Надежда во мраке - Кирнос Степан Витальевич 7 стр.


Внезапно из наушника зазвучал голос, полностью развеявший раздумывание Тита, полностью вернув его к делу.

 Когда повернёте направо, вам необходимо будет пройти ещё двести метров.

 Поняли.  Тихо ответил Тит.

Вокруг двух мужчин медленно начинало царить некое религиозное безумие, которое восходило в свой апофеоз к часу дня, что именовался «Часом Аллаха». Тогда в Мекке вся жизнь останавливалась, и люди прямо на улице, в офисах, в метро, предавались «Великой Молитве». Исключение составляли только работники, названные в Проповеди-321, а именнолётчики, военные на посту и все те, от кого зависела жизнеспособность страны.

Тит постоянно осматривался по сторонам и видел, что на каждый десять домов приходилось по мечети, которая вела постоянную работу и собирала возле себя всех тех людей, которые не были ни чем заняты. Он не знал, что согласно Проповеди-14«Каждый благочестивый мусульманин, если не выполняет никакое дело, то обязан пребывать в мечети и совершать намаз, дабы не податься греху лени, пока не найдёт себе дела» и Проповеди-21«Для исполнения проповеди-16, на каждые десять домов необходимо создание небольшой мечети в которой люди будут исполнять намаз, а десять домов с мечетью будут именоваться теперь какНамасзская Десятина, которую возглавляет Муфтий-десятник». И везде и повсюду, куда не кинь взгляд, возвышались прекрасные строения, чьи купола были выполнены строго из золота, отчего буквально вся Мекка светилась, отражая солнечные лучи. Ну а от самой огромной мечети, выстроенной возле Каабы, имевшей высоту больше пятисот метров и несколько уровней. От её куполов, облицованных начищенной платиной, исходил такой блеск, что ослепить любого, кто поймает своими глазами её солнечный блик, попросту опалив роговицу глаза.

Многие аэропорты находились далеко от Мекки, потому, что временами такая концентрация отражённого света временами прожигала борта самолётов или ослепляла пилотов.

Вокруг люди, поймавшие во внимание мечеть или проходящего мимо Муфтия-десятника, начинали свершать Дуапроизвольную молитву, со слезами радости обращаясь к аллаху, что они увидели «Дом Господень» или «Посланника Его». Те, кого благословил муфтий, могли впасть в такой экстаз, что падали на колени и начинали реветь от радости того, что его «коснулась рука Аллаха».

Многие люди на улицах старались твердить молитвы, настойчиво шепча их себе. Но, ни одна молитва или говор не был слышен из-за того, что везде и повсюду были установлены специальные колонки и граммофоны, через которые без конца на надрыв лились молитвенные речи и гимны религиозных деятелей. У Тита уже начинало уши закладывать того, что у всяких построек, практически у каждой лился этот голос, превратившийся в одну протяжную молитвенную какофонию. Но останавливаться нельзя было, и брат-лейтенант продолжал упорно продвигаться.

Везде и повсюду двум мужчинам на вид встречались люди, грязные, запотевшие, обливаемые каплями пота и крови, стоящие на изодранных коленях, одетые только в трусы и бьющие себя плетьми по спине. Под каждым из этих фанатиков к концу дня была лужа запёкшейся крови. Это были «искупители грехов», которые вводились Проповедью-12, как обязательные. Они отбирались из числа богатейших семей, как «Дань Аллаху, дабы он через них смог дать искупление грехов народа боголюбимого».

Естественно, всё это вызывало у Тита негодования, которые сталкивались со строгой ментальной выучкой и не давали ему впасть во власть эмоций.

Внезапно они услышали воззвания сзади себя, словно их кто-то окликнул. Тит, как и Данте, знал арабский, но очень слабо, а возглас явно прозвучал на неоарабском.

 Стой.  Практически шёпотом сказал Данте своему напарнику.  Медленно поворачиваемся.

Тит и Данте увидели, как к ним подходит человек, облачённый в красную тунику и алые штаны, которые покрывали кровавого цвета сапоги. В руках он нёс довольно толстую книжку. Позади него шло ещё три человека, облачённых в туники чёрного цвета и имевшую подобную стилистику.

 «Младший Кади».  Сказал Титу Данте, объявив, кто это может быть.

 До дома ещё пятьдесят метров, почему остановились?  Прозвучал возмущённый голос в наушнике, но в ответ ему было лишь молчание.

 Именем Аллаха, здесь запрещён такой быстрый шаг.  По-неоарабски начал «Младший Кади».  Куда вы так спешите?

 На совет пустынных торговцев.  Чётко и практически без акцента ответил Данте, но у судьи уже закрались подозрения.

 То-то я раньше вас не видел в своём районе. И никто ещё тут не нарушал священных правил, установленных господом, которые кто-то смеет преступить.  Гневно разошёлся «Младший Кади».

 Простите, но мы спешим на собрание торговцев.  Всё продолжал твердить Данте, соблюдая такую же хладность в голосе.

Внезапно глаза младшего судьи расширились, и он поспешил упасть на землю, став произвольно совершать намаз, так поступили практически все те, кто был на этой улице. Люди выбегали из магазинов и падали к асфальту Мекки, который именовался священным. Люди останавливали машины и прямо на дороге свершали молебные действия. Через несколько секунд, в мановение ока всё захлестнула волна намаза, сопровождавшаяся бесконечным молитвенным гулом, вперемешку с издаваемыми всхлипами и слезами радости, которые слились с голосом из граммофонов и колонок, став одним медитативным воззванием к Аллаху.

Данте обернулся и увидел, как на него и Тита длинным жезлом, увенчанным полумесяцем, указывает высокий человек, мужчина в специальном балахоне, ушитом золотом и серебром, увешанного драгоценными камнями, отчего он весь светился, излучая отражённый свет.

 Почему ты не преклоняешь предо мной колени!  Разразился гневом человек, разве ты не готов подчиниться тому, кто есть «рука Его на земле»?

 Так кто ты?  Вопросил наигранно Данте.

 Я есть главный имам северного региона Мекки. И все мои слова есть слова Аллаха! А вы всего лишь чужаки, пришедшие сюда в овечьих шкурах, чтобы свершить срам на нашей земле.

И в подтверждение сказанного он поднял одного человека, которые неистово свершал молитву и приказал ему «Отдать жизнь во имя Его», призвав к ритуальному самоубийству. Человек попросту снял с себя ремень и затянул его у себя на шее

 Видишь, если бы мои слова, не были словами Аллаха, то этот человек не посмел бы свершить самоубийство. Я есть власть Его на земле, и ты, чужак, обязан немедленно преклонить передо мной свои колени.

Данте надоела эта беседа. Он мгновенно оценил опасность. Магистр уже понимал, что их раскусили, раскрыли и всё зависит от того, как себя поведёт этот имам. Именно от его действий сейчас зависел исход.

Воздух, словно замер, обернувшись в раскалённые дыхательные массы. Всюду был слышим только молитвенный гул, ужасно давивший на уши. Где-то вдалеке уже слышались мигалки полиции, и магистр решил пойти на радикальные меры.

Данте глубоко вдохнул и почувствовал, как его лёгкие обжигает воздух, но, тем не менее, он вытащил из одежд чёрный пистолет и открыл стрельбу. Плюнувший свинец разом оставил лежать на земле «Младшего Кади» и его помощников. Затем он направил дымящееся дуло на имама и снова прозвучал треск выстрелов. Но испугавшийся священнослужитель не готов был умереть и дал дёру, причём укрывавшись за спинами своих фанатиков, которых пули косили как траву на сенокосе.

 Трус!  Крикнул Тит.

 Что у вас случилось?!  Затрещало в наушнике.

 Мы проревемся! Высылай за нами эвакуационную группу через десять минут в точку альфа, конец связи!  Крикнул Тит и оборвал связь.

Данте и Тит знали, что сейчас необходимо делать, а поэтому всё дальнейшее произошло без слов и взаимных команд. У них в поле зрения уже был тот самый дом, который расположился от них в пятидесяти метрах.

Народ в панике стал разбегаться, а впереди по улице уже останавливались машины полиции, откуда стали выходить хорошо вооружённые люди. Спустя минуту три машины уже становились на пути, образовав импровизированный блокпост, собранный из автомобильной жести.

Тит вынул из-под мешковатой одежды небольшой плазменный обрез. Его ручка была выполнена из дерева, а вот место для поддержания из металла и снабжалось мощной камерой охлаждения. Брат лейтенант вынул два патрона внутри которых было синеватое вещество, скрытое под специальным металлическим корпусом, способным выдержать температуру плавления в пять тысяч градусов. Но сами снаряды быстро и со временем выходили из строя, а потому они готовились перед самим боем

Тит быстро зарядил обрез и встал позади своего магистра, вооруженного пистолетом с лазерным наведением и имевшим целых два магазина, укрывшись за углом здания. Один подствольный, для фосфорных пуль, а другой для обычных.

 Ты готов.

Даже во время операции, от которой зависело будущие и их жизнь могла оборваться в любой момент, речь Данте звучала как нельзя холодней.

 Да.  Последовал короткий ответ, что ознаменовал начало боя.

Магистр подался из-за укрытия и начал продвижение, удерживав в руке пистолет. Он сразу же сделал два выстрела, пробившим грудь одному из полицейских, затем её один, который уложил ещё одного противника. Но буквально пара метров и Данте с Титом пришлось укрыться за одним из автомобилей, что б, ни попасть под шквальный огонь двадцати пяти оставшихся стволов. Вокруг были только одноэтажные виллы и автомобили с фонарными столбами.

Внезапно открылась дверь одной из вилл, и в ней показался человек, в привычной для этих мест одежде, вооружённый карабином, чьё дуло направлялось на двух мужчин, укрывшихся в укрытии. Но Тит сработал быстрее. Спуск крючка, громоподобный залп и ряд светло-синих пучков роем устремился к мужчине. После оглушительного выстрела из карабина не подалось дыма, ничего, кроме двух гильз, которые выходили только с зарядом, чтобы не расплавить дуло. Но и криков противника никто не услышал, ибо вся его голова и верхняя часть тела просто испарилась в адском шквале. Запечённый кусок мяса просто рухнул на землю, выронив оружие.

Тит «сломал» обрез и вытащил две капсули, что со звоном упали на землю и тут же погрузил новый боеприпас. Данте тем временем достал свето-шумовую гранту, со звоном выдернул чеку и кинул в сторону врага. После металлического звона улицу накрыл пронзительный и нестерпимый до крови в ушах писк, парализовавший действие полиции, чем и воспользовались атакующие.

Данте, переключившись на фосфорные снаряды устремился в бой, прикрываемый Титом. После первого же выстрела четверо дезориентированных полицейских, державшихся за уши и глаза, обратились в пылающие белые факелы. Ещё выстрел и уже пятеро «стражей порядка» вопят от боли и химических ожогов. Но оборона быстро опомнилась и снова встала у машин, ведя кучный обстрел по укрытию магистра и брат-лейтенанта, ставшим на этот раз стеной чьей-то виллы.

Бетон от стены начал постоянно плеваться крошкой, а пули всё ближе и ближе подбираться к цели. Тит тем временем удерживал тыл и фланги, периодически выжигая тех, кто решил помочь полиции.

Вся улица наполнилась звуками стрельбы, став привлекать уже внимание армии, что было просто ужасно, а в раскаленном воздухе уже завита запах пороховой гари, жженого мяса и смерти. До цели оставалось двадцать пять метров недоступно далёкие метры.

У Данте оставался один фосфорный патрон, и он знал, как его использовать. Высунувшись из укрытия, но, ни одна пуля не коснулась его, на секунду он дал залп и белый пучок устремился в борт машины, проплавив его. Тут же прогремел мощный взрыв, разметавший остатки обороны и клубы чёрного дыма чёрным грибом устремились ввысь.

 Быстрее.  Без эмоций скомандовал Данте, и они побежали, а точнеерванули со всех ног, к зданию, окружённому стеной.

Возле них лежали обгоревшие трупы полицейских и мирных жителей, испачкав улицы своей кровью и углём сгоревшей кожи, на чьих лицах навечно застыла гримаса боли и страха, но, ни Данте, ни Тита это не беспокоило.

Брат-лейтенант, подбегая, дал залп из своего дробовика в замок и она буквально расплавился с куском самой деревянной двери. Затем Данте просто снёс эту дверь с петель, когда вбегал Но дальше была лишь досада

Внутри двор был абсолютно запустевшим: везде поросла сорная трава, а тропинки давно заросли всякими сорняками. Сам дом был пуст. В нём отсутствовали окна, и внутри было видно, что внутри царит абсолютное запустение, словно за фасадом дома даже ничего не строили. От постройки был лишь остов и наружные стены, как будто это был макет, поставленный сюда для шутки, колючей издёвки.

 Отбой операции. Груза здесь нет.  Передал Данте по защищённому каналу, инспектору.

 Вас понял, ждите, через полминуты должен подлететь вертолёт, погружайтесь туда и сваливайте из этого проклятого места. Надеюсь, в Султанате всё получится.

В километре отсюда.

Северный имам, укрывшись в собственном автомобиле, приложив специальное устройство, больше похожее на тонкую пластину, которое было телефоном.

 Это вы, наш собрат по единобожии?

 Да.  Прозвучал холодный, полный злости голос.

 Господин, у меня были те, кого вы ищите В священном городе Мекка они кого-то искали. Я прошу вас обратить на это внимание, дабы в будущем пресечь подобные инциденты.

 Ох, спасибо,  Как-то по безумному слащаво зазвучал голос из трубки.  Автократорство благодарит вас за эти сведения, мы установим полный контроль над границами и непременно засечём их, когда они войдут в них, и отследим этих ренегатов.

Глава седьмая. Султан милостивый

Этим временем. Новый Стамбул. На востоке пролива Босфор. Турецкий Султанат.

Клинок Карамазова сверкающей на солнце вспышкой прошёлся по горлу противника, раскроив его. Солдат, облачённый в униформу Гвардии Султана держась на окровавленное горло, упал на за прохладный пол недостройки. Алая жидкость из раны залила багровую форму человека, который без сожалений пошёл на смерть.

Бывший инквизитор отступил на два шага и сделал пару выстрелов из пистолета, стилизованного под оружие восемнадцатого века. Звук пистолетного треска и гвардеец султана был остановлен прямо у самого входа в помещение. По его алой униформе потекла обильно кровь, залившая всю одежду.

В то же время Эмилия своей рапирой, выкованной из титановольфрамового сплава, и заточенной на молекулярном уровне сдерживала наступление противника у противоположного входа одноэтажного недостроенного здания. Её рука, удерживая оружие, то и дело с особым изяществом обрывала жизни тех, кто решил помочь Гвардии Султана, выйдя против них с примитивным оружием. В другой руке она крепко держала пистолет с футуристической конструкцией. Стальная ручка и подложка удерживали на себе раздутый баллон. Сам баллон был сделан из блестящей начищенной меди, и из задней части пистолета к нему подходило несколько трубок, а заканчивался он довольно широким дулом.

Одетые в алые мундирыкрасные укреплённые кожаные сапоги, багровые кафтаны, усиленные встроенными пластинами металлического сплава и головным убором с высоким пером цвета кармина, гвардейцы султана, вооружённые удивительными алебардами, представлявшими оружие ближнего боя со встроенным автоматом, продолжали наступление, желая выдавить врагов «Его Великилопнейшества».

Карамазов поставил блок, и сталь его клинка лязгнула об металл алебарды, выдав сноп искр, который разлетелся фонтаном по помещению. Воин Султаната тут же отпрыгнул и нацелил алебарду в грудь бывшему инквизитору и выстрелил. Пули со звоном ударились об броню и посыпались на пол, усладив слух своим бренчанием. В ответ Карамазова нацелил на противника пистолет и попытался выстрелить, но не успел. В лицо солдата султана тут же с рёвом прилетел сгусток черноватой жидкости, ознаменовавший своё попадание звуком смачного шлепка. Гвардеец взялся за лицо и истошно взревел, а уже через несколько секунд упал на пол и упал замертво. Карамазов заглянул в лицо своему противнику, но увидел лишь куски угля и выжженной кожи.

В другой стороне помещения стояла Эмилия, удерживавшая свой дымящийся пистолет на вытянутой руке. В благодарность мужчина в одно мгновение направил свой пистолет в её сторону и сделал оглушительный выстрел. Пуля угодила точно в место крепления алого пера, прошив насквозь голову гвардейца, и брызнула мозгом из затылка. Противник, уже занесший алебарду, с опустошённым магазином, над девушкой, покачнулся и упал замертво на спину, распластав конечности.

Ответ девушки выразился в широкой улыбке, которая продлилась менее секунды, ибо ситуация требовала максимального сосредоточения и не момента упущения.

Карамазов встал у окна постройки. Впереди был лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старой постройки, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».

Назад Дальше