Он уже взялся за дверную ручку, как вдруг повернулся ко мне, и, сделав легкое движение рукой, сказал:
- А это тебе подарочек, чтобы ты не сомневалась в моем умении колдовать. - и скрылся за дверью.
Я продолжала сидеть на полу, не понимая, о каком подарке идет речь. Я задумалась, погрузилась в собственные мысли. За последние пару часов столько свалилось на мою голову, что она наотрез отказывалась складывать мозаику воедино. С самого утра все как-то не заладилось. Это похищение, Ирма со своей розовой комнатой и Косой, при одной мысли о котором внутренности сводило судорогой. Все наперебой убеждают меня, что человека, с которым я излазила пол-леса, делила ночлег, смеялась и которому давала невыполнимые обещания, в общем, моего друга, не существует. Дикость какая-то. Впрочем, суть нашего с Графом договора - найти, показать - и я свободна. Что ж, приступим.
Я прильнула к телескопу, пытаясь припомнить, как далеко дом Влада от поляны. Ну что ж, с моей ориентацией на местности и талантом теряться в трех соснах, можно даже и не пытаться ориентироваться на научный подход. Я толком не знаю, в какой стороне север и юг, и уж совершенно точно не смогу вычислить километраж пройденного пути, относительно поляны, а потому я решила поступить проще. Я просто стала осматривать все вокруг. Удивительно, но старый, обшарпанный телескоп мог приблизить и отдалить изображение так, как угодно было мне, стоило лишь подумать. Когда мне требовалось, картинка могла быть настолько детальной и четкой, что я могла рассмотреть крошечный листочек на самой дальней веточке, а если было нужно, без особого труда передо мной открывалась панорама лесной чащи. Удивительная вещица и, без сомнения, волшебная. Наверняка сделанная умелой рукой мастера и бережно хранимая. И чем дольше я восхищалась хитроумным приспособлением, тем сильнее становилось мое волнение, потому что... никакого дома не было. Что за ерунда?
Я по спирали увеличивала радиус поиска, но это ничего не меняло. Деревья, деревья и еще раз деревья. Сейчас не самое удобное время для паники, но она явилась, не спросив меня. Ладошки вспотели. Я поймала себя на том, что бесцельно прыгаю с места на место. Стоп! Выдыхаем, и включаем мозги. Дом был у подножия горы, значит нужно найти ее, а уж там и дом найдется.
На мое счастье, гора была одна, довольно высокая, но нашлась не сразу, потому что пряталась в лесной чаще. Я воодушевилась и с радостью спустилась к ее подножью.
Пусто. Ничего. И под "ничего" я имею в виду именно НИЧЕГО. Если бы дом нашли, разгромили, разнесли по щепке, не оставив камня на камне, то все равно осталось бы место, где дом стоял. Там была бы проплешина, которую я без труда бы заметила. Но похолодело у меня внутри именно потому, что и проплешины не было. Вот гора, вот до боли знакомая поляна, окруженная стеной леса со всех сторон, густой ковер короткой травы - и все. В смысле - совсем все. Так, словно никто и никогда не жил здесь. Словно никого и никогда здесь не было.
Мне стало не по себе. Дома, как и самого Влада, нигде не было, и, судя по тому, что я вижу, и быть не могло. Неужели я правда сошла с ума? Странно, но почему то эта мысль если и напугала меня, то не настолько сильно, как могла бы. Перспектива, конечно, безрадостная, но ,скорее, вносящая некоторый хаос в стерильный порядок. Ведь интересно, насколько можно быть сумасшедшим в сказочном мире. Помнится, Шляпника это даже украшало.
Я вдохнула, выдохнула, и тут же поняла, что за подарок оставил мне этот надутый индюк, лишенный всяческого гостеприимства и совести. Мой рот не открывался. Его словно склеили, да так, что я испугалась, что мне уже никогда его не раскрыть. Меньше говорить, больше слушать! Вот, наверное, о чем предостерегала меня Ирма. Бесчувственный, эгоистичный ребенок, забавляющийся глупыми фокусами. Детский сад, честное слово. Я попыталась заговорить, но получилось лишь мычание сумасшедшей коровы. Ну попадись мне! Злость закипала во мне, не находя выхода. Меня наизнанку выворачивало. Я рычала, пищала и сопела, как разъяренный бык, слоняясь из угла в угол. Ну говорить я, положим, не могу, но написать на бумаге все, что я думаю о нахале, я в состоянии.
Я метнулась к двери и рванула ее, чуть не вырвав ручку. За ней оказалась узкая, каменная винтовая лестница, круто уходящая вниз. Ну что ж, тут, по крайней мере, не заблудишься. И пошла вниз.
Яростно перелетая через две ступеньки, я спускалась почти на ощупь. Света тусклых свечей хватало лишь на то, чтобы различать контуры. Но особо то и смотреть тут было не на что. Промозглый и холодный коридор бесконечно уходил вниз, и не было ничего, кроме ступеней и стен. Спустя пятнадцать минут злость моя сошла на нет, и куда важнее стало то, что лестница эта никак не кончается. Я сбавила темп и теперь ступени мелькали медленнее. Я все ждала, что они вот-вот закончатся, но не тут-то было. А спустя еще десять минут, паника уже начала подступать. Лестница бесконечной лентой вилась вниз, и мне уже начало казаться, что я спускаюсь под землю. Кричать хотелось безумно, но заклеенный рот намертво преградил путь моей истерике. Мне оставалось лишь безмолвно спускаться вниз, слушая зловещую тишину за моей спиной. Мне уже начали мерещиться совершенно неправдоподобные звуки, когда, наконец, показалась последняя ступенька.
Я очутилась в коридоре и поняла, что заблудиться сегодня еще вполне успеваю. Коридор был коротенький и заканчивался развилкой из ПЯТИ, совершенно одинаковых коридоров, точно таких же, как этот. И тут, нервы мои не выдержали. Я села на самую нижнюю ступеньку и заплакала. Я была вымотана, напугана, рассержена, голодна и, возможно, не в своем уме. Мне стало так одиноко. Вокруг не было не единой живой души, а единственный человек, которого я считала своим другом, оказался выдумкой. И я решила вдоволь пожалеть себя. Я рыдала так горько, насколько позволял закрытый рот. Слезы катились рекой, и я не трудилась их вытирать. Кто увидит меня здесь?
Нарыдавшись всласть, я окончательно выбилась из сил. Победно всхлипнув в последний раз, я вытерла рукавами заплаканные щеки и подняла голову. Передо мной с платком в руках стоял Косой. Еще никогда и никого я не была так рада видеть.
***
Я сидела на кухне. Ирма чувствовала себя здесь, как Цезарь в Древнем Риме. Она все еще не унималась и всеми известными и неизвестными мне словами ругала Графа. Когда я появилась на пороге, она чуть не расплакалась - волосы мои были растрепаны, глаза заплаканы, а платье - в пыли. Когда она поняла, что Граф щедрой рукой одарил меня заклятьем молчания, она обещала надрать ему зад и лупить до тех пор, пока тот не засияет так, чтобы можно было осветить городскую площадь. Она намазала мои губы какой-то вонючей мазью, и через пять минут я смогла говорить. Но как раз этого-то мне хотелось меньше всего. Удивительно, но Ирма, болтливая и бесшабашная, оказалась достаточно мудрой для того, чтобы не расспрашивать меня о моих приключениях. Все-таки мудрость к женщине, если и приходит, то лишь с годами.
Она колдовала над плитой, пытаясь сообразить что-то сытное, но не слишком тяжелое для желудка. Запахи по кухне разносились волшебные, и я сидела в предвкушении чего-то невероятно вкусного. А чтобы я не сошла с ума от голода, она заварила мне чай. Он странным образом пах ромашкой, но оставлял легкое сливовое послевкусие. С каждым глотком мне становилось все легче, а веки слипались все сильнее.
Пока Ирма суетилась у плиты, периодически убегая в кладовую и возвращаясь оттуда с полной охапкой различной снеди, я украдкой поглядывала на Косого. На кухне было одно единственное окно, но такое огромное, что занимало всю стену. Пока я блуждала по замку, наступил поздний вечер, и сейчас в это окно беззастенчиво глядела полная луна. Где-то далеко - россыпь звезд, пленительных и ярких. На широком, каменном подоконнике, самом углу и сидел Косой, с кружкой того же, что было у меня. Он сидел ко мне спиной, и я не видела его лица, но видела, что он смотрит на луну. Он не говорил ни слова. Да это было и невозможно, потому что Ирма достигла кульминации своего монолога. А я смотрела на него и отчетливо понимала, что вся моя брезгливость куда-то пропала. Словно ее никогда и не было. Я смотрела на него и видела абсолютно обычного человека, отличающегося от других не более, чем человек с карими глазами отличается от человека с голубыми. Более того , пока мы шли по извилистым коридорами замка, я поймала себя на мысли, что от него очень приятно пахнет, а его молчание уже не казалось мне пугающим и натянутым. Наоборот, мне нравилось, что с ним можно было не поддерживать никому не интересную светскую беседу и не отвечать на вопросы с заранее известными ответами. Теперь я видела его глазами Ирмы и верила ее словам о том, что он хороший человек, совершенно безоговорочно. Удивительно, как быстро все меняется в этом месте. Позвать бы его к столу, но почему-то у меня не находилось нужных слов.
Наконец, Ирма поставила передо мной тарелку. Аромат - яркий, пряный - заставил меня забыть обо всем. Я не выпустила ложку из рук, пока тарелка не опустела. Довольная Ирма смотрела на меня с чувством глубоко удовлетворения на лице. Все же желание накормить в женщине очень сильно. Она убрала тарелку и отмахнулась от меня, когда я предложила помочь ей с посудой.
- Ерунда. Я сама справлюсь. Иди спать, милая. Завтра будет новый день.
Она погладила меня по щеке. Я лишь кивнула в ответ. Косой поставил недопитый чай, поднялся и сказал, что проводит меня.
Мы шли по коридору и, как всегда, молчали. В голове моей не осталось ни одной мысли и все, на что у меня хватало сил - это тащить тяжеленные ноги. Мы подошли к двери, он открыл дверь, приглашая войти. Я повернулась к нему.
- Спасибо.
Он не ответил. Развернулся и пошел по коридору, вскоре исчезнув за ближайшим поворотом. Я зашла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Окно было приоткрыто, а в камине догорал огонь. На кровати бережно разложены щёлоковый халат и ночная рубашка. Я переоделась, расплела волосы, залезла под пухлое одеяло и провалилась в сон.
Глава 3. Великий и ужасный
Проснулась я от грохота, сотрясавшего весь замок. Глухие удары, ритмичные, словно неторопливые шаги огромного великана. Пол, стены, вся мебель отзывались скрипучим и звенящим эхом.
Я открыла глаза и прислушалась. Может, показалось или приснилось? Было еще темно, спать хотелось нестерпимо, и я уже снова начала проваливаться в дрему, как новый удар, глухой и сильный, заставил меня вздрогнуть. Я села на кровати. Нет, точно не показалось.
Поднявшись, я набросила на себя халат и наскоро запахнула его. Сонное тело слушалось плохо, а потому найти пояс и завязать его удалось лишь с третьего раза. Наконец, справившись с обмундированием, я открыла дверь и вышла в коридор. И тут из-за угла со скоростью и прытью, которую довольно сложно было от него ожидать, вылетел и пронесся мимо Косой. За ним следом - трое охранников. На ходу он крикнул мне:
- Оставайся в комнате!
- Ага. - кивнула я и тихонько добавила - Сейчас же...
Дождавшись, пока последний охранник повернет за угол, я побежала следом. Я преследовала их, стараясь оставаться незамеченной, и пока мне это удавалось. На одной из развилок я чуть было не потеряла их, но вовремя успела сориентироваться. Вскоре мы вышли к огромной, шикарной по своим размерам и красоте лестнице, которая, раздваиваясь, спускалась в огромный холл первого этажа. Здесь исполинские колонны подпирали сводчатый потолок, который уходил высоко вверх, а широкий балкон на уровне второго этажа брал свое начало у одного крыла лестницы и заканчивался другим ее крылом, опоясывая весь зал. Незаметно пробравшись на этот самый балкон, я спряталась за одной из колонн.
Все жители замка собрались внизу. Они стояли напротив огромных, невероятно массивных деревянных дверей в высоту не меньше трех этажей, которые сотрясались от мощных ударов, прогибаясь и треща так, словно были сделаны из картона. Напуганные, они смотрели, как двери гнулись, стонали, но все же сдерживали натиск. Люди, их было человек тридцать, молча смотрели на происходящее, очевидно не в силах что-то сделать, и все, что они могли - это держаться друг за друга. Большие обнимали маленьких , сильные - слабых, бесстрашные - напуганных до полусмерти, изо всех сил стараясь не поддаваться панике. Храбро, как самые настоящие воины, кухарки и горничные, садовники и конюхи, вооружившись лопатами, граблями, тяжелыми чугунными сковородами и прочими средствами ближнего боя, были готовы отражать натиск невидимого врага. Никто не плакал, не кричал. Закусив губу и нахмурив брови, они ждали, когда же, наконец, не выдержат двери. Первый раз я видела толпу, которая не вела себя, как дикое, обезумевшее стадо. Все, как один, они готовы были принять бой, и, судя по всему, хотели принять свою участь с высоко поднятой головой. Я видела Ирму с растрепанными ото сна волосами, крупными локонами спадавшими по плечам и спине. Она обнимала за плечи худенькую, совсем еще молоденькую девчушку. Бледная, та дрожала так сильно, что даже отсюда мне было видно, как ходят ходуном ее кулачки. Косой подошел к ним. Удивительно, но акустика холла донесла до меня каждое слово.
- Где Лера? - спросила Ирма.
- У себя в комнате.
Она удовлетворенно кивнула и отошла с девочкой вглубь толпы.
Косой тем временем, собрав вокруг себя самых крепких, раздавал ценные указания на случай самого худшего. Его слушали очень внимательно. Никому и в голову не приходило возражать, и мне стало абсолютно понятно, что уже давным-давно никто не обращает внимания на его внешность, и то, как я восприняла его изначально, было скорее исключением, чем правилом. Мне стало бы стыдно за себя, если бы не было страшно. И все же я восхитилась тем, как непринужденно, как естественно получалось командовать у этого нескладного, несуразного человека, как беспрекословно слушали его огромные и складные мужики, на две головы выше его. И вот, готовые занять свои боевые позиции, они уже было собрались разойтись по боевым постам, как на лестнице послышались быстрые, легкие шаги. Полы снежно-белого щёлкового халата развивались, как крылья, а черные волосы торчали в разные стороны. Лицо было сердитым, а темно-синие глаза сверкали знакомой ледяной яростью. Он не был напуган, он был в бешенстве. Следом за ним, никуда не торопясь, вышагивала та самая длинноногая блондинка, с глазами из бриллиантовой крошки. Казалось, ей нет абсолютно никакого дела до происходящего, словно ее это не касалось. Она смотрела на все, словно зритель в кинотеатре, которому фильм этот наскучил еще с первых кадров. Даже сейчас, поднятая посреди ночи, она выглядела так, словно готовилась к этому моменту всю жизнь. Ночная рубашка, вышитая камнями, причудливые узоры кружева и ярко-красный шелк, струящийся по фарфоровой коже. Да я на свой выпускной не выглядела и на треть так же сногсшибательно, как эта женщина , поднятая по тревоге. Она оглядела людей, столпившихся внизу, и по лицу пробежала легкая рябь раздражения. Но на нее никто внимания не обратил. Все смотрели на Графа, который в несколько огромных прыжков оказался внизу.
Он бросился к своей свите. И тут, вместо того, чтобы гордо и бесстрашно возглавить свое маленькое войско, он перегородил им дорогу к воротам, а затем повернулся и громко крикнул:
- Что за сборище?
Все молча смотрели на него, а он буравил их взглядом, которым можно было бы обезглавить, будь на то его воля. Никому и в голову не пришло и рта раскрыть, и теперь уже было сложно понять, кто пугал их больше - тот, кто за воротами, или тот, кто перед ними. Сквозь оскаленные зубы слышалось гневное дыхание, прерываемое глухим рычанием. В злости он был прекрасен, и я в который раз, отдавая себе в этом полный отчет, залюбовалась тем, какой красивой бывает природа, воплощенная в мужчине. И дело было не столько в сильном, высоком и удивительно гармонично сложенном теле. Он горел. Он полыхал изнутри, и жар его пламени обжигал всех вокруг, заставляя его самого сиять и искрить. Вы знаете, что такое ледяное пламя? Огонь, который обжигает пронзающим холодом? Это его глаза. Они сияли, и клянусь Вам, я забыла обо всем на свете, глядя на синий пожар. Насколько грациозен бегущий гепард, как прекрасен в прыжке лев, как быстра и смертельно красива большая белая акула в момент атаки, настолько же завораживающим может быть человек, сгорающий в пламени своей ярости. Если вы никогда не видели этого собственными глазами, поверьте мне - это незабываемо.
Очередной удар, обрушившийся на двери, вырвал меня из моего очарования, и вернул к реальности, в которой весь замок содрогнулся под силой неведомого, пытавшегося ворваться в замок. Граф, словно бы тоже отрезвлённый грохотом, громко выругался. Наверное, я бы тоже была в бешенстве, если бы тридцать человек, включая десяток непомерно здоровых охранников, не смогли справиться с врагом, заставляя его светлость самолично выполнять грязную работу. Но тут он, закрыв глаза и с силой выдохнув, вдруг заговорил голосом, полным нежности. Он говорил с ними тоном, каким строгий отец ругает своего нерадивого, несмышленого, но горячо любимого ребенка.
- Что вы тут делаете, сумасшедшие?
Взгляд Графа все еще был рассерженным, но уже становился мягче и словно бы глядел с немым укором. Гром удара снова прокатился по замку, но Граф словно и не обращал на него внимания.