Лицом он скорее напоминал испанца, чем англичанина. Орлиный тонкий нос, глубоко посаженные глаза, борода клином. Но рыжеватый цвет волос и бледная, несмотря на загар, кожа, выдавала в нём уроженца Британии.
Я уже видел этого типаони как-то встретились с доном Самбульо-отцом в открытом море. Дело тогда едва не дошло до серьёзной драки! Но, во-первых, цель похода Френсиса Дрейка, (а это был именно он), была иной, а во-вторых, столкновение с таким противником, как дон Самбульо, не сулило ничего кроме обмена тяжёлыми ударами, после чего, даже в случае победы придётся прервать задуманную экспедицию и отправится зализывать раны, не получив ни гроша прибыли.
Сеньор Самбульо придерживался тех же взглядов. Поэтому обе стороны отдали друг другу честь, проявив совершенно искреннее уважение, (при открытых пушечных портах), и разошлись, каждый в свою сторону.
Дону Мигелю было тогда десять лет, и он служил на корабле отца младшим юнгой, а я приглядывал за ним с верхушки мачты. Я это делал по собственной инициативе Ладно, не буду вратьприглядывать за мелким непоседой меня просили и его матушка, и тётка, то-есть Магдалена, но не отец, хотя врядли дон Самбульо не догадывался, что я на самом деле делаю на мачте!
Такие встречи не забываются, а потому мы с доном Мигелем знали знаменитого мореплавателя в лицо. За девять лет он практически не изменился, разве что пронзительнее стал взгляд цепких и колючих глаз.
Дрейк заговорил с доном Мигелем по голландски, но вскоре они перешли на английский, так-как фламандское наречие знаменитый пират знал сносно, но не в совершенстве, зато дон Мигель владел языком Британии не хуже своего.
Легенду о том, что «Анхелика»судно небогатых торговцев, мы придумали и отработали заранее. Дон Мигель поведал, что хозяин этого корабля фра Ганс Свирринг, (наш Ганс, как вы понимаете), путешествует со своей женойфру Магдой Свирринг, с коммерческой целью. Про себя он сказал, что служит у почтенного хозяина судна приказчиком и толмачом, а зовут его просто Михель. Про стариков матросов он поведал, что это баски, не терпящие испанского гнёта, а потому служащие на голландском судне. «Анхелика», как бы, направляется прямиком в Амстердам с грузом отличного испанского вина, полученного, чего греха таить, контрабандным путём, для чего и понадобились баски.
Ещё дон Мигель прибавил, что хозяин, (Ганс всё это время молчал, то злобно поглядывая на Дрейка, то с тоской на наши незаряженные пушки), нижайше просит благородного сэра адмирала отпустить с миром его корабль, так-как, раз они имеют дело с контрабандой, то эмбарго, наложенное британской короной на торговлю с Испанией не нарушено. Так же почтенный негоциант просит проявить милосердие к нему и его команде, ведь, как это видит сэр адмирал, жена его находится в положении. Что же касается матросов, то это всего лишь двое древних старцев и увечный мальчик, которые никак не могут повредить интересам Британской Короны.
(Я в эти минуты был искренне благодарен Ночной Выдре за пример дипломатии, (применительно к работе толмача), который видел дон Мигель во время нашего недавнего пребывания в Новом Свете.)
При последних словах, сохранявший всё это время ледяное спокойствие, Дрейк, слегка усмехнулся и покачал головой. После этого он незамедлительно вынес вердикт в отношении нашего корабля и всех кто находился на его борту.
Поскольку, (решил он), эмбарго нарушено нами лишь отчасти, то он подвергает наш груз частичной конфискации. А именночетверть бочек с вином, (в количестве пяти штук), будут изъяты из трюма и перенесены к нему на корабль. (Окружающие Дрейка офицеры удивлённо переглянулись.) Кроме того, на капитана «Анхелики», то-есть фра Ганса Свирринга, налагается штраф в двести гульденов, который тот обязан уплатить по приходу в «Амстердам» в Английском банке. Штрафная квитанция будет выписана немедленно. Она же будет являться охранной грамотой для корабля и экипажа на протяжении всего пути в Голландию, дабы никакое британское судно больше не могло подвергнуть сих негоциантов конфискации и штрафу. (Офицеры открыли рты.) Судно может продолжать идти прежним курсом сразу после вручения квитанции.
Окружающие развели руками, но, разумеется, никто не посмел ни ослушаться, ни возразить. Дисциплина на судах Дрейка была железная, а авторитет капитана настолько высок, что никому даже в голову не приходило оспорить его решения.
Уже повернувшись, чтобы уйти, прославленный мореплаватель чуть помедлил и коротко бросил через плечо по-испански:
Удачи тебе в твоих поисках, хе-хе, толмач Михель!
Эскадра Френсиса Дрейка исчезла за горизонтом, как выпущенная из лука стрела. Мы остались посреди Ла-Манша со сломанной мачтой и разбитым рулевым веслом, ограбленные на пять бочек вина и со странным документом в руках. Он был написан столь же витиеватым почерком, как и языком, и нам ровным счётом ничего не было из него понятно.
Забегая вперёд, скажу, что когда мы добрались-таки до Амстердама, то дон Мигель из любопытства явился с этой «штрафной квитанцией» в Английский банк, где ему, не задавая лишних вопросов, отсчитали (!) ровно двести полновесных золотых гульденов, что многократно превышало стоимость бочек с вином, сломанного весла и мачты.
А пока этот документ был на руках, он действительно с лёгкостью избавлял нас от неприятностей, как с английскими, так и с голландскими военными судами, а также помог избежать трудностей с таможней и открыл некоторые двери в городе. В конце концов, дон Мигель даже жалел, что обменял его на золото, но скоро выяснилось, что он нам всё равно бы не пригодился.
Воистину, великий человек велик во всём! Конечно же, Дрейк узнал и корабль, фактически сорвавший его атаку брандерами на Непобедимую Армаду, и однорукого мальчишку, бесстрашие которого сейчас прославляли менестрели во всех тавернах всех портов старушки Европы. Имя этого мальчика тоже не было для него секретом, как и имя его отца, а потому нынешняя цель его похода была очевидна. Однако он не мог просто так взять и отпустить столь опасного врага Британской Короны, и поэтому сделал вид, что поверил в историю с негоциантами-контрабандистами, нарушителями торгового эмбарго.
Скромно ограбить нас на четверть груза, когда он мог спокойно забрать всё, а «Анхелику» за ненадобностью пустить ко дну, как это сделал бы любой другой пират на его месте, было, конечно же, смелым шагом. Но я надеюсь, что в его окружении не найдётся стукачей способных очернить героя, как предателя в глазах его королевы, только за то, что он проявил благородство и милосердие!
Ещё более смелым шагом было выписать чек и охранную грамоту под видом штрафной квитанции. Ну, и, конечно же, пожелать нам удачи, фактически выдав себя Да, адмирал Дрейк из тех людей, которые меняют и перекраивают человеческую историю похлеще иных королей! Интересно будет узнать о его дальнейшей судьбе, ведь для меня знакомство с тем миром вскоре неожиданно оборвалось.
Интермеццо двадцать третье амстердамская передышка
Увы, как ни расспрашивали мы всех встречных в море и на берегу, о судьбе кораблей «Непобедимой Армады», унесённых бурей куда-то на север, никто не мог сказать нам ничего путного.
Найти затонувшие, севшие на рифы или выброшенные на берег галеоны, хотелось многим, ведь по слухам они были буквально набиты золотом! Наивная сказка. Но она позволила нам притворяться такими же охотниками за сокровищами и не опасаться, что кого-то удивят наши расспросы.
В любом случае, если бы какой-то из галеонов был найден, хоть на морском дне, близ берега или на самом берегу, то это невозможно было бы скрыть. Но вестей о таких находках не было. Поговаривали, что множество кораблей «Армады» потонуло близ берегов Северной Шотландии и Ирландии, но это мы и так знали.
Но вот, в Амстердаме, где мы сумели с выгодой продать, ставшее дефицитным испанское вино, мы услышали от китобоев, прибывших с грузом топлёного китового жира, что не далее, как в конце лета или в начале осени прошлого года, многие рыбаки видели вереницу, или по другим рассказам, беспорядочное скопище страшно истрёпанных бурей кораблей, влекомых штормом на север.
Опять на север! Сколько же можно? Но, нет, у меня и в мыслях не было отговаривать дона Мигеля от продолжения экспедиции, хоть сам я не верил в успех.
Надежда бывает страшной. Хуже всего, когда она тает и уменьшается постепенно. Конечно, мы с Магдаленой питали весьма странную надежду, что этот поход даст реальные результаты. Но всё же хотелось верить, что мы найдём, хоть какие-то следы семьи Самбульо, а если обнаружим кого-то живым, то это можно будет назвать сказочным везением!
Ганс, например, открыто заявлял в начале похода, что мы вскорости вернём домой Сеньора, Сеньору и всё господское семейство. Теперь он, правда, не высказывался так категорично, но когда заходила речь о дальнейшем походе, говорил о нём, как о деле решённом, и не допускал мысли, что его отстранят от дела, невзирая на повреждённую руку.
(Рукоятка рулевого весла резко вывернула ему правую кисть, так что запястье хрустнуло и долго болело, а к тому же ещё распухло, как окорок. Но пальцы работали и стараниями Магдалены опухоль уже начала спадать. Это означало, что сухожилия у парня выдержали, и рука восстановится в скором времени.)
Что думали о нашем походе старики свирры, неизвестно. Я только знал, что они куда угодно последуют за своим господином и на этом свете, и на том.
Хуже всего приходилось Мигелю. Не будучи таким наивным, как Ганс, он всё же верил, или хотел верить в то, что сможет разыскать свою семью целиком. Но с каждым шагом эта надежда в нём угасала. Видимо сперва ему приходилось мириться с мыслью о том, что он найдёт не всех, потом он думал, что удастся спасти некоторых, и наконец, пришёл к мысли, что если получится найти, хоть кого-то, то это будет настоящим чудом и потрясающей удачей одновременно!
Я обратил внимание, что наш юный лидер всё чаще окидывает нас всех задумчивым взглядом. И всё чаще его глаза останавливаются на животике Магдалены. Он нёс на себе ответственность за всю команду. Он вовсе не хотел и не собирался идти до конца любой ценой, но оставить нас и отправиться дальше в одиночку, он тоже не мог.
Магдалену он всё-таки попытался оставить в Амстердаме. Известно, что беременные женщины капризны, раздражительны, обидчивы и плаксивы. Как ни странно, девушки свирров, в том числе и пираньи, не составляют в этом смысле никакого исключения. Магдалена же здесь была сущим ангелом, но тут она сорвалась и отыгралась за все месяцы, которые держала себя в руках!
Дело было ночью, а потому они с доном Мигелем орали друг на друга шёпотом, что не помешало обоим к утру сорвать голос. Потом они дулись друг на друга целый день, усердно делая вид, что всё в порядке, от чего их размолвка не стала менее заметной.
Конечно, Магдалена прекрасно понимала, что доном Мигелем движет исключительно желание позаботиться о ней. У него даже в мыслях не было оскорбить или унизить любимую тётушку и воспитательницу. А ведь он вполне мог, на правах Сеньора, приказать ей остаться в городе или отправиться домой сухопутным путём, так-как морской был опасен. Я думаю даже, поступи он подобным образом, реакция с её стороны не была бы такой бурной. Пираньи привыкли подчиняться приказам своего господина, а он как раз таким господином являлся для всех, кто был с ним в экспедиции. Кроме меня, может быть.
Но дон Мигель не привык ещё к этой роли, хоть во время нашего предыдущего похода и проявил неплохие качества лидера. Теперь же решение вопроса с Магдаленой приватным путём было его ошибкой, а приказывать что-либо после ссоры было бы и вовсе тиранством. В общем, Магдалена отправилась с нами дальше, и я уже прикидывал, кто из нас лучше подойдёт, в случае чего, на роль повитухи.
Ганс точно не годилсяв таких делах он трус. Дон Мигель справился бы, будь у него две руки, но как всё сделать одной, я не представлял. От меня точно будет мало толку, ввиду моей нынешней физической организации. Будь я драконом, ещё можно было бы попробовать, но попугай
Вся надежда была на стариков свирров. Они люди пожившие и много чего повидавшие. Если дело дойдёт до крайности, и мы будем далеко от берега, где даже в обычной деревне можно получить помощь, надежда останется только на их жизненный опыт. Но до этого у нас так и не дошло.
Проведя в Амстердаме около трёх недель, мы отплыли в сторону Исландии с грузом сахара и шёлковых нитей, по-прежнему изображая из себя небогатых торговцев. Теперь у нас не было охранной грамоты адмирала Дрейка, но в северных морях она бы нам и так была ни к чему.
Интермеццо двадцать четвёртое эсти
По крайней мере, быстроходный приватир, встретивший нас на второй день после того, как «Анхелика» отчалила от пристани в Амстердаме, никаких бумаг не потребовал.
Узкая длинная лодка с бортами такими низкими, что они едва не касались воды, бесшумно вынырнула из тумана и устремилась к нам с уверенностью, граничащей с наглостью.
Люди, которые сидели на вёслах в этой посудине, могли привести в замешательство кого угодно! Представьте десяток невысоких, жилистых, невероятно тощих мужиков, одетых в такие гнилые лохмотья, что проще было бы опутать себя морскими водорослями. Свои волосы эти типы видимо никогда не стригли и не чесали. Я уже не говорю про мытьё, а потому непонятно было какого цвета эти жеваные патлы, свисавшие ниже пояса. Картину дополняли сморщенные лица землистого цвета и водянистые глаза, толи зелёные, толи голубые. Прям, команда утопленников!
Но то, что это живые люди, мы вскоре убедились, когда они стали по-обезьяньи карабкаться к нам на борт с короткими дубинками в руках. Первыми на их пути попались старики свирры.
Если нападавшие надеялись на лёгкую победу, учитывая почтенный возраст их противников, то они глубоко ошибались. Ходившие юнгами в походы ещё с прадедом дона Мигеля, старые головорезы, может и не могли похвастать прежней быстротой, но дело своё не забыли, и первые двое из нападавших тут же рухнули на палубуодин с перерезанным горлом, другой, судорожно пытаясь запихать обратно внутренности из вспоротого живота!
В то же мгновение погибли ещё двое из пытавшихся взять нас на абордажГанс поймал их своими ручищами и сшиб между собой. Магдалена, показавшаяся из каюты, успела метнуть в толпу врагов четыре ножа, тяжело ранив двоих и убив одного, и тут на оставшихся разбойников налетел дон Мигель с толедской дагой в руке!
Я уже говорил, что наш воспитанник превосходно владел холодным оружием, но это надо было видеть! Волк не так лихо режет овец в закуте, как это проделывал со своими врагами вчерашний мальчик, всё ещё не расставшийся с подростковой хрупкостью и угловатостью. В считанные мгновения всё было кончено, только ещё хрипели раненые, корчившиеся на залитой кровью палубе!
Но и они недолго радовали нас своим обществомодному, с пробитым горлом, Ганс милосердно свернул шею, другой же сообразив, что положение его безнадёжно, достал из лохмотьев небольшую зелёную ягоду, сунул в рот, дёрнулся пару раз и затих.
Эсти, констатировал старый свирр, видимо уже сталкивавшийся в море с этими странными людьми. Далеко зашли от своих берегов. Надо держать ухо востроэсти частенько нападают целыми флотилиями на таких вот щуках, и никогда не сдаются в плен!
Тут мы заметили, что тоже понесли потеривторой старик лежал на палубе с раскроенным черепом. Кто-то из нападавших задел-таки его по затылку своей дубинкой. Он был ещё жив, но Магдалена, бросившаяся рядом с ним на колени, сказала, что положение безнадёжно.
Старый боец умер к вечеру того же дня и был похоронен в пучине морской, зашитый в парусину при соблюдении морских традиций и отдаче почестей. Убитых эсти мы побросали за борт сразу, там, где состоялось сражение, привязав каждому к ногам камни балласта. Их лодку проткнули остриём багра и тоже отправили на дно, так-как нам она была не нужна, а оставлять её дрейфовать, значило привлечь излишнее внимание.
Теперь мы шли с заряженными пушками, поглядывая во все стороны, а в тумане прислушиваясьне раздастся ли плеск вёсел. Выяснилось, что наши опасения не напрасныэсти нападали ещё дважды, но оба раза до абордажа дело не дошло.
Первый раз на нас обрушился град камней из тумана. Видимо туман нашим новым недругам не был помехой, потому что камни сыпались плотным потоком, накрывая палубное пространство, и лишь немногие ударялись о борт «Анхелики». Мы даже не смогли определитьиспользовали эсти какие-либо метательные устройства или просто бросали свои нехитрые снаряды хорошо натренированными руками?