Йоки, начал Лорни, глядя в глаза матери своего друга, знал то, о чём не догадывался никто из нас. Даже Мирафим не предполагал того, что в итоге случилось. Йоки отправился на полночь, чтобы найти подтверждения своим догадкам. И он их нашёл. Он стал свидетелем появления новых гор. Когда эти горы упали на землю, весь мир пришёл в движение. Даже в Буерах земля ушла из-под ног. Тамошний люд подтвердит мои слова. Я и Йоки оказались рядом с местом падения. Тогда мой друг спас мне жизнь. Он не смог вернуться сюда Потому что Потому что никто не знает об этих горах больше чем он. Это великий человек и великий первооткрыватель. Йоки из Степков станет первым, кто взойдёт на новые горы. А когда он закончит свою работу и вернётся, о нём узнает весь мир. И каждый из нас будет гордиться таким земляком.
Поверили жители деревни его словам или нет, Лорни не понял. По хмурым взглядам и напряжённому молчанию простого люда никогда не скажешь, что у них на уме. Но Лорни обрадовало, что тревожное выражение лица матери Йоки сменилось спокойной улыбкой, а глаза засияли светом надежды. Этот свет горел с тех пор каждый день, в течение последующих трёх лет до самой её кончины. Женщина заболела ранней осенью и умерла в собственной постели. Уходила она в здравом рассудке и с твёрдой уверенностью, что у Йоки всё хорошо.
Глава 3 «Семеро»
Закич мечтал о колбасе. Эти грёзы одолевали его с тех самых пор, как копыта его дряхлой кобылы в первый раз подмяли мшистую землю степной провинции Дербены. Колбаса служила ему символом достатка и полного счастья. Запах колбасы напоминал ему дом, жену, раннее утро, когда на стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, ставили обожженную глиняную тарелку и деревянную кружку. В кружке белело тёплое парное молоко, а на тарелке лежали кружочки красной колбасы. Закич ценил уют. Вместе с тем, он его и яростно ненавидел. Сейчас, возвращаясь на своей дряхлой кобыле с дозора, в потёмках, под проливным дождём и на холодном ветру, личный коневод рыцаря Ломпатри утешал себя тем, что поганая погода всё же веселее унылого тёплого очага. Ведь в тёплом очаге нет страсти, нет стремления, нет жизни. Здесь же, каждую минуту приходилось доказывать, что ты живой, что имеешь право дышать и двигаться вперёд к своей цели. Если бы ещё этот Ломпатри сказал, куда они, к поганой нечисти, направляются. А то убьют этого бравого рыцаря ненароком какие-нибудь бандиты-грабители. Пропадай потом в этих всеми забытых Дербенах. Нет, бандиты сейчас совсем некстати.
Впереди показался светвидать Воська уже развёл костёр. Только сегодня света было больше, чем обычно: пылающие головёшки яркой пирамидкой возвышались над чёрной землёй, освещая палатку и сновавших подле неё людей. Закич замер и прислушался к происходящему в лагере. Видимо, рыцарь Ломпатри решил разделить привал с кем-то ещё. И, судя по голосам, компанию он подобрал не из высшего общества. До Закича донёсся смех и громкий бас нескольких мужиков. В лагере суетились. Закич слез с лошади и тихонько сделал несколько шагов по направлению к костру. В свете пламени он отчётливо различил палатку Ломпатри, телегу и фигуры людей. Ночь уже опустилась на равнины и лагерные, привыкшие, видимо, к свету костра, не видели подслушивающего конюха. А Закич придавил поводья своей кобылы камнем, чтобы старая зверюга не потерялась, и пополз ближе к лагерю. После продолжительных странствий в компании рыцаря Ломпатри, коневод научился не только сносно обрабатывать раны, но также приобрёл умение, самое что ни на есть полезное при такой неспокойной, кочевой жизни. При малейшем изменении в правильном ходе дел, Закича посещало некое дрянное чувство. Среди всей гаммы ощущений, накатывающих на него в моменты неопределённости, Закич научился различать странный тревожный голос, говоривший: «а вот теперь, дорогой друг коневод-травник-лекарь-следопыт, тебе лучше припасть к земле и не высовываться». И если старый Воська время от времени повторял, что всё будет в порядке, то внутренний голос Закича в самые, казалось, спокойные моменты мог заявить, что вместо порядка их ждёт сущий кошмар. Вот и теперь этот дрянной голосок стал подшёптывать: «ночка будет ещё та». Просто подъехать к лагерю, и дать обнаружить себя, показалось Закичу слишком наивным. Ведь когда ты гол, как сокол, то найти язык можно с любыми отбросами. Ну а если у тебя есть рыцарская кираса, недурной благородный меч, слуга, да ещё и «зверушка» в придачу, то шансы получить поленом по голове резко увеличиваются. Кирасу можно забрать себе, слугу зажарить на костре, ради веселья, а «зверушку» сдать королевской страже за вознаграждение. В такой ситуации лучше притаиться во тьме, где-нибудь поблизости и разобраться, с кем это там рыцарь сидит, а уж потом действовать.
Закич подполз ещё ближе к лагерю и притаился за кочкой. Отсюда было хорошо видно и слышно всё, что происходило возле костра. Гостей Закич насчитал до семи мужиков. Их кониздоровые на вид животные, стояли возле телеги. Сами гости выглядели потрёпанно: кожаная одежда, подбитая засаленным мехом, берестяные лапти, старые шерстяные шапки, потерявшие форму и цвет. С оружием молодцы не расстались. Они передвигались по лагерю со своими топорами, мечами и кинжалами на поясах. Один из них сидел у костра и точил стрелы. Дрянная одежда, хорошие скакуны и желание иметь под рукой то, чем можно убитьсочетание достаточно красноречивое. Ломпатри, скорее всего, уже догадался, что ночка предстоит буйная. Он сидел у костра неподалёку от входа в палатку, где, наверняка, лежал его меч. Воська мельтешил с кастрюльками и дровами, не догадываясь о том, что положение тревожное. Нуониэль, вероятнее всего, спал в палатке.
Говорили в лагере громко, но дождь сильно стучал по листьям плакун-травы, в которой лежал Закич, и поэтому он не сразу расслышал разговор двух мужиков, отошедших от лагеря в поисках валежника. Они прошли прямо у него под носом. От страха, сердце у коневода ушло в пятки.
Видал молодца? спрашивал один мужик другого.
Здоров, детина, отвечал второй.
Бессеребренник. Таких сразу видно. Пропил всё, или отобрали.
Шмотьё возьмём, хмуро ответил мужик, ломая очередную найденную корягу.
Ветковолосого видал? усмехнулся первый.
Ещё бы! Хворой какой-то. Кабы не заразиться. Но сдать страже можно, если кто из наших отправится в стольный. Уж пару монет выручимэтот точно сказочный. Ни разу настоящее сказочное существо не сдавал.
А это что? Чья это кобыла?
Закич медленно обернулся. Прямо позади стояла его лошадь, которая плелась за ним попятам всё это время: камень не удержал поводья. Пришлось действовать в открытую.
Дунка! окликнул свою лошадь Закич и поднялся из кустов. Это Дунка. Это моя лошадь.
Два бугая недоверчиво посмотрели на Закича, появившегося из темноты. Тупые бандиты замешкали: сразу убивать этого подозрительного типа или же сначала схватить его и допросить.
Увидел костерок, продолжал тараторить Закич, чтобы у них не было времени думать дальше, решил, дай загляну. Остановился поодальвдруг бандитынадо проверить. Вижувсё нормально, пошёл за Дункой, а тут и вы. Ну так как? Позволите у огня обсохнуть? Мне поделиться нечемя давно в пути. Но добрым советом всегда помогу, если люди хорошие.
Пойдём, недоверчиво сказал тот, что был выше и шире в плечах.
Закич взял свою кобылу под уздцы и направился за бандитами. Когда они подошли к костру, один из них взял у Закича лошадь и повёл к телеге. Их сразу же обступили. Главный у них был рослый детина в хороших штанах и дорогих сапогах. Его рваная кольчуга висела у костра, а сам вожак красовался огромным шрамом, пересекавший весь его мускулистый торс, блестящий от дождя в метавшемся на ветру оранжевом пламени. Закичу было зябко и сыро, а этот верзила, казалось, совсем не замечал непогоды.
Кто? буркнул он, оглядывая новичка с ног до головы.
Моё имя Закич.
Да хоть чан с дерьмом! Живёшь чем, я тебя спрашиваю, злобно спросил главарь.
Дело моё нехитроеврачую людей да скотину всякую.
Закич заметил, что разбойники всё ещё с недоверием смотрят на него. Ломпатри же, казалось, вообще не обращает на происходящее внимание. Сейчас главноесохранять спокойствие и вести себя, как ни в чём не бывало.
В стольном граде завелась одна крыса, пустившая слух о том, что Закич, якобы, занимается разными волшебствами, стал придумывать Закич присев возле костра, будто бы его ночёвка в лагере уже дело решённое. Конечно же, это полная ерунда. Я проблем не ищу. Стража на меня и так косо смотрела: думали я из конюшен добро тащу. Но, как говориться, у богатого прибрать не грех. А болтаться на виселице за волшебствоэто не моё.
И где же ты в Идрэне промышлял? спросил один разбойников.
Идрэн? переспросил Закич. Нет. Не Идрэн. Атарийские мы, из Анарона.
Из Анарона, ухмыляясь, повторил главарь. Анарон не так уж и велик. Где ты там жил?
Великне велик! отмахнулся Закич и стал греть руки над пламенем. Посад шагов тысячи на три будет вкруг стен. По Морской дороге лавка Ингвара. Но он шарлатан: продавал улиток от всех болезней. С другой стороны бабка Негрис. Она ничегоставила на ноги дня за три. От любой хвори лечила. Но денег брала с лихвой. А если ни Ингвар, ни Негрис не помогли, то езжай по северной дороге до Глади. Там в деревнях ищи лекарей. Вот я тамошний и буду. Я пришёл в посад и поселился у одного рыбака, в лачуге на приморской дороге.
Главарь заулыбался. Он пересел поближе к Закичу.
Давно оттуда? уже совсем добрым голосом спросил главарь.
Да года полтора будет.
Главарь уставился в костёр и о чём-то задумался. Улыбка не сходила с его лица. Ломпатри, с длинным прутиком в руках, сидел напротив и сушил над пламенем промокшие сухари. На Закича он и глаза не поднял.
Слушай, хожалый, заговорил главарь. А ты Игната знаешь?
Закич сделал вид, что вспоминает, а потом покачал головой. Игната он не знал. Вообще в Анароне, столице Атарии он был всего несколько дней. Закупал там лекарственные зелья и прочие припасы для своих собственных нужд. Всё, что мог, он из себя выжал. Дальше лгать убедительно он уж не знал как.
Акош я, сказал вдруг главарь. Сам анаронский. Родился там. Лет десять уже не бывал. Может, ещё случится.
Стоявшие рядом разбойники поняли, что Акош доверяет этому Закичу. Подозрение сменилось безразличием, и любители вольной жизни разбрелись по своим делам.
А что там вообще в большом мире делается? с детской наивностью спросил верзила Акош.
Закич пожал плечами:
Шаткий мир в нашем Троецарствии продержался ещё год. Всё же Сарвария и Местифалия не готовы сызнова торговать с нами. Слишком мы беспокойные. Наши короли изо всех сил стараются обуздать враждующих вассалов, совершающих набеги друг на друга по любому поводу, а Жрецы снова переписывают историю, строят эшафоты для вольнодумцев и сказочных существ. Я так скажу: простому человеку жизни нет!
Ничего не меняется, задумчиво сказал главарь шайки, и вперил задумчивый взгляд в языки огня.
Закич, буркнул вдруг Ломпатри, глядя на подгорающий сухарик, осмотри раненого.
Закич и Акош уставились на Ломпатри. Тот сидел молча. Акош вопросительно глянул на своего собеседника.
И где же раненый, спросил Закич.
Ломпатри встал и подошёл к палатке. Закич направился за ним. Рыцарь откинул стенку и пропустил конюха вперёд.
Ночи ждут, прошептал Ломпатри, входя за ним. Коль тебя раскроют, будут сразу брать.
Стенка палатки вновь приподнялась. Обернувшись, коневод и рыцарь увидели на фоне оранжевого пламени костра силуэт Акоша.
Темно здесь, громко произнёс Закич. Пойдём на свет.
Воська! окликнул слугу рыцарь. Воська протиснулся в палатку и стал поднимать нуониэля. Ломпатри успел что-то шепнуть слуге, когда тот вёл нуониэля к выходу. Слуга еле-заметно кивнул.
В костёр добавили дров. Разбойники столпились вокруг: всем хотелось посмотреть на сказочное существо. Ломпатри снова занялся сухарями. Закич стал разбинтовывать шею нуониэля. Сам объект внимания разбойников был сегодня живее всех живых. Сидел он прямо, дышал ровно. Всё его внимание приковал костёр и пламя, пляшущее на сырых ветках, только что брошенных в огонь. Воська, пыхтя и ругаясь, притащил к костру сундук, стоявший на телеге. Открыв его, он стал копошиться в вещах, посматривая то на Закича, то снова на Ломпатри.
Инструмент есть? спросил у Воськи Закич. Слуга стал судорожно перебирать хлам в сундуке. Через некоторое время он извлёк оттуда кожаный свёрток и протянул Закичу. Тот развернул его и стал разглядывать медицинские инструменты.
Неплохой у вас наборчик, сказал Закич, разглядывая свои же тоненькие ножички, пилочки и иголочки.
А твой наборчик где? спросил вдруг Акош, поднимаясь на ноги. Ты ведь лекарь.
Откуда у меня такие? засмеялся Закич. Я ведь бедный.
Да у него и походной сумки нет, сказал один жирный разбойник.
А может, вы заодно? спросил верзила, что наткнулся на лошадь Закича, когда тот прятался.
Стойте! закричал вдруг один коротышка. Этот пареньрыцарь. Рыцарям нельзя врать! Пусть он скажет.
Эй ты! обратился к Ломпатри Акош. Это ведь твой лекарь, так?
Ломпатри выдержал паузу. Один пузатый разбойник уже вытащил из ножен ржавый меч. Рыцарь понюхал почти превратившийся в уголёк сухарь, потом снова поднёс его к пламени и сказал:
Не перед тобой, холоп, мнерыцарю отчитываться.
Акош смолчал. Все замерли. Неожиданно главарь бандитов ударил ногою по костру, и в Ломпатри полетели горящие головешки. Кто-то закричал: «гады!» Зашипели обнажаемые клинки. Разбойники кинулись в атаку. Закич и нуониэль сидели ближе всех к разъярённым гостям, и на них пришёлся первый удар. Воська, по приказу рыцаря, притащил с сундуком и оружие. Теперь он кинул лежавшему на земле Ломпатри рыцарский меч. Благородный рыцарь схватил оружие, встал и побежал с поля боя куда-то во тьму. Воська испугался, но, придерживаясь плана, кинул копьё отскочившему от костра Закичу. Нуониэль припал к земле. Он с опаской глядел из стороны в сторону не зная, что же ему теперь делать. Бинты, которые Закич так и не успел размотать до конца, грязными тряпкам свисали с шеи сказочного существа.
Эй! крикнул ему Воська, и тут же бросил нуониэлю меч, завёрнутый в грязные тряпки.
Неожиданно сказочное существо ловко схватило меч, скинуло с клинка тряпьё и в тот же миг оказалось на ногах. Тонкое, изогнутое стальное лезвие блеснуло между нуониэлем и бандитами, которые так и замерли перед внезапно появившимся перед ними воином. Ещё несколько раз нуониэль крутанул меч в своей руке, да так быстро, что за его движениями было не уследить. Затем он отвёл меч назад, а свободную руку выставил перед собою, будто бы страж, запрещающий идти дальше. Разбойники, с кинжалами, ножами, топориками и мечами наголо, резко остановились, налетая друг на друга, как если бы перед ними вдруг возникла невидимая стена. А может, они просто не решались нападать на того, кто столь искусно владеет мечом?
Вспомнил! со страхом в голосе, прошептал Воська, прячась за сундуком.
Однако дальше нуониэль ничего не делал. Он будто бы на секунду исчез из этого мира, а потом вернулся обратно и уже не понимал, что здесь происходит. Сказочное существо опустило руки, посмотрело на свой меч, будто бы в первый раз видит его. Разбойники, не мешкая, воспользовались ситуацией и повалили нуониэля на землю.
Закич тем временем стоял у палатки. Здесь его прижали двое. Противники не отличались расторопностью, поэтому Закич всё ещё был жив. В странствиях Закичу случалось с оружием в руках защищать свою жизнь, но он не слыл хорошим солдатом. Он крепко держал оружие в руках и был далеко не трус. По крайней мере, так говорил Ломпатри, всякий раз как они выбирались из очередной передряги. Сам Закич смотрел на любое сражение как на границу жизни и смерти. Он очень крепко держал копьё, потому что много раз видел как из-за пота и крови, у воинов из рук оружие просто выскальзывало, причём в самый неподходящий момент. Во время драки Закич ужасно боялся: всё тело у него пробирала дрожь. Но он постоянно твердил себе, что мешкать нельзя. Этому он научился в первом своём сражении. Один старый воин так и сказал ему, вынимая меч из солдата, который пытался отрубить Закичу голову: «не мешкай. Ещё драться надо». И Закич дрался. Дрался, невзирая на страх, усталость и то, что совсем не умел владеть копьём. Сейчас у палатки он обменялся с нападающими парой звонких ударов. Те не спешили набрасываться на него, а он не спешил умирать.