Вы пожалеете Вы узнаете!.. Вы-и-и
Ни приказывать, ни тем более уговаривать, Эмиль не собирался, еще чего! Понси опять шевельнулся, разворачиваясь к неумолимо надвигающемуся Савиньяку. Что-то хочет сказать? Выстрелить? Поздно!
Под левой ногойнижняя из трех ступеней, рука ложится на затейливое навершие резного столбика ограды, как на седельную луку, тело привычным для кавалериста движением взлетает вверх, и подошва маршальского ботфорта, описав дугу, врезается в держащую пистолет руку. Раздается короткий хруст. Кость? Хорошо бы!
Понси изумленным взглядом провожает улетающее оружие, он не понимает, что, а главноепочему, произошло. На физиономии проступает почти детская обида. Офицер, чтоб тебя! Талигойский, чтоб тебя еще четыре раза!
Ухватить дебошира за воротник, швырнуть опомнившимся стражникам.
Убрать!
Да, Монсеньор.
Туда же, вниз, и перчатки. Семейная традиция: тронул дряньвыкини!
Сын мой
Вы что-то сказали, сударь?
Монсеньор, я вам так обязан
Епископ, и рядом еще клирик, настоятель храма, надо полагать. Смотрят с нежностью, ну и кошки с ними.
Не стоит, господа.
Надеюсь, преступник понесет должное наказание?
Надейтесь, разрешил Эмиль. Прошу извинить, дела.
Залитый свадебным сиянием храм, разинувшие рот служки, сержант. Ну, этот-то ни в чем не виноват. Боковой вход больше не нужен, можно и к центральному пройти, лошадей приведут. Ковер глушит шаги, потихоньку меркнет светкто-то рачительный велел гасить отнюдь не дешевые свечки, а кажется, пришел вечер. Написать об этом в Фельп?
Пара драгунских офицеров в дверях, запыхавшихся и, похоже, злых, особенно зол капитан. Тот самый Давенпорт, которому Ли сбагрил присланного регентом придурка.
Давенпорт, корнет Понси ваш подчиненный?
Да, господин маршал.
Вы догадывались, до какой степени он глуп?
Монсеньор у второго в петлице веточка, корнет Понси сегодня около полудня потерял смысл жизни и выпил четыре миски тинты.
Миски?
Корнет Понси не нашел чашу, а стаканы ему не подходят. Непоэтично.
Мундир ему не подходит!
Таращит глаза Герард, ухмыляются «вороные», скоро будет ржать вся Акона. А почему бы и не поржать? Обошлось ведь.
Монсеньор, стонет какая-то дура в черных лисах, Монсеньор, вы так рисковали, так рисковали
Что мне сделается?
Ничего, ему ничего. Излом, Шар или как еще эту дурь назвать, нацелился на другую добычу! На Ли он, гадина такая, нацелился, только брата судьба не получит, пусть хоть лопается, хоть сама под свой шар лезет!
3
Дам Алва всегда любил с блеском, но если б многочисленные красотки видели, как их кумир обнимает мориску, они бы почувствовали себя обокраденными. Марсель, не будучи дамой, чужое счастье созерцал с умилением, а эти двое были именно счастливы. И закрывшая глаза Сона, и Рокэ, на плече которого покоилась лошадиная голова, чей вес Валме не замедлил прикинуть. Выходило где-то четыре Котиковых башки, пусть тихих и умиротворенных, но стояние продолжалось уже четверть часа.
Если б я застал тебя с женщиной, прервал идиллию Валме, я бы не смутился.
Тогда тебе надо было зайти раньше и к их высокопреосвященствам.
Когда я говорю с женщиной, я имею в виду с женщиной, а не с человеком в юбке. Впрочем, ее высокопреосвященства предпочитает штаны.
Глупости, отмахнулся Алва. С женщинами без юбок ты меня тоже видел.
Полтора раза, уточнил Марсель, понимая, что эта тропка никуда не ведет и надо искать другие. Эпинэ за время нашей разлуки поправился, а ведь дорога к этому не располагает. В отличие от дыры; ты-то вылез просто красавцем.
Последнее время мне часто намекали на сходство с покойником. Наконец я умер, и тут же посыпались комплименты Алва вывернулся из лошадиного объятия не хуже, чем из лапок Клелии. Сона приоткрыла глаз и вздохнула, Рокэ погладил кобылу под смоляной челкой и быстро вышел из денника, Марсель ринулся следом, поскользнулся на какой-то дряни и, не ухвати его Ворон, врезался бы лбом в дверной косяк.
Думаешь, Эпинэ тоже провалился? поинтересовался Ворон, подставляя лицо солнцу, и Марсель с очередным облегчением увидел, что Алва щурится. Еще парочка милых мелочей, и о смерти в самом деле удастся забыть, забывают же об ошибках, даже о чужих.
Если Иноходец и провалился, вернулся к делам Валме, то потом он где-то устал. А еще он явился без вещей и при этом одвуконь, а ты его вчера выгнал сперва спать, а сегодня к Темплтону. Неужели тебе совсем не интересно?
Сперва я обдумаю Ларака. Этот провалился без всяких «по-видимому», и тем не менее Матильда находит его облезлым. Впрочем, она не видела графа при жизни.
А ты?
Года три назад. Манрик очередной раз заговорил о конфискации Надора. Дескать, Ларак процветает, а земли Окделлов в полном расстройстве, следовательно, опекун ворует, а посему графа, который в любом случае ненадежен, надо отправить в Багерлее, а Надор поручить тессории. Кстати, не умри Сильвестр, кому-то из вас пришлось бы жениться на девице Окделл.
То есть? уточнил Марсель. Опасность была позади, и виконту стало интересно.
Манриков от Надора следовало отвадить. Твой родитель полагал лучшим выходом брак, я пошел другим путем. Результат, надо признать, оказался удручающим.
Да, слегка подумав, согласился Валме. Теперь ни Надора, ни Манриков, то есть Манрики где-то сидят, но жениться из-за них больше не нужно. Мы скажем Лараку, что он умирал?
Зачем? Алва откровенно любовался горами. Разве что ты захочешь взглянуть, как наш влюбленный сойдет с ума. У Иссерциала безумие сопровождалось надеванием венков из сорных трав и песенками.
А у Дидериха разрыванием одежд. Рокэ, а Эпинэ мы что-нибудь скажем? Он, конечно, не умирал, зато Марианна Мертвой ее видели графиня Савиньяк и известный тебе Пьетро. Они решили свалить утешение и все такое прочее на Левия, а его убили.
Эпинэ я при случае объясню Золото с фиолетовым, синева и опять золото, но уже с пурпуром. Кагетская осень заметно ярче торской. Видимо, оттого и казароны.
Что позволено природе, людям запрещено, Марсель с удовольствием выкинул из головы Ларака с Эпинэ и занялся пейзажем. Горы были не просто яркими, они сияли, куда там всяким четырежды радужным! Вырядись кто-нибудь в подобные цвета, вышло бы нечто чудовищное, собственно говоря, оно и выходит, причем не только в Кагете.
Розовые фламинго хороши, поделился выводами виконт, хоть и необычны, но кавалер в розовом всегда будет нелеп, а девица почти всегда глупа. Я тебе еще не говорил, что встретил родственницу птицерыбодуры? Хвост ее не портит, правда, он скорее змеиный
Змеи по-своему прелестны. Рокэ так и глядел на фиолетовую гору, к которой подбирался золотой лес. Но прелесть того, что может убить, воспринимают не все Ларак помнит курицу и что ему нужно в Надор. Если я верно разобрал его крики, он ломился сквозь козла, не зная, что спешить некуда. Моя память ушла из хандавского вечера и туда же вернулась, однако у меня есть свидетель, а графу придется довольствоваться рапортами на имя Савиньяка.
Люди Эпинэ там тоже побывали. Как думаешь, почему вылез именно Ларак и именно сейчас, и где остальные? Не то чтоб я хотел увидеть знаменитую вдову, но ведь должна же быть причина!
Несомненно! Алве надоело сидеть, и он улегся на каменном выступе, заложив руки за голову. Раньше я допускал, что смерть может быть ярче жизни, но будь так, я бы ее запомнил.
Глава 6Талиг. Акона Бакрия. Хандава400 год К.С. 8-й день Осенних Волн
1
Спрута Арно поймал на закате, не менее роскошном, чем позавчерашний, но не будившем желания куда-то немедленно мчаться. Было красиво и слегка тревожно, однако теньент без сожалений променял полыхающие небеса на полутемную, пропахшую полынью прихожую. Валентин только что откуда-то вернулся и как раз выпроваживал сопровождавших его верзил.
Добрый вечер, не забыл поздороваться Придд. Разделишь мой ужин? Я думал позвать Йоганна, но уцелевшие Катершванцы празднуют день рождения старейшей из баронесс. С учетом пятикратного траура это дело сугубо семейное, не будет даже Райнштайнера.
Бабушка Гретхен! припомнил Арно. Близнецы говорили о ней в Лаик.
Не слышал, впрочем, тогда я мало с кем говорил. Возможно, зря.
Конечно! Знал бы ты, каким тошнотворным казался.
Мне это очень хорошо объяснили, улыбнулся Придд. Но, как бы гнусно я ни выглядел, хотелось бы верить, что первенство оставалось за Колиньяром.
Ты был вторым!
Зато потом мне в твоих глазах удалось стать первым, причем надолго. Как здоровье графа Савиньяка?
Как у Гратозатопчет любого. Валентин, а я ведь к тебе
Правда? Я думал, тебе нужен Тобиас.
Тобиас?.. Ха, оставь его себе! Вот приказ.
Пройдем в кабинет.
Как Зараза умудрился превратить в кабинет мещанскую комнату с ее геранями, ковриками и корзинками сушеной травы, Арно не понял, но письменный прибор и карта Северной Придды выглядели здесь вполне уместно. Прошлый раз теньент запомнил только кувшин с рябиной и книги, прошлый раз он мог думать лишь о дурочке, которую взялся спасать, но от Райнштайнера можно спасти разве что вино. Если запастись пивом.
Садись, предложил Валентин, и давай приказ. Ответ требуется немедленно?
До утра никто не помрет, хмыкнул Арно, но Спрут не был бы Спрутом, если б не вскрыл пакет и не перечел его содержимое дважды. Очень может быть, что второй раззадом наперед.
Я бы не назвал эту мысль удачной. Бумага отправилась в здоровенную шкатулку. Кому она принадлежит?
Мне!
Я так и подумал Жаль.
То есть ты не хочешь?
Мои желания, равно как и твои, ничего не значатмы на войне. Другое дело, что более трудного для исполнения приказа я еще не получал.
Приказы, которые тебе не нравятся, ты, помнится, нарушаешь.
При определенных обстоятельствах, которых сейчас нет, и если их, я имею в виду приказы, а не обстоятельства, нельзя истолковать устраивающим меня образом. Арно, дело в том, что с недавних пор я считаю тебя своим другом.
Ну а ятебя! И что?
Дружба предполагает откровенность. Мы слишком на многое смотрим разными глазами и не скрываем этого, однако к ссоре и разрыву это не приводит. Твой перевод ставит нас обоих в сложное положение. Ты, как теньент Сэ, будешь вынужден выполнять приказы полковника Придда, и я отнюдь не уверен, что все они тебе понравятся.
А, успокоился Арно, вот ты о чем! Отлынивать не стану, хорош бы я был Во Франциск-Вельде ты не промахнулся, и раньше, на Мельниковом, тоже.
Все равно нашей дружбе предстоит серьезное испытание. Я не могу требовать с тебя меньше, чем с других, и тем более пререкаться с тобой при посторонних. И я не хочу терять наши споры, а поэтому приглашаю переехать ко мне. Немедленно.
Логика Спрута и прежде ставила в тупик, но сегодня Зараза превзошел сам себя.
Ты сначала реши, чего не хочешь больше, хмыкнул виконт. А попросился я к тебе, потому что ты в Аконе, и Ли тоже, а с ним сам знаешь что!
К сожалению, не знаю. Способ проверить, слышим ли мы друг друга, оказался действенным, но связи с предчувствиями маршала Эмиля я не нахожу. Тем не менее, оставить брата ты сейчас в самом деле не можешь. Нам остается лишь выполнить приказ. Могу предложить тебе место второго офицера в первом эскадроне, после Мельникова Луга оно свободно. Тебе придется выполнять как мои приказы, так и приказы командира эскадрона, но, когда мы будем оставаться наедине, можешь высказывать мне все, что думаешь. Сколь угодно резко. Разумеется, если тебе покажется, что мои действия принесут немедленный вред
Я тебя пристрелю, как АлваКарлиона.
Если тебе удастся. Ну а вечерами мы попробуем не потерять то, что с таким трудом нашли.
С трудом?
За себя я могу поручиться. Возможно, тебе решение не убивать меня на дуэли далось легче.
Оно мне никак не далось, просто В бою с тобой все стало ясно, а что ты такой спрут, я как-нибудь переживу.
В таком случае надо послать за твоими вещами и за вином. Нам есть что отметить.
Да уж! хмыкнул виконт. А Катершванцы пусть пьют свое пиво.
Местное. Насколько я успел понять, здешние сорта отличаются от бергерских. По мнению Ульриха-Бертольда, пиво можно варить только на ячменном солоде. Добавление пшеничного есть издевательство над великим напитком, за которое следует пороть на площади, после чего сажать в чан с морской водой. Причем не пивоваров, тех нужно сразу убивать, а святотатцев, вливающих в себя эту коровью мочу. Я не счел уместным сообщить воителю, что барон Райнштайнер предпочитает ячменному пшеничное, к тому же непроцеженное.
Валентин, простонал Арно, представляя сцену порки, ну ты и Зараза!
Почему? полюбопытствовал Придд. Ведь я же не донес!
2
Беседа была оживленной и довольно-таки фривольной. Марселю нравилось, перебиравшему струны Рокэ, кажется, тоже, однако тон задавали Этери с Матильдой. Делить принцессам было нечего, вернее, некого, и они вступили в союз против мужчин. Дамы то ли вновь смешали касеру с мансаем, то ли просто завелись, но выглядело это очаровательно, о чем виконт шепотом и сообщил Бонифацию.
Вот ведь грешницы! Кардинал с нежностью покосился на разрумянившуюся супругу. Так и норовят в одну телегу впрячься и разнести, даром, что лань кобылице не пара! То есть не стоит им вместе пить, но моя-то Скажи, хороша?
Несомненно! Ваше высокопреосвященство, надеюсь, вы не в обиде
Нет во мне обиды! Дослушивать уже неплохо причастившийся пастырь не собирался. Сильвестру и то все вины отпустил, хотя сожалею. Сожалею, что гад покойный не увидит, как вздеваю я знак его наперсный!
Может, и увидит, утешил Валме, но Бонифаций утешаться не пожелал.
Не покажут ему, ибо зло Дорак сей творил из любви не к себе, но к Талигу, так что подержат для порядка в ямине с пиявицами ненасытными, да в Рассветные Садынектары вкушать. Из ямины же той меня не разглядеть, вот к краю бы подойти
А говорите, обиды нет, поддел Марсель, пытаясь другим ухом уловить, о чем журчат дамы. У моих бакранских друзей есть премилое правило: бодать живых врагов, а мертвыхзакапывать и уходить, ваши же мечты достойны дуксов. Стыдитесь!
Да я бы не глумился. Физиономия его высокопреосвященства стала мечтательной. Новости рассказал бы, утешил Покойник боялся, что без него Талиг прахом пойдет, а он стоит себе, хоть и трясется. И будет стоять!
Кардинал возвысил голос, а делать этого не следовало. Матильда, что-то страстно объяснявшая всем и никому, свела брови и оскалилась. На мужа.
Бонифацию следовало не заметить, а он взял да и направился к жене, которая тут же двинулась навстречу, напоминая разъяренный галеас.
Сплетник, прошипела она. Нашел, чем и перед кем бахвалиться! И когда
Виконт был человеком утонченным и семейных ссор не выносил. До абордажа оставалось несколько секунд, и Марсель не хуже «ызарга» вклинился меж супругами.
Ваше высочество, произнес он, не без риска завладевая пальцами алатки, мы говорили о женщинах, я это признаю. Было бы странно, обсуждай мы в этот вечер иной предмет. Тем более что сами вы говорите о мужчинах, и весьма нелицеприятно.
Правду мы о вас говорим, грохнул из носового «галеас». Балбесы вы, и чем лучше, тем хуже! Когда нужно хватать и держать, стенку пальцем ковыряете, когда на вас и через порог смотреть тошно, лезете. И всегда хвастаетесь!
Сударыня, наследник Валмонов поднес к губам ручку, которая могла управиться с расшалившимся жеребцом, иногда нам просто не хочется держать и не отпускать дам, которым хочется держаться и не отпускаться. Согласен, налицо некоторое противоречие, но ведь и вы не захотели ездить на линарце, которого нашел Хогберд. Нам же, говоря откровенно, часто приходится иметь дело с дамами, которые, как вы выразились, лезут.
Поверьте, лезущая дама, и тем более девица, ужасна. И чем нежнее чувства, которая она к нам питает, тем трудней не быть съеденным заживо. Женщинам легче, они могут сказать «нет», а если их не поймут, закричать.
Не всегда. Этери не поленилась встать и подойти, впрочем, Матильда с Бонифацием сошлись точно за спиной Ворона, который продолжал дразнить ночь струнным звоном. Наше «нет» что-то значит, лишь когда нас не предают и не продают. И если за нас не прячутся.