Который всем камням земным отец! добавила баба-яга.
Архиерей только фыркнул. Глеб же смерил волхва и вещунью пристальным взглядом и спросил:
А что это значит для нас, простых смертных? Что-то изменится?
Да для нас ничего это не значит, княже, подал голос Бречислав. Алатырь-камень он средоточие невидимых сил. Его исчезновение на тех скажется, кто в потаенном мире живет. Но нам до них дело десятое.
Интересное дело, задумчиво молвил Глеб. А на Кащее это скажется? На войске его нечистом?
Кащей, касатик, свою смертушку не по пустой прихоти на Буяне схоронил, поведала баба-яга. Он таким образом из камня Алатыря силу черпал. Теперь, когда тот на дне морском, сил у него должно поубавиться.
Вот это радует! аж просветлел князь. Может, тогда сразу и напасть на него?
Не спеши, яхонтовый, коней не гони, мотнула головой Овдотья Кузьминишна. Поубавиться-то сил у него поубавилось, я чаю, да только не в сто раз. Не в десять даже. Не знаю уж, насколько он слабее стал, но на хромой козе ты его и сейчас не объедешь.
Да и войска-то у него не поубавилось, добавил Самсон.
И войска не поубавилось, кивнула баба-яга. И сам он по-прежнему Бессмертный. Просто силищи в ручищах чуток помене будет, да из мертвых восставать, быть может, подольше станет. Но и только-то. Убить вы его все равно не убьете, докуда иголка его проклятая цела.
А если его вот взять и точно пополам разрубить? спросил Иван. Ему все не давала покоя эта мысль. Ну вот прямо ровно-преровно, как по ниточке. Что будет?
Да ничего не будет, ответила баба-яга. Просто восстановится из той половины, в которой сердца большая половина. И башку тебе снесет, как куренку. Чтоб с Кащеем покончить, нужно иглу его сломать.
А иглу не сломать, пока не разобьем яйцо, подытожил Глеб. Неужели настолько уж прочное?
Да сам попробуй, обиженно сказал Иван. Мы с Яромиром уже все перепробовали. Не бьется оно.
Попробуем, решительно взялся за яйцо Глеб. Илья Иваныч, сделай милость, покажи силушку богатырскую.
Это можно, снял с пояса палицу Муромец.
Палицу его обычный человек не сумел бы и поднять. Три пуда чистого железа, с рукоятью целиком отлито. Такой как ударишь по пояс в землю вколотишь. А старый порубежник держал ее одной рукой, да еще и помахивал, точно веточкой.
Крякнул Илья Муромец. Размахнулся. Да и шарахнул по яйцу во всю Святогорову мощь.
Стол раздробило в щепу. Пол пробило насквозь. А на яичке ни трещинки, ни щербинки. Ровно по солнечному зайчику били.
Гм, смущенно произнес богатырь. Ну
Я кладенцом рубил, сказал Иван. И разрыв-травой пробовали. Хотя она камень и не берет.
Не поможет против бесовской пагубы ни булатная сталь, ни языческое колдовство, заявил отец Онуфрий, поднимаясь со стула. Тут без Господней помощи не управиться.
Волхв презрительно хмыкнул. Остальные тоже глянули с сомнением, но спорить не стали. Архиерей подступил к каменному яйцу и принялся читать молитвы то тихо, почти не слышно, то переходя на крик. Святой водой его покропил, освященной свечой подкоптил.
Никакого толку.
Да покарай его Господь наконец выдохнул отец Онуфрий. Вот незадача-то.
Эх, нам бы сюда ту мышку размечтался Иван.
Какую еще мышку? не понял Глеб.
Да ту, которая хвостиком махнула и золотое яйцо разбила.
Какое еще золотое яйцо?
Которое символ мироздания. Семя, заключающее в себе жизнь и вселенную.
Вань, ты бы помолчал, а? поморщился князь. Я тебя люблю, конечно, но ты меня бесишь иногда.
Собравшиеся мрачно уставились на яйцо. Вот она, Кащеева смерть, прямо в руках. А проку от нее ровно столько же, как если б она все еще была на Буяне.
Еще есть что предложить, други? обвел глазами присутствующих Глеб.
Может, и не колотить его тогда? наморщив лоб, сказал Самсон. Главное, что есть оно у нас. Давайте о том и объявим Кащею. И скажем, что коли он нос из своего терема высунет, хоть одного русича пальцем тронет мы ему тут же и упокой споем.
Ага, вон оно что удумал медленно протянул Глеб. Ишь какая стратагема-то
А то больше! оживился воевода. Велим ему дань нам платить за жизнь и спокойствие! Златом и серебром! А то даже прикажем за нас стоять, помогать в случае нужды! Кащей со своим войском это же ух какая силища! Нападут на нас те же суздальцы или рязанцы а мы р-раз и Кащея на них натравим! Заместо пса цепного у нас будет!
Интересная мыслишка заулыбался князь. Брата я Кащею, конечно, не прощу никогда, но раз уж одолеть его по-прежнему не можно, то по рукам и ногам сковать, а там, быть может, и на пользу себе обратить
Не выйдет, княже, вздохнул Бречислав. Кащей мыслит иначе, чем мы, но уж глупцом его точно не назовешь. Это же он это яйцо создал. Он в него свою иголку заточил. Ему лучше всех известно, что на нем за чары, и как их разрушить. И он всяко поймет, что грозим мы ему смертию только потому, что воплотить угрозу не в силах.
Догадается, думаешь? поморщился Глеб.
Обязательно догадается. Более того точно будет знать, что яйцо его у нас, но мы его до сих пор не вскрыли. Лучше уж помалкивать тогда, быть может, он и не прознает еще, куда оно делось.
Значит, прежде всего нужно все-таки яйцо расколотить, решил Глеб. А там уж будем размышлять сразу ли Кащея убивать или заставить его вначале людям послужить. Искупить прегрешения, так сказать.
Сразу, решительно грохнул по столу отец Онуфрий. Ты, княже, прости меня, если грубые слова скажу, но коли ты с врагом рода человеческого в торги вступишь от церкви отлучу. Негоже так.
Вот удивительное дело, но я сейчас с этим долгополым полностью согласен, добавил Всегнев Радонежич. Никогда не думал, что так случится.
Хватит, святые отцы, довольно, отмахнулся Глеб. Еще вы меня тут учить будете, как верно княжеством править. Поскольку яйцо все едино непрошибаемо, говорить пока что тут и не о чем. А вот нет ли у кого еще мыслей о том, как бы его раскокать?
Воцарилось молчание. Супротив каменного яйца применили уже все средства.
Может, в Рипеи сходить, в гору огнистую его кинуть? предложил Иван.
Да не горит оно в огне, пробовали уж, ответил Яромир. Ты его сам в костре целую ночь продержал.
То в обычном огне. А тут гора огнистая. Вдруг сработает?
А коли нет? Коли и там цело останется? Из такой горы мы яйцо уже никаким манером не извлечем. Так и будет лежать веки вечные, Кащею на радость, нам на погибель.
Оно верно, вздохнул Глеб. Только что делать-то тогда еще?
Богов вопросить можно, подал голос Всегнев Радонежич. Старых. Они, конечно, на нас обижены крепко, но если жертву им принести побогаче могут помочь.
Человечьи жертвы идолищам приносить не дам! рявкнул отец Онуфрий.
Что сразу человечьи-то?! возмутился волхв. Не едят наши боги людей, сто раз уже говорил! Быка им надо в жертву. Черного. Тогда смилостивятся.
И быка нечего на требищах ваших смрадных резать! вызверился архиерей.
Тихо, тихо, отче, поморщился Глеб. Не обеднеет княжество с одного быка.
Да не в быке дело а в бесчестии! Кощунство это, княже, языческое и богопротивное!
Тихо, повторил князь. Ничего. Не черти все-таки какие, а боги пращуров наших.
Да не боги они!..
Ты, святой отец, не гоноши, недобро глянул Глеб. Нишкни. У нас тут, сам знаешь, что с восхода приближается. Чтобы Кащея одолеть, я с кем угодно ряду заключу, у кого угодно помощи попрошу. Даже у врага заклятого.
Отец Онуфрий аж покраснел от гнева, но дальше спорить не стал. Уселся и уставился на волхва, словно тот ему в кашу плюнул.
Быка дадим тебе, Всегнев Радонежич, пообещал Глеб. Только черных вроде как нету. Поищем, конечно, но вообще у нас тут белые только и бурые. Как-то так сложилось уж.
Ну давай белого, согласился волхв. Али бурого. Любого давай, лишь бы пожирнее.
Завтра доставят его тебе, кивнул князь. Подскажут что боги старые то и ладно. Но все-таки хотелось бы и понадежней чего а то я, так уж вышло, тридцать два года уже землю топчу, шестой год уже Тиборском правлю, а только от богов помощи ни разу еще не видал. Все на себя надеяться приходится, да на людей верных. Есть еще у кого мысли, как оное яйцо расколоть?
У сестры моей спросить совета надобно, предложила Овдотья Кузьминишна. Не серчай, Глебушка, я ж в семье-то младшенькая, мне о Кащее не так и много ведомо. А вот сестрица моя наистаршая она помудрей меня, ей многие тайны известны. Чаю, сумеет что-нибудь подсказать.
Все задумчиво покивали. Что баба-яга на свете не одна, а три то сидящие за столом знали. Овдотья Кузьминишна старушка добрая, много кому помогла и ведовством, и советом. Ее и князю Глебу есть за что поблагодарить, и воеводе Самсону, и самому Илье Муромцу. Братья Волховичи с ней и вовсе в дальнем родстве состоят, хотя об этом здесь знали уже не все.
Другое совсем дело баба-яга середульняя, Яга Ягишна. Выжившая из ума карга, злобная людоедка, в жизни никому не помогавшая, а только вредившая. Эта верно служит Кащею, ибо ненавидит людей всем сердцем.
Но есть и третья. Самая старшая, мудрая и могущественная. О ней все тоже слышали, но и только-то. Где живет, как звать неизвестно.
О том бабушку Овдотью и спросили. Та покряхтела и неохотно сказала:
Звать нашу большуху Буря-яга. А живет она на полуночи, на краю Кащеева Царства, у реки Мезени, в землях навьев.
Неблизкий путь, молвил Бречислав. Но если она знает, как яйцо открыть надо к ней наведаться.
Может знать, поправила баба-яга. А может и не знать. Я с ней давненько уж не видалась. Большуха наша сейчас уж не в себе стара шибко, с головой непорядок. Наведайтесь к ней, да будьте осторожней она коли с левой ноги встанет, так и зашибить может.
Ладно, бабусь, наведаемся к ней, сказал Яромир. Нам с Иваном не привыкать землю ногами мерить. Только как нам ее сыскать-то? Я в тех местах не бывал, дороги не знаю.
Завтра дам вам для того средство, касатик, успокоила баба-яга. Ложитесь спать и не волнуйтесь. Утро вечера мудренее.
Глава 8
Спать-то никто не лег, конечно. Обеденное еще только время. Разошлись все по делам повседневным. Князь во двор вышел, судить и рядить по справедливости. Воевода в гридницу отправился, детских да отроков гонять. Баба-яга в избушку свою вернулась, отвары варить да снедь гонцам в дорогу собирать. Илья Муромец с Иваном-Дураком в корчму двинулись, да на торги еще потом.
А вот Яромир с Бречиславом вышли из кремля, свернули за угол и зашагали по пустынной улочке. Там их уже поджидал меньшой самобрат Финист Ясный Сокол.
Ну что, проследил за ним? спросил Бречислав.
Сверху приглядывал, ответил фалколак. Только заприметил он меня, видимо. Под крышей схоронился, вон в той хибаре. Я уж ждал его, ждал не выходит. Обернулся, внутрь вошел а его там нету уже. В подполе лаз оказался, он огородами скрылся.
Ну, значит, мой черед, молвил Яромир. Ты, братка, тогда дальше приглядывай, чтоб нас не заметили. А мы уж по следу пойдем.
Финист кивнул, ударился оземь и вспорхнул небывало крупным соколом. Поднявшись в воздух повис там, точно к небу прибитый.
А Бречислав и Яромир вошли в хибару, оказавшуюся пустой и очень грязной. Там и верно нашелся лаз, который вывел аж на соседнюю улицу, почти к самой крепостной стене.
Здесь Яромир кувыркнулся через голову, становясь волком, принюхался к утоптанному снегу и засеменил на восход. За ним поспешал Бречислав.
Запах, что искал Яромир, был хорошо ему знаком. Лучше любого другого. И привел он к небольшой избе на отшибе с темными окнами, запертой изнутри дверью.
Она недолго оставалась запертой. Бречислав обернулся вокруг себя на одной пятке, стал полным тавролаком и саданул рогатой башкой. В проход громадный человек-бык протиснуться не мог, поэтому вернулся в прежний вид.
Тут же рядом приземлился и Финист. Братья-оборотни кивнули друг другу и шагнули в сени. Там громоздилась всякая рухлядь старые вожжи, тележные колеса, рваные валенки. Было темно и пыльно.
Так же оказалось и в избе. Печь не топилась, холод стоял почти тот же, что и снаружи. На полках выстроились ряды кувшинов и жбанов, в сундуках лежала ветхая одежда. На столе одинокая миска с водой.
Бречислав заглянул туда и отпрянул. Вода дрожала, словно рядом кто-то топал, и отражался в ней хоть и потолок, но явно не этой избы.
Не смотрите в миску, одними губами произнес боярин. Чуешь что, Яромир?
Волколак принюхивался. Он слышал искомый запах, но не мог понять, откуда. Тот струился по избе, доносился не то из какого сундука, не то из печи, не то
А нет ли здесь подклети? спросил Яромир.
Подклеть нашлась. Лаз был почти не виден, сливался с половицами. Бречислав сунул пальцы в едва заметные пазы, понатужился и вырвал крышку с мясом. Та была заперта изнутри.
Бречислав, Яромир и Финист по очереди спрыгнули вниз и оказались в просторном, освещенном дюжиной свечей погребе. Тут было чисто, прибрано, на столе стояли плошки и чарки.
А к стене прижимался перепуганный человек в черной манатье. Княжеский лекарь, лучший рудомет Тиборска.
Именно руда и была во всех плошках и чарках. Кровь человеческая. Князей, бояр, воевод всех, кого этот лекарь пользовал.
И наособицу кровь оборотня. Яромира Серого Волка.
Это на ее запах он сюда шел.
Ну здравствуй, друже, подошел к хозяину избы Бречислав. Недурную ты коллекцию собрал. Но моей-то нет у тебя?
Нету, скрипнул зубами лекарь. Сам знаешь. Ты потому и отказывался всегда, боярин? Знал, верно?
Не знал, ответил Бречислав. Кабы знал давно б уже тебя под микитки взял. Просто меня еще батюшка учил, что коли кто тебе кровь пустить хочет такого человека стерегись. Добра тебе он точно не желает.
Мне сии телесные жидкости для изучения потребны! сделал тщетную попытку лекарь. По цвету их, по запаху, по вкусу я болезни определяю и методы лечения!
Ты перед нами-то не распинайся, хмыкнул Яромир. Мы ж поняли уже все, кто ты есть. Ты это дело князю затирать будешь может, и поверит.
Лекарь нахохлился и замолк. И то, братья Волховичи отнюдь не глупы, колдовской скарб сразу распознали. У обычных рудометов не висят на стенах волосяные наузы, не плещется в бадье вода, которой умершего обмывали, не лежит в черном круге куколка с иголками во лбу и чреве.
Финист поднял эту куколку и аж присвистнул. Была та проста, бесхитростна, но имела явное сходство с князем Глебом.
То-то светлый князь в последнее время животом мается и на головную боль жалуется, молвил фалколак. Порчу наводишь, вымесок?
А ты меня не виновать, рыло скобленое! зашипел лекарь. Бога славь, что я с вами, полулюдьми, разобраться не успел! А то бы ходили вы у меня до ветру через каждый час, да кишки собственные через пасть выблевывали!
Ну, то еще не смертельно, рассудительно сказал Яромир, выплескивая из кувшинца свою кровь. Колдун ты, я погляжу, слабехонький, раз на большее не способен.
Но ответ перед князем держать все едино будешь, добавил Бречислав, изучая плошки. Тем более, что тут и его «телесные жидкости» присутствуют. Чаю, не обрадуется он такой новости. Все свои хождения до ветру тебе припомнит.
Иголки-то из его куколки извлеки, братка, сказал Яромир Финисту. И глянь там в углу нет ли еще чьих образов?
Нашлись и другие. Все те же бояре, воеводы. Архиерей был. Волхв Всегнев. Илья Муромец. Все три Волховича. И даже иноземные князья, начиная с Всеволода Большое Гнездо.
Его крови, правда, в плошках не обнаружилось. Не успел, видать, ее лекарь заполучить, руки коротки оказались. Про запас куколку сделал, на будущее.
А Ивана нет, заметил Яромир. И кровь ты у него брать не стал. Что так?
Да от Ваньки-то Дурака легко избавиться, ответил лекарь. Да и вреда от него нет. А вот вы у бессмертного царя уже в печенках сидите, перевертыши. После Глебки-князя вы у меня первые были на очереди.
Ну прости тогда, что слишком рано пришли, осклабился Финист. Обидно тебе, наверное?
Да черт бы с вами, равнодушно откликнулся лекарь. Все едино бессмертный царь от вас места мокрого не оставит. Трепыхайтесь, пока можете.
Ты почто вообще Кащею-то служишь, голова ученая? спросил Бречислав. Ты же не лембой. Не нелюдь. За злато продался?
Злато мне ваше даром не нужно, ответил лекарь. По зову сердца я ему служу. Прав Кащей.