Добрый день, чем я могу вам помочь?
Нам необходима работа, ответила Кара, один повар и двое разнорабочих, кадровичка посмотрела в свой планшет и снова улыбнулась.
У нас есть такие вакансии. Мне нужно ваше удостоверение, справка от комитета по здоровью и справка с прошлого места работы, её улыбка стала прямо таки лучезарной.
А если этих документов нет? осторожно поинтересовался Эрик, точнее удостоверение есть, а вот с остальным получается небольшая заминка, поселение в котором мы жили, разрушили повстанцы.
Повстанцы? взгляд её посуровел, вы говорите, где и когда работали, мы отправим запрос, а вы, тем временем, пройдёте медицинское освидетельствование, при этих словах она нажала какую-то кнопку на столе, не успели мы ретироваться, как появились четыре дюжих молодца, прошу проследовать за нашими сотрудниками комитета по безопасности, теперь всё в ней выражало брезгливость. Это было плохо, очень плохо.
Больше книг на сайте - www.litlib.net
Вот так глупо попасться, буркнул мне на ухо парень, когда мы пошли за мужчинами.
Он сильно волновался, оно и понятно, по нам с подругой можно было найти информацию, а Эрик уже лет десять был вне закона, он был лагерный, ему была одна дороганазад, и это обнаружится стоит провести анализы. Я посмотрела на мулатку, её взор оценивающе метался по стенам, она искала выход из этой ситуации и не находила. Нас завели в большое помещение, в котором в два ряда стояли обычные койки.
Побудьте пока здесь, за вами придут, обронил один из верзил, другой корректно, но жёстко снял наши рюкзаки один за другим. Они вышли, заперев дверь на замок и унеся наши вещи.
Да что ж эта за напасть то такая! заметалась по комнате девушка, почему, когда мы путешествуем, нас норовят закрыть? от невозможности никак выпустить злость он накинулась на Эрика, чёрт дёрнул тебя за язык! Помолчать не мог? она подскочила к нему и принялась трясти, схватив за грудки.
А то ты бы не спросила? меланхолично поинтересовался он, голова юноши заваливалась на бок от того, что подруга, не переставала, его трясла, будто грушу. Я коснулась её плеча, успокаивая.
А ты что меня успокаиваешь? резко развернувшись ко мне, закричала она, думаешь здесь все такие же добренькие как у тебя в селе. Вас обоих заберут в Лагеря, дура! Кара боится остаться одна, и переживает за нас, поразила меня мысль, мы были единственными людьми, которых она подпустила к себе так близко, после расставания со своим суженым, она даже за Эрика переживала. Я не знала, что ей сказать и как успокоить. Она обессиленно опустилась на кровать. Я села рядом, тихонько гладя её по плечу, не трогай меня, вяло попыталась отбрыкнуться от меня подруга.
Юноша улёгся на лежанку, закинув руки за голову, казалось, он лежал не на тюремной койке, а на лугу, подставляя лицо тёплым лучам. Мулатка сидела, ссутулившись, уткнув нос в ладони, а я прямо будто аршин проглотила и мы ждали. Ждали, как решится наша судьба. Ждали, кто же войдёт в эту дверь. И если ребята предполагали, что может произойти, то для меня всё это было полной загадкой.
34
По моим прикидкам наступил уже вечер, друзья то так, то эдак устраивались на койках, то ходили, то сидели на полу. Есть хотелось ужасно, а к нам до сих пор никто не пришел. Наконец, мы притулились на лежанках и попытались уснуть. Это было сложно, потому что свет люминесцентных ламп, ярко освещал все уголки нашей тюрьмы, и вот когда, наконец, на мягких лапах, начал подкрадываться сон, дверь со щелчком открылась. Мы, как по команде, уселись. В комнату зашла маленькая аккуратненькая дамочка в белом халате. Она окинула нас взглядом и пристроилась на дальнюю кровать:
Подходите по одному, скомандовала она.
Первым подошел Эрик, день без лекарств плохо на нём сказался, он начал слабеть на глазах. Сев напротив женщины, он принялся с напускной заинтересованностью разглядывать её лицо.
Эрик, как я понимаю, она не спрашивала, она утверждала, давай не будем тратить моё время, из какого Лагеря?
Семнадцать, речь его звучал безучастно.
Номер?
Он повернулся к ней подставив своё ухо. Дама, натянув перчатки, покопалась там и через секунду внесла в свой планшет какие-то цифры.
Следующая.
Эрик тяжело поднялся и вернулся на ту же койку, на которой лежал до прихода проверяющей, а его место заняла мулатка.
Кара Джонсон. Так-так, объясните, почему вы пропали из поля зрения Общества так надолго?
Я не пропадала, я проживала там, куда и была распределена.
Вас же проинформировали, что после разрушения Лагеря, вы должны были зарегистрироваться в другом поселении.
У меня не было возможности. В ближайших городах не было работы.
Брови дамы удивлённо поползли вверх:
Милая Кара, её не было, потому что вы не потрудились обратиться в соответствующую инстанцию, а Общество не будет содержать тунеядцев. Следующая.
Подруга встала, пришел и мой черёд. Я подошла к кровати и села на неё. Мулатка не отходила.
Она не разговаривает, если вы хотите её допрашивать, дайте хотя бы бумагу с ручкой.
Мисс Джонсон, мы как-нибудь сами разберёмся. Нам для диалога не нужна Ваша помощь. Вы свободны, металла в голосе женщины становилось больше с каждым звуком, произнесённым ею, итак, Василиса Район Сол Виндзор Рокотова, м-да вашей маме очень повезло, что она не попадала под ежегодную проверку, у неё были явные психические отклонения. Почему вы сбежали из дома? она молча сидела и смотрела на меня, а потом всё-таки достала из кармана своего халата мой блокнот.
Я хотела попутешествовать, после исчезновения моего мужа. Мне тяжело было находиться в селении, написала я на первом листе и, вырвав, отдала его.
Странное желание, при учёте того, что все проходимые вами тесты были хорошие, если не учитывать вашу немотуя безучастно пожала плечами, куда делся Ваш муж? я повторила свой жест, понятно, она поднялась, оправила несуществующие складки на одежде, глянула на нас пренебрежительно и молча ушла.
Поздравляю девочки! уставившись в потолок буркнул парень.
Все? неуверенно спросила его девушка.
А ты кого исключишь? ядовитая улыбка растянулась на его лице.
Кара поникла и побледнела:
Ну, хотя бы Ася
Угу, немая. Со странным именем. Давайте спать, изменить мы всё равно ничего не сможем, сарказм в его речи постепенно превращался в горечь. Вскоре после его слов отключился свет.
Впервые, после того как я ушла из села, я столкнулась с нормально функционировавшими, в понятии Общества, комитетами. Это вам не Ормус, где каждый второй «выпал из поля зрения Общества», и где любого, кто попадал на службу выжимали до последней капли и выбрасывали, не сильно заботясь о том, лагерный он или просто безработный. Но меня правильность моего нового пристанища совсем не радовала. И не, потому, что теперь передо мной маячила смерть. Просто узнав об Обществе столько малоприятного, меня воротило от структуры, в общем, и от людей, живущих по его правилам. Меня воротило от тех, кто хоть чуть-чуть понимал, что же тут происходит на самом деле, хотя они, наверное, даже не задумывались о последствии своих действий.
На утро нас всё же накормили. Еда была пресная и пахла плесенью.
Долго мы тут будем торчать? спросил юноша у одного из надсмотрщиков. Он выглядел всё хуже и хуже, складывалось ощущение, что чем ужаснее он себя чувствовал, тем более ехидным становился.
В обед за вами придёт машина, без эмоций ответил мужчина и закрыл дверь.
Ммм мы поедем! Это просто замечательно! Я-то уж думал, что по дороге кони двину!
Эрик и без тебя тошно, огрызнулась мулатка.
Разговаривать смысла не было. Мы осознавали, что сбежать из Лагеря почти нереально, оставалось надеяться на то, что нас освободят повстанцы. Хотя, надо заметить, надежда была наиглупейшей.
35
Охранник не обманул, через полчаса после того, как нам кинули обед, по-другому зашвыривание тарелок с какой-то бурдой в окошко у основания двери, назвать было нельзя, опять появилась вчерашняя врачиха. Сегодня её физиономия излучала презрение, как если бы мы были тройкой лабораторных мышей.
На выход, процедила она сквозь зубы.
А вы не хотите вернуть нам вещи? поинтересовалась подруга, в ответ Эрик расхохотался, чем вызвал улыбку у нашей «милой» надсмотрщицы.
Ты бы лучше, сначала, у своего приятеля поинтересовалась, чем всякие глупости спрашивать, хмыкнула она и покинула нас, оставив на попечение шкафообразных стражей.
Эти безликие товарищи конвоировали нашу компашку до машины. Грузовик с полностью железным кузовом, высота потолка которого не позволяла выпрямиться, стоял у самых ворот завода. В нём не было ни щелочки, за исключением неплотно прилегающих створок, на которые навешивались пара замков, и хотелось верить, что ехать нам придётся недолго, иначе мы попросту задохнёмся. Нас загрузили в эту основательно промёрзшую тюрьму, в которой можно было сидеть исключительно на полу, и закрыли. Кара нащупала мою кисть и сжала в своей горячей ладони. Через пару минут автомобиль тронулся, увозя нас в неизвестность, потряхивая на ухабах.
По прошествии нескольких часов такой езды все конечности затекли напрочь, не помогала даже перемена позы. От мороза зубы стучали, отбивая невероятную дробь, зад нещадно болел от постоянных скачков по кочкам, а ещё стало не хватать кислорода, это выражалось в головокружении и неимоверной тошноте. Я свернулась на полу калачиком и попыталась спать. Хотелось уснуть и замёрзнуть, что было не сложно сделать от того холода, что буйствовал здесь. У всего есть придел и, судя по всему, моя сила воли дошла до него, по крайней мере, в этот момент у меня было такое ощущение. Но уснуть не удавалось. Потом не выдержал желудок Эрика, я поняла это по приглушенным звукам и неприятному запаху, разлившемуся в нашей импровизированной камере, мне подумалось, что сейчас бедолага получит от Кары отповедную, но подруга промолчала, чем очень меня обеспокоила. Я в темноте снова нащупала её руку:
Я здесь, всё в порядке, услышала я её и у меня отлегло от сердца.
Наконец наш транспорт остановился, и до слуха донеслось громыхание замков. Открывшиеся двери впустили внутрь так много свежего воздуха, что мы на мгновение потеряли ориентацию в пространстве и, хотя уже спустились сумерки, зимний день не долог, но в сравнении с темнотой в которой мы просидели несколько часов, на улице было светло. На подгибающихся, непослушных, ногах мы выбрались из этой будки и, пошатываясь, придерживаясь за её борт, встали у одного из колёс. Поездка нас совершенно вымотала, а если учесть скудный рацион предшествующих суток, то мы ещё бодро держались.
К нам подошел невысокий мужчина, лет сорока, он не был похож, ни на кого, но вместе с тем напоминал сразу на всех особей мужского пола, которых я когда-либо видела. Самым запоминающимся в его облике были глаза, от них веяло таким холодом, никакого другого эпитета кроме «ледяные» на ум не приходило. Тонкие губы выдавали человека злобного, а сильно выдающийся подбородок сообщал о непримиримости характера. Он оценивающе посмотрел на нас и отдал распоряжение стоящим рядом с ним охранникам:
Дам в десятый барак, парня в восьмой, он взял Эрика за подбородок и заглянул в глаза, что, парень, хреново? Ничего, тебя скоро уколют и будет всё ок, в его голосе не было ни жалости, ни злобы, никаких эмоций, просто констатация факта.
На Эрика было тяжело смотреть, его лицо отливало синевой, и стоял он лишь благодаря тому, что мулатка его подпирала справа, я поддерживала за спину, а слева он плотно прислонился к промёрзшей покрышке нашего транспорта. Надсмотрщики подхватили его под руки и потащили к огромным, железным воротам. Тут же, на их месте, материализовались другие, которые подтолкнули нас с Карой в спины, заставляя идти.
Следуя за провожатыми, окружающими нас спереди и сзади, мы оказались на огромной территории, с ухоженной главной аллеей, всё остальное скрывали наступившие сумерки и начинающаяся метель. Мы долго шли прямо, по мощёной дорожке, засаженной по бокам редкими деревьями, пока не оказались у одноэтажного строения с решетками на маленьких окошках, сделанных исключительно для проветривания. Когда я ступила внутрь, у меня засосало под ложечкой. В тускло освещенном, холодном доме, вдоль обеих стен были кровати, на которых лежали женщины и девушки всех возрастов, но в основном молодые. Даже при скудном свете было видно, что их лица ничего не отражали, а очи их недвижимо смотрели в потолок, на какую-то секунду мне показалось, что они мертвы. Подруга впилась мне в предплечье своими ледяными пальцами, оставляя синяки, похоже ей пришла та же мысль, но присмотревшись, мы увидели, что все они дышат.
Ваши койки справа, подтолкнул нас тюремщик. Мы двинулись к свободным лежанкам, они стояли через одну друг от друга, сейчас придёт медсестра, сказал он, и охранники неслышной тенью исчезли из помещения.
Боже, что с ними со всеми! оторопело, сказала мулатка, глядя на лежащих без движения женщин. Её вопрос не требовал ответа, мы обе понимали, что это действие какого-то лекарства. Нам тоже скоро вколют его, и мы обе будем в таком же состоянии. К этой реальности Лагеря Кара не была готова. Раньше она лицезрела только его лицевую сторону: врачей, обслуживающий персонал, тихих больных и чистые, красивые аллеи с меленькими домиками.
Медсестра действительно появилась очень скоро и совершенно бесшумно. Выдав нам лекарства и проследив, чтобы мы их выпили, она также неслышно удалилась. Последней моей осознанной мыслью, прежде чем потонуть в дурмане, было: «Может они все тут приведения, до того они бесшумно передвигаются?»
36
Я открыла глаза, из-за того, что солнце слишком нагло лупило в них своими лучами. Свет был настолько яркий, что я видела его сквозь опущенные веки, которые светились розовым светом. Распахнув очи, я села, но слишком резко, потому что в тот же момент я почувствовала будто мне в переносицу всадили раскалённый железный кол, такой силы была мигрень. От адских ощущений я тут же упала обратно на койку, зажмурилась и на моих ресницах выступили слёзы. Когда боль приутихла или я притерпелась, опять повторила попытку увидеть реальность и сесть. Наученная горьким опытом, садилась я медленно, плавно и только после того как приняла вертикальное положение, подняла веки. Поначалу я не могла понять, где нахожусь, память отказывалась мне объяснять, что я делала последние сутки. Напрягшись до предела, я припомнила, что нас везли в Лагерь и раз я не узнаю место, значит довезли-таки. До ушей донёсся чей-то приглушенный скулёж, аккуратно, чтобы не расплескать ту боль, которая гнездилась у меня в черепушке, я повернулась на звук, через кровать плача и заткнув себе рот подушкой лежала подруга. Её состояние отличалось от моегоей было хуже. Я никогда не наблюдала её в таком состоянии.
Медленно опустив ноги на пол, я слезла и на четвереньках доползла до её лежанки. От прикосновения моей холодной ладони она вздрогнула. Только сейчас я поняла, как закоченела, температура здесь вряд ли превышала пять градусов тепла. Я нежно, чуть касаясь погладила подругу по горячему лбу.
Ася мне так плохо мне так больно зачем они с нами так? прохрипела подруга, было видно, что каждое слово привносило в её многострадальную голову новый и новый заряд боли.
В этот момент в помещение зашло много медсестёр с каталками, вроде бы я насчитала шесть:
Быстро на место, злобно бросила одна из них мне. Спорить было весьма неудобно, поэтому я так же еле-еле, ползком, ретировалась на свою койку.
На каталках были разложены шприцы всевозможных калибров с лекарствами, непохожих цветов и текстуры. Одни из них казались разноцветной водой, другие густыми и тягучими, а третьи были похожи на пеструю вату.
Сегодня наши соседки были больше похожи на живых, нежели вчера. Кто-то спал, кто-то лежал с блуждающим взором. Несколько даже сидели на своих койках, разглядывая руки, как будто видя их в первый раз. Медсёстры, разделившись, стали подходить к пациенткам, вкалывая по одним им известным правилам лекарства.
Римма, взгляни на эту, позвала одна медичка другую, что, и ей колоть? Она же загнётся, подошедшая медсестра оглядела лежавшую девушку с остекленевшим взглядом, пощупала ей пульс.
Нет, этой только еду, а то действительно помрёт как та, из пятой, а она пока может быть полезна.