Нет, Кучта, он всё равно отказывается.
Ну же, уговаривает она. Позволь мне побыть старой замужней женщиной. Теперь я могу это сделать, и это не значит то же самое. Это не значит, что тебе придётся околдовывать меня.
А если твой муж зайдёт? парирует он. Воспримет ли он это так же?
Он не зайдёт, говорит она, закатывая глаза. И в любом случае, он мне доверяет, Эвальд. Он знает всё о том, кто ты. Он уже интересовался и спросил у меня, не был ли ты одним из тех мужчин под домом. Он предложил мне увести солдат, дать нам время поговорить.
Он смотрит на неё, мягко щелкая языком.
Он хороший муж. Но не стоило тебе рассказывать ему, Кучта. У них тоже есть наш вид. У французов. Немного, но всё же есть.
Она лишь закатывает глаза и протягивает ему руку.
Иди сюда, говорит она. Иначе я устрою шумиху, Эвальд. Я буду орать и орать, пока не услышит мой муж, или пока не прибегут солдаты или пока твои друзья не выберутся из погреба.
А ты всё ещё дерзкая негодница, ворчит он.
Я всё ещё добиваюсь, чтобы было по-моему, если ты об этом, её голос и жесты становятся нетерпеливыми. Что? Ты теперь вообще девчонок боишься?
Он колеблется, всё ещё хочет ей отказать, но ещё сильнее хочет согласиться.
После небольшой паузы он делает то, что всегда делал с ней, и не позволяет себе думать. Не глядя ей в глаза, он перекатывается на бок и ложится рядом с ней на узкую кровать. Её рука обвивает его в крепком объятии, прижимая его к её телу. Он позволяет себе расслабиться под её руками, и она начинает гладить его по волосам.
Ещё мгновение спустя он чувствует, как раскрывается его свет, и это облегчение.
Этого не случалось уже долго, дольше, чем он позволяет себе задумываться.
Её свет тоже открыт, так же открыт, как он помнитможет, теперь даже больше, потому что у неё есть семья и дети. Он позволяет ей держать его в своём свете, и он улавливает от неё впечатления, чувствует её мужа и двух девочек. Он видит улыбки, медовые глаза и губки бантиком, испачканные ягодами.
Эта семья приносит хорошее ощущение.
Он осознает, что сильнее расслабляется и прижимается к ней.
Ты и не знаешь, как сильно мне хотелось сделать это для тебя, говорит она, когда он прикрывает глаза под её рукой. Всё то время, что я тебя знала, я никогда не встречала никого, кто бы нуждался в выражении привязанности сильнее, чем ты, Эвальд. Временами было сложно не прикасаться к тебе.
Так почему ты этого не делала? спрашивает он.
Потому что тогда я не могла, Эвальд, говорит она. Ты это знаешь.
Он чувствует, как слова застревают в её горле, поэтому не отвечает.
Позволив своему весу сильнее опуститься на неё, он закрывает глаза. Её пальцы в его волосах убаюкивают, даже не считая руки на его груди, ладони, ласкающей плечо. Он лежит и осознает, что всё хорошо. Нет ничего неправильного в том, что он делает.
Что-то в этой простой мысли приносит колоссальное облегчение.
Ты использовал для этого секс, да? спрашивает она. Чтобы получить прикосновения?
Он кивает под её рукой, ощущая правдивость её слов. Чувствуя, как в его груди расслабляется ещё один слой защит, он вновь кивает и сжимает её руку.
Ты это знала, говорит он.
Да, я знала. Интересно, знали ли некоторые из них.
Вспомнив Жизель и её лицо при их последней встрече, он закрывает глаза. Вытеснив образ из своего сознания, он прочищает горло и качает головой.
Я не знаю, врёт он. Я никого из них не знал.
А теперь? Ты знаешь кого-то из них?
Он чувствует, как в горле встаёт ком, и пытается улыбнуться.
Почему тебе вечно хочется говорить о моей интимной жизни, Кучта? спрашивает он, глядя на неё. Твой муж знает, какая ты извращенка?
Она дёргает его за волосы и смеётся.
Знает.
Хорошо, отвечает он, прижавшись обратно к изгибам её тела. Он ощущает реакцию в своём свете, но игнорирует её и заставляет себя расслабиться. Тогда ты вышла замуж за правильного мужчину.
Я вышла замуж за правильного мужчину.
Он улыбается, не сумев сдержаться.
Это последнее, что он помнит перед тем, как заснуть.
Глава 30Крики в темноте
Темнота находит его, пустой ужас, который удерживает его у стены, наполовину сломленного цепями. Он чувствует боль в своём теле, боль в своей спине, в ногах.
Он старается освободиться
и задыхается, пробуждаясь от кувшина воды, вылитого на лицо.
Его голова болит, несоразмерно распухнув на шее. Долгое время он не может пошевелиться, даже открыть глаза. Но в итоге он их открывает.
Над ним нависает лицо Врега.
Старший видящий хмурится и смотрит на него, словно пытается решить, стоит ли его пнуть или ещё окатить водой.
Что случилось? выдавливает Нензи на прекси. Где я?
Мы в лесах. В двух милях от твоей драгоценной жены-фермерши.
Где она?
Он смотрит по сторонам, уже паникуя вопреки осоловевшей голове и ощущая почти физический ужас в своём теле, отчего становится сложно дышать. Он хватает другого видящего за перед рубашки.
Где она, Врег?
Девка? Врег выглядит удивлённым, когда замечает выражение его лица. Я оставил парней позаботиться о ней. Стами, похоже, особенно рвался. Он нехило приложил тебя по голове, когда увидел тебя в её постели честно говоря, я думал, что он тебя убил. Я решил, что это расплата за то, что ты сделал с ним в погребе.
Нензи кое-как поднимается на ноги и кидается в ту сторону, куда Врег показал своим светом. Врег встаёт на пути, легко блокируя его, но Нензи борется с другим видящим, пытаясь пробиться мимо его широкого тела. Он всё ещё не может нормально двигаться, и другой заставляет его остановиться, крепко стиснув сильными ладонями.
Куда ты собрался? озадаченно спрашивает он. Девчонка мертва, Ненз Стами и остальные позабавились с ней, затем перерезали ей горло.
Слова на мгновение повисают в воздухе, сломленные, словно множество кусочков света.
Затем он видит её лицо, наблюдает, как она смотрит на него, и что-то в нём ломается.
Он издаёт рыдание, задыхается им.
Другой видящий смотрит на него так, словно не может поверить своим глазам.
Ненз
Он кричит в ночи, будучи не в состоянии сдержаться. Он кричит снова, когда крупный видящий валит его на землю и зажимает ладонью его рот.
Нензи боги да что с тобой? Тут же всюду эти засранцы-французы!
Но он не может перестать кричать. Не может.
Ненз Ненз Что с тобой? Брат успокойся!
Китайский видящий кажется почти испуганным, его голос дрожит, когда он пытается утешить другого своим светом, успокоить его. Но молодой видящий безутешен. Он опять кричит под ладонями другого мужчины, не может остановить чувство, скользящее по его свету, ужас и чёрную пустоту, которая ломает что-то изнутри его сознания.
Он всё ещё кричит, когда другой снимает колпачок шприца с чем-то и отработанным движением вонзает иглу в его шею. Врег при этом дрожит, трясётся от адреналина, пытаясь удержать его, зажать ему рот рукой. Он полностью выжимает поршень и прижимает к лесной земле, пока ждёт, когда препарат сработает.
Нензи всё ещё рыдает, когда наркотик начинает действовать.
Он может лишь держаться за рубашку другого и плакать, лёжа под ним на траве и будучи не в состоянии остановиться. Он больше всего на свете хочет умереть.
Он пытается найти слова, попросить другого видящего сделать это, просто пристрелить его, но он не может говорить, не может выдавить хоть что-нибудь.
Врег продолжает смотреть на него с шоком в чёрных глазах, и тот же ужас отражается на его лице с высокими скулами. Он смотрит на другого видящего так, будто не знает его, будто не может поверить, что это один и тот же мужчина.
Это последнее, что он видит перед тем, как всё исчезает.
Глава 31Просвет
Я проснулась и не знала, где нахожусь.
Я лежала на незнакомой кровати, в незнакомой комнате.
Пошевелившись, я ощутила вокруг себя присутствия, лица, которые узнавала лишь в тумане перед глазами. Одно из них оставалось надо мной, казалось, долгое время, пока я невольно не сосредоточилась на нем, пытаясь осознать.
Наконец, я сообразила, что знаю, кто это.
Джон сидел возле моей кровати. Он промокнул мой лоб влажной тряпкой, пока я моргала глазами, стараясь вытащить свой разум, который будто утонул в цементе.
Постепенно мне стало лучше.
Мои мысли всё ещё казались погрязшими, утонувшими в зыбучих песках, но я почти могла
Воспоминание ударило по мне, перехватив дыхание.
Я осознала, что хватаю ртом воздух в состоянии настоящей паники. Я села так резко и быстро, что едва не потеряла сознание. Я всё равно умудрилась схватить Джона за рубашку. Моё ощущение равновесия сбилось, но я не отпускала. Я притянула его пальцами, едва не повалившись на его грудь, когда он позволил мне притянуть себя ближе к месту, где я сидела.
Где он? спросила я.
Что? Джон уставился на меня, его глаза выражали беспокойство и какую-то раздражённую озадаченность. Элли, сказал он, всматриваясь мне в глаза. Иисусе, Эл. С тобой всё хорошо? Ты выглядишь ужасно
Где он, Джон?
Он нахмурился ещё сильнее.
Нам пришлось тебя вытащить. Пришлось, Эл. Ты буквально погрузилась в кому. Вы оба не ели несколько дней. У нас ушли часы на то, чтобы вообще решить, что
Он всё ещё там? В резервуаре?
Ну, да. Конечно. Что же ещё нам с ним было делать? увидев что-то на моём лице, он взял мою свободную руку и сжал. Элли, доктора пробыли там с ним уже несколько часов. Они хорошо о нем заботятся. Они кормят его, пытаются помыть. Никто не делает ему больно, ладно? С Ревиком всё хорошо.
Я закусила губу так сильно, что ощутила вкус крови. Мои пальцы сжались в кулаки на рубашке Джона.
Вы оставили его там? Одного?
Он не один, Эл. Люди проводят осмотр.
Я крепче стиснула Джона, стараясь не заплакать.
Боги, Джон. Отведи меня обратно к нему. Пожалуйста.
Элли, в его голосе зазвучала неприкрытая тревога. Иисусе, Эл успокойся. С ним всё хорошо!
Пожалуйста, Джон пожалуйста, отведи меня обратно к нему. Пожалуйста! я как будто не могла остановиться или сдержать слезы, катившиеся по моему лицу. Пожалуйста, Джон прошептала я. Пожалуйста пожалуйста
Он просто смотрел на меня, прижимая мою ладонь к его груди. Затем я почувствовала, как он испустил глубокий вздох, и в нём ощущалось беспокойство. В тот же момент что-то в его свете смягчилось. Он прикоснулся к моему лицу, прижимая к изгибу своего тела и сжимая в объятиях.
На долгое время я просто прильнула к нему, позволяя ему обнимать меня, а сама старалась продышаться, почувствовать хоть что-нибудь, кроме той опустошённой дыры под моими ногами. Я не могла уйти туда. Я не могла вынести мысли о том, чтобы оставить его наедине с этим чувством. Я не могла вынести мысли о том, чтобы вообще оставить его одного. Пока я цеплялась за Джона, другая мысль шёпотом прошла через моё сознание. Поначалу я не могла осмыслить её.
Всё кончено. Если это не конец, то начало конца.
Но я ужасалась мысли, что это его убьёт.
Пожалуйста, Джон, я сдерживала слезы, цепляясь за него. Пожалуйста
Ладно, сказал Джон, крепче обнимая меня. Ладно, Элли. Я тебя отведу.
***
Он лежал на полу, свернувшись калачиком на бокупрактически так же, как я обнаружила его при последнем пробуждении. Но его свет ощущался иным. Разница ударила по мне, осязаемая как физический ударв ту же самую секунду, когда я вошла в резервуар достаточным количеством своего света, чтобы вообще его почувствовать.
Когда дверь за мной закрылась, он открыл глаза.
Когда он меня увидел, я заметила облегчение и боль на его лице в таких количествах, что это заставило меня помедлить, но лишь на секунду.
Я подошла прямиком к нему, игнорируя нарисованную на полу линию, а также нотацию, которую прочитал мне Балидор за минуты до моего входа в комнату.
Устроившись под ним так, чтобы его голова и большая часть туловища лежали на моих коленях, я уселась на пол и прислонилась спиной к стене. Я стала гладить его по волосам и лицу, хоть он и поднял ладонь и отталкивал моё бедро пальцами.
Не надо, сказал он. Пожалуйста, не надо, Элли, его голос надломился. Пожалуйста.
Это я тоже проигнорировала.
Мгновение спустя я ощутила, как всё сопротивление ушло из его конечностей. Вместо этого его ладонь стиснула мою ногу, а пальцы сжались над ободком кандалов на его запястье. Я прикоснулась к нему другой рукой.
Я хочу, чтобы они их сняли, сказала я. Я просила их об этом, Ревик.
Он покачал головой.
Нет.
Я улыбнулась, но веселья в этой улыбке не было.
Ты теперь встаёшь на сторону Балидора?
Он крепче сжал мою ногу.
Элли. Пошли Вэша. Пошли Вэша для остального.
Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Кивнув, я крепче обняла его и одной рукой сжала его плечо. Позволив себе более расслабленно привалиться к стене, я стала ласкать его волосы. Другой ладонью, которая сжимала его плечо, я принялась массировать его спину, когда он не отодвинулся. Я ощущала, как его тело почти неохотно расслабляется, пальцы на моём бедре разжимаются. Закрыв глаза, он сглотнул, сливая свой свет с моим даже через ошейник.
Казалось, мы не говорили долгое время.
Я всё ещё гладила его по волосам и массировала шею сзади, когда он, наконец, нарушил молчание.
Я не хочу, чтобы ты видела остальное, Элли, сказал он.
Я кивнула, запуская пальцы в его волосы.
Я знаю.
Я знаю, что я говорил. Но я передумал. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
Я не возненавижу тебя, Ревик.
Да, возненавидишь, его голос надломился, а на глаза навернулись слезы. Элли, ты будешь меня ненавидеть.
Я крепче обняла его, стараясь проглотить ком в горле. Я продолжала прикасаться к нему, лаская его пальцы, лежавшие на моей ноге. Я всматривалась в его лицо, видела, как боль вновь проступает в его выражении, когда он начал гладить меня по лодыжке, затем по босой стопе.
Элли, сказал он потом. Я всё равно хочу, чтобы это была ты.
Знаю.
Я не хочу, чтобы это была ты но не знаю, сумею ли сделать это с кем-то другим.
Знаю, ответила я, лаская его лицо. Знаю, Ревик.
Ты всё ещё любишь меня? спросил он.
Его голос звучал так тихо, что я едва его расслышала.
Прежде чем его слова полностью отложились в сознании, прежде чем я до конца расслышала их ушами, я так крепко прижала его к своим коленям, обнимая, что он закрыл глаза и стиснул мою ногу в ответ.
Да, сказала я. Как никогда сильно, Ревик. Сильнее, чем когда-либо любила тебя раньше.
Он посмотрел на меня, и его глаза вновь содержали боль и почти неохоту.
И ты всё ещё хочешь это сделать? спросил он. Ты всё ещё хочешь это увидеть?
Да.
Почему, Элли?
Я ласково убрала волосы с его лица. Они опять сделались мягкими, чистыми после того, что там Адипан проделывал с ним, пока я была в отключке. Посмотрев на него более критическим взглядом, оценив его высокую фигуру, я осознала, что его щеки сделались более впалыми с того времени, когда я видела его в последний раз. Они кормили его, конечно же. Джон говорил, что ему даже на какое-то время поставили капельницу, давая витамины и необходимую жидкость, и всё остальное, но ему нужно было ещё поесть перед тем, как мы пойдём дальше.
Чёрт, наверное, это нужно нам обоим. Однако он выглядел и ощущался чистым, и был одет в свежую одежду. А ещё он выглядел измождённым. Наклонившись, я поцеловала его в губы.
Подняв голову после этого, я всмотрелась в его глаза, пока он нежно ласкал мой подбородок пальцами.
Ты уверена, Элли?
Да. Я уверена, проведя пальцем по его скуле, я ощутила, как в горле стал ком, но пожала другим плечом. Думаю, тебе нужно, чтобы я это увидела, Ревик. Не думаю, что ты когда-либо поверишь мне, если я это не увижу. Не думаю, что ты вообще кому-либо поверишь.
Сжав мою ладонь рукой, он посмотрел мне в глаза. Когда я посмотрела на него, его глаза снова заблестели, но он постарался улыбнуться.
Я всё равно могу так и не поверить тебе, Элли, ответил он.
Посмотрев на него, заметив серьёзный взгляд его глаз, я улыбнулась в ответ.
Затем я слегка рассмеялась, вытирая свои слезы. Вновь усмехнувшись, я крепче сжала его волосы, наблюдая, как расслабляется его лицо, пока он всматривался в мои глаза.
Ага, сказала я ему, всё ещё улыбаясь. Да. Я знаю, Ревик. Знаю.
Глава 32Урок
Мы начали вновь через несколько часов.
Он выбрал время. Мы столкнулись с некоторыми возражениями от специалистов, которые хотели дать Ревику ещё сутки, позволить нам обоим набраться сил, но Ревик был непреклонен.
Я заставила его сначала покушать.
Они принесли нам едумного еды, как только осознали, что мы серьёзно настроены продолжить. Мы оба изо всех сил постарались хорошенько уменьшить количество этой еды, но нам пришлось прикладывать для этого усилия. Последний месяц или около того весьма поумерил наши аппетиты, поскольку наши желудки уменьшились просто от постоянного пребывания в Барьере.
Балидор психанул, когда я перетащила свои одеяла и постель, чтобы лежать рядом с ним, но даже он смягчился, когда увидел, как мы едим вместе.
Я не знала, будет ли в этот раз сложнее вернуться. Я не знала, будет ли это опять в стиле «три шага вперёд, два назад», или же мы окажемся где-то посреди Первой Мировой Войны, или в другом времени, которого я ещё не видела. Пока что он показывал мне очень мало самой войны, так что я предполагала, что это наверняка ждёт на очереди.
Переходного периода не было.
Мы легли вместе, моя голова покоилась на его груди, а его рука обнимала мою спину.
Мы скользнули в Барьер вместе, наши света уже сразу переплелись.
А затем, без преамбулы
***
Он стоит в поле за домом своего дяди, держа пистолет.
Другие держатся вокруг забора возле задней части дома и наблюдают за ним.
Он чувствует их коллективное присутствие, похожее на кружение стаи, которая ждёт сигнала от альфы. Он чувствует дыхание Меренье у уха, почти как ласку, и вздрагивает от его вони, но не может отвести взгляда от женщины перед ним.
Не делай этого, шепчет Меренье. Не делай этого, Ненз. Пожалуйста.
Мальчик вздрагивает, старается его не слышать, но ничего не может поделать.
Меренье улыбается, выдыхая ещё больше паров виски, которое он пьёт со смехом.
Пожалуйста, не делай этого, говорит он. Пожалуйста, мелкий ты трусливый мудак пожалуйста. Ты понятия не имеешь, как сильно мне хочется, чтобы ты этого не делал.
Мальчик сглатывает, стараясь удержать пистолет одной рукой, стараясь не смотреть в её глаза, а также в глаза его дяди, который стоит поблизости.
Мы с ней так хорошо позабавимся, смеётся человек, резко дёргая Нензи за ухо. Так хорошо, что тебе и не снилось. Мы будем забавляться с ней несколько дней. Выбьем все её зубы. Отрежем сиськи, пальцы
Мальчик вздрагивает, закрывает глаза.
Закусывая губу, он старается вытеснить образы из своей головы.
Единственный образ, который остаётсяэто девушка, стоящая перед ним на коленях, голая и связанная. Её руки связаны за спиной, во рту кляп, втягивающийся внутрь при дыхании. Слезы катятся по её лицу, и она качает головой, умоляя его взглядом.
Что за задержка, племянник?
Он поворачивает голову.
Поле погружается в тишину.
Высокий видящий стоит у двери в заднюю часть дома. Глубоко посаженные жёлтые глаза впиваются взглядом в его лицо, словно стараясь увидеть вплоть до самих костей. Нензи ощущает легчайший привкус отвращения в свете старшего видящего, тёмный шёпот неодобрения.
Он смотрит на мальчика, и мальчик не видит на этом лице ничего прощающего.
Ты привязан к ней, Нензи? спрашивает он.
Дядя
Что я тебе об этом говорил, Нензи? повторяет он. О привязанности к этим созданиям? Разве мы не говорили об этом?
Мальчик смотрит на Меренье и видит улыбку на лице человека.
Нензи! приказывает видящий, заставляя мальчика посмотреть на него. Почему тебе как никому другому это сложно понять? Разве ты не видишь? Её родственникиточно такие же созданияубили твоих родителей, его голос делается холодным. Ты знаешь, сколько видящих умерло от человеческих рук в прошлом году, племянник? Знаешь?
Мальчик крепче сжимает пистолет, глядя на пожилого видящего.
Нет, только и говорит он.
Они убивают нас в своих лабораториях, экспериментируют на нас. Они продают нас как рабов, как шлюх. Они разлучают нас с нашими парами, безнаказанно насилуют нас.
Мальчик смотрит на девушку, чувствуя, как у него в животе что-то холодеет.
Он помнит первую девушку, которую ему дали. До Жизель была и другая.
Он не знал её имени. И всё же он потерял девственность с ней. У неё были тёмные волосы и глаза цвета молодой листвы. Она была тише Жизель, почти скромной. Он лёг с ней, а потом пришёл Меренье и трое других, и они по очереди насиловали её перед ним.
Когда он попытался остановить их, Меренье застрелил её в голову, пока его член всё ещё находился в ней.
Она умерла, не издав ни звука.
Однако он всё ещё помнит её лицо.
Временами он видит это лицо, и её глаза смотрят на него с потолка каменного подвала.
Сделав это, Меренье лишь посмотрел на него, изогнув губы в полуулыбке и изучая его выражение, пытаясь понять, дошёл ли до него посыл.
Дошёл. Он не боролся с ними, когда они захотели Жизель.
Он смотрел, как она терпит это от них. Он смотрел, как иногда она этим наслаждалась, выгибала спину, когда в неё проникали более взрослые члены, заставляя чувствовать.
Боль стискивает его сердце, вызывает боль в груди.
Я думал, что обучил тебя лучше, говорит его дядя с явным разочарованием в голосе. Я думал, ты понял, Нензи, почему тебе жизненно важно не привязываться к таким вещам. Они не могут чувствовать так, как мы, племянник. Они не такие, как видящие. У них нет осознанности в их aleimi. Для них сексэто чисто животный акт, лишённый чувств. Во время соития они используют лишь их тела, Нензи ничего больше.
Пожилой видящий издаёт серию презрительных щелчков.
С таким же успехом ты можешь воспользоваться рукой.
Мальчик смотрит на него, и боль узлом скручивается в груди. Он старается думать вопреки словам дяди, найти другие, лучшие слова, почему он не может этого сделать. Он пытается дать голос тому ужасу, что поднимается в его груди, той боли, что живёт там, но он не может.
Голос его дяди ударяет по любой логике, что живёт в его сознании.
Думаешь, эта женщина заботится о тебе, племянник? спрашивает он, и его голос холодным осколком пронзает воздух. После всего того времени, что ты провёл с ней, с её телом, думаешь, она вообще о тебе думает? Что она не предаст тебя без секундного колебания при первой же возможности? Думаешь, она хочет от тебя, племянник, хоть чего-нибудь, кроме собственного выживания?
И я не могу ей это дать?
Он выпаливает это почти с мольбой.
Его дядя прищуривается, сверля его взглядом.
Это одна вещь, дядя, говорит Нензи, усмиряя свой голос. Обыденная вещь как ты и говорил.
Ты готов поставить под угрозу всю нашу миссию? Рискнуть нашей целью, позволив ей жить? Ты бы оставил в живых свидетельницу того, кто ты есть? Того, что мы делаем? он предостерегающе щелкает языком. Нензи. Неужели мы каждый раз обязаны возвращаться к этому? К всеобщему благу?
Она может пойти с нами, говорит он. Она может пойти с нами, дядя. Я оставлю её
Пожилой видящий качает головой с узким лицом, показывая отрицательный жест.
Пожалуйста, дядя. Я не позволю ей сбежать.
Ты уже слишком взрослый, чтобы держать человеческих питомцев, Нензи.
Я сделал всё, о чем ты меня просил. Всё.
Это не наказание, племянник. Ты должен её отпустить. Ты теперь становишься мужчиной. Пришло время избавиться от детских вещей. Пришло время проложить свой собственный путь в мире, включая и это.
Мальчик не может думать. Он держит пистолет, и оружие дрожит в его руке.
Единственное слово в его сознании«нет».
Он смотрит на девушку. Слезы встают у него в горле, когда он смотрит на её лицо с промокшим кляпом, на спутанную гриву светло-каштановых волос. Он слышит правду в словах пожилого видящего. Он знает, что ей никогда не было до него дела. Он знает, что она всегда пыталась только выжить, делала с ним всё, что угодно, лишь бы сделать себя ценной. Он знает, что она смотрела на других людей с таким же желанием, как на негоможет, даже с более сильным. Она знала, что у них есть власть над жизнью и смертью, а у него это есть только на словах, в его мольбе к ним.
Я позволю ему, Нензи, предостерегает Менлим. Я позволю Меренье избавиться от неё так, как он пожелает. Я позволю ему и его друзьям растянуть этот процесс так долго, как им захочется.
Он медлит, показывая жест одной длинной белой рукой.
А если это случится, тебе придётся смотреть, Нензи. Ты будешь смотреть, а когда он закончит, мы приведём другую девушку, и мы проделаем это снова с самого начала. И снова, если тебе понадобится ещё один урок. И снова. Это будет продолжаться до тех пор, пока ты не научишься, племянник. Как и с любым другом уроком, который тебе преподали.
Мальчик смотрит на Меренье.
Высокий тощий человек был подростком, когда они впервые встретились. Теперь ему за тридцать. Меренье смотрит на мальчика в ответ, и в его тёмных глазах, в уверенной и комфортной жестокости таится тусклая искра интеллекта.
Мальчик знает, что он будет этим наслаждаться.
Плечи человека широкие, почти как у бойца. Его ладони крупные, но они могут быть ловкими и поразительно проворными, если он захочет. Его руки сильные, жилистые и мускулистые. Он смотрит мальчику в лицу, словно читает его в своей оценке, и улыбается. В его глазах мелькает искра удовольствия.
Не делай этого, мальчик, он насмешливо хихикает. Будь мелкой девчонкой, какой ты и есть на самом деле. Скажи дяде-папочке нет, ты не можешь сделать больно курве, которая сосёт твой член. Скажи ему, что ты хочешь, чтобы я сделал это за тебя
Мальчик закусывает щеку изнутри, так сильно, что ощущает вкус крови.
Он отводит взгляд от лица человека и сосредотачивается на пистолете в своих руках.
Давай, громче прикрикивает Меренье. Позволь мне позабавиться с ней, маленький засранец. Ты знаешь, что тебе этого хочется. Я смотрел за тобой. Ты возбуждаешься, наблюдая, как я это делаю. Ты можешь сколько угодно притворяться, мелкий мудак, но я знаю, какой ты
Он не смотрит на человека.
Меренье смеётся, повышая голос.
Давай же. Мелкая бл*дская тряпка. Поцелуй её в последний раз. Скажи себе, что делаешь ей услугу что ты «хороший», а я «плохой». А потом промой мозги другим сукам, чтобы те полизали твой член. А потом скажи себе, какой ты «хороший» всё это время представляя, что я делаю с твоей маленькой подружкой, пока ты проливаешь семя в их рты.
Пальцы мальчика сжимаются. Его злость холодеет, превращается в глубинную ярость.
Она нарастает, и вот он уже подумывает перевести пистолет на мужчину, проделать дыру в нём на этом самом месте, и неважно, что говорит его дядя.
Меренье видит в нем перемену, и его улыбка постепенно изменяется, превращается в холодный оскал. Его тёмные глаза меняются в мгновение ока, содержа выражение и интенсивность, уже знакомые мальчику. Он видит в них голод, почти желание. Он пристально смотрит на мальчика, словно повелевая ему глазами. Повелевая ему навести на него пистолет, дать ему повод.
Ну, давай же, говорит он. Будь мужиком. Покажи дяде Меренье, каким большим теперь стал твой маленький член. Может, мы увидим, не отросли ли у тебя наконец-то яйца
Пальцы Нензи крепче сжимают пистолет. Его челюсть напрягается.
Но раздаётся другой голос, вынуждая его повернуться обратно к дому.
Ты мог бы сделать и это, Нензи, осторожно предупреждает его дядя.
Спустившись на один шаг по каменной лестнице, пожилой видящий складывает руки перед своим одеянием и склоняет голову в жесте пожатия плечами в манере видящих.
Ты определённо мог бы убить наёмную помощь, говорит он, показывая неопределённым жестом на людей у стены. Но это не суть урока, племянник. Это не научит тебя тому, чему мне нужно тебя научить. Это будет месть а не ясность причины. Я всего лишь обзаведусь другим человеком вроде него, и мы начнём заново.
Мальчик смотрит на пожилого видящего, и в его голосе звучит неповиновение.
Он тоже человек, говорит он.
Человек, признает дядя жестом. Но он полезен для нас, Нензи. Как вьючная лошадь или другое рабочее животное. Нет смысла убивать то, что полезно, Нензи. Тем более, из-за каких-то детских мотивов. А этому мне нужно научить тебя в первую очередь.