Только прямо сразу не обещай, каждому растению своё время сбора. забеспокоилась я, а ну как кинется к этой тетке Аглае. Их ещё просушить надо. Это всё не мгновенно. А ну как запросит за платья.
Не волнуйся, я найду, чем расплатиться. поставив на огонь чайник с водой выпрямился он. Да и деньги у меня есть. Поднакопилось за год. Кстати, вот и повод, а то всё не знал, как ей пару серебряных подкинуть. Ей детей тянуть надо, а не берёт ни в какую.
Пару серебряных за платье? хорошо, я ничего в руках не держала.
«Выронила бы, как пить дать».
Сколько же у тебя денег «поднакопилось за год»?
Интересуемся семейным бюджетом, дорогая? мне вдруг стало стыдно.
Ты не подумай, я не считаю твои деньги. залепетала я. Просто, я не думала, что ты можешь распоряжаться хотя бы десятком медных. Ну ты вспомни, каким ты утром был. И хижина эта «Всё Алатана, лучше молчи».
Шучу, не надо оправдываться. Деньги в кошельке, под столешницей подвязаны. Там тридцать пять золотых с мелочью. хорошо, я так и не взяла в руки ничего, они вдруг ослабели. Мол, а чего это, ногам можно, а мы тут в работоспособном состоянии.
Откуда столько? я перешла на шёпот. Голос, судя по тишине, пребывал в глубоком обмороке.
Я на прииске, у графа нашего, последние два месяца водяной насос налаживал, для промывки породы. Платит он хорошо, только дотошный черт. Вот я и торчал там половину весны, ни помыться нормально, ни побриться. Вчера только приехал днем. Отметил в трактире. он снова оглядел меня с улыбкой. В этот раз с последствиями отметил. Короче, деньги бери, если понадобятся, и не спорь, сказано тебе, пользуйся. А хижина, мне же только чтобы было, где переночевать.
Чайник вскипел. Максим сходил к соседке, и теперь мы вдвоем сидели за столом и рассматривали разложенные на кровати вещи, прихлебывая чудесный брусничный взвар с мелиссой и смородиновым листом. Ну как рассматривали и прихлебывали. Рассматривала, в основном, я. Прихлебывал, в основном, муж. На кровати лежала белая, с цветной вышивкой, длинная рубаха и синий с красной каймой, тяжелый на вид, сверток. Будем считать это юбкой.
Сколько, говоришь, лет соседке? я не выдержала и взяла в руки рубашку. Качество вышивки было потрясающим. Покрой же и ткань намекали на, примерно, столетний возраст вдовы плотника. Если, конечно, это, как утверждала вдова, носила в молодости она сама.
Я знаю, что я мужлан и ничего в моде не понимаю. усмехнулся, принесший этот раритет, муж. Но! Я так же знаю, что все новое, это хорошо забытое старое. Подумай, может что перешить. Вышивка же тебе глянулась. заметил, как я её разглядывала, надо же. Нитки я куплю, иголки мои, как я понимаю, у тебя. глазастый, и не сказал ничего. До ярмарки месяц. Успеешь пошить что-нибудь до нее? Там возьмем, что понравится.
Хорошо. самой себе пошить одежду, не оглядываясь на форму Академии, форму горничных. Такую, как я хочу. Только можно тебя попросить кроме ниток еще и ткани взять. Потоньше, кроме платья мне еще надо Короче, тонкой ткани.
Для чего мне нужна тонкая ткань, говорить вслух при муже я не буду.
«Да он и сам все прекрасно понял. Вон как расплылся, охальник». ну куда ж без Голоса.
Отставив кружку, я, вместе с табуретом, перместилась к супругу за спину. Взяла гребешок и принялась за расчесывание его гривы. При первом же движении гребня Максим напряженно замер. Да, дорогой, если раньше ты стригся на лысо, то тебя ждёт море непознанных ощущений.
Чем сегодня займешься? я решила отвлечь окаменевшего мужа светским разговором. Надо же, он и бакенбарды сбрил под самый верх.
В артель сходить думал. Вещи забрать надо. как-то слишком ровно начал муж. Ну, то есть, сейчас в лавку, ткань-нитки. К сапожнику заскочу. Ты лапку свою на бересте обведи для мерки. он осторожно повел рукой в сторону березовых поленьев. Светлый, да он пошевелиться боится. Я хихикнула, продолжая разбирать мягкие пряди.
Хвост? Как у островных? держа пучок собранных волос, я наклонилась, заглядывая мужу в лицо. Косу, по-нашему? Две, как степняки?
Со своим уставом в чужой монастырь. вздохнул благоверный. Давай косу. Как у вас принято.
Камень с плеч. Думала, опять бушевать начнет. Разобрав пряди, я начала плести косу, пропуская их снизу-вверх, как положено женатым. Шелк волос, ласкаясь, скользил сквозь пальцы. Скрепив конец косы тесьмой, оторванной от рубища, в которое давно уже превратилось платье, я чмокнула мужа в макушку и, шалея от собственной храбрости, отошла в сторонку:
Готово.
Ладно, спасибо. решил он не обращать внимания на это неожиданное проявление ласки. В глаза не лезут, движениям не мешают, он помотал головой. а к косе и привыкнуть можно. Побегу я. С продуктами пришлю кого-нибудь, ты обед сообрази человек на десять, я с артельными приду, да и, сдается мне, скоро любопытные потянутся. Тётка Аглая точно придет. Максим одёжу женскую купил, новость! А посплетничать, подробностей нет. муж хмыкнул и без перехода скомандовал. Давай, лапку свою рисуй.
Да у меня еще эти туфли целые. я действительно не понимала, зачем тратиться на еще одну обувь.
Туфли. По лесам, по полям, по долинам и взгорьям в туфлях бегать будешь? Травница. А непогода? он решительно усадил меня на табурет и, встав на одно колено, расстелил на полу лоскут бересты. Ногу! супруг повелительно хлопнул рукой по полу рядом с ним, подпустив нарочитой грозности в голос.
Я торопливо скинула старенькие, но еще целые туфли и, приподняв подол, поставила босую ногу на мягкий березовый холст. Максим повел угольком, обрисовывая контур. Когда дело дошло до внутренней стороны стопы, я захихикала от щекотки.
Тихо! крепкая ладонь надежно обхватила лодыжку, не давая ноге подскочить. Уголек быстро закончил линию. Щекотки боимся, значит. Это хорошо. не отпуская ногу, муж подхватил туфлю, и бережно помог обуться.
Что хорошего? не с первого раза, внезапная сухость перехватила горло, спросила я. Лицо, казалось, обдали паром, щекам стало вдруг горячо.
Ну мало ли, надо будет тайны какие вызнать. Все, я побежал. береста исчезла в кармане, губы мужа мазнули по вновь вспыхнувшей щеке, и он действительно убежал.
Дома царил порядок, поэтому я решила переодеться в приобретенные вещи. Выглянув в окно и убедившись в отсутствии кого бы то ни было в непосредственной близости к своему нынешнему жилью, я скинула остатки платья, которое привезла с собой еще из Академии. Пошила я его, не спутать бы, в последний год обучения, за пятьдесят медных монет. Почти год в Академии, да год в замке. Итого потрачено: половина серебряной монеты на платье за два года. И тут платье за два серебряных, которое я проношу, скорее всего, только до ярмарки, месяц.
«Поздравляю тебя, Алатана, ты стала одеваться дороже. В девяносто шесть раз». лихо подсчитал, щёлкнув костяшками абака, Голос.
Показав Голосу язык, я выпуталась из лохмотьев блузки и, ненадолго задумавшись, стянула нижнюю юбку, а вслед за ней и бельё.
«В новую жизнь в новой одежде!»после длительного молчания неугомонный собеседник решил отвести душу на комментариях к моим действиям. Было бы неплохо сходить на реку, ополоснуться, но это подождет. Я нырнула в длинную, в пол, белую рубаху с вышивкой красной и синей нитью по плечам и вокруг простой, без отворотов, круглой горловины. Расправила складки и взялась за то, что решила считать юбкой. Развернула. На пол упал фартук и длинный пояс. Их я смогла опознать. А вот что в руках? Две длинных полосы плотной ткани, сшитые вместе вдоль до половины. Это же, я помяла материал в пальцах, да, шерсть, но какая же мягкая. Ох, чудо-чудное. Понёва! Недэя Альвира как-то упоминала про этот элемент одежды. Вроде, даже хвалила за удобство и сетовала на капризы моды, заставляющие мучиться в корсетах и кринолинах. Так что, теоретически, я должна была с этим справиться. Как-то это оборачивается вокруг бедер и подвязывается поясом. Светлый. Ну, предположим, перед прикрывает фартук, не зря же он в комплекте был. Тогда эта ткань должна защищать самое ценное, попу. Шерсть позволит сидеть даже на земле. Не продует. Разрез понёвы на уровень пояса, две расходящиеся полосы на плечи. Глупость какая. Судя по вышивке, получится изнанка выше пояса. О! Кстати, глядим на узоры. Складываем вдвое. Сгиб вокруг бедер, а если повыше? Я гений в области одежды. Красиво, лишь бы правильно было. Стянув спереди края диковиной юбки, я, подумав еще немного, прижалась животом к шкафчику, чтобы освободить руки для обвязывания поясом. Пояс. Тут не на один раз обмотаться. Узел сзади или спереди делать? Меня отвлек стук в дверь. Одной рукой придерживая края понёвы, я пошла открывать, хотя, что там открывать, конструкция двери не подразумевала даже засова.
«И у него тут тридцать пять золотых «в кошельке, под столешницей подвязаны», воры сюда не лезут только из-за невозможности свести в голове ветхую хижину пять на пять шагов и эдакое богатство». озадаченный понёвой внутренний голос очнулся, и решил высказаться.
За порогом обнаружилась дородная женщина лет сорока, с объемистым свёртком в руках. Белая рубаха и, я присмотрелась, можно себя поздравитьс юбкой я разобралась верно, в синей с красной каймой понёве. Узоры на белой рубахе, исполненные в тех же колерах, выдавали в нас клиентов одного и того же портного. И, что-то мне подсказывало, гостья и являлась тем самым модельером. Я посторонилась, пропуская женщину в дом. Шагнув вперед, эта выдающаяся дама протянула мне свёрток.
Аглая. представилась энергичная гостья, удерживая сверток. Соседка, вдова плотника Яра. свёрток продолжал висеть перед моим лицом, я же не решалась отпустить края удерживаемой юбки.
Молчание затягивалось, моя нерешительность что-либо предпринять, уже никого не боясь, вольготно расположилась в моей голове в любимом кресле Голоса, сложив ноги на столик. Лицо соседки постепенно принимало недоумённое выражение. Она потрясла ворохом ткани, решив наверно, что я умудрилась не заметить подношение.
«Она думает, что ты реагируешь только на движение и требуется повторно привлечь внимание. Интересно, если ты резко выхватишь сверток, как ты обычно делаешь, очнувшись от своей задумчивости, она уверится в своей мысли?»ехидство Голоса оставило кислое послевкусие на деснах.
Женщина отодвинула даримое чуть в сторону и оглядела меня. Наткнувшись взглядом на руки, до сих пор удерживающие злополучную понёву, он просветлела лицом.
А я думаю Давай помогу с поясом. Аглая, оглядевшись, кинула ворох на кровать и, подхватив из моих рук кушак, скомандовала. Поворачивайся, стяни края сильней, я увяжу.
Помня высказывание Голоса про «резкость движений после задумчивости», я медленно и плавно шагнула к ней, тягуче разворачиваясь. Удивленно вскинутым бровям гостьи аккомпанировал грохнувший в голове хохот Голоса. Да что со мной? Всё, я с ним не разговариваю.
Ты кем будешь найдёнышу нашему? Аглая увязывала пояс на спине, перекрестив кушак на животе.
«Найдёнышу?»а вот не разговариваю я с ним.
Жена. широкий пояс не давил на талию, слои шерсти приятно обхватывали тело не давая врезаться ему в поясницу.
Ага. Чтоб бобыль женился, это ж ему ведра три выпить надо, до этого он вполне в памяти и к алтарю его не заманишь. хмыкнула, подавая мне передник, гостья. А опосля трех ведер он падает. Там уже тащить надо, а ты, девка, мелковата для таких подвигов. Голос повторил хмыканье Аглаи.
Я не по своей воле. решилась я рассказать свою историю. Вилланка я была, с замковых, барон решил развлечься, выдать меня замуж за старика-нищего. Ивот.
Веселый смех соседки меня слега удивил. Я представляла немного другую реакцию.
Хоть про любовь неземную не врёшь, сквозь веселье махнула рукой на меня соседка. а этого засранца, прости меня грешную, давно женить надо было. На какой хоть брак барон раскошелился, в чьём храме?
В святилищах десяти Заступников брачные обряды проводились не дорого, ритуал скреплялся браслетом на запястье, сроки не оговаривались, и существовала возможность развода. Брак автоматически распадался при обоюдной супружеской неверности, браслеты исчезали, и, что примечательно, повторно провести ритуал паре не представлялось возможным. Тут ключевой моментобоюдная неверность. Желающие развода просто шли в весёлый квартал и платили работникам сферы развлечений. Измены со стороны одного из супругов никак на браке не отражались, менялся внешний вид браслетовони тускнели и покрывались царапинами, грязью, становились тоньше. Проводились эксперименты, и я лично видела браслет в виде тоненькой, не рвущейся, ржавой струны. Для достижения такого состояния браслета, подопытный трудился на протяжении года, не покладая
«Ага, не покладая чего?»тьфу на тебя, вроде в голове скромной девушки поселился, а туда же.
В храмах Тёмного, он хоть и повелитель подземного мира, а храмы на земле у него есть, брак скреплялся узором на животе и спине, нарисованным едкой краской из сока растений, въедающейся в кожу. Дороже, зато при таких обрядах о поводах к ревности не могло быть и речирисунок при попытках измены нагревался, и особо настырных на пути к адюльтеру мог оставить калекой, в конце концов устраивая пожар на теле неверного с ним и партнёром акта неверности в качестве топлива. Тем же способом рисунок мог и защитить от попыток насилия, ну да носящему ритуальную вязь от этого не легче. Краска жгла, не взирая на то, что ты, к примеру, жертва. Значит, создалась такая возможность, мол, что ты делаешь так далеко от супруга? После бракосочетания вы должны быть вместе, плодиться и размножаться, а Темный не любил, и с удовольствием карал, проигнорировавших его благословение. Краска выцветала за три-пять лет. После супруги могли разойтись, хотя можно было обновить рисунок за ту же цену. Он, все ж таки, давал благословение бога, хоть и Темного. А значит, вероятность зачатия повышалась. Чем и пользовались бездетные пары. Поэтому к нему и шли, не обращая внимания на вероятность отдать ребенка по требованию в храм, на обучение. Где-то один из пяти таких детей становились новыми служителями грозного властелина подземных чертогов: священниками в храмах Тёмного, заплечных дел мастерами, палачами.
Светлый же оставлял полную свободу воли и действий, при жизни. Ритуал был бесплатен, бракнерушим. Пренебрёгшего святостью брачных уз ждали после смерти пыточные Темного, будь ты хоть трижды святым подвижником. Ну и факт неверности супругов отзывался резкой короткой болью в руке.
Я снова, в какой, интересно, раз, закатала рукав, молча демонстрируя баджу. Понятно же, что после моего ответа это потребовалось бы сделать.
У Светлого, на крови? резко оборвав веселье, поджала губу соседка. Ты про узы Светлого сама всё знаешь? я кивнула, Максимке расскажи, в подробностях. Прямо сегодня. Девки его любят, а про расплату он и не ведает. Он же как ребенок, не знает ничего. Сгубит душу через баб, кутёнок недельный. Браслет под одёжей не видно, да они её не всегда скидывают, блудодеи. Так бы, может, девки б его и окоротили.
Так я ж ему косу по-женатому заплела, увидят чай. от недобрых предчувствий спина покрылась ледяными мурашками.
Это я его знаю малёх, он бы с волосами возиться не стал ни в жизнь. Ходил тут, или плешью сверкал, или заросший, как бирюк. Сегодня заплетённым увидела, уразумелаженская рука в доме завелась. А бабоньки в деревне, про тебя незнаючи, и внимания не обратят, как там пряди перекинуты, не знает он традиций наших, я ж говорю. Не колол ещё? уже откровенно причитая, кивнула на левую руку Аглая.
Да обойдётся, тёть Аглая. Не нагоняйте жути. попыталась я успокоить распереживавшуюся женщину. Прям вот он вышел из дома с утра, и сразу по девкам. Показывайте лучше, что вы принесли.
В свёртке оказались еще две рубахи, отрез ткани на пошив белья и нитки. Перебирая и примеривая обновки, прикладывая их к себе, я видела, что женщина потихоньку успокаивается, моя же тревога всё никак не сходила. Решено, вернетсясядем и поговорим. Ведь, получается, кроме имени он мне так ничего про себя и не рассказал. Кстати.
Тёть Аглая, а расскажите мне про Максима. попросила я соседку. Вот вы сказали, найдёныш. Почему?
Нашли его с год назад, помнишь же, звезда падала. Старосте ещё, чтоб ему тёща ночью снилась, деляну попортила. еще бы я не помнила. Вот прям в центре той ямины и нашли его, когда смотреть прибежали. Чёрный весь, копчёный, в дыму кисло-нездешнем каком-то. Лежит, главное, улыбается. Потом спрашивала, что улыбался? «Весна, говорит, тихо, черемухой пахнет. От речки сыростью тянет, и тихо, очень тихо». Говорили, что без памяти, да от испуга речь забылтак не верь. Отдыхал лежал, будто с поля пришёл, от сохи, лег спину расправить. Деревенские набежали. А он подскочил и на нас смотрит, а рука по земле вокруг шарит, оружие, стало быть, ищет. Мы с ним и так, и эдак, мол, кто таков? А он постоял, да давай из ямы выбираться, на вал земляной сел. Из кармана коробочку достал, табак у него там был, в бумажные палочки заправлен, и задымил в небо. А по-нашемуни словечка. Я его опосля разбирательств к себе и взяла. И, слушай, что я тебе скажу, девка. В себе он. Все помнит, вспоминать не хочет. Вояка он, значит, а к нам волшбой какой его закинуло. У меня ведь, муж то мой, Яр, да присмотрит за ним Светлый, тоже по молодости в солдатах ходил. Вина как к празднику наберётся, взгляд такой же. Тоска, да волчья злость во взгляде-то. У меня глаз-то намётан. Только, Максим учён уж больно. Не просто солдат, сотник, али тысячник, думаю. По-нашему месяца за три заговорил. Всё на бересте закорючки рисовал, по ночам слова бубнил, заучивал. А днем работал, все от рук отлетало. С землей он вообще никак, как будто городской. Зато с инструментами, их у меня от Яра тьма осталась, с инструментами, как у Светлого в учениках ходил. За месяц мне избу поправил, крышу перебрал. Дверки чудные на окна выточил с досок. Красота. Теперь по всей деревни дверцы те ставят. Обналичники, по-егоному. Вот и думаю, где ж это видано, чтоб тысячник руками мог. А то, что он выше сержанта, по глазам видно. Да ребятню он с одного слова к порядку приручает. И слова никому матерного не сказал ещё ни разу, он и без матерных припечатывает, со стыда сгоришь. Аглая призадумалась. С нами, вилланами, по-простому. Не кичится кровью там, или родом. О людях по делам судит. Что тебе ещё сказать? Хороший человек, в каждом доме гость желанный, да только накоротке ни с кем не сошёлся. С Варламом если только, а таквсе один, бобылем ходит.