, брат! Воскликнул Волька, впиваясь пятерней в копну волос. Не поверишь! Когда рисую. Не всегда, но случается. Особенно когда этих твоих призраков рисовал! Такое ощущение, что моими руками кто-то управляет. Именно поэтому призраки и вышли такими живыми. Мне иногда казалось, это самое, что они реально выберутся наружу. За нами.
Мне стало не по себе. Мой-то крем был волшебный. То есть, он и правду обладал какими-то необыкновенными свойствами. А если допустить, что Волькины рисунки тоже несли некое волшебство, то, стало быть, его призраки и правда могли выбраться?
Надеюсь, ты продал ширму достойным людям.
Волька усмехнулся, глотнул холодного пива (что на жаре было особенно к месту). Сказал: