Думаю, вы просто самую жару не застали. Сейчас-то с улиц уже всех разогнали, ответил Алексей.
Ну, а что там происходило-то?
Черт его знает, пожал плечами Леха. Байда какая-то. У меня приятель вроде как был там сегодня, когда все только начиналось. Но он говорит одно, а в новостях показывают совсем другое.
И что говорит твой приятель? как-то невесело поинтересовался Никита.
Да что поморщился хозяин тира, будто не очень хотел говорить на эту тему. Начиналось все, как обычный митинг. Люди собрались вчера утром на главной площади города и потребовали, чтобы глава Агломерации наконец отменил эти безразмерные рабочие дни, ввел нормальные отпуска, отменил распределение по рабочим местам с помощью искусственного интеллекта. Одним словом, чтобы сделал условия для работы человеческими, как за пределами Агломерации у цивилизованных Тут-то гвардия и начала разгонять людей. Они не ушли. В итоге все передрались, артисты.
Никто и не сомневался, что будет по-другому, прокомментировал Панферов.
Так если бы на этом все и кончилось! продолжил Леша свой рассказ. У наших ребят, походу, совсем отказали тормоза! Им вчерашнего показалось мало, и сегодня они собрались снова. На этот раз решили палатки установить прямо на площади. Мол, пока не рассмотрите требования, не уйдем. К вечеру подъехали несколько сотен бойцов гвардии, какое-то спецподразделение, и снова разогнали всех по углам. Моего приятеля избили дистанционными электрическими дубинками. Он сейчас валяется дома, в пятом секторе, весь в синяках и поджаренный, как гусь. Но это еще ничегоСлышал про одного, которому повезло меньше всех. То ли из-за давки, то ли из-за побоев скончался прямо на месте.
Саша слушала эту историю, как что-то, происходящее в другом мире, но никак не в их реальности. В агломерациях никто обычно не связывался с гвардейцами себе дороже. А уж ввязываться с ними в драку вообще бессмысленная затея.
М-да, ухмыльнулся Никита. Я только одного не пойму, чего они привязались к этому митингу? Ну, вышли люди на улицы Дайте им ответы на вопросы, и они разойдутся. Гвардейцам что, больше поупражняться не на ком? Нашли себе пушечное мясо
Ну, как почесал затылок Леша. Бойцы гвардии потребовали очистить площадь, мол, не должно быть никаких построек и палаток. Все-таки центр города. Ребята не ушли. Их стали вытеснять, ну, там пошло-поехало.
Интересно, а если бы на площади собрались цивилизованные их бы тоже разгоняли электрическими дубинками?
Может, я ошибаюсь. Но, кажется, в этот раз наши сами нарвались возразила тихим голосом Арефьева.
Каким образом? резко повернулся в ее сторону Никита. Его вопрос прозвучал как вызов.
Ну замялась Саша. Ей стало не по себе, ведь Никита никогда еще не разговаривал с ней таким тоном. Мысль, которую она хотела донести, вылетела у девушки из головы. Есть же правила только и смогла выдавить она из себя в ответ.
Какие правила? снова задал вопрос Панферов.
Арефьева смущенно молчала. Она не понимала, чем так его раздраконила.
Что это за правила такие, что нельзя слово сказать в свою защиту? Что это за правила такие, когда нам постоянно затыкают рот? А, может, просто надо создать нам человеческие условия для жизни, и мы успокоимся? Раз уж мы пашем и обрабатываем всю страну, всех этих цивилизованных павлинов, Никита сделал яростный жест, будто указывая на кого-то конкретного, так почему бы не сделать нам хотя бы нормальный график? Ведь мы все равно делаем работу, которую за нас никто не сделает. И делаем ее хорошо. Так зачем они рубят сук, на котором сидят? Вот этого я не понимаю
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь звуками телевизора.
Если бы я служил в гвардии, немного помолчав, добавил Панферов, я бы не выполнял такие приказы. Избивать электрическими дубинками своих же не стал бы. Жаль, что меня там не было.
Я, может, как-то не так выразилась предприняла попытку оправдаться Арефьева, но когда я сказала «наши сами нарвались», я имела ввиду, что есть административные правила, и по ним нельзя возводить постройки в центре города без специального разрешения. Верно? девушка оглянулась на Лешу в надежде найти поддержку. Тот кивнул головой. На самом деле его все эти темы не очень волновали, поэтому он переключил канал обратно и, слушая в пол-уха, продолжил смотреть футбол.
Получается, что ребят разогнали не из-за того, что они требовали нормальный рабочий график, закончила свою мысль Арефьева. Гвардейцы разогнали их потому, что они нарушили административные правила. Если бы что-то подобное сделали цивилизованные, их точно так же сначала попросили бы убраться по-хорошему, потом применили бы силу. Представь, если каждый из нас будет что-то строить там, где ему захочется, и вообще делать то, что вздумается? На мой взгляд, ничего, кроме хаоса, из этого не получится
Когда одних людей от рождения считают недостойными свободы и лишают права открыто выражать свои мысли, а других достойными, тогда это не те правила, которым надо следовать, Саша, парировал Никита. В его голосе появились стальные нотки.
Но мы же сейчас не это обсуждаем! всплеснула руками Арефьева. Она не могла сообразить, в какой момент обычная приятельская беседа перешла в яростные дебаты. Речь сейчас не о том, кто чего достоин. Административный кодекс написан не только для незаконнорожденных. Он обязателен к исполнению для всех! Пока демонстранты ничего не строили, их ведь никто не трогал! постепенно Саша начинала сама заводиться.
Арефьева открыла рот, чтобы привести еще какие-то аргументы, но Леша остановил девушку, крепко сжав ее запястье под столом. Ему показалось, что если она добавит хоть одно слово к сказанному, то в лучшем случае этот малоприятный разговор никогда не закончится, в худшем они с Никитой наговорят друг другу лишнего.
Ребят, не тратьте свои нервы на это, сказал хозяин тира, подняв примиряющим жестом бокал. Расслабьтесь, пейте пивко. Разговоры наши все-равно ни на что не влияют. Эти демонстрации идут, сколько я себя помню, и ни разу ничем путным не заканчивались. Вот и в этот раз толпа побуянит и разойдется, и все будет по-старому, уж поверьте. Сегодня наших разогнали по домам, значит, на ближайшие пять-семь лет ждите затишья до следующего «сезонного обострения».
Однако очередная попытка Леши разрядить обстановку не увенчалась успехом.
Вот поэтому мы до сих пор ничего не добились от цивилизованных, Никита говорил горячо, казалось, так убежденно он еще не звучал. Каждый из нас думает, что вся эта ситуация его никак не касается и остается стоять в стороне. Но если бы каждый из нас вышел сегодня на улицу вместе с теми ребятами, а не отсиживался дома, то на площади была бы не маленькая кучка демонстрантов, которую легко разогнать там были бы тысячи незаконнорожденных. И тогда чаша весов перевесила бы в другую сторону, а управляющий Агломерацией был бы вынужден действовать и хоть что-то делать для того, чтобы мы чувствовали себя людьми, а не скотом.
Леша и Саша переглянулись. Никита был настолько задет произошедшим на площади, что они не рискнули что-либо ему возразить.
Что-то холодно, вдруг поежилась Арефьева.
Да еще бы. Вы дверь за собой не закрыли, заметил Леша.
Можешь прикрыть?
Сань, конечно могу. Ты сомневаешься в моих способностях? Ради тебя, все что угодно! С парашютом, конечно, я не прыгну. Но дверь закрыть это я орел. Это я могу, начал подшучивать хозяин тира и нести всякую словесную ерунду. Могу даже креслом подпереть, если надо, или даже шкафом, чтобы уж наверняка
Леха продолжал дурачиться. Арефьева смеялась в ответ. Никита к тому времени уже отвлекся от тяжелых мыслей и стал даже подкидывать свою порцию шуток в беседу.
Вскоре друзья окончательно забыли про спор, случившийся в этот вечер. Но обстоятельства сложились так, что перемирие между ними длилось недолго.
Глава V
Наступил декабрь самая унылая пора в Третьей Агломерации.
Улицы опустели. Тусклая жизнь обитателей гетто, в которой не было ничего, кроме работы, протекала отныне исключительно за толстыми стенами жилых и промышленных высоток. Солнце, недавно ослеплявшее лучами, оказалось замурованным в свинцовых тучах. Двадцать четыре часа в сутки лил холодный мерзкий дождь. Снега в этих краях из-за глобального потепления люди почти не видели. Зато грязи и слякоти хоть отбавляй вплоть до апреля.
Часики тикали. До старта спортивных соревнований, к которым Панферов готовил Арефьеву, оставалось всего два месяца. Чем ближе был этот день, тем сильнее Сашу кидало в дрожь от мысли, что она может не справиться с возложенной на нее задачей и подвести не только тренера, но и Никиту.
На общих тренировках Александра не без ревности наблюдала за ребятами, которые мастерски проводили спарринги на ринге. Она видела совершенство их отточенных движений, и это еще больше разжигало в ней чувство стыда за свою неумелость и слабость. Чем больше она видела успехи других, тем сильнее ее угнетали собственные провалы.
Панферов хорошо понимал, через какую пытку проходит новичок, вынужденный тренироваться с хорошо подготовленными бойцами. Когда ты стоишь в начале пути и еще не видишь, что из тебя может получиться, ты мучаешься сомнениями, глядя на тех, кто уже ушел далеко вперед. Поэтому Никита терпеливо, шаг за шагом, приучал Александру к мысли, что в процессе движения к результатам она должна сравнивать себя только с собой вчерашней. Он убеждал ее в том, что спортивный рост неминуем, если она продолжит упорно тренироваться, и что ее возможности будут неуклонно расти, если она день ото дня будет делать шаг навстречу тому, чего боится.
Арефьева доверяла Никите, поэтому переступала через свой дикий страх и выходила на ринг вновь и вновь. Она пробовала и ошибалась. Пробовала и снова проигрывала. Иногда хотелось сдаться и отойти в сторону, но рядом был друг, который не позволял этого сделать, друг, который повторял, что однажды у нее все получится. И Арефьева верила ему. Скованность и зажатость постепенно исчезали. Она стала меньше бояться и больше делать. Она менялась, прежде всего, изнутри, и ее тело откликалось на эти изменения, становясь сильнее и выносливее.
На второе декабря в спортивной секции были запланированы показательные спарринги с тренировочными роботами. В этот день тренер должен был решить, насколько спортсмены готовы к соревнованиям, которые проводились ежегодно между сборными нескольких соседних агломераций.
Тренировка началась, как обычно, с бега, прыжков и кардионагрузки. Когда спортсмены разогрелись, тренер зачитал список тех, кто был допущен к отбору и должен был участвовать в спаррингах. Затем он дал немного времени на подготовку, и спортсмены рассредоточились по залу. Все, кроме Никиты.
Панферов заметил, что в списке не хватало его приятеля, с которым он обычно отрабатывал удары в паре. Он подошел к Сергею Сергеевичу и как бы про между прочим спросил:
Тренер, а почему в списке нет Павла Резника?
Панферов, ты видишь в этом зале Резника? задал встречный вопрос тренер.
Нет, Никита огляделся вокруг.
Вот и я не вижу, отрезал Сергей Сергеевич.
Но, Сергей Сергеевич, вы же знаете, что он один из лучших наших бойцов, не отступал Панферов. Вы и сами, кажется, делали на него ставку. Что-то случилось, да?
Я тебе скажу, что случилось, отчеканил тренер в ответ. Твой «лучший боец» снят с соревнований, потому что лежит дома со сломанной ключицей. Будут еще вопросы?
Тренер ушел готовиться к спаррингам, а Никита остался стоять на прежнем месте в недоумении. Сложно сказать, что его больше удивило: то, что его друг получил тяжелую травму, или то, что тренер почему-то не испытывал к Павлу ни капли сочувствия?
Арефьева работала неподалеку в паре с Лидой Минаевой и невольно услышала их разговор. Саша не очень расстроилась по поводу снятия Резника с соревнований: она всем своим нутром испытывала по отношению к нему отторжение, и отсутствие Павла на спаррингах в такой важный для нее день казалось ей большой удачей.
Павел Резник был из тех людей, чье присутствие по близости ощущалось сразу: чересчур активный, чересчур громкий, слишком напористый, при этом совершенно непредсказуемый и плохо контролирующий свои порывы. Арефьева никогда не понимала, что происходит в голове у этого человека и чего от него ожидать в следующую минуту.
Резник был адски честолюбив и для осуществления своих желаний особо средствами не перебирал. Однажды Саша невольно стала свидетелем того, как Павел уговаривал тренера выкинуть из сборной одного из бойцов, для того чтобы занять его место. Слышать подобное было странно, ведь все считали их друзьями. Однако у Павла были свои представления о том, где начинается и заканчивается дружба.
Не отягощая себя моральными принципами, он пустил в ход не только аргументы, касавшиеся спорта, но и начал пересказывать личные, не подлежавшие огласке разговоры. Павел добротно поливал своего друга грязью, говоря о вещах, не имеющих к спортивной карьере никакого отношения. Когда Резник понял, что оплошал, и что его пламенную речь слышит не только тренер, он пришел в бешенство.
Саша опешила от дикой злости, светившейся в его глазах. Она никому ничего не рассказала, но с тех пор Александру слегка передергивало, когда на растяжку ее ставили в пару с Павлом. Резник как будто бы специально во время упражнений стремился причинить ей наибольшую боль. Иногда она просила его хоть немного ослабить натяжение, но он только ухмылялся в ответ:
Бог терпел и нам велел.
Эта фраза в его исполнении звучала и странно, и пошло. Особенно если учитывать, что набожностью он никогда не отличался. Иногда Арефьева терялась в догадках, почему Резник терпеть ее не мог? Было ли дело в ней, или он в принципе терпеть не мог людей?
Но еще больше Александра удивлялась тому, как с ним может дружить Никита. Наблюдая, как Панферов после разговора с тренером впал в замешательство, она спросила себя: «Интересно, если бы меня сняли с соревнований, он так же бы убивался?» Ревность кольнула ее тонкой иглой.
А ты не знаешь, что такого случилось с Резником, что он сегодня не явился? спросила Саша Лиду Минаеву, которая обычно проявляла осведомленность в подобных вопросах.
Не, не знаю, покачала головой Лида. А чего ты вдруг спрашиваешь?
Да просто Никита вон к тренеру подходил, переживает за него. Непонятно мне, почему он постоянно вписывается за Пашу? У них же ничего общего, совсем разные люди когда Арефьева говорила о Резнике, она невольно начинала бить по спортивному снаряду с удвоенной силой.
Ну, в чем-то ты права. Никита раньше с ним почти не общался. А потом начал встречаться с Катей, его сестрой, и у них появилось кое-что «общее».
Чего-чего? резко остановилась Саша. Не поняла Кто с кем?
Павел. Он брат Кати Резник.
Это я знаю, перебила Саша. И что дальше?
Никита встречается с Катей, пояснила Лида. Любовь у них, короче. Вот поэтому он с Павлом водит приятельство. Вы же общаетесь, ты должна была знать об этом. Разве нет?
Мы не общаемся на такие темы, отрезала Александра.
Сашу будто окатили холодной водой. Она и сама не поняла, почему ей было так неприятно слышать то, что сказала Лида Минаева.
Тем временем в центральной части зала уже начинались спарринги.
Арефьева, твоя очередь, окликнул ее тренер.
Не успев переключиться после разговора с Лидой, сжатая, словно пружина, Александра поднялась на ринг и встала в боевую стойку напротив тренировочного робота, который использовался для подготовки спортсменов к боям продвинутого уровня.
Машина была запрограммирована воспроизводить наиболее вероятное поведение противника во время реального боя. Еще минуту назад Саша не могла думать ни о чем, кроме того, что она никак не дотягивает до спаррингов с искусственным интеллектом. Однако сейчас у нее в груди поднялась такая волна ярости и разочарования, что вместе эти чувства напрочь заглушили страх. Почувствовав импульс, Арефьева начала короткими интервалами подбираться к противнику.
Девушка заметно уступала в размерах роботу, который был предназначен для тренировки мужчин ростом выше 180 см. Лоу-кик, прямой удар рукой все прошло мимо. В ответ тренировочная машина пошла в контратаку. Саша пыталась держать дистанцию, но у нее не получалось. Получив несколько неприятных ударов в голень и бедро, Александра на минуту утратила равновесие. Однако это лишь сильнее распалило ее.
Арефьева начала двигаться быстрее и агрессивнее. Проведя серию ударов руками, она поймала мощный боковой в челюсть, но и он ее не остановил. Поднырнув, левой рукой она захватила корпус тренировочного робота, правой ногой загребла его ногу и свалила на пол. Зафиксировавшись, она заблокировала корпусом движения соперника, быстро запустила одну руку под голову, а другой рукой затянула удушающую петлю. Через пять секунд сенсорные датчики машины сработали, огласив результат: соперник начал задыхаться. Спарринг был окончен.