Но почему, Господин? спросила она.
Потому, что Ты больше не свободная женщина, пояснил я. Потому, что Ты теперь рабыня.
Я не понимаю, прошептала девушка.
Потому, что Ты теперь в тысячу раз больше женщина, чем прежде, добавил я.
Господин?
Потому, что Ты теперь рабыня, повторил я.
Пожалейте меня! всхлипнула она.
Покажи себя, потребовал я, девка.
Но я не знаю как! растерялась рабыня.
Это живёт в тебе на уровне инстинкта, усмехнулся я. Это спрятано в твоей крови. Ты же самка.
Не оскорбляйте меня так! попросила она, глотая слёзы.
Начинай, приказал я, рабыня.
Да, заплакала девушка, Ярабыня!
Живо, прикрикнул я.
Да, Господин, всхлипнул она.
Ага, протянул я, вижу, что раньше Ты уже думала об этом, возможно в своих снах, в одиночестве своей спальни, или в своих фантазиях, возможно даже надевая петлю ремня на своё левое запястье и внезапно, резко, затягивая её.
Девушка горько зарыдала.
Превосходно, сказал я. Стройная ножка, не правда ли? Разве она не здорово смотрелась бы в кандалах на лодыжке?
Пощадите! взмолилась она.
Ты хорошо понимаешь тяжесть цепи на твоём ошейнике, перестук её звеньев, и то, что Ты прикована ею к кольцу в полу, голая перед мужчиной, не так ли?
Господин! попыталась протестовать рабыня.
Продолжай, велел я.
Я должна? неуверенно спросила она.
Живо, бросил я.
Я была свободна, напомнила она. А Вы заставляете меня вести себя как рабыня!
И как же Ты себя ведёшь? осведомился я.
Как рабыня! всхлипнула девушка. Я веду себя как рабыня!
А разве это не является соответствующим? уточнил я.
Да, Господин, признала она.
И почему же? спросил я.
Потому, что ярабыня! ответила она и, повалившись на матрас, затряслась от рыданий.
Поднимись на колени, доброжелательно сказал я ей. Ты преуспела.
Она не без труда, не переставая плакать, поднялась на колени.
Держи колени вместе, предупредил я.
В конце концов, я был всего лишь человеком.
Затем протянул к ней стрекало, и рабыня, слегка наклонившись впёред, робко, облизала и поцеловала податливое, обшитое кожей орудие. А потом, она подняла глаза и прошептала:
Возьмите меня. Пожалуйста.
Рядом с матрасом имелась маленькая стойка, на которой можно было закрепить свечу.
Как свободную женщину? уточнил я.
Нет, Господин, глотая слёзы, ответила она, как ты, кто я есть, как рабыню.
Я заключил, что она часто задумывалась над тем, каково бы это могло быть, быть рабыней в руках господина.
Ты, сказал я, бывшая Леди Портия Лия Серизия и из Башен Солнечных Ворот.
Девушка испуганно уставилась на меня.
Не отрицай этого, посоветовал я. Я знаю это наверняка.
Не убивайте меня! взмолилась она.
Да я и не собирался, успокоил её я.
Вы не из Ара? спросила рабыня.
Нет, ответил я.
Вы искали меня, ради премии? предположила она.
Меня не удивило бы, что премии были назначены за головы определенных граждан Ара, которым удалось избежать гнева мстительных толп. Этими теперь занимались имеющие лицензию, впрочем, как и не имеющие таковой, отряды охотников за головами.
Нет, отмахнулся я. И, насколько я знаю, за тебя не назначено никакой премии.
Но я видела своё имя в проскрипционном листе, вывешенном на досках объявлений, удивилась она.
В этом я не сомневаюсь, кивнул я.
Они хотят меня, чтобы убить, дрожащим голосом сказала девушка.
Если бы Ты попалась им под горячую руку, возможно, согласился я. Но теперь, по прошествии времени, узнай они что Ты носишь ошейник в северных лесах, я уверен, их чувство мести было бы более чем удовлетворено. И вообще, от других я узнал, что многих женщин твоего вида просто публично выпороли и надели на них ошейники. Некоторые после этого стали государственными рабынями, а большую часть отправили в другие города, чтобы распределить по самым низким рынкам и распродать.
Но разве проскрипции не предполагают простую смерть? спросила бывшая Леди Серизия.
Строго говоря, объяснил я, это означает арест, но верно и то, что зачастую под этим подразумевается смертный приговор, конечно, для мужчин, но бывает, что и для женщин, для свободных женщин.
Они хотели нашей крови, с содроганием вспомнила она.
В тот момент, я нисколько не сомневаюсь, что разъярённая толпа жаждала этого, признал я. Но теперь, тебя, скорее всего, просто доставили бы к претору для железа и ошейника.
Это правда? спросила девушка.
Не знаю, пожал я плечами я. Но мы всегда можем отвезти тебя туда, и проверить.
Нет! вскрикнула она. Не надо!
Её реакция вызвала у меня улыбку.
Я уже не та, кем я была, быстро добавила рабыня. Кеф выжжен на моём бедре, сталь окружает мою шею.
Это верно, усмехнулся я. Ты не та, кем Ты была.
И я даже не занимала высокого положения среди Серизиев, призналась она. Я не принимала участия в их делах. Я была простой дочерью, избалованной и, возможно, даже испорченной, учитывая роскошную жизнь и праздность! Но я не имела никакого влияния на дела дома!
Но Ты носила имя, напомнил я.
Да, вздохнула девушка. Я носила имя.
И больше Ты его не носишь, подытожил я.
Да, согласилась она, больше не ношу.
Это было верно. Не было больше никакой Леди Портии Лии Серизии из Башен Солнечных ворот. Она исчезла. Теперь вместо неё было, и в действительности даже не на её месте, всего лишь животное, прекрасное животное. Насколько я знал, Торгус пока ещё даже не счёл целесообразным дать ей имя.
Вдруг в её взгляде мелькнул испуг.
Вы знаете меня, заключила девушка, или, точнее, кем я была. Что вам от меня нужно? Если Вы не хотите моей крови, или не собираетесь связать меня и обменять на премию, то чего Вы хотите? Почему Вы искали меня?
Женщине в ошейнике, заметил я, нет нужды любопытствовать относительно того, почему мужчина мог бы искать её.
Нет, нет, покачала она головой. Вы хотите чего-то большего.
Возможно, я хочу купить тебя для друга, предположил я.
В конце концов, я действительно обдумывал идею купить её для Пертинакса. Она была довольно привлекательной женщиной. Разве она плохо смотрелась прикованная цепью к его койке в бараке? Сильный мужчина нуждается в рабыне, и никогда не удовлетворится меньшим. Пертинаксу, конечно, не помешает наличие его ошейника на такой как она.
Испуг в её глаз не только не исчез, но стал ещё больше. Думаю, что до сих пор возможность её продажи по-прежнему оставалась для неё не больше чем абстрактной возможностью, а сейчас бывшая Леди Серизия вдруг осознала, что реально могла бы быть куплена и кому-то передана.
Купить меня? дрожащим голосом переспросила она.
Да, пожал я плечами, как кайилу или тарска.
И после этого я буду принадлежать другому?
Разумеется, кивнул я.
Нет, покачала головой рабыня. Есть что-то ещё, я уверена, и это пугает меня.
Она смотрела на меня, щурясь из-за света свечи, разделявшего нас.
Что вам надо? наконец, спросила она.
Я хочу поговорить с тобой, объяснил я. У меня есть вопросы. Мне нужна информация.
Но я же ничего не знаю, растерялась девушка. Что могу знать я, сидящая голой на цепи рабыня.
Серизии занимали высокое положение в Аре, сказал я, весьма близкое к трону. Вы, и другие такие же, должны были предусмотреть побег из города. У вас должны были быть планы на случай восстания. Ты не могла не слышать что-нибудь об этом.
Господин? спросила она.
Ты что-нибудь знаешь о Серемидии? осведомился я. Он был одной из самых влиятельных персон в Аре, представителем, если можно так выразиться, Мирона Полемаркоса.
Думаю, его схватили и посадили на кол, предположила рабыня.
Мне об этом ничего неизвестно, сказал я.
Известие о захвате и казни такого высокопоставленного чиновника, наверняка, распространилось бы и обросло подробностями по дюжинам городов и сотням лагерей.
Рабыня молчала, и я решил уточнить:
То есть, Ты ничего не слышала об этом?
Ничего, подтвердила она.
Также, я думал, что захват личности такой важности будет новостью настолько значительной, что её заметили бы и ещё долго обсуждали у досок информации в городах, шептались бы вокруг походных костров, и она наверняка дошла бы и до далеких северных лесов, но здесь я пока ничего об этом не услышал.
Не была ли Ты, поинтересовался я, как отпрыск Серизиев, вхожа в ближний круг Убары?
Конечно, нет, Господин, отпрянула девушка. Бывало, что Серизиев, успехи которых было тесно связаны с действиями, Коса и Тироса, меня и других, приглашали развлечься в Центральной Башне.
И какова была природа этих развлечений? полюбопытствовал я.
Они были весьма обычны, пожала она плечами, для времён оккупации. Изысканные пиршества от щедрости Ара. Пока на улицах некоторые горожане охотились на уртов, чтобы выжить, мы наслаждались самыми тонкими яствами, и богатыми букетами редчайших вин. Самые известные поэты города зачитывали для нас свои оды. Выдающиеся музыканты из тех, которые остались городе, играли для нас. Для нас организовывали спектакли, нанимали акробатов и жонглёров. Бывшие свободные женщины Ара, в ошейниках, но прилично одетые, прислуживали нам за столами. Иногда впускали рабынь, чтобы они танцевали для нас, хотя, вероятно, по большей части для мужчин, офицеров с Тироса и Коса, капитанов наёмников, банкиров, таких как Серизии, высоких Торговцев, известных купцов и прочих присутствующих. Одна рабыня, очень красивая, которая была отдана Мирону Полемаркосу, была выставлена несколько раз и вынуждена танцевать перед мужчинами. Она танцевала под плетями, увешенная драгоценностями, браслетами и ожерельями, но полностью раздетая. Её звали Клавдия.
Прежде её именем было Клавдия Тентия Хинрабия, прокомментировал я, последняя из Хинрабиев.
Клавдий Тэнтий Хинрабий одно время был администратором Ара, но позже был свергнут. Его место на троне Ара занял Цернус, по существу бывший узурпатором.
Да, кивнула рабыня.
Талена относилась к Клавдии как к сопернице, конкурировавшей с её красотой, которая, как предполагалось, была непревзойдённой на всём Горе. Подобные притязания, конечно, абсурдны сами по себе. Гор не испытывает недостатка в красотках. Рынки просто забиты ими. Кто должен оценить и сказать, что эта очень красивая женщина более или, наоборот, менее красива, чем та другая? Безусловно, и Талена, и Клавдия, каждая по-своему, были очень красивыми женщинами. Я подозревал, что враждебность Талены к Клавдии была замешана на политике и тщеславии. Клавдия была дочерью бывшего администратора Ара, а Таленапросто отвергнутой дочерью великого Убара Марленуса, местонахождение которого на тот момент было неизвестно. Её положение было даровано ей оккупантами, которые сочли целесообразным иметь на троне Ара марионетку. В действительности, притязания Клавдии на высокое положение в Аре имели под собой гораздо более веские основания, чем у самой Талены, которая долгое время, опозоренная и изолированная, фактически являлась пленницей Центральной Башни. Это продолжалось вплоть до того момента, когда Марленус следуя интересам города отправился в свой поход на Волтай, где и пропал без вести, долгое время считаясь погибшим.
Как-то раз, сказала рабыня, Клавдия, в конце своего танца, схватила кубок и выплеснула вино на Убару. Мы испугались, что рабыню немедленно убьют. Её действительно бросили на пол, и занесли не менее дюжины клинков, и только рука её владельца, Мирона Полемаркоса, выставленная над ней, остановила кровопролитие. Убара была в бешенстве, кричала, вопила, много раз била, пинала и даже топтала рабыню. В конце концов, рабыня, рыдающая, униженная, дрожащая, избитая, несчастная и сломленная, хорошо проинформированная о том, что независимо от того, кем она могла бы быть прежде, теперь была не больше чем рабыней, покорной и беспомощной, подползла к ногам Убары и принялась целовать их, прося, милосердия и прощения. Ей сохранили жизнь, но я думаю, только чтобы угодить Полемаркосу. Говорят, что после того случая Клавдия стала настоящей рабыней своего владельца. Мирон, конечно, больше никогда не разрешал ей танцевать на мероприятиях в Центральной Башне. Однако ходили слухи, что она часто танцевала в штабе и в косианском лагере за стенами города, для Мирона и его высших офицеров. Ещё поговаривали, что многие очень завидовали Полемаркосу из-за его рабыни.
Расскажи мне об Убаре, велел я.
Она была очень красива, вздохнула бывшая Леди Серизия, и я уверена, что она хорошо знала об этом. Это было несложно заметить, поскольку, когда в зале оставались одни женщины, то мы могли обедать без вуалей, это не считалось непристойным.
Это понятно, кивнул я.
Ношение вуали на публике для свободных женщин считается обязательным. Однако ходить в вуали ещё и дома было бы слишком. Очень немногие женщины согласны скрывать своя лица находясь в своём собственном доме, если только в гостях не будет каких-либо незнакомцев. Обедая на публике женщина может есть осторожно, изящно, занося пищу под вуаль. Некоторые женщины из низших каст, на улице, предпочитают пить прямо сквозь вуаль.
Продолжай, подтолкнул её я.
Что интересно, задумчиво сказала рабыня. В течение долгого времени Убара вела себя, как Убара. Она могла быть неофициальной или величественной, в зависимости от требований обстановки, грозной правительницей или радушной хозяйкой, остроумной и очаровательной, или холодной и требовательной. Она могла согреть вас одной своей улыбкой, а в следующий момент охладить хмурым взглядом. В определенных пределах Ар был её. Она была чрезвычайно гордой женщиной, даже самонадеянной, уверенной в себе и в своём месте. Для окружающих было бы правильнее всего изо всех сил пытаться понравиться ей. Её слово могло разжаловать офицера Ара, фраза изгнать советника, или разорить и выслать торговца. Она могла унизить любую женщину, даже самую высокопоставленную до ошейника. Она была очаровательна, тщеславна, защищена и высокомерна. Можно сказать, что она по-настоящему наслаждалась своей властью, в том виде, в каком она была. Её власть, ограниченная в решении серьёзных вопросов, была неограниченной в том, что не касалось оккупации. Мужчины и женщины стремились понравиться ей. Она была той, кого боятся. Но вдруг, с Убарой произошли странные изменения. Очередное запланированное пиршество внезапно было отменено, по-видимому, из-за нездоровья Убары. Но, после этого, она стала другой. Развлечений стало меньше, а затем они и вовсе прекратились. Казалось, Убара иногда уходила в себя, и даже чего-то боялась. Она больше не покидала Центральную Башню, а возможно и своих апартаментов в ней, которые были заперты и надёжно охранялись. Поговаривали даже о том, что в ночные часы она держала свечи зажжёнными. Она боялась есть и пить, возможно, опасаясь, что её могли отравить или усыпить. Всю её пищу и напитки вначале пробовали испуганные рабыни, бывшие свободные женщины Ара, используемые в качестве дегустаторов. Такое впечатление, что на неё была объявлена охота. Выглядело так, словно она, столь охраняемая, являющаяся Убарой, боялась, каким бы абсурдным это ни показалось, что в любой момент могла бы почувствовать на себе аркан, как обычная женщина, и быть унесена к судьбе которой она не могла знать, возможно даже к такой ужасной, как ошейник. Вы только представьте себе её, Убару, в ошейнике! Какой город мог бы быть достаточно сильным, хитрым и смелым, чтобы захватить Убару? Какой Убар мог быть достаточно могущественным, чтобы владеть ей, демонстрировать её голой, в цепях, у подножия своего трона? Изменения, произошедшие в ней, казались странными и непостижимыми. А затем, позже, произошло восстание.
И что дальше? спросил я. Какова была судьба Убары?
Я не знаю, пожала плечами рабыня. Восстание было внезапным, для многих улицы стали смертельно опасным местом. Я, вместе с некоторыми другими, передала себя в руки наёмников, разделась, самопровозгласила себя рабыней, и была привязана за шею к остальным. Нас использовали в качестве уловки, чтобы пробраться к стенам. Наёмники представлялись гражданами Ара, ведущими нас на казнь. Но ближе к стене их хитрость не подействовала, и им пришлось пробиваться с боем. В конечном итоге, наёмники прорубили себе путь за город, и присоединились к отступавшим косианцам. Волосы они нам остригли, чтобы мы не выглядели свободными женщинами для пролетавших над нами тарнсмэнов. А вскоре верёвку на наших шеях заменили на цепь и ошейники. Так нас вели от одного лагеря до другого, пока мы не оказались в окрестностях Брундизиума. Уже из этого порта нас погрузили на корабль и морем доставили на север, где и высадили на берег.