Что же мне делать? Я коснулась пальцем скулы, куда пришелся первый удар, она горела жаром ушиба. Завтра я, наверное, не смогу открыть глаз, из-за заплывшей щеки. Было страшно. Очень страшно. Хотелось убежать куда подальше. Но мне думалось, что если я пойду куда-нибудь, я навлеку гнев этих людей на ту хату, где найду приют, как его навлёк на меня Герман. Единственное, что останавливало меня, от сиюминутного побега, были мысли о тётушке. А что если после моего исчезновения они придут к ней? В концеконцов на меня начал наваливаться сон, утягивая в свои тяжелые сети, похожие на плотный туман, последняя мысль пронесшаяся в моей голове до того как я совсем уснула была: «Они не догадывались, что я немая, значит они не знают где живёт моя тётя»
12
Встать, следующим утром, было задачей не самой простой. Болело всё и, казалось, болело ещё больше чем вчера. При каждом движении в тело будто вонзалось, по меньшей мере, тысяча острейших игл. Я несколько раз садилась на кровати, но от боли валилась обратно на подушку. Как хорошо, что сегодня у меня выходной. В итоге, я, смалодушничав, решила сначала придумать план, а потом вставать.
План. Легко сказать. Всё-таки мне стоит покинуть селение, но я за всю свою жизнь выезжала один раз, когда тётя возила меня к врачу. Попасть на поезд я не смогу. Билеты выдаёт Комитет по поездкам. Ты пишешь туда заявление с объяснением, куда и зачем тебе надо ехать. Твоё заявление рассматривают и, если причина поездки оправданна, ты получаешь билет. Помнится тетушка, долго писала прошения, чтобы нам разрешили поехать к врачу, потому что в справке, которую мне выдали, значилась: «Утрата способности говорить, неизвестного генезиса, не поддающаяся лечению». А раз лечению не поддаётся, зачем тратить ресурсы на поездку? Тогда-то поездку мы выбили, чтобы узнать происхождение моей немоты. Но сейчас поезд для меня точно закрыт, ведь я не аргументированно доказать, что мне надо куда-то уехать.
Значит надо уходить! Гениально! Меня нельзя назвать физически не развитой, подсобные рабочие в основном выполняют функцию «подай-принеси», но дело даётся посильное, опять же ходить куда-то далеко мне не приходилось. Тем более, ладно уйти, да и идти тоже можно, но как выжить в лесу? Как добыть еду, питьё? Что делать, когда наступят морозы? Как далеко ближайший населённый пункт? Я тяжело вздохнула и попробовала повернуться на другой бок, от чего всё тело опять протестующе заныло. Интересно они мне вчера ничего не сломали?
Допустим, я возьму тёплую одежду. Скорее всего, у тётушки Ирмы есть что-то наподобие тента, она, бывало, уходила в бор за травами на несколько дней. Мне выдали пайку на месяц, а я съела только половину, так что ещё на дней на четырнадцать мне должно хватить, а потом возможно у меня получится дойти куда-нибудь. Я решительно села, стараясь не обращать внимания на боль. Долго можно валятся и придаваться страданиям, но надо действовать, пока я не собралась ложиться и помирать.
Скрипя зубами, я направилась на кухню, надо проверить все продукты, отобрать портящиеся и, по возможности, сделать так, чтобы они пролежали максимально долго, например мясо надо засолить, а остатки яблок засушить, а если экономить продукты можно продержаться много больше. После того, как приготовление еды было закончено, я пошла обыскивать дом.
Залезая в каждый закоулок и просматривая каждую вещь, которая мне могла пригодиться, я нашла подобие палатки и спальный мешок, конечно, в морозы это меня не сильно спасёт, но пока в них ночевать ещё можно. Нашлись и тёплые, древнющие валенки, я видела их в музее, куда водили наш классэто была старинная обувь из войлока, которая не давала замёрзнуть. Как показала практика прошлой зимы, современные сапоги из супер нового материала промерзали быстро, а оказаться в чаще с бронхитом и температурой мне совсем не хотелось. Нашлось несколько теплых свитеров Германа, связанных из неизвестной мне шерсти, возможно, тётушка Ирма вязала их сама, когда сын ещё учился в школе, судя по размеру. Так же я перебрала свои вещи, выбрав тёплые.
Последняя комната, которую я взялась осматривать, была рабочая комната знахарки. Там были развешаны мешочки с разными снадобьями, некоторые были подписаны, но большинство висели просто так, видимо супруг и его мама ведали, что для чего. Взяв те, на которых было написано, как их применять, я пошла, укладывать свои вещи.
Уложив всё, я подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Лиловый синяк покрывал всю скулу, хорошо ещё глаз не заплыл. Придётся уходить, не попрощавшись с тётушкой. Это было очень грустно, но я понимала, что не смогу объяснить, откуда у меня появился этот фингал.
За окном спускались ранние, осенние сумерки, а я сидела на кровати, зажав руки между коленями, и прощалась со своей былой жизнью. Что бы ни было впереди, сюда я вернусь только с Германом. Потому что в другом случае эти люди не дадут мне жить.
Одевшись и закинув рюкзак на спину, я собралась уходить, когда мой взгляд упал на фотографию Луз, которую для меня сделал муж. Я аккуратно вытащила её из рамки и положила между страницами книг, отданных мне во время болезни, как бы ни тяжела была поклажа, я не хотела бросать их здесь, туда же, чуть раньше, я положила записку Германа. Она была мне дорога, как единственное напоминание о нём. У меня были от него только книги и записка.
13
Ночь уже вступила в свои права когда я покинула родной угол. Была надежда, что в непроглядной темноте, которая опустилась на наше село, меня не заметят. Хорошо, что изба упиралась забором в деревья. Я, выйдя из заднего ходу, сразу нырнула в спасительную черноту подлеска. Но радоваться мне пришлось не долго, через пять минут я поняла, что идти придётся на ощупь. Я шла, вытянув руки в темноте, постоянно цепляясь ногами за ветки. Какие-то ночные птицы ухали, пугая меня своими голосами. То и дело мне мерещились вчерашние мужчины, от чего меня пробирал пот, а через секунду бросало в дрожь. Я знаю, что именно в тогда у меня появились первые седые волосы.
Словами не передать, как меня обрадовали проблески зари. Наверное, я никогда в жизни так не радовалась восходу. Я начала различать очертания деревьев и могла видеть, куда наступаю. Когда солнце взошло, я вышла на большое расчищенное от деревьев место. Сначала мне показалось, что это старая лесозаготовка, но потом понялаэто развалины старой деревни, многие жилища истлели, осыпавшись безобразной грудой деревяшек, но некоторые ещё держались. Я зачарованно шла по тропинке, которая в прошлом видимо была главной дорогой, но теперь стала почти непроходимой, покрытой высохшим бурьяном.
Первые развалины, которые можно было гордо назвать домом, разбудили в моей душе любопытство. Каков быт был у здешних жителей? И я решилась войти в сильно покосившуюся конструкцию.
В срубе были раскиданы по полу какие-то вещи, некоторые предметы мебели, носившие раньше гордое название «встроенные», были «с мясом» выдраны. Наклонившись, я подняла старого плюшевого зайца, его, видимо, забыли, переезжая старые хозяева, он рассыпался прямо у меня в руках. Здание было устроено не так как хоромы в нашем поселении. С крыльца ты попадал в какое-то большое помещение без окон, потом шла прихожая, и только потом был коридор с невысокими притолоками в комнаты, в кухне вместо плиты стояла печь. Я впервые видела печь, нам про неё рассказывали на уроках домоводства, но в селе давно стояли электрические плиты и бойлеры. Осмотрев один курень, мне захотелось заглянуть и в другие. Припрятав рюкзак в траве, под деревом, я пошла дальше по улице, заходя в каждый не осыпавшийся особняк. В одном я обнаружила книгу, валяющуюся в самом углу. Хотя многие её страницы затянула плесень, я не могла её оставить, и пришлось взять с собой. В другом, я обнаружила, плотный коврик из синтетической пенки, с которым время, на удивление, не сделало ничего, его можно было бы постелить под спальный мешок, он тоже был приглашён в моё вынужденное путешествие. У одного из остатков коттеджа я обнаружила сохранившуюся пристройку, и заглянула туда. Каково же было моё удивление, когда я увидела там разбросанные по полу красные железные детали, они были сильно поедены ржой, но там, где краска всё же сохранилась, она горела ярким пламенем. Замерев, я прижалась спиной к стене, это было помещение, в котором Луз хранила свой мотоцикл. В том, что это были детали именного от него, я не сомневалась. Уж очень чётко и ярко врезалась мне в память, однажды увиденная красивая машина. Сколько я так стояла, восторженно рассматривая валяющиеся железки, я не скажу. Из красочных мечт меня вырвал шорох, донёсшийся с улицы. Аккуратно выглянув, увидела луч фонаря, рыщущий в тёмных уголках вокруг разрушившейся постройки. Я снова нырнула в бывшее стойло железного коня, тихонько отойдя от дверей и забилась в самый тёмный угол. Я понятия не имела, кто и что искал на улице, но чувство самосохранения говорило мне, что быть сейчас найденной не лучший вариант.
Человек с фонарём зашел в пристройку, из своего угла я видела только тень в дверном проёме и подрагивающий луч, шарящий по полу. Сердце бухало так сильно, что мне чудилосьменя вот-вот услышат. Но пришедший недолго постоял в дверях и ушел. Я тихонько выдохнула и провела рукой по лбу, оказалось, за эти несколько минут меня пробил такой нервный пот, что в пору было идти и умываться.
Выждав время, чтобы неожиданный посетитель ушел восвояси, я вышла. В заброшенной деревне было так же тихо, и мне подумалось, что приходивших и след простыл. Но всё равно обратно к рюкзаку я шла крадучись, стараясь находиться в тени, и сердце моё ёкало, а вдруг его нашли и унесли. Но нет, он лежал спрятанный там, где его и оставили.
Убрав в рюкзак находки, я постаралась побыстрее уйти из заброшенного селения. Теперь мне казалось, что оно кишит не загадками с приятными отгадками, а старыми привидениями, готовыми в любой момент кинуться на меня. Даже начали закрадываться вопросы, а так ли спокойно и легко переселялись люди, как мне подумалось в начале. Почему детали столь любимого Луз мотоцикла остались здесь?
Я шла, не останавливаясь, целый день. К вечеру мои ноги гудели так, что казалось, подломятся подо мной. На моём пути встретился выступающий холмик, достаточно плотно окруженный деревьями и кустарниками с одной стороны и я решила, что тут можно разбить шатерона как раз оставалась бы невидимой для чужого глаза, если не знать, где искать. Я достала солёное мясо и немного овощей, что бы подкрепится. Днём, натерпевшись страху, про еду я и не вспоминала, но сейчас почувствовав запах еды, разворачивая припасы, есть захотела, так что аж голова закружилась. Поужинав, я поставила палатку. Сон на меня навалился, не успела я ухом коснуться подушки, вот что значит усталость. Спала я тревожно, пытаясь вынырнуть из плотного омута сна при каждом шорохе, но этой ночью, наверное, не смогла бы продрать глаза, даже если бы на меня наставили пистолет.
Следующее утро встретило ледяным ветром, и мелким снегом похожим на какую-то крупу, которую порывы воздуха швыряли в лицо, ледяными пригоршнями. После сна тело затекло, ушибы продолжали так же нещадно болеть, а мышцы ног ныли от непривычной нагрузки, но холод рождал страх, а страх заставлял двигаться, вспоминался соседдядька Джордж, который пошел зимой охотиться и замёрз под своим тентом. Но больше всего вперёд гнал другой страх, что те люди хватились меня и идут по моему следу. Выследить такую клушу, полагаю, не составляло труда, потому как в лесу я была чуть ли не первый раз.
У нас народ частенько ходил в дубраву по грибы, ягоды или охотиться, но меня тётушка никогда не пускала, ведь если я заблужусь позвать на помощь у меня не получится.
Собрав шатер и наскоро перекусив, я двинулась вглубь чащобы, стараясь не думать о том, что каждый шаг даётся мне с трудом, оставалось убеждать себя, что через пару дней я или привыкну, или, на что я надеялась больше, выйду к поселению. Через несколько часов я набрела на небольшой ручеек, в котором я умылась и напилась. Он не замерз, хотя ночью было очень холодно, видимо беря своё начало в каком-то подземном ключе, а значит, был относительно чистым.
14
Так прошло несколько дней. Спала я в палатке, разжигая небольшую горелку, которая не позволяла замёрзнуть, днём шла. Очень пугало то, что на своём пути я встречала только разрушенные и истлевающие селенья, но ни одного где было бы похоже, чтоб там недавно жили люди. Если так пойдёт дальше, то всё примет плохой оборот, потому что ночи становились всё холоднее, а ещё, сидя в палатке, я слышала шаги диких животных, которые хотя и не решались подойти к моему убежищу близко, очень пугали меня. Сегодня утром я слышала, как выл волк. А из оружия у меня был только нож да и то, я с ним обращалась не очень сноровисто. Одно меня радовало, синяки и ушибы стали потихоньку заживать, не доставляя такой боли как по началу и ноги привыкли к постоянной работе, поэтому просто гудели по вечерам.
Где-то к обеду четвёртого дня, моего путешествия, лес начал редеть. Но я уже несколько раз встречала такое перед покинутыми деревнями и не ожидала увидеть ничего нового. Поэтому, когда из-за деревьев на меня выскочил мальчуган лет пяти, я застыла, как вкопанная. Он оглядев меня, ринулся прочь, громко крича кому-то. Как мне поступить? Неосознанным желанием было кинуться снова в лес, но я себя остановила, если есть ребёнок, то и близлежащее селение обитаемое, а ведь именно это я искала. Пока я принимала решение, ко мне, из-за деревьев, вышел подросток лет пятнадцати. Его внешний вид вызвал у меня ещё больший шок, чем неожиданно появившийся ребёнок.
С подростком было что-то не так. Сначала я не могла объяснить что, но приглядевшись, осознала, в чём его особенность: у юноши был большой лоб, маленькие, близко посаженые глазки, с абсолютно детским выражением, и резкие телодвижения. За ним в кустах маячил давешний мальчуган.
Мальчик и подросток замерли, глядя на меня. Я, в свою очередь, смотрела на них.
Ты кто? в конце концов, сказал мальчик. Ну как, скажите на милость, мне с ним изъясняться, читать-то он, скорее всего, не умеет, да и язык жестов не знает. Я указала на свой рот, а потом сложила руки крестом, показывая, что не могу говорить. Дети уставились на меня, склонив головы на бок, говорить, что ль не можешь? немного погодя, спросил мальчонка. Я кивнула, ты путешественница? я снова кивнула, у тебя дети есть? я, удивленно посмотрев на него, помотала головой, а будут? этот вопрос был уж слишком философским, чтобы отвечать на него жестами, и я неопределённо пожала плечами.
Давно путешествуешь? подал голос подросток, речь его была плавной и немного замедленной, я согласно качнула головой и показала четыре пальца, он, двигая губами, посчитал их, наверное, есть хочешь? тут я не знала, что ответить, поэтому снова пожала плечами.
Пойдём, мы отведём тебя к Курту, мальчик решительно подошел и взял меня за руку.
Немного пройдя, мы вышли на расчищенное место, где, за раскрытыми воротами, стояли несколько длинных, одноэтажных домов. Они мне больше напоминали загоны, в которых мы держали животных, нежели дома, но в загонах не было столько окон и дверей. Вокруг домов, на приличном расстоянии, стоял высокий, добротный забор, защищающий жителей от зверей и непрошенных гостей. На улице было много ребятишек обоих полов, разных возрастов и внешности. Все были заняты хозяйственными делами: кто-то пилил дрова, кто-то кормил домашних животных в небольшом дворике, кто-то прибирался. Только совсем малыши бегали, играя. Но что меня поразилоя не увидела ни одного взрослого, самому старшему подростку на вид недавно минуло шестнадцать.
Мальчик, который меня привёл, упорно шел к одному из домов, не давая осмотреться.
Курт! Курт! горланил он, я ещё одну привёл.
На крыльцо вышел мужчина, и, прищурившись, посмотрел на меня.
Ты кто? без всяких предисловий спросил он.
Она немая, ответил за меня мальчик.
Это правда? глаза Курта ещё больше прищурились. Я активно закивала и полезла в рюкзак за блокнотом.
Да я немая. Меня зовут Ася. Я путешествую, и случайно набрела на ваших мальчиков, написала я и отдала написанное Курту. Он осмотрел меня с ног до головы, развернулся и пошел в дом, бросив через плечо:
Заходи.
Я пошла следом за ним, мальчики тоже потянулись в комнату, но Курт, обернувшись, строго поинтересовался:
Вы сделали то, зачем ходили в лес? подросток замотал головой и опустил глаза в пол, ну так идите. Садисьуказал он мне на стул, рассказывай кто ты, откуда, зачем пришла.
Я взялась за блокнот. За время пути я приняла решениене стоит рассказывать всю правду людям, которых я встречу.
Я пришла из фермерского села, в четырёх днях пути отсюда. Мой муж ушел из дома, а так как меня там больше ничего не держало, я решила попутешествовать и мир посмотреть, так делали разные люди в сказках, которые я читала, и пока шла, я сочинила эту записку, у себя в уме.
А дети у тебя есть? с подозрением спросил меня Курт. Подивившись местной озабоченностью детьми, я решила ответить честно.
Когда я предложила мужу вызвать Комитет, он не захотел. Видимо, тогда он уже решил уйти.
Курт стоял спиной к окну и рассматривал меня, я же рассматривала комнату. Она была небольшая и светлая, с минимумом мебели и без всяких украшений, типа половичков, занавесок или картин. У одной стены стояла деревянная кровать, у другой шкаф, рядом с окном был письменный стол со стопками тетрадей, около него два стула. Так как Курт молчал я, осмотревшись, начала разглядывать его. Это был мужчина лет пятидесяти, с абсолютно седыми волосами, крупными, жёсткими чертами лица, вокруг его ясных, умных глаз и упрямо сомкнутого рта, глубокой сеткой залегли морщины. Он производил строгое, но приятное впечатление.