Отец будущего не видел, зато он умел чинить сломанные вещи вроде разбитой тарелки, треснувшего настенного экрана или изношенного подола старой рубахи. Иногда Акос думал, что он может «починить» людей, попади они в беду.
Поэтому, когда отец подошел к Акосу и подхватил его на руки, тот не смутился.
Мой маленький сынок! воскликнул он, сажая Акоса себе на плечи. Ох, не такой он и маленький, если честно. Тяжеленек как никогда.
И вовсе я не тяжелый, просто ты постарел, вякнул Акос.
От кого я это слышу? От собственного ребенка? Хм-м, и какого же наказания заслуживает столь острый язычок?
Не надо, пап
Но было поздно. Оуса передернул плечами, Акос съехал по отцовской спине и повис вниз головой. Отец держал его за лодыжки. Акос, прижимая к животу задравшийся жилет, громко хохотал. Когда он окончательно сполз на пол, отец отпустил его ноги.
Пусть это послужит тебе уроком, нахаленок! заявил Оуса, склоняясь над сыном.
А что, от нахальства у тебя кровь приливает к голове? невинно заморгал Акос.
Именно, улыбнулся Оуса. Счастливого Дня Цветения.
И тебе, пап, отозвался Акос.
В ту ночь они так долго бодрствовали, что Айджа и Ори уснули прямо за кухонным столом. Сифа отнесла Ори на диван в гостиной, где девочка с некоторых пор проводила добрую половину ночей, а отец уложил Айджу в спальне. В итоге на кухне остались только мать с Акосом. Они всегда задерживались допоздна.
Мама включила экран. Забормотал выпуск новостей Ассамблеи. Членами галактического правительства являлись девять планетсамых больших или наиболее важных. Формально каждая из них сохраняла независимость, однако Ассамблея регулировала торговлю, армию, договоры, полеты, а также обеспечивала соблюдение законов в нейтральном космосе. Заседания Ассамблеи проходили на всех девяти планетах по очереди. На сей раз обсуждались засуха на Тепесе, медицинские разработки Отира, пираты, взявшие на абордаж корабль на орбите Питы
Мама принялась открывать банки с сушеными травами. Сначала Акос решил, что она собирается сделать успокаивающий отвар, который поможет им обоим уснуть, но мать вышла в коридор и достала с верхней полки чулана кувшин с тихоцветами.
По-моему, сейчас самое подходящее время для особенного урока, вымолвила Сифа.
Обычно, когда она рассказывала ему о ледоцветах, Акос думал о ней как о «Сифе», а не как о «маме». Два сезона назад она стала в шутку называть их ночные занятия «уроками зельеварения», но сегодня ее голос звучал серьезно. Впрочем, с такой матерью ничего нельзя было сказать наверняка.
Возьми разделочную доску и нарежь мне корня гарвы, приказала она, натягивая перчатки. Мы ведь с тобой и раньше использовали тихоцвет, верно?
Да, для сонного эликсира, кивнул Акос.
Он встал слева от матери, приготовив доску, нож и чуть-чуть пыльный корень гарвы. Посмотрел на белесый корешок, покрытым легким пушком.
А еще мы брали его для успокаивающего отвара, напомнила Сифа. Если не ошибаюсь, я тебе тогда говорила, что он пригодится и для вечеринок. Когда ты станешь старше, разумеется.
Ага. Так и сказала. «Вот когда станешь постарше, тогда»
Уголки ее губ приподнялись. За редким исключением, большего веселья ожидать от нее не приходилось.
Ингредиенты, которые ты, повзрослев, будешь использовать для успокоительного, пригодны и для приготовления яда, продолжила Сифа, помрачнев. Достаточно лишь удвоить дозу тихоцвета и корня гарвы. Понял?
А зачем начал Акос, но она быстро сменила тему.
Итак, произнесла Сифа, кладя на разделочную доску сморщенный алый лепесток тихоцвета длиной в половину ладони. Что занимало твои мысли нынче вечером?
Ничто. В храме люди пялились на нас.
Всех очаровывают судьбоносные. Хотелось бы мне сказать, что однажды они прекратят таращиться, но мать вздохнула. Боюсь, на тебя они будут смотреть всегда.
Акосу захотелось спросить, почему она подчеркнула это «на тебя», однако он прикусил язык, зная, что одно неосторожное слово, и мама закончит урок столь же внезапно, как начала. Зато, если задать правильный вопрос, можно выведать у нее много такого, чего и знать-то ему не положено.
Как насчет тебя? спросил он. Что занимало твои мысли?
Ну мать принялась нарезать лепесток.
Нож тихонько постукивал по доске. Акос делал успехи, хотя иногда нарезанные кусочки корня и получались кривоватыми.
Меня изводят мысли о семействе Ноавеков.
Пальцы ее обнаженных ногног предсказательницыскрючились от холода.
Они правят землями шотетов, наших заклятых врагов.
У шотетов не было родной планеты, и они славились жестокостью и свирепостью. Убивая очередного врага, они наносили себе на руку татуировку в виде линии, и даже их дети обучены были искусству войны. Как и семья Акоса, шотеты жили на Туве, в ковыльных степях, однако они никогда не называли планету Туве, а себятувенцами.
А сейчас замерзшие метелки ковыль-травы как раз скреблись в окно в доме Акоса.
Отец рассказывал, что его мать, бабушка Акоса, погибла, защищаясь хлебным ножом во время шотетского набега. Гесса до сих пор несла на себе шрамы шотетского неистовства: имена убитых, вырезанные на низких каменных стенах, выбитые окна, заложенные на скорую руку.
Надо лишь пройти через ковыли. Порой Акос думал, что шотеты находятся на расстоянии вытянутой руки.
Род Ноавековсудьбоносный, продолжала мать. Они такие же, как ты и твои брат с сестрой. Прежде предсказатели никогда не отмечали рождения таких младенцев среди Ноавеков, это случилось только на моем веку. Поэтому Ноавеки получили рычаги давления на шотетское правительство и заоднонеслыханную доселе власть.
Странно, что такое возможно! В смысле, чтобы судьбу вдруг обретала новая семья.
Мы, предсказатели, не контролируем тех, кто обретает судьбу. Мы видим сотни вариантов грядущего развития событий. Но судьбаэто то, что повторяется с неким человеком в каждом из возможных вариантов его будущего, хотя подобное случается крайне редко. Судьбы определяют, кто становится их носителем, а не наоборот.
Акос никогда не задумывался о судьбе в таком ключе. Люди всегда утверждали, что предсказатели раздают судьбы как подарки, предпочитая важных «шишек». А если послушать его мать, выходило иначе: именно судьбы и делали «шишек»«шишками».
То есть ты увидела судьбы Ноавеков?
Да, кивнула она. Их сына и дочери. Ризека и Кайры. Онпостарше, онатвоя ровесница.
Акос уже слышал про Ризека и Кайру. Люди плели про род Ноавеков всякое. Местные судачили о том, что у них якобы идет пена изо рта, в кувшинах хранятся глаза их кровных врагов, а татуировки на руках Ноавеков тянутся от запястий до плеч. Вполне вероятно, что последнее было правдой.
Иногда легко понять, почему человек стал таким, а не иным, тихо произнесла мать. Ризек и Кайрадети тирана. Их отец, Лазмет, сын женщины, убившей собственных братьев и сестер. Колена их рода заражены насилием. Сифа начала раскачиваться взад и вперед. И я вижу их всех
Акос схватил ее за руку.
Прости, Акос, прошептала мама.
Акос не понял, извиняется ли она за то, что разоткровенничалась перед ним, или просит прощения за что-то другое. Впрочем, это было неважно.
Они стояли, обнявшись, слушая бормотание диктора, а темная ночь за окном стала еще темнее.
2. Акос
Все произошло глубокой ночью, говорил Осно, раздуваясь от гордости. У меня на коленке была царапина, даже нарывать начала. Но когда утром я вылез из-под одеял, она исчезла.
Одна из стен класса была полукруглой, а две другихпрямыми. Посередине располагался широкий очаг с горюч-камнями. Учительница, объясняя урок, всегда ходила вокруг него. Пол привычно поскрипывал под ее ботинками. Иногда Акос принимался подсчитывать круги, и число всегда было внушительным.
Вокруг очага расположились металлические стулья. Напротив них вместо столешниц находились закрепленные под углом стеклянные экраны, на которых демонстрировались материалы по теме урока.
Они уже включились, но учительница пока еще не пришла.
Лучше покажи! потребовала Риа.
Как истинная патриотка, Риа всегда носила шарфы с вышитой картой Туве и никогда никому не верила на слово. Выслушав очередную историю, она, наморщив веснушчатый носик, тотчас требовала доказательств.
Осно вытащил перочинный ножик и полоснул лезвием по пальцу. Из пореза выступила кровьно даже Акос, сидевший дальше всех, увидел, что рана прямо на глазах начала затягиваться. Она как будто застегивалась на молнию.
В определенном возрасте каждый обретал свой токодар.
Акосу, несмотря на его целых четырнадцать сезонов, еще предстояло подождать. Иногда токодар передавался по наследству, иногданет. Временами он был полезен, а поройсовершенно никчемен. Дар Осно оказался чрезвычайно полезным.
Здорово! похвалила Риа. Дождаться не могу, когда обрету свой. А ты-то сам догадывался, какой дар получишь?
Осно был самым высоким в классе. Разговаривая с кем-нибудь, он всегда старался подойти к собеседнику поближе и горделиво выпрямлялся во весь рост. С Акосом он последний раз общался еще в прошлом сезоне. Мать Осно тогда мимоходом бросила сыну: «Какой-то он невзрачный для судьбоносного, правда?»
Осно возразил: «Нет, он славный малый».
Вряд ли Акос действительно был «славным», но именно так обычно называют тихонь.
Мой отец говорит, Осно убрал со лба темные волосы и вальяжно перекинул руку через спинку стула, что чем лучше ты познаешь самого себя, тем меньше удивления вызывает обретенный дар.
Риа согласно кивнула, и ее коса подпрыгнула на спине. Акос мог поспорить с кем угодно, что еще до конца сезона Риа и Осно начнут встречаться.
Что бы там ни собиралась сказать Риа, она не успела даже и рот открыть. Экран у двери моргнул и потемнел. Сразу же погасли и лампы в классе, а судя по отсутствию светлой полоски под дверью, и в коридоре. Оттуда донесся громкий возглас. Акос вскочил, ножки стула взвизгнули.
Керезет! предупреждающе прошипел Осно, но Акос не обратил внимания.
Что, собственно, страшного произошло в коридоре? Чудовище, готовое накинуться и проглотить, что ли?
Акос приоткрыл дверь и выглянул. Здание школы, как и большинство строений в Гессе, было круглым: учительскаяв центре, классыпо периметру, между нимиузкий темный коридор.
Горели только оранжевые аварийные лампы над лестницами.
В чем дело? спросил девичий голос.
Акос узнал Ори. Вскоре в оранжевой лужице света появилась и она сама. Рядом с Ори стояла ее тетка Бадха. Акос никогда не видел ту настолько взъерошенной: выбившиеся из пучка волос пряди торчали в разные стороны, пуговицы на кофте были застегнуты вкривь и вкось.
Тебе грозит опасность! запричитала Бадха. Помнишь, как мы делали на учениях?
А что случилось-то? требовательно спросила Ори. Являешься в школу, выдергиваешь меня с занятий, даже вещи собрать не даешь
Судьбоносные в опасности, понимаешь? Ты находишься под ударом. Тебе надо бежать.
А Керезеты? Разве им не грозит опасность?
Не такая, как тебе, Бадха схватила Ори за локоть и потянула ее к лестнице, ведущей в восточное крыло.
В полумраке Акос не мог разглядеть лица Ори, однако, прежде чем свернуть за угол, девочка обернулась. Волосы Ори разметались, из-под перекошенного свитера выглядывала ключица. Акос почти не сомневался, что в широко распахнутых глазах Ори плескался страх, но голову бы на отсечение не дал.
Но вдруг его кто-то окликнул. Из учительской выбежала Сизи в теплом сером платье и черных ботинках. Губы плотно сжаты.
Нас вызывают к директору, сказала она. Папа сейчас прилетит, а мы пока подождем его в кабинете.
Что залепетал Акос.
Сестра, похоже, его не услышала.
Давай пошевеливайся, и Сизи захлопнула дверь учительской.
В голове у Акоса воцарился хаос. Ори оказалась судьбоносной, свет потух, отец летит в школу. Орив опасности, как и он сам.
Сизи тащила его по сумрачному коридору. Наконец впереди показался дверной проем. В помещении горела лампа. Кто-то, уже находившийся в кабинете, обернулся на их шаги неужели Айджа?
Напротив брата сидел директор. Акос не знал его имени, ученики и преподаватели просто называли его «директор».
Акос лишь изредка видел руководителя школы: только когда тот делал объявления или шел мимо класса Акоса. Поэтому сейчас Акос не обратил на него особого внимания.
Что случилось? спросил Акос у Айджи.
Никто ничего не говорит, брат покосился на директора.
Школьная администрация полагает, что разрешение подобных ситуаций следует оставить на усмотрение родителей, уклончиво ответил тот.
Среди школьников ходили упорные слухи, будто директорвообще не человек, а машина, и если разрезать ему живот, то вместо внутренностей обнаружишь моток проводов. Насчет внутренностей Акос уверен не был, зато голос у директора звучал механически.
И вы не можете объяснить, что стряслось-то? осведомился Айджа.
Он мастерски скопировал материнские интонации.
А кстати, где мама? Акос встрепенулся. Папа, наверное, прилетит с минуты на минуту, но о маме речь не шла.
Айджа, прошептала Сизи.
Акос внезапно успокоился. Ее еле слышный голос вторил гудению тока внутри него, усмиряя тревогу. Волшебство не закончилось. Директор, Айджа, Сизи и Акос замолчали.
Становится холодновато, наконец произнес Айджа.
Акос заметил, что от двери по ногам ползет ледяная струйка.
Да, кивнул директор. Я выключил энергоснабжение. Включу, когда вы покинете школу.
Вы из-за нас обесточили здание? Но зачем? мягко поинтересовалась Сизи.
Таким же вкрадчивым тоном она говорила, когда не хотела отправляться спать или желала получить конфету. С родителями ее уловка не срабатывала, зато директор мигом растаял как свеча. Акосу в голову пришла глупая мысль, что директор вот-вот расплавится, точно свечной воск.
Это единственный способ одновременно отключить все экраны после тревоги, объявленной Ассамблеей, охотно объяснил директор.
Значит, была объявлена тревога, сладким голоском продолжила Сизи.
Да. Самим руководителем Ассамблеи.
Айджа с Акосом переглянулись. Сизи сидела, скромно сложив руки на коленях, и улыбалась. Кудрявые волосы картинно обрамляли ее личико. В тусклом свете лампы она выглядела истинной дочерью Оусы. Отец тоже умел добиваться своего, улыбкой завоевывая сердца людей, а смехомулаживая любую проблему.
От риска растаять директора спас настойчивый стук в дверь. С последним ударом круглая ручка вывалилась, а металлическая пластина, к которой она крепилась, треснула пополам. Акос понял, что отец на взводе. Оуса плохо умел контролировать свой нрав, а его токодар часто усугублял ситуацию. Отец прекрасно чинил всякие вещи, правда, половину из них он сам же предварительно и ломал.
Извините, пробормотал Оуса, врываясь в кабинет.
Поднял отвалившуюся ручку, провел пальцем по трещине. Пластина срослась немного неровно, но в целом выглядела как новенькая. Сифа утверждала, что отец не всегда исправляет поломанное идеально, а в доказательство предъявляла кривоватые тарелки и чашки с неровностями на ободках.
Мистер Керезет! воскликнул директор.
Спасибо за то, что отреагировали так быстро, поблагодарил отец.
На его губах не было ни тени улыбки, серьезность отцовского лица испугала Акоса больше, чем темные коридоры, суровость Бадхи или сжатые губы Сизи.
Отец улыбался всегда, в том числе когда это было совершенно неуместно. Мама называла его улыбку лучшей защитой.
Идите за мной, старшее дитя, среднее дитя и младшее дитя, безрадостно сказал Оуса. Мы отправляемся домой.
И тогда они разом поднялись и послушно потопали в школьную раздевалку. Отыскали среди одинаковых серых кухлянок свои, на воротниках которых красовалась вышитая нитками фамилия «Керезет».
Сизи с Акосом умудрились их впопыхах перепутать, и им пришлось обменяться: кухлянка Акоса жала Сизи в плечах, а ее собственная верхняя одежда оказалась слишком длинной для Акоса.
Поплавок с приоткрытой дверью ждал их снаружи. Он был чуть больше обычного, хотя тоже круглым и приплюснутым. Блестящие металлические бока запачкала грязь.