Глава пятая
Морриган
Долина приняла нас с распростертыми объятиями. Посаженные в каменистой земле семена взошли почти без ухода. Далёкие луга, лощины и склоны холмов предлагали мелкую дичь, кузнечиков, и мир. Столь безмятежной моя жизнь ещё не была, однако, хоть я всегда и жаждала осёдлости, мной овладела странная неугомонность. Пытаясь усмирить себя, я с каждым днём отважно заходила всё дальше в поиске семян и трав.
Однажды, когда я, сидя на корточках, собирала чёрные зёрнышки портулака, в ушах чётко, будто собственный, прозвучал голос: «Вот сюда». Я вскинула голову и не поняла, что он имел в виду. Впереди была лишь стена из камня и лоз, но отголоски этих слов ещё звучали во мне, тревожа, не давая покоя «вот сюда», такое определённое и уверенное. Вспомнилось наставление Амы: «Доверяй силе внутри себя». Осмотрев камни подле стены, я нашла проход, скрытый за нагромождением валунов. Тропка привела меня в узкое ущелье, и сокровище в глубине вызвало у меня благоговейный трепет. Я бросилась к нему сквозь высокую траву, чтобы рассмотреть поближе. Большая часть крыши обвалилась, но у некогда огромного здания были флигели, а внутри флигелейкниги. Не много. Большую часть давным-давно разграбили и спалили. Даже наше собственное племя сырыми зимними ночами, когда ничто иное не хотело гореть, растапливало костры сухой книжной бумагой. Обнаруженные томики валялись на полу среди мусора, под толстым слоем пыли. И в них были картинкицветные картинки.
Каждый последующий день я посещала заброшенную постройку. Собирала пищу по пути, затем отдыхала, читая на широком, раскидистом крыльце позабытых руин. Одна. Моё воображение рисовало другое время, задолго до того, как семь звёзд упали на землю, время, когда другая девочка вроде меня, должно быть, так же сидела на этих ступенях, смотря в бездонное голубое небо. Мечта стала крылатым существом, которое уносило меня, куда ни попрошу. Воображаемые странствия наполняли меня неуёмностью и беспокойством.
Шли дни, похожие как близнецы. И вот однажды
Я краешком глаза уловила его. Сначала встревожено напряглась, а потом разозлилась, подумав, что это Мика или Брина, но затем поняла, кто передо мной. Те же непокорные светлые волосы, только длиннее, вспыхивали золотом среди густого кустарника, словно редкостные кукурузные початки. «Сумасшедший недоумок», подумала я и, поцеловав пальцы, подняла их, призывая богов возмездия. Ама не могла точно сказать, сколько существует богов. Порой она говорила один, порой три или четыреродители не успели образовать её в этом вопросено, сколько бы богов ни было, ссориться с ними не стоило. Они властвовали над звёздами небесными, повелевали ветрами земными, отмеряли наши дни в этой глуши, и, как смутно помнила Ама, не любили, если кого-то называли недоумком. Желать же врагу гибелисовсем другое дело.
«Разве боги не мудры? помнится, спрашивала я. Зачем спасают и стервятников тоже?»«Когда-то, давным-давно, эти люди ещё не были стервятниками», отвечала Ама.
Он подкрался, по-прежнему скрываясь за кустами. Я продолжала читать книгу, но украдкой поглядывала на него из-под ресниц. Даже сидя, я видела, что мой старый знакомый стал выше, плечи его раздались. Ошмётки рубашки едва прикрывали ему грудь.
В ушах прозвучало предостережение Амы: если застанут врасплохбеги, что есть духу. Но не сказала бы, что он застал меня врасплох. Я наблюдала за ним уже довольно давно. Почему же он прятался? Причём прятался очень плохо.
Я знала, рано или поздно ему надоест, поэтому, когда он вырвался из кустов, с воплями размахивая ножом, как ни в чём не бывало неспешно перелистнула дочитанную страницу и принялась за следующую.
Да что с тобой такое? выкрикнул он. Неужто не боишься?
Я подняла на него взгляд:
А чего мне бояться? Похоже, страшно именно тебе. Прячешь в кустах почти час.
Вдруг я обдумывал, как тебя лучше убить.
Собирался бы убитьсделал это ещё в нашу первую встречу. Или во вторую. Или
Чем занимаешься? Он рассматривал мою книгу, с хозяйским видом стоя на ступенях. Такой же как все стервятники: требовательный, грубый и вонючий.
Ты когда-нибудь моешься? поморщила я нос.
Он вытаращился на меня в замешательстве, затем на смену ему пришло любопытство, хмурое лицо смягчилось.
Знаешь, тебе не обязательно вести себя так враждебно. Я закрыла книгу. Не бойся, не обижу.
Ты? Обидишь меня? Он расхохотался, запрокинув голову.
При виде его улыбки меня от обиды бросило в жар. Не думая, я вскочила и сделала ему подсечку. Он упал на землю, с громким стуком ударившись о ступени локтем. Лицо опять посуровело, у меня перед носом взмахнул нож.
А у меня тут книга, быстро проговорила я, хочешь, покажу? И затаила дыхание в ожидании ответа.
Он потёр локоть.
Я и так собирался присесть.
Приблизившись, я принялась показывать слова. На каждой странице было всего несколько. Луна. Ночь. Звёзды. Он зачарованно повторял их за мной, даже нож на землю положил. Кончики его пальцев бережно поглаживали красочные иллюстрации, покоробленные временем.
Это книга Древних, сказал он.
Древние? Так вот как у вас их называют?
Он неуверенно посмотрел на меня и встал.
Почему ты подвергаешь сомнению, что бы я ни сказал?
Джафир затопал прочь и, как ни странно, мне было грустно, что он уходит.
Возвращайся завтра, окликнула я. Почитаю тебе снова.
Ещё чего! буркнул он через плечо.
Я смотрела, как Джафир продирается сквозь заросли, над травой виднелись только его непокорные светлые волосы, а потом он исчез, его ворчливые угрозы стихли.
«Да, Джафир, подумала я, ты вернёшься, хоть и не знаю толком почему».
Глава шестая
Джафир
Я соскоблил со шкуры остатки мяса и подвесил выпотрошенную добычу на дерево. Увидев, какого отличного, жирного зайца я принёс, Лаурида аж замурлыкала. Вот уже четыре дня мы варили похлёбку без свежего мяса, и Фергюс брюзжал всё больше, хлебая водичку на одних корешках и мозговых косточках.
Где ты его добыл? поинтересовалась Лаурида.
Я поймал зайца в глубоком овраге неподалёку от места, где наткнулся на эту девчонку, Морриган, но Лауриде знать правду было необязательно. Она могла сказать Стефану, а тот бы захватил мои охотничьи угодья, как уже позахватывал всё остальное.
В котловине, сразу как пройдёшь заиленный участок речного берега, ответил я.
Хмм, подозрительно нахмурилась она.
Заяц не ворованный, добавил я, а добыт на охоте. По большому счёту, это не имело значения, ведь еда есть еда, но Лауриду, добытый на охоте вроде порадовал больше. Пойду, помою вот это. Я схватил потроха и направился к ручью.
Держись от Стефана подальше, донеслось вслед. Он сегодня не в духе.
Я лишь пожал плечами, не сбавляя шаг. Можно подумать, Стефан бывает в духе. Но сегодня, по крайней мере, он не оттягает меня за уши и не врежет кулаком под дых. А Пиерс и Фергюс начнут над ним насмехаться и ставить в пример мою добычу. Оба любят зайчатину, Стефан же последнее время приносит домой одних костлявых куниц.
Только на полпути к лагерю до меня дошло, что я так и не спросил у Морриган, откуда Харрик знает её имя. Собирался это сделать сразу, но потом она меня заболтала. Моюсь ли я когда-нибудь? Я пополоскал заячьими внутренностями под водой. А какая разница? Затем вспомнил её светящуюся кожу цвета дымного заката. Хотелось коснуться её, опробовать на ощупь. Может, цвет такой потому, что девчонка моется? У нас в лагере ни одной девочки, только мальчишки, мужчины и три женщины вроде Лауриды. Их лица грубые и морщинистые от времени, тогда как у Морриган щёки гладкие, точно весенний лист.
До меня донеслось ржание лошадей, а затем Стефан громко крикнул, что остальные возвращаются. Как будто и так неясно. Я вытащил потроха из воды и, обтряхнув, стал подниматься в лагерь. Вместе со старейшинами клана приехал Харрик, и я сбился с шага. Последнее время он нечасто к нам наведывался, предпочитал свою толстостенную крепость на противоположном берегу реки ту самую, которую назвал Вендой в честь своей невесты, сиарры. Вода поднимается и мост покосился, ещё немного, и его крепость отрежет, он вообще не сможет приезжать. Ферюс говорит, река скоро поглотит мост, а Харрик хорохорится и уверяет, что построит другой, но это почти невыполнимая задача. Впрочем, власти и жадности у него побольше, чем у других, и по слухам его отцом был один и самых могучих Древних. Возможно, Харрик знает то, чего не знаем мы.
Ты ведь помнишь этого парня? спросил Фергюс, показав на меня.
Стефан! Тяжёлая ручища Харрика легла на моё плечо.
То мой брат, а я Джафир.
Но Харрик уже отвернулся и устраивался у костра с Пиерсом.
Глава седьмая
Морриган
На этот раз он не стал прятаться в кустах, а с грозным видом поднялся по широким мраморным ступеням. Будто он здесь полноправный хозяин. И почему мне так тяжело понять этого стервятника? У него голая грудь, лицо блестит. Он помылся. Без грязи кожа приобрела золотистый оттенок, длинные пряди волос стали ярче. Из-за раздавшихся плеч на его тощие рёбра ещё больнее смотреть, но взгляд у него, как у лютого зверя.
Ты же вроде не собирался приходить? Я отступила на шаг, когда он поравнялся со мной.
Он долго смотрел на меня, и наконец ответил:
Я прихожу и ухожу, когда угодно, куда и откуда захочу. Как так вышло, что Харрик Великий знает твоё имя?
Мне будто дали под дых. Я слышала, как миадрес в лагере шептались о Харрике. Ама и остальные его ненавидят. Его имя, будто яд: неприкасаемое. Тревожно думать, что он может знать, как меня зовут. Джафир наверняка ошибся.
Ваш Харрик его не знает. Мы с ним вообще не знакомы. Я видела этого человека только издалека, когда он давным-давно напал на наш лагерь. Я отступила на шаг. И, да будет тебе, стервятник, известно: никакой он не великий. Обычный трус, как все Я замолкла, взвешивая слова, которые крутились на языкебоялась, что Джафир снова убежит или того хуже.
Как мы все? подсказал он. Ты это собиралась сказать?
«Почему мы здесь? подумала я. Принадлежим к враждующим сторонам, однако наши пути то и дело пересекаются». «Нет, Морриган, это не случайность. Ты сама пригласила его сюда. Ты хотела его видеть».
Я не понимала ни себя, ни всё то, что закладывали в меня с детства. Стервятники представляли для нас угрозу, и всё же парень, который проявил ко мне милосердие восемь лет назад, когда сам был ещё ребёнком, вызывал во мне живой интерес.
Джафир. Я произнесла его имя с уважением. Как насчёт того, чтобы почитать? И в знак примирения добавила, воспользовавшись его собственным термином:Книгу Древних.
Мы читали около часа, а затем он ушёл. За этой встречей последовали другие. На первых мы вели себя робко и нерешительно. У стервятников и их жертв мало общего. И всё же здесь, спрятанные долгими тропами и укромными каньонами, мы научились оставлять позади хотя бы часть того, что определяло наши личности. Доверие друг к другу то исчезало, то появлялось снова, но мы оба, не сговариваясь, решили, что должны держать свои встречи в тайне. Расскажи о них он, меня бы убили. Расскажи я, мне бы запретили сюда возвращаться.
Я никогда не думала, что мы сможем встречаться долго. В конце концов, наше племя никогда не засиживалось на одном месте. Мы вели кочевой образ жизни. Вскоре мы покинули бы долину, отправились куда-нибудь далеко, и встречам с Джафиром пришёл бы конец. Но пока племя не уезжалоне возникло нужды. Укромность нашей долины позволяла без тревог собирать и выращивать урожай. Чужаки к нам не совались. Дни перетекали в месяцы, а месяцыв годы.
Я научила Джафира буквам, а затем и словам. Вскоре он тоже начал читать. Упражнялся он и в письме, рисуя буквы пальцем на земле.
Как пишется Морриган? спросил он, и повторяя за мной буква за буквой, вывел моё имя. Помнится, я ещё долго смотрела на надпись, восхищаясь её изгибами, линиями и тем, как необычно стало выглядеть моё имя.
Недели и месяцы мы всем делились друг с другом. Джафир отличался не меньшим любопытством, чем я. Парень жил с одиннадцатью людьми. Все были одной семьёй, но он точно не знал, скольких на самом деле связывают родственные узы. Фергюс ему не объяснил, но это и не имело значения. Женщина по имени Лаурида объявила Джафира своим сыном, но он не знал, так ли это. Лаурида была женой Фергюса, но появилась в клане только на восьмом году жизни Джафиравот почему он сомневался. Однажды Лаурида просто приехала с Фергюсом и осталась. Ту же, кто могла быть его настоящей матерью, Джафир помнил очень смутно: только голос, не лицо.
Он спросил, была ли Годрель моей матерью, и я сказала, что она моя бабушка. Джафир этого слова не знал. «Мать моей матери, пояснила я. Ама меня вырастила, а моя мать умерла, когда я была совсем маленькой».
А твой отец?
Я никогда его не знала. Ама говорит, что он тоже умер.
Джафир поджал губы. Возможно, спросил себя: «Не от рук ли моих родичей погиб её отец?». Вероятно, папу действительно убили стервятники. Ама никогда не рассказывала, как это случилось, но её глаза неизменно вспыхивали гневом и она тут же переводила разговор на другое.
Как-то я спросила Джафира о его брате, но он только пожал плечами и показал шрам на руке.
Стефану привычнее изъясняться при помощи кулаков.
Пожалуй, стоило бы воздержаться от знакомства.
А я бы воздержался от того, чтобы вас знакомить, ответил Джафир, подшучивая над моей манерой выражаться, и мы оба рассмеялись.
Я не осознавала, что между нами протянулась ниточка дружбы. Это казалось невозможным. Однако парень, когда-то спрятавший меня от своих родичей-стервятников, как выяснилось, способен и на другие добрые поступки: сплести браслет из луговой травы, подарить щербатую тарелку с золотым ободком, найденную в руинах. Однажды, заметив, как я разглядываю облака, он вручил мне пригоршню неба, просто чтобы увидеть мою улыбку. Я положила ее в карман. Бывало мы несказанно злили друг друга своей непохожестью, но всегда мирились. Мы менялись вместе: незаметно, день за днём, медленно, будто дерево, что просыпается после зимней спячки.
Но однажды все резко изменилось раз и навсегда.
Тем утром он из рогатки с десяти шагов подстрелил белку и пытался научить тому же меня, но раз за разом мои камни позорно летели мимо. Он обзывал меня мазилой, а я смотрела на него волком.
Нет, не так, проворчал он, лёжа на лугу. Вот так. Он вскочил и, встав сзади, положил поверх моих рук свои. Затем, прижимаясь грудью к моей спине, медленно натянул рогатку и замер. Повисло неловкое молчание, которое, казалось, продолжалось вечно. Ни один из нас не смел шелохнуться. Я пыталась разобраться в своих необычных ощущениях. Его тёплое дыхание овевало мне ухо, сердце пустилось вскачь, я чувствовала: между нами происходит нечто необычное. Нечто сильное, необузданное, полное неопределённости. Не важно. Внезапно он выпустил мои руки и отступил. Мне пора.
Джафир взлетел на лошадь и ускакал, не попрощавшись. Я смотрела вслед, пока он не скрылся из виду.
Я не пыталась его остановить. Мне хотелось, чтобы он уехал.
***
Длинный общинный дом гудел от разговоров, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Смотрела на столбы, камыш, звериные шкуры на стенах и укладывала чистые тыквы.
Ты за ночь едва ли пару слов вымолвила. Что с тобой, дитя?
Ама, я не ребёнок! развернувшись, резко ответила я. Разве не видишь? Я втянула воздух, сама удивляясь своей вспышке.
Ама взяла у меня из рук тыквы и отложила в сторону.
Да. Её голос был тих. Детского в тебе больше нет, передо мной молодая женщина. Её бледно-серые глаза блеснули. Я просто отказывалась это замечать. И как ты так быстро выросла?
Ама, прости! Я не хотела грубить кинулась я к ней в объятия.
Но оправданий у меня не осталось. В голове творился полный сумбур, тело казалось чужим. Стоило вспомнить о тёплом дыхании Джафира на коже, как в животе разливалось тепло.
Все хорошо, сказала я. Пойдём, остальные ждут.
Ама потащила меня в глубь общинного дома, где у очага уже сидело всё племя. Я устроилась между Микой и Бринной. Ему было тринадцать, а ейдвенадцать, но теперь оба казались мне такой малышнёй. Как и Шей и Шанталь, близнецы-восьмилетки напротив. Для меня все они были детьми.
Расскажи нам историю, Ама, попросила я. О прежнем мире.
История бы меня успокоила, мысли все ещё скакали в голове, как кузнечики по полю.
Дети хотели слушать про башни, богов и Бурю.
Нет. Расскажи лучше, как ты встретила папу, попросила я.
Ама неуверенно посмотрела на меня:
Но это история не о прежнем мире, а о том, что случилось после его гибели.