Девятнадцать стражей - Яцек Дукай 3 стр.


Ага. Ursulaпо-латыни «медведица». Мог бы и сам догадаться.

Ну и ладно. Ну и ничего. Лучше подумать, где бы добыть добрую выдержанную древесину на Круглый Стол. Хоть режь меня, не знаю, кто же будет за ним сидеть. Но уж точно не тупоголовые рыцари в жестяных трусах.

Если бы я не вмешался, ей бы никогда не представился шанс, да и теперькакие у нее шансы? Какие шансы?

Я посмотрел ей в глаза, встретил ее взгляд.

Я вижу будущее.

Интересно, как скоро мы откроем Америку?

Алексей ГедеоновСестрица Свиристель

 Темная вода, близкая беда, крапива-лебеда

Снова я сбилась! Проклятая трава! Так и норовит спустить петлюи жалить, жалить, жалить

Ну крапива, ну змеяне зря женского рода! Как еще ей обратить на себя внимание? Только ядом. Зацепит, ужалит, хлестнетможет, хоть кто-то глянет пусть и с омерзением.

Так смотрели на меня оникоролевичи, сыновья, братья. Наследники королевы Оды и ее ярла. Ведь кто я?  ничтожная пустышка, и кто они?  шестеро сыновей, все перевертыши-лебеди, высокая кровь! Впервые сейдвеликая волшба женщинпокорился мужчинам, пусть и юным. Как гордился отец, как счастлива была мать!  не наследницы, а наследники неслыханная в наших краях вещь. Оборотни короны.

Экая честь

Теперьпо порядку. Узелок за узелком, ряд за рядом, день за днемвсе молча. Без тишины и старания сеть не сплести. Волшбу тем более. Каким бы ни было началов конце все будет по-моему. Я же дева. Старшая в роду. Значит, буду править. Как мама, как бабушка, как Фрейя-Праматерь. Так заведено. Ваны правят, асы подчиняютсяибо без жены нет ни младенца, ни мужа, ни старца.

Так пребудет до конца времен. И дальше.

Сказано: доброй хозяйкекрепкую опору. Мать моя, королева Ода, была доброй хозяйкой.

Сказано: жена да освободит ненадежную опору навеки, для моря и брани. Если сама не желает быть ни в море, ни на поле брани.

Ода бывала на этом поле не раз и не два. Там и нашла себе мужа, воина из-за моряне иначе как из тех мест, куда улетают ласточки, слишком темны были его глаза. Говорят, воина этого едва не погубил некий колдунуж очень сам хотел стать мужем королевы. Да только все кончилось для ворожбита печально: мать продырявила его стрелами. Чтобы другим было неповадно. Ибо ваны правят, асы подчиняютсяи нет без жены ни мужа, ни младенца.

Потом родилась я.

К четвертому году моему все понялия не могу накидывать перья, не могу предвидеть, не могу повелевать ветрами, не могу говорить с морем Разочарование. Пустоцвет. Сухое древо. Что делать с такою недокоролевной?

Правильноукрыть от людского взора. Понадежнее. В саду у женщины, воспитавшей не одно поколение перевертышей. У Грид, известной также как Птичница. Но правильнее было бы назвать ее тюремщицей. Каргой. Колдуньей. Зловорожьей ведьмойтем более что в ее жилах явно текла великанья кровь.

Не вольно было отцу и матери запирать меня здесь. Что за варварский обычайдержать наследницу в саду за стеною? Прятать. Обидно и нечестно.

А затем появились онибратья. Шестеро мальчиков. Тройня. Двойня. И последний, младший, самый красивыйс глазами, как лесное озеро, и золотыми волосами. К четвертому году жизни королевичи обучились накидывать перья, говорить с морем, приказывать ветру и видеть ясново все стороны трех миров. Им ставили алтари, про них слагали висы. И первым именем у всех было «Сван»  лебедь.

Потом не стало мамы. Оды. Королевы.

А дальше все как обычнода любой скальд вам про такое споет. Младшая сестра моей матери заняла трон. И зачем-то взяла себе в ярлы нашего отца. Так и появилась у меня тетка-мачеха, она же королева. И это все неправильноведь править должна была я.

У Птичницы в саду, укрытая от всех, искала я веселья, мести и мудрости, а обрела умение, и не последнеенаучилась гальдру, великой магии мужей. Стала окрашивать знакиписать руны кровью, и сад перестал быть темницей, покорился. Все травы, кусты и деревья поклонились мневсе, кроме роз. Их напоила я своей печалью до смерти: горе гордых самое горькое.

Я решила явиться во дворец не мешкая, в полном облачении, подобно воительницам древности и Девам Валгаллы, показать отцу, чего стоит старшая дочь.

Я расписала знаками лицо и тело. Я облачилась в доспехи моря и леса. Я опоясалась древним ремнем из бронзовых бляшек, взяла копье. И сто раз об этом пожалела. Копье было тяжелым, и нести его было неудобно.

Отцовы черные псы, едва завидев меня, взвыли, но кто стал бы слушать глупых тварей! Я превратила их в кустыв дерезу. Ласточки накинулись было на меня на мосту, но я превратила их в одуванчиковый пухневесомый и неопасный.

Так я шла, поднималась и попала в тронный зал. Отец даже не глянул в мою сторону.

 Илзе, бедная девочка!  сказала мне самозванка с лицом матери.  Что ты сделала с собой? Эти царапины у тебя на щеках и ореховая настойка лицо теперь все черное. А что в волосах? Это смола? Зачем? А для чего ты голая и вымазана синим? Пойдем скорее в купальню, я вымою тебе голову.

И она, королева,  вот так просто сошла ко мне, отобрала копье, накинула на меня плащ, и мы отправились в мраморную, всю убранную гобеленами и занавесями купальню. Там королева велела мне войти в воду, взяла трех ясписовых жабок, поцеловала каждую и сказала:

 Эту я посажу тебе на лоб. Она заберет твои злые мысли, и ты избавишься от боли в голове. Эту я посажу тебе на сердце,  сказала королева про вторую.  Она возьмет на себя тяжести, что происходят от обид и злонравия. А эту,  прошептала королева,  я посажу тебе на лоно, и благословение Праматери пребудет с тобой в наши лунные дни. Отвадит боль.

Затем она опустила фигурки в прозрачную водуодна жабка села мне на лоб, вторая на грудь, третья на лонои я закричала от страха. И вода тотчас позеленела, а жабки раскалились, словно уголья, затем потемнели и стали вопить тонкими голосами. Из воды высунулись бледные, словно могильные черви, цветыраспахнули свои зубастые пасти, проглотили жабок, послезашарили по моему телу, точно слепые котята, ищущие сосцы матери

Королева ахнула, опустилась на колени, подула на воду, затем провела по ней ладонью. Вода стала опять прозрачной, и по ней поплыли три красных мака.

 Сейчас я хорошенько вымою тебе голову,  сказала королева.  Если будешь пищать, отшлепаю мочалкой.

 Но ведьначала было я.

 А если будешь болтатьгорький мыльный корень попадет в рот.

После она предложила мне теплое вино с пряностями и фрукты.

 Наверное, ты знаешь, Илзе, что ни одна из нас не способна по-настоящему навредить другой? Все мы дочери Праматери, все сестры под покровом ее,  сказала королева наставительно.  И впредь не мучь своими дикоцветами моих жабок. Оботрись получше, я уберу тебя сообразно чину, тебе пора домой, скоро вечер.

Я покорилась.

И что с того, что она сестра матери? Королева она незаконная, я даже вису об этом сложила. Невелико умениенадевать и сбрасывать перья, гаги на скалах справляются с этим безо всякой волшбы. И что проку вызывать ветер простым сопением, когда любая рыбачка умеет это не хуже королевы. Другим теткам, может, и морочит голову, но я-то вижуона лишь подобие, тень. Кривляка и двурушница. Как и положено женщине, она правит, верховодит ярлами, шлет гонцов, пялится в свое зеркало или же в воду. Охраняет пасынкова как же, такие большие, важные птицы. Мужи-оборотни. Диковина, тоже мне. Тоска.

В чертог свой я вернулась в крытом возке, утыканном бронзовыми листьями и птицами. Разодетая в золотую парчу, тонкий бархат и другие королевины обноски. Перед калиткой моею три раза трубили в горны, и я слышала, как там, в пустом и бескрайнем небе, откликнулись братья. Видимо, насмехались.

* * *

Зеркало, зеркало на стенегде побывать мне в моей стране?

Вышло так, что я решила навестить племянницу. Бедные жабки не шли из памяти. Пришла пора спросить совета или глянуть, как обстоят дела на самом деле,  а может, и то, и другое.

ГридПтичница мудрая. Садик Грид у реки. В нем множество цветов и вечно копошатся перевертыши. Сейчас пустопросто домик за оградой, просто цветы, просто гуси и перепелки.

Грид выглядит так, будто знает ответы на все вопросы, но с трудом подыскивает слова, и взгляд ее всегда опущен долу

 Я, ваша великость, сейчас тебе что-то скажу,  заявила мне эта Грид. Она сидела на колодах, что сохли во дворе, и колола орехи.

 Если тебе есть что сказать, не молчи,  развеселилась я.

 Я бы и рада помалкивать,  скрипуче отозвалась Грид,  да вот невмоготу уже. Все к худу, не к добру.

 Ты оначала я.

 Да, ваша великость,  буркнула Гриди вдруг подняла на меня глаза.

И я поклонилась. Так учили меня. Встретишь равнуюбудь сестрою, встретишь старшуюпоклонись.

 Мне по-прежнему говорить тебе ты?  осторожно спросила я.

 Нынче слова так перепутались,  уклончиво сказала она,  ваша великость, тебе не время говорить. Слушай.

 Что же ты посоветуешь?

 Дай свершиться судьбе,  без обиняков ответила Грид.  Твоей сестрице, бывшей великости, маменьке ихней, грустно с той стороны одной. Не успокоится до тех пор, пока всех не соберет. Под крыло. Весь выводок.

 И

 И ее,  опять просто сказала Грид.  Особенно ее. Страшненькую, то есть старшенькую. С той стороны ее заждались, она для них вся. С самого рожденья. Тьма тьмой

* * *

Темная вода

Совет я нашла у пауковони не летучие, они терпеливо ткут и добиваются своего. Все порхающие твари рано или поздно оказываются в их тенетах.

Помощь я обрела у крапивыотменная из нее вышла сеть, хотя руки мои и стали схожи с руками Гридогрубели и покраснели. Однако я была терпелива, усердна, работала молча, и в три светлых месяца завесила все стены, пол и потолок чертога плетеньем из кусачей травыточь-в-точь паук.

Королева явилась в полдень, безо всякой охраны, покрутилась по двору, нашла меня в саду, около крапивы, и привела к чертогу. Она запросто уселась на моем пороге и усадила меня на скамеечкуу своих ног.

 У доброй хозяйки,  сказала она мне в спину,  в напоясном кошеле должно быть все и даже сверх того.

 А правда, что в кошеле Фрейи все судьбы и жизнь?

 Думаю, что там у нее множество чудес. Дай-ка я расчешу твои кудри, дитя,  проговорила самозванка.  Дивные золотые волосыи в таком беспорядке. Это недосмотр.

Грид даже не повернулась в нашу сторону, только хмыкнулабудто камень треснул.

 Тут у меня был чудесный гребень. Вот! Как раз для твоих волос,  продолжила королева. И принялась причесывать меня.

 Я бы хотела, чтобы у меня была такая девочка,  говорила королева.  Я бы научила ее всему, что знаю. Я бы поделилась Но пока есть только шесть непослушных мальчиков! Что поделаешь, с этими мужчинами нет никакой надежности. Посуди сама, Илзе, дорогая,  восемь из десятерых мужчин вырастают и бегут прочьв море или на поле бранисловом, делают все, чтобы не работать дома, чтобы не быть опорой доброй жене. Слыхала ли ты про Винланд?

 Про дивную страну за морем? Слыхала. Туда все стремятся. Ни один не вернулся

 Все бездельники! Я уже сказала и повторюнет бы работать дома, быть опорой. Это им скучно. Зато плыть через бездонное море в далекий край, дабы гонять по полям таких же диких скреллинговэто им весело! Фрейя-Праматерь, как терпишь?

 Все мы должны быть терпеливы,  осторожно сказала я.  Таков удел мудрых дев и настоящих хозяек.

 Верно, Илзе, дорогая моя,  ответила королева.  Если бы женщина не была терпелива, спасибо Праматери, как бы иначе выдержала она младенцев, мужей и старцев?

Она наклонилась ко мнеи лицо, так похожее на маму, сказало чужим голосом:

 Иногда так хочется их прибить? Верно я поняла?

После этих слов я уснула.

Крапива-лебеда.

 Твори что хочешь, коль ты сильна,  сказала мне как-то Птичница,  но никогда не делай приворот. Это погубило многих, погубит и тебя.

И конечно же, я поступила наоборотили я не дева-воин, не старшая в роду, не королевна? Я взяла яблоки. Я дождалась регул и полной луны, я варила травы, я перегнала мед, я сотворила зелье и настояла его на вербене, крапиве и лебеде.

Я уколола палец, я три раза дала крови капнуть: на лавку, на золу и на порог. Я сотворила вместо себя Иных, Вечерних Илзе, и оставила иходну за прялкой, вторую у печи, третью на пороге. Чтобы стерегли Птичницу, чтобы усыпили, чтобы не дали проснуться.

Я приукрасила обличье, взяла питье и ушла искать. Целый день бродила по полям, болотам, лесу. Я спрашивала пути у пауков, и они указали мне на север, я спросила помощи у кустови ежевика помогла мне найти путь, больно раня колючками, стоило мне свернуть не туда, а волчья ягода усыпала тропинку своими плодами, чтобы я хорошо видела дорогу.

Я вошла в убежище братьев, я прибралась в нем и стала стряпатьибо всякая добрая девахоть и воин, но в будущем хозяйка. Я выставила угощениеи стала ждать.

И они спустились, вошли, предваряя ночь. Без перьев, без одежднагие, словно заморские дикари.

 Давайте убьем ее,  сказал Сван-Эдер, старший.  Предвижу в ней причину нашей гибели.

 Давайте просто выгоним ее,  сказал Сван-Каэр, прекраснокудрый,  за пределы королевства и дальше на семь ночей конного пути. Тогда она не навредит нам.

 Давайте возьмем ее,  сказали в один голос Сван-Олаф и Сван-Эгиль,  а убьем после, опустошенную.

 Давайте изведем ее, как мы извели ту,  сказал Сван-Локе.  Нет беспокойства от мертвых.

 Давайте оставим ее здесь,  сказал младший, Сван-Блар.  Навсегда. Пусть просто не выходит.

 Вам я разрешу сделать со мной все что угодноведь вы братья мои и я ваша старшая сестра. Но прошу прежде: разделите со мною питье. Верно, вам докучает жажда, ведь путь был долог и край солнца уже коснулся края моря, а значит, время мужам касаться чаши с медом,  ответила я. Ибо знала: ни один муж не откажется от угощения.

Так и случилось. Они выпили моего вина из чаши, они ели приготовленные мною яства, они были со мной, я была с нимии познала их так же, как они познали меня.

Ночь была длинной, и рассвет покоя не принестолько ожидание. Солнце показалось ненадолго. Я возвращалась домой нагаядикая, в ставшем диким лесу. И было слышно, как братья там, наверху, носятся над Утесом и озером, над Белыми Башнями и Мостом. И никто не видел их танцазлого и прекрасного, не видел, как вытягивают они свои гибкие шеи и хлопают крыльями, но все слышали, как выкликают они страшные песни, заставляющие день хмуриться, а море волноваться.

Вечер подкрался неумолимо, словно паук.

Я слышала, как трижды протрубили в рог там, в Белых Башнях у Моста, я видела стремительные тени в облаках, прекрасные птицы неслись к моему саду во весь опормоя волшба жгла им сердца. Зелье, впитавшее тьму, влекло их, и не было силы, способной остановить их и меня. Как торопились братья, как спешили, как летели они сквозь закат навстречу погибелии крылья их казались багряными,  ибо солнце садилось в тучи и ночь обещала быть ненастной.

Отныне и навсегда.

Я услыхала, как спускаются они ко мне. Как скидывают перья. В дверях завязалась драка. В обитель мою они ворвались яростныераспаленные зельем и похотью. Я отступила к пределу чертога, к самой стене, к самой сетии в тесноте, в зеленоватом полумраке братья не очень походили на людейсловно зелье мое открыло иное их обличье. Это было страшно, и я уже не желала их ни духом, ни плотью. И я сделала знак и окрасила его. И на стенах моя сеть из крапивы ожила, напала и поразила: болью, ядом и отчаяньемвсем, что сокрыто в ней до поры до времени, как и в любой из нас. Они бились как воины, они умоляли как братья, они плакали как дети.

Сеть моя была прочнееи я взяла у крапивы всю их силу, до последней капельки Всю силу почти всех братьев.

Он всегда был громче всех, он сопротивлялся дольше, он начал петь свой сейд. Он почти накинул перья. Сван-Блар, младший.

Я успела первой, я же старшая. Я вцепилась в него подобно злым плодам репейника. Я повалила его на пол, на свежесрезанный тростникнавзничь и схватила за горло.

Слова клокотали в нем и просились наружу он был сильный, верткий, горячий и скользкий от пота, он был мой брат. Сван-Блар. И глаза у него были как стоялая вода. Я набросилась на него яростно и увидала, как он меняется, как стремится прочь. Он шептал, шипел, и сила его росла.

«Выпил меньше остальных,  подумала я.  Он младший, он седьмой сын, он сильнее. Нет! Нет! Я самая сильная! Я осина, я ольха, я омела, я осокая старшая дочь»

Назад Дальше