Отец научил меня всему, что я знала, и всему, что помогало выжить в землях Пермафроста: про гоблинов, их народ, отношение к людям. Я следовала за папой как тень, впитывая каждое его слово. Он называл меня своей гордостью и радовался, что я единственная пошла в него: смуглая кожа и темные кудри. Я была его наследницей как по положению, так и по внешности. Как бы его разочаровала мысль, что я стану одной из них. Если бы он мог видеть меня сейчас, то возненавидел бы.
Но даже если бы я отняла свою жизнь, то воссоединиться с семьей в загробной жизни все равно не вышло бы: самоубийцы в лучшем случае превращались в призраков и бродили по земле, в худшем жеих ждала участь вечных рабов на ужасном корабле «Наглафар». Да и Сорен уже давным-давно наложил на меня связующие чары, которые останавливали от причинения вреда самой себе. Даже если я подумаю об этом, он узнает. Я не могла избежать превращения в гоблина, убив себя, да и не хотела этого делать, если честно. Желание жить пылало во мне яростным огнем. Я пережила даже то, что сотворил со мной Лидиан. Временами жизнь могла казаться болезненной, тяжелой и даже бессмысленной, но сдатьсяпротиворечило моей натуре. Я бы предпочла просто существовать с надеждой, что в будущем станет легче, нежели лишать себя всех шансов. Но я хотела оставаться человеком, а не превращаться в гоблина.
Должен быть другой путь! Рано или поздно Охота приведет нас в земли за границами Пермафроста. А если я пересеку черту королевства, будучи вооруженной и на лошади, то смогу сбежать. Все связующие чары рухнут, стоит оказаться в мире людей. Здесь я не могла даже подумать о подобном, ведь меня держали как наложенные Сореном узы, так и собственная клятва, данная на крови и произнесенная древними магическими словами этой страны. Они привязывали меня к хозяину, но за пределами Пермафроста, вероятно, должны были потерять свою силу. Не думаю, что за мной погонятся, ведь на кону преследование белого оленя. Все, что мне оставалось, присоединиться к Сорену на Охоте и подыгрывать всеми возможными способами, одновременно стараясь не потерять остатки человечности, а как только настанет подходящее время, бежать со всех ног на свободу. Задача сложная, но не невыполнимая.
Легкие начали гореть огнем, и я наконец медленно выдохнула. У меня получится. Должно получиться.
Понятия не имею, долго ли я смотрела в зияющую пропасть, но прошло достаточно времени, чтобы солнечные блики сместились и побледнели, а вдалеке послышались приближающиеся шаги. Они были легкими, тихими, почти бесшумными. Кому бы они ни принадлежали, это точно не человек. После происшествия с Лидианом это могло сулить мне множество неприятностей.
Отступив в темноту, я предпочла положиться на чувство осязания и вскоре нащупала дальний от края пропасти булыжник. Зажав его в руке, я нашарила в стене узкую трещину, втиснулась в нее и застыла. Как только я нашла удобное положение, то закрыла глаза. Несмотря на пробивающийся сквозь щели в потолке солнечный свет, в коридоре было слишком темно, чтобы разглядеть приближавшихся гоблинов.
Их было по меньшей мере трое, насколько я могла разобрать по звуку шагов. Поступь одного казалась слишком тяжелой и выделялась на фоне остальных. Я втянула носом запахи и поняла, что это двое мужских особей и одна самка. Гоблины пахли огнем, а от их женщин тянуло ледяной поземкой. Я учуяла еще один оттенок: отравление железом. Оно каталось у меня на языке горьким привкусом. Слишком слабый, чтобы говорить о присутствии Лидиана, но точно один из тех, с кем он контактировал.
Незнакомцы начали переговариваться, и эхо их голосов далеко разнеслось по просторному помещению.
Хочешь сказать, что предлагаешь союз Эльвире? И это после того, как подстилка Сорена выставила тебя на посмешище? Мои руки невольно сжались в кулаки. Это произнесла самка, которую я не помнила. Должно быть, одна из приближенных той самой Эльвиры. Ее глаза во время моей драки с Лидианом горели ненавистью и желанием меня уничтожить.
Именно могущество моего лорда послужило причиной свержения короля, возразил гоблин. На этот раз я узнала голос. Франц. Один из тех, кто вытащил гвоздь из плеча моего противника. Скорее всего, это не прошло бесследно, я чувствовала это по запаху.
Причиной послужил вызов, а не способности Лидиана. Вполне возможно, что именно Сорен мог оказаться самым сильным из присутствовавших, если бы не позволил вмешаться своей питомице. Третьего гоблина я раньше никогда не слышала.
Она будет обузой, даже если никто из вас так не считает. Когда Сорен присоединится к Охоте, он возьмет девчонку с собой. Я вижу это по его глазам. Он ее хочет. Это ослабит его, и отобрать силы будет легче легкого. Простая логика, Хелка, заявил Франц.
Его собеседница хмыкнула, явно не слишком убежденная.
Я поступлю в лучших интересах моей повелительницы, а она хочет в соратники того, кто пригодится в случае ее проигрыша и послужит источником силы, если она победит. Если Лидиан одержит верх, он может обещать, что наша мощь останется при нас?
Не целиком, сказал Франц. Однако он заберет меньше, чем у остальных. Так будет честно. И это касается всех союзников.
Началось. Со смерти короля прошло не более тридцати шести часов, а они уже делают ставки на победителей и проигравших, а также на тех, кто останется в живых и сохранит свои силы.
Сорен еще не собрал свою команду. Даже я не знаю его планов, а ведь горжусь нашими близкими отношениями, вступил в беседу незнакомый мне гоблин.
Он любит свою подстилку сильнее, чем половину приближенных. Не то чтобы у него их было много, прошипела Хелка. У некоторых мужчин такой странный вкус.
В горле запершило от подобных намеков. Разумеется, все считают, что он взял меня в свое ложе. Пожалуй, больший переполох вызвала бы новость, что Сорен ни разу не прикоснулся ко мне и пальцем в этом смысле. Он видел меня обнаженной. После повреждений, которые оставил на моем теле Лидиан, требовалось немедленное исцеление, иначе бы я умерла. А хозяин участвовал в лечении. Я же провела достаточно времени, тренируясь с ним, чтобы подробно изучить строение тела партнера, тем более Сорена нельзя было упрекнуть в излишней скромности. Однако он никогда меня не трогал. Не так.
Может, кому-то следует с ней разобратьсяи с ним самим, раз уж на то пошло. Я помню, как Сорен одолел Сайруса и захватил власть. Это было неестественно. И девчонка тоже необычная.
Я отчаянно пыталась вспомнить незнакомого гоблина, но не могла. Несмотря на статус одного из самых могущественных лордов, у Сорена было не слишком много приближенных, да он и не считал необходимым держать большое количество придворных. Достаточно маленький круг вассальных ему гоблинов были рассеяны по всему Пермафросту и служили хозяину ушами и глазами. Я не могла вспомнить, кому принадлежал голос, но было ясно, что я не слишком-то нравлюсь его владельцу. Впрочем, от Сорена он тоже был не в восторге. Он собирается убить Сорена. Эта мысль заставила меня застыть на месте. Он собирается его убить.
Я должна была этому помешать. Если умрет мой нынешний хозяин, как бы я ни была против его желаний, то связующие чары вернут меня предыдущему. Я снова стану принадлежать Лидиану. Он лично позаботился об этом, когда много лет назад швырнул под ноги племяннику. В этом случае я, может, и не превращусь в монстра, зато буду снова проходить через мучения, которые до сих пор являются мне в кошмарах. Лидиан вытянет наружу худшие мои страхи и подвергнет меня пыткам, удерживая меня на волосок от смерти, чтобы я изо всех сил цеплялась за нее. Но он бы меня не убил: был слишком высокомерным для такого, да и терять игрушку не захотел бы. Однако заставил бы бесконечно страдать.
Может, я и ненавидела запланированную для меня Сореном судьбу, но уж лучше я присоединюсь к нему на Охоте, где смогу попробовать сбежать, чем попытаю счастья с Лидианом.
Шаги начали удаляться, и я осмелилась напрячь свои чувства способом, не свойственным людям. Все живое обладает энергией, жизненной силой, однако гоблины и другие сверхъестественные существа могли распоряжаться ею как оружием. Для людей подобное было невозможно, их способности дремали до самой смерти. Мощь гоблина решала все: кто правил, а кто кланялся, кто жил, а кто умирал. Она сопровождала их повсюду как аура. Я была простым человеком, который не обладал собственными силами, однако спустя сотню лет начал улавливать силы других.
Еще одно качество, которое говорит о трансформации моего тела. Я отбросила эту мысль.
Аура Хелки была достаточно яркой, чтобы счесть ее серьезной угрозой, мощь Франца же была едва заметной и трепетала. Незнакомый гоблин, собиравшийся убить Сорена, обладал достаточными способностями, но я справлялась и не с такими.
Я дождалась момента, когда наши чувства соприкоснулись, и он понял, что жертва сама идет к нему в руки. Его голод, стремление убивать, жажда причинить как можно больше страданий стремительно росли, практически заставляя пускать слюни, словно собаку, почуявшую мясо. Гоблин постепенно замедлил шаг, отставая от собеседников, а затем прокрался обратно, всматриваясь в темноту и выжидая момент, когда можно будет броситься на меня.
Я выпрыгнула из щели в стене с грацией дикой кошки и приземлилась прямо на спину противника, застав его врасплох.
Какая небрежность! Даже я, человек, была способна зайти со спины. Что и продемонстрировала.
Эта мысль пронзила меня, будто ледяное копье, давая гоблину время прийти в себя.
Так и подумал, что учуял твой запах. Он рассмеялся. Сейчас повеселюсь.
Я по-прежнему восседала у противника на загривке и ответила ему резким ударом камня по голове. Гоблин сплюнул, схватил меня, и мы оба свалились на пол. Монстр весил примерно на семьдесят фунтов больше меня, а еще обладал нечеловеческой скоростью и силой. Я не могла одолеть его. Им двигала лишь одна мысль: сражайся, убей, победи.
Сражение с противником вдвое больше себя всегда ставило меня в неравное положение, но еще много лет назад я усвоила, каким образом повернуть расклад себе на пользу. Я позволила гоблину взгромоздиться на меня, стараясь не обращать внимания на страх. Я не волк. Я не животное. Ему не удастся одолеть меня. Никто не может одолеть меня. Эти мысли придали мне сил, пока я выжидала, притворяясь мертвой.
Монстр же был слишком занят, пытаясь стянуть новую охотничью одежду, подаренную Сореном, и истекая слюной в предвкушении следующего гнусного действия, чтобы обращать внимание на меня.
Я напрягла бедра и ногами схватила изо всех сил гоблина за локти. Затем свела колени и поудобнее завела их под него. Мы впервые встретились взглядами: сумасшедшие синие глаза встретилась с моими зелеными. Затем я перекинула его через себяв провал позади.
Я тяжело дышала, ярость постепенно выдыхалась. Ничего не болело, хотя ворот новой туники наверняка разорван.
Я села, стараясь успокоиться, и следила, как солнечные лучи меняют оттенок с оранжевого на красный, затем становятся фиолетовыми и, наконец, выцветают до серого. Я должна была ощущать усталость, но бегущий по венам адреналин придавал мне сил. Я не представляла, что сейчас делать: идти в свои покои было нельзя, так как спутники гоблина могли быть неподалеку. Кстати, я до сих пор не знала его имени.
Когда я выпрыгнула из укрытия в стене, гвоздь выпал и закатился в трещину. Я подняла его и повертела в пальцах. Я только что убила кого-то, чье имя даже не знала.
Я постаралась ощутить хоть что-то помимо нарастающей усталости и безразличия, но не смогла. Я не в первый раз убивала, чтобы выжить. Закрыв глаза, я потерла виски и попыталась отогнать стоявший перед глазами образ убитого гоблина, однако он стал только ярче.
На Охоте тоже предстояло убивать. Если я хотела сбежать, то должна была принять идею, что придется отнять чью-то жизнь, чтобы спасти собственную. По существу, Охота уже началась и шла даже здесь, в королевском дворце. Чувство вины не должно меня останавливать, но и наслаждения от убийства я не могу получать. Во всяком случае, пока. Пока я не пересекла эту тонкую грань. Железный гвоздь, без усилий вращавшийся в моих пальцах, говорил о том же. «Помни, кто ты такая, Яннеке», раздался в моей голове голос отца.
Я сидела на краю пропасти, пока меня не нашел Сорен. Он глубоко вдохнул, вбирая запахи тех, кто был здесь недавно. Стоило присмотреться, и его черты заострились, стали скорее чудовищными, чем человеческими. Но через секунду лицо вновь стало прекрасным.
Здесь был Алексей? спросил гоблин, всматриваясь в темноту бездны под ногами.
И наверняка еще по-прежнему где-то здесь.
Его смерть не принесет мне пользы. Что приводит нас к причине, по которой ты решила сбросить в пропасть именно его. Я еще понял бы Францасам никогда не любил этого надоедливого засранца, да и Хелка давно напрашивалась, но
Алексей планировал убить тебя! выпалила я. Слишком громко. С гораздо более сильными эмоциями в голосе. Нужно было сказать это спокойнее. Либо вообще промолчать.
И ты убила его за это? Сорен больше не смотрел вниз. Вернее, практически убила. Кажется, он еще жив. Несчастный негодяй сломал позвоночник. Медленная смерть хуже всего, правда?
Я поморщилась. Даже не думала, сбрасывая гоблина в пропасть, что он может пережить падение. Вообще ни о чем не думала, просто действовала.
Что ж, это не первое мое убийство.
Да, не первое, медленно проговорил Сорен, изучая меня внимательным взглядом. Наверное, он считал меня жалкой, слабой, ссутулившейся над бездной девчонкой. Но ты поступила так не без причины.
Твоя смерть не принесла бы мне ничего хорошего.
Его губы искривились, и он сел рядом со мной. Только сейчас я заметила, что хозяин обвешан оружием: на спине были скрещены ножны с мечами разной длины, к поясу приторочен колчан со стрелами, поперек груди перекинут лук, охотничий нож плотно притянут к бедру. Да и облачение тоже было не для дворца: поверх кожаных штанов и куртки был наброшен тяжелый плащ из медвежьей шкуры, из-за пояса торчали подбитые мехом перчатки. Из-под опущенного капюшона выглядывали белоснежные косички, заплетенные на охотничий манер.
Яннеке, тихо спросил Сорен, ты ранена?
Нет, со мной все в порядке.
Ты уверена? Он выглядел недостаточно убежденным. Я кивнула, вызвав у него раздраженный вздох. Ты что, мне не доверяешь?
Я даже не удостоила ответом этот вопрос.
Тогда Сорен зашел мне за спину и начал перебирать пальцами мои волосы, умелыми движениями сплетая в такие же косички, как у него. Прошло немало времени с тех пор, как кто-то касался моих волос, и меня внезапно охватило чувство покоя, напоминая о другом мире. Небо над нами начало светлеть, и мои глаза сомкнулись.
4. Начала
Солнце сверкало на льду, затянувшем реку, которая, насколько мне известно, была единственной быстрой рекой на территории владений Сорена. Хоть поверхность льда искрилась в ярком дневном свете, я знала, что вода в глубине стремительная. Текущая вода беспокоила гоблинов, этому меня учили еще в мире людей. В конце концов, мы должны были быть хоть немного в курсе того, что любили и чего боялись наши соседи, несмотря на магическую природу границы между двумя различными землями.
С момента нападения на меня Лидиана и разрушения моей деревни прошло больше года. Я начала привыкать к странным особенностям культуры гоблинов, одновременно возвышенной и подлой, а еще начала понимать, как приносить пользу и чем занять свое время.
Однако я не обладала талантами, которые ценили в этих землях. Я не умела вышивать, шить красивую одежду и даже лепить посуду. Я знала, как охотиться и сражаться, вот только зачем это гоблинам, которые превосходно справлялись с подобным сами? Поэтому я ничуть не удивилась, когда Сорен призвал меня побеседовать. Чему я удивилась, так это тому, что моей задачей оказалось сопровождать его повсюду.
Меня постоянно окружали монстры, так как в поместье было очень мало людей, да и те очень заняты доверенными им поручениями. В те моменты, когда я не находилась рядом с Сореном, помогая ему тренироваться или высказывая свое мнение по интересующим его вопросам, я оказывалась предоставлена самой себе и не знала, что делать со свободным временем. Когда такое происходило, я наблюдала за остальными либо сбегала подальше, чтобы выпустить на волю ненависть и ярость к себе, которые пылали в глубине души, постепенно разъедая ее.
В такие минуты я приходила к реке, куда не явился бы ни один гоблин, а потому я могла остаться одна, вдали от косых взглядов, перешептываний и жестоких насмешек.
Земли Пермафроста можно было бы даже назвать красивыми, если забыть, какие монстры их населяют. В солнечных лучах ярко сверкал снег, а небо было голубым, словно яйца малиновки. Лес, который я сочла мертвым по прибытии сюда, оказался более живым, чем можно было представить: в голых ветвях деревьев перешептывался ветер, привычные к морозу зверьки копошились в подлеске, выискивая еду. Они были такими же борцами за жизнь, как и я сама. В здешних землях существовала красота, которую я могла бы даже полюбить если когда-нибудь забуду, по какой причине тут оказалась.