Порочные - Вольная Мира


Мира ВольнаяПорочные

Пролог

Эмили Бартон

 Давай, Эм!  кричит Стефани. Кричит так, что у меня закладывает на миг барабанные перепонки. Зато не вздрогнула, уже плюс.

Стефани мечется по кровати, ее наручники прорвали кожу запястий и лодыжек, мокрые от пота волосы облепляют лицо, мертвенно белые губы треснули, потому что слишком сухие, по подбородку струится кровь, она темная и густая из-за дополнительного железа, которое мы колем.

Стеф выглядит Как наркоман, пытающийся слезть. Хотя почему как? Если убрать патетику, то так оно, по сути, и есть. Стефанинаркоманка со стажем. Тощая, изможденная, огромные синяки под глазами, шелушащаяся кожа, вены, вздувающиеся на шее.

Ее выгибает и крутит на кровати, из глаз текут слезы, из носасопли.

 Нет,  я качаю головой, стараюсь, чтобы голос звучал твердо.  На сегодня все.

Девушка косится на пустой шприц в моих руках. Выгибается снова почти дугой, дергает ногами, сильнее натягивая цепи, хотя до этого казалось, что сильнее уже некуда. До лопнувших мышц. Я слышу, как они рвутся. И поглядываю на капельницы. Девушка мечется, и катетеры и иголки вполне могут выскользнуть из тонких рук.

Ее рубашка задирается, обнажает впалый живот и торчащие ребра. Стеф и правда как скелет, хотя мы следим за ее питанием.

 Сучка совета!  выплевывает она.  Тварь. Вы все здесь одинаковые! Конченые уроды, способные лишь на пытки! Кто там сегодня за этим гребаным стеклом? Кто дрочит на меня сейчас?!

 Подержите ее,  холодно приказываю двум парням в дверях.

Санитары реагируют тут же, прижимают орущую, визжащую и брыкающуюся Стеф к матрасу, я наклоняюсь к ней, вытаскиваю костлявую руку, накладываю жгут и втыкаю иглу.

 Ты же нормальная, Эмили,  девушка прекращает орать и вырываться, как только чувствует укол, чувствует не сразу, потому что реакции замедленные. Вместо крика сейчас скулеж. Жалкий. Как щенок в минус сорок на пустынной дороге.  Зачем ты делаешь это? Почему

Я отключаюсь, просто перестаю ее слушать, продолжая набирать кровь. Все, что она говоритбред и побочка. Оно не стоит внимания, а любая попытка что-то ответить обернется еще большей истерикой.

Через минуту я затыкаю пробирку и выпрямляюсь, направляясь к двери.

Сегодня Стеф продержалась дольше.

 Что думаешь?  спрашивает Дилан, когда я вхожу в соседнюю комнату, стараясь не смотреть в зеркало. Оно двустороннее, и я вижу, как Стеф все еще корчится. Тут темно, только тускло светятся мониторы компьютеров, тихо жужжит под потолком кондиционер, окон нет.

 Не понятно пока,  качаю головой и передаю пробирку лаборанту. Я не знаю его имени и не хочу знать, хотя бейдж на его груди будто подсвечен изнутри. Лаборанты здесь меняются как кадры черного-белого фильма в быстрой перемотке. Оборотень забирает пробирку и выскальзывает из комнаты, второй, тот, что сидит рядом с Ланом, не обращая на меня внимания, шустро набирает данные. Он как заведенная мартышка с барабаном: щелк-щелк-щелк. Клацает и клацает, не отрывая взгляда от окна, сука, в Нарнию, на головенаушники.

Дилан хмурится, потому что ему явно не нравится мой ответ. Он тоже не отрывает взгляда от зеркала, хорошо, что микрофоны выключены, и крики и проклятья Стефани не долетают сюда. Это по-прежнему неприятно. Может быть, даже больше, чем просто неприятно.

Я отшвыриваю эту мысль от себя, как пустую банку коки с пути. Она раздражает и кажется инфантильной.

Я на работе, да и с самоанализом у меня все очень хреново. Но в зеркало я все равно не смотрю. Через полчаса мне идти к Брайану, там будет примерно то же. Может, немного хуже, может немного лучше. Зависит от того, какой сегодня у него день: хреновый, как у Стеф, или терпимый, как у Джо.

 Она сегодня продержалась дольше,  кивок в сторону зеркала короткий и рваный, и Дилан наконец-то поворачивается ко мне. Я вижу блеск в темных глазах.  Мы можем

 Рано делать какие-то выводы,  качаю головой.  Сначала надо все проверить,  я не сажусь, вообще не хочу здесь задерживаться. У меня есть полчаса до следующего пациента и два варианта: поесть или подняться в лабораторию. Я зашла, только чтобы забрать записи с камер, поэтому протягиваю руку к волку.

Он понимает без слов, стучит пальцем по экрану своего ноута. Я вижу, как растут процентывосемьдесят два. То, что мы делаем, запрещено: совет в лице безопасников запрещает любое копирование материалов, тем более запрещает таскать их домой. Но я копирую и таскаю, и все об этом знают, но не говорят ни слова, потому что понимают: если закрутят мне гайки, я уйду, а если я уйду, проект загнется. Вот такая вот нехитрая математика, бро.

Я часто работаю дома. Видимо, это просто привычка, а может проявление синдрома отличницы. Нет, я им не страдаю, я с ним живу, как и процентов восемьдесят находящихся в этом здании, остальные двадцатьпациенты. Или лучше назвать их подопытными кроликами? Вопрос отношения и семантики. Хотя, пожалуй, второе ближе к сути.

 Я понимаю, и все же  выдергивает из прострации Дилан.

 Только после того, как все изучу,  отрицательно качаю головой.

Волк хмыкает и переводит тему:

 Ты обедала?

Хочется закатить глаза, иногда его забота кажется неуместной. Как сегодня, например. Но я сдерживаюсь.

 Нет.

 Тогда пошли,  он поднимается, выдергивает флэшку, протягивает мне. Черная, блестящая, она скрывается в кармане моего халата, и мы выходим из комнаты.

Я не хочу думать, что снова ничего не вышло, но мысли упорно лезут в голову. И в какой-то момент я привычно сдаюсь. Пытаюсь понять, где мы ошиблись. Вспомнить последние данные. Очень не хватает новых подопытных кроликов. Ладно, видимо, хватит называть их пациентами. Врать себене мой стиль.

В кафетерии почти никого нет. Только парочка волков из соседних с нашей лабораторий, но стоит нам сесть за стол, как рядом падает Жерар Обьер. Ему под сотню, но выглядит лет на пятьдесят, как и все оборотни в этом возрасте, похож на немного сдувшегося и постаревшего Криса Эванса.

Глаза за стеклами очков пылают раздражением, раздражение в каждом жесте, во всей позе, даже халат, застегнутый под самое горло, почему-то странным образом говорит о его раздражении, хотя доктор всегда застегивает его на все пуговицы.

В руках Жерар сжимает чашку кофе и какую-то газету.

Мыколлеги, кабинет Жерара напротив моего, только направления у нас разные. Обьер работает с мозгом, его интересуют психокинетики, а еще он голубой, как воды Пейто, почти ультрамариновый, но если не знать, то понять невозможно.

 Вы это читали?!  он швыряет газету на стол перед нами, и один ее конец тонет в моей миске с супом из брокколи. Жаль, сегодня мне хочется именно супа.

Жерар не замечает, глаза все еще зло сверкают. Я выуживаю двумя пальцами «Ревью» из своей тарелки, расправляю и пробегаю взглядом по строчкам первой полосы. Заголовок «Игры в богов» вырывает тяжелый вздох из груди.

Дилан тоже читает, и чем дальше мы читаем, тем больше хмуримся. Статья о нашем комплексе, о пытках, издевательствах, чудовищных экспериментах, совете, отмывании денег, короче все вместе. Большая статья, на две полосы. И, наверное, можно было бы все это проигнорировать, если бы не два «но»: первое«Ревью»не желтая газетенка, а крупное, уважаемое издание, и второеза всей шелухой, гневными, хлесткими высказываниями и туманом виднеется проблеск истины. Описания лабораторий, некоторых экспериментов. Они неподробные, но заставляют волоски на руках встать дыбом. В статье есть намеки и на мою работу.

 Твою ж мать  рычит Дилан.

А мне хочется застонать в голос и побиться головой о стол.

 Это явно кто-то из мелочи,  Жерар с мерзким скрипом отодвигает стул, садится на него, руки стиснуты в кулаки. «Мелочь»это как раз лаборанты и санитары.

 Безопасники и совет с нас теперь не слезут,  мрачнеет Дилан еще больше.

 Поэтому лучше не тратить время зря,  я встаю из-за стола, тоже злюсь, потому что понимаю, что работа в лучшем случае теперь застопорится, если вообще не встанет, и это бесит.  Я к своим, у меня на сегодня еще трое. А потом в больницу.

Да, я все еще лечу. Помимо прочего. Хобби, так сказать

 Ты не доела, petite,  усмиряет гнев Жерар, он периодически приправляет свою речь французским, особенно, когда нервничает или погружен в свои мысли. Petiteмалышка. И он действительно меня таковой считает. Что ж, каждый волен верить в свои заблуждения.  Твое падение в голодный обморок работу точно не ускорит.

И я вынуждена сесть, так как Дилан похоже с ним согласен, потому что тянет меня за руку, вынуждая вернуться на место.

Я понимаю, что пума прав, но это не помогает. Я буквально чувствую, как время выскальзывает из пальцев, вырывается, как воздушный змей на сильном ветру.

Жерар комкает газету и швыряет куда-то под стол, хмурит брови.

 Думаю, официальное заявление не заставит себя ждать, merde.

 Как думаешь, чей заказ?  аппетит пропал, и я просто верчу в руках вилку, спрашивая у Лана. Я знаю, кто это может быть, но мне хочется услышать подтверждение.

 «Lisha»,  огрызается вместо Дилана Жерар,  это могут быть только они.

«Lisha»независимая фармакологическая компания. Гиганты. И наши прямые конкуренты. Мы давно с ними на этой войне. Дольше, чем я живу. Но такой откровенной наглости еще ни разу не было.

И да. Это могут быть они. У них хватит и денег, и связей, и возможностей. Наглости, пожалуй, тоже хватит.

Мы сидим еще какое-то время, делясь мыслями, пытаясь придумать, как организовать работу так, чтобы грядущее расследование не влияло на исследования. В том, что оно будет, никто не сомневается. Постепенно кафетерий наполняется. У всех хмурые лица, все обсуждают статью.

А я достаю из кармана халата мобильник и набираю Фэллона. Фэллонглава нашего отдела, мой непосредственный руководитель и хороший друг, у него с десяток ученых степеней, феноменальная память и бесящая меня раньше привычка отпускать скабрезные шуточки. Это не флирт, это просто его манера общения. Фэллон сейчас на очередном слете очередных светил в Нью-Йорке, и я уверена, что он еще не в курсе, потому что пропущенных от него нет.

 Эмили, сладенькая, я не успел улететь, а ты уже скучаешь?  голос бодрый, веселый, с легкой хрипотцой, как будто прокуренный. Но Фэллон не курит, никогда не курил.

 Ты еще в отеле?  спрашиваю.

 О, неужели ты сейчас за дверью, и на тебе форма горничной?

 Зайди на сайт «Ревью»,  не реагирую я на подначки. И понимаю, что оборотень напрягся. Слышу, как с щелчком открываются застежки его дорожного кейса, слышу шорохи, его дыхание в трубке и жду.

 Дьявол!  ругается мужчина на том конце провода.

 Официального заявления от совета пока не было, но они не заставят себя ждать. Я соберу наших, мы реорганизуемся на время проверки. Я хочу оставить за собой Стеф и Брайана, можно?

 Мой сладкий белый пирожок, тебе можно все что угодно,  фраза вроде фривольная, но голос звучит напряженно.  Дилан уже знает?

 Да.

Диланпсихокинетик, ниптонг, как и Крис, почти такой же сильный, как она. Он в проекте с самого начала, помогает нашим «кроликам» окончательно не съехать с катушек, потому что держать их постоянно на седативных нельзя. Мы вообще редко даем им седативныеэто сказывается на результатах исследований.

Поэтому вопрос не праздный.

 Хорошо. Пусть остается с тобой. Как сегодня у нас дела, моя сахарная вата?

 Пока рано говорить,  качаю головой.  Вечером напишу, как проверю все данные.

 Лучше позвони, устроим сеанс вирта. Мне нужен будет отдых от этих снобских рож.

 Хорошо,  все-таки улыбаюсь я, и улыбка проскальзывает в голос.

 Вот так-то лучше, мой гляссе со взбитыми сливками,  помимо пошлых намеков Фэллон очень любит продуктовые сравнения. Это забавно.

Я вешаю трубку, продолжая улыбаться, и поднимаюсь из-за стола. У меня хороший начальник, самый лучший.

А в двенадцать ночи, как только доползаю до дома, выхожу в онлайн. И мы обсуждаем с Фэллоном сегодняшние результаты до четырех утра и распоряжение совета. Завтра в центр приедут стражи и следопыты, и начнется ад.

Месяц спустя

 Пей,  почти силой впихивает мне в руки кружку Дилан. Там не просто кофе, я чувствую запах алкоголя.

 Водка, Дилан, серьезно?  насмешливо выгибаю бровь.  Почему не лошадиную дозу «Прозака»?  но глоток все же делаю. Я не боюсь, не волнуюсь, делаю это скорее просто для того, чтобы успокоить оборотня рядом, а не себя. Такой пафосный момент просран зря.

В доме кроме Дилана волки совета, четыре оборотня. Они кажутся мне сейчас однояйцевыми близнецами, хотя я понимаю, что, скорее всего, это временно. Я просто не концентрирую на них внимание. Пахнут они точно по-разному.

 Не умничай, Эм,  сурово говорит Дилан и подталкивает мои руки, чтобы я сделала еще один глоток. Я делаю. Я могу быть послушной девочкой. Теперь все реже и реже, но могу.

Я оглядываю раскуроченную к чертям гостиную. Не надо быть гением, чтобы понять, что именно они искали. Но Я не храню ничего на компьютере. Всена съемных носителях, а мой домашний ноут не имеет выхода в Интернет. Флэшка всегда со мнойлибо в кармане, либо на шее, чаще на шее.

Гостинаяэто еще полбеды, вся квартира выпотрошена к чертям, как тушка бройлерного цыпленка. Меня это раздражает, потому что придется убирать, и это займет время, а еще, наверное, через несколько часов придет осознание того, что здесь больше небезопасно. Должно прийти, это нормальная реакция.

Я делаю еще один глоток, рассматриваю шныряющих по квартире мужиков. Стражи совета.

Забавно.

Раньше при упоминании совета в голове всегда всплывала картинка с какого-то заседания английского парламента, увиденная мною в детстве по телеку. Чопорные дядьки и тетки на трибунах в маленьком чопорном помещении, в чопорных пиджаках, толкают чопорные речи и принимают «важные» решения. А за закрытыми дверями, как игрушечные солдатики, терпеливо ждут стражи, чтобы броситься исполнять эти самые «важные» решения.

И да Решения всегда плохие

На самом деле эта картинка так же далека от реальности, как неумелый детский рисунок от работ Рафаэля.

Совет не плохой и не хороший, он Это просто власть, и, как и любая власть, она направлена на благо большинства и не учитывает нужды единиц.

В совете сотни отделов: начиная со связей с общественностью, заканчивая стражами. Оборотни, психокинетики, ведьмы, маги, есть представители всех иных. Совет ведет научные разработки в медицине, геологии, астрономии, психологии и психофизике, энергетике, экологии, истории, литературе и лингвистикекороче, везде. И да, стражи тоже естьисполнительная власть. Они выслеживают, расследуют, ловят и наказывают. И нет, насильно детей в совет, колледжи и университеты при совете никто не забирает, все на добровольных началах. Проблема в том, что мало кто хочет возвращаться в ковены, стаи, кланы после обучения. Одаренные иныевесьма амбициозны. Что не может не раздражать альф, глав кланов, ковенов и прочих. Отсюда и слухи, и все, что с этим связано. Это удобно Страхлишает воли.

 Мы найдем их,  говорит уверено Дилан, выдергивая из хоровода мыслей.

 Куда ж вы денетесь,  философски пожимаю плечами.

 Стражи сегодня останутся с тобой в отеле.

Мне это не нравится, я очень ревностно отношусь к личному пространству, к дому, но Жизнь мне все-таки дороже, поэтому я соглашаюсь. И задаю вопрос, вопрос, который мучает меня с того самого дня, когда стало понятно, что статьявсего лишь начало:

 Ты все еще полагаешь, что это «Lisha»?

Дилан пожимает широкими плечами. Каждый раз, когда он так делает, я гадаю, выдержит ли ткань его пиджака и рубашки, не разойдется ли по швам. За окном занимается рассвет, я вижу припаркованный у соседнего дома бьюик, с помятым левым крылом, мусоровоз, мигает вывеска магазинчика, в котором можно купить все, начиная с тампонов и заканчивая водкой, напротив свет есть всего в нескольких окнах: этажом ниже и на пятом. Все как всегда. Город спит. А у меня дома словно локальное землетрясение или торнадо: мебель, диванные подушки, фотографии и разбитые рамки, крошево из стекла, фарфора, набивки, хлопьев и бумаги. Книги жалко. И гитару.

 Я бы пока не спешил с выводами, принцесса,  качает головой волк.  Давай, собери вещи и поедем.

Я подхватываю ноутбук, достаю из валяющегося на полу ящика комода нижнее белье. Еще раз рассеянно оглядываю раздрай.

 Готово. Можем ехать.

Дилан кивает и поднимается, стражи удивленно смотрят на меня.

Ну да

Для работы мне нужен только ноут, свежее бельедля личного комфорта. Все остальное можно купить завтра, либо есть в отеле. Об уборке позаботится совет. Они бережно относятся к своим инвестициям.

Дальше