К ней я и ворвался, надеясь на успех: шанс у меня всего один.
Она не успела подняться с места: захват, столько раз применяемый мной во время охот, пошел в ход. Я схватил её крепко, но как можно более аккуратно: никто не должен пострадать. Прислушиваясь к звукам в коридоре, я прошипел через сжатые напряжением челюсти:
Ключ.
И чуть ослабил ладонь, закрывающую Анне рот.
Карман сле
Достаточно.
В голове было тихо, пусто и сумеречно, лишь золотой нитью светился план действий. Быстрым движением я оглушил Анну, тут же перехватив её, чтобы не ударилась, падая. Быстро стянул с неё халат: карман слева был явно тяжелее.
Конечно, Анна могла и обмануть, но шанс был всего один. И через пару секунд был уже у двери изолятора.
Мне нужно только одно: вывести Авионику, и этому ничто не должно было препятствовать. Я был максимально сконцентрирован на том, что происходит: руки, подбирающие ключи, не дрожали, сердце при виде Ави в больничном платье на голое тело дико не забилось. Я зашел, быстро и чётко облачил её в халат и велел забираться ко мне на спину. В голове звенело от напряжения, но в коридоре по-прежнему не было признаков погони.
Убедившись, что никого нет, мы направились к запасному выходу лазарета. Тому самому, через который семь месяцев её сюда завезли.
Лишь бы в связке оказались нужные ключи.
Оказались. Я вспомнил, что у Анны гиперконтроль: ей нужно все контролироватьвот почему все ключи в одном месте.
Третий раз за день повезло.
Пока я отпирал дверь, чувствовал близость Ави: как руки её давят мне на плечи, а пятки упираются в живот. Тепло её тела обволакивало мою спину и наполняло душу.
В момент, когда дверь распахнулась, я был свободен и абсолютно счастлив.
Снаружи тянуло прохладой сумерек. Высоко вверх взмывали макушки сосен, за ними проглядывало темное апрельское небо. Воздух был напоен сладостью подгнивающей хвои. Я бежал, вдыхая его с наслаждением: это был аромат победы.
Куда точно бежать, в сумерках было не видно. Я старался держаться подальше от накатанной досюда дороги, которой мы приехали в тот раз. Где расположена трасса я тоже точно не знал, но это было неважно: впервые в жизни мой потенциал был мне в радость. Мне казалось, что я могу бежать всю ночь и добежать до края мира, где нас никто не найдёт.
Но довольно скоро Ави заёрзала: передвигаться на чьей-то спине, наверное, неудобно.
Поскольку явной погони не было, я остановился, чтобы она немного передохнула.
Опуская её на землю, я задел рукой бедро и вдруг осознал, что на Ави нет белья. Залившись краской, я поспешно отвернулся, умоляя сердце и не только сердце успокоиться. Толи шум крови в ушах мешал, но Ави была тихой, словно не существовала. Так сильно испугалась происходящего, или специально так себя велане было важно. Это нам на руку, ведь
Последнее, что я помнюяркую вспышку от искр, вылетевших у меня из глаз, и резкую боль в затылке. Я потерял сознание, падая на землю.
Очнулся уже здесь.
Произошло что-то ужасное. Наверняка глава точно сделал что-то ужасное с ней: ведь я вроде как в порядке.
На сей раз Ави наверняка пострадала из-за меня. В прошлый раз всё обошлось, не смотря на мою неумелую помощь, но в этот раз точно не обойдется.
Может быть, не стоило ничего делать. Но если бы я продолжал смотреть, ничего не делая, что бы стало со мной тогда?..
Мне нужно добраться до главы, все объяснить ему. Может быть, у меня будет шанс смягчить отношение к Авионике.
Хоть бы она не сильно пострадала!..
Мне нужно добраться до главы, но рядом со мной вдруг встают два дяди в штатском. Они не в форме, но я узнаю их из тысячи, ведь я бегал от них столько времени: это следователи.
Вот оно, моё наказание. Глава сдал меня ментам.
Четвертая
Раньше, когда я видела в фильме сцену погони в лесу, не верила, что можно долго так быстро бежать. Зависит от леса, конечно, но все равно будет трава, ямы и горки: запнуться легче легкого. Однако, стоило мне сделать первый шаг в темноту, для меня все было уже решено. Я неслась, не чуя под собой ног, даже не бежала, а прыгала, стараясь очутиться с каждым шагом все дальше и дальше. Мне не мешали ни темнота, ни деревья, ни корни. Я не замечала ни холода, ни босых ног, ни жжения в ладонях от отдачи палкой. Я желала лишь одного: оказаться как можно дальше отсюда.
В фильме убегающего обычно преследуют. За мной никто не бежал, хотя я и не оглядывалась. Инстинкт загоняемого зверя подсказывал мне, что позади никого. Тело было сжато от напряжения и холода, но не страха. И хотя саднило стопы, горло горело, а легкие разрывались в груди, я чувствовала эйфорию. Счастье быть свободной, счастье быть здоровой, счастье легко двигаться, не задумываясь о настоящем, бежать к спасению. Я убегала, не сбавляя темпа, не останавливаясь передохнуть, не оглядываясьтолько вперед, вперед.
Обычно в кино в самый неподходящий момент беглец зацепляется ногой за какую-нибудь корягу, или не замечает скрытый в траве обрыв, и живописно падает, чтобы зритель мог ахнуть и получить свою долю адреналина. Я не зацепилась и не упала. Просто справа из темноты на меня вылетел человек. Последнее, что я помню, это рассыпавшаяся оранжевыми искрами боль, вспыхнувшая в моей скуле.
Пришла в себя я в палате. В месте удара онемела левая скула. Затекла спина. Руки, как ни странно, были не связаны. Я попыталась подняться повыше, и вдруг заметила кое-что.
Сначала я не поверила своим глазам, потом не поверила своим ощущениям. Но всё было наяву и ровно так, как я видела.
Внутри стало пусто. Я не разозлилась, не разрыдалась, не закричала. Я, наконец, поняла, с кем имею дело.
Прямо перед моими глазами на том конце кровати над одеялом возвышался только один холмик.
За побег мне отняли стопу.
Пятая
Со мной многое в жизни происходило.
Меня травили в начальной школе: пинали портфель, плевали на куртку, рвали тетради. Папу считали человеком нетрадиционной ориентации: и одно это предположение наводило страху как на детвору, так и на учителей. Я не понимала, при чём тут я и что конкретно мне нужно сделать, чтоб все прекратить. Понимала лишь, что их страшит неизвестность. Где страх, там и противостояние.
Потом папа женился, и мне казалось, что всё прошло. Как оказалось, такое не забывается: один раз изгойвсегда изгой.
Девочка, с которой я подружилась в средней школе, была «засланным казачком»: выведала мои стыдные секреты и рассказала о них всем. Среди секретов, конечно, было имя мальчика, что мне нравится, и о чём я мечтаю. Мальчик мне нравился тот же, что и всем. А мечтала я стать доктором. Во всём этом не было ничего примечательного, поэтому об этом быстро все забыли. А я вынесла урокдружбы не бывает.
Внешностью я пошла в отца, а поведением и характеромв бабушку по папиной линии. Мама не любила ни первого, ни вторую, поэтому она практически никак со мной не пересекалась. Я пошла не в маму и была не такой красивой дочерью, которую бы она хотела: поэтому мама меня стеснялась. Мы никуда не ходили вместе, у нас не было ни единого совместного фото. Мы мало говорили, потому что маму раздражали мои рассуждения и лицо. Так я узнала, что всегда есть причина, чтобы быть отвергнутым, и вернулась к уроку номер 1.
Мама же и сдала меня в психушку.
Было много неприятного, но всегда я реагировала одинаково: никак.
Зачем реагировать на то, что не можешь изменить? Просто игнорируй этои все встанет на свои места. До этого момента все работало как надо.
Со мной происходило очень много плохого, но почему же ты все никак не пройдешь?!
Я не могла просто продолжать тебя игнорировать: ведь ты ставила все новый и новый флаг на принадлежащей мне территории.
Какого хрена?
Уже неделю только и разговоров о том, что глава отослал Камэла так надолго на задание лишь потому, что Камэл потребовал свободы для Крушины.
Шесть месяцев! Он отправил его во внешний мир на шесть месяцев!
Никто еще не покидал эти стены так надолго.
И я лучше всех знаю, что нет никакой охоты сейчас в разработке: мне не снилось ничего толкового уже очень давно.
Какого хрена?!
Что ты с ним сделала? Почему он так тебе предан? Что в тебе такого, что привлекает его с такой силой?
Со мной раньше ни происходило, я всегда оставалась спокойной.
Но сейчас я просто вне себя. Каждый раз, проходя мимо лазарета, думаю, что, если бы глава не запер дверь, тебе бы не поздоровилось.
Ну что? Что в тебе такого особенного, чего нет во мне?
Мне удалось разузнать немного о тебе. В прошлом ты слыла красавицей: и от того была популярна. Твоя сила в течение семи лет убила всю семью: сначала мать, потом бабку, затем и переехавшую жить к тебе тётку. Квартиру, которую ты унаследовала, сейчас используют как точку штаба. Соседи думают, что квартиру ты сдаёшь, а сама живешь в другом городе.
После школы ты поступила в колледж, и связалась с плохой компанией. На драки ходила чаще, чем на парыпосле одного такого замеса тебя, почти потерявшую сознание от травм, завербовал глава.
Поначалу все были к тебе расположены, но твой эгоизм и хамство быстро всех образумили. Единственный, кто добился твоего расположенияэто глава. Ему ты не хамила, вы подолгу разговаривали, часто обедали вместе. Один раз даже спонтанно поехали вместе на разведку и вернулись только утром следующего дня.
Так какого черта тебе сейчас понадобился Камэл?! Пытаешься позлить главу? Вывести его на ревность?
Если припомнить, таким же образом ты использовала Андрэ: постоянно работала с ним в паре, перетекая из разведки в охоту, всегда вместе, всегда рядом. А потом засадила ему два ножа в руку, потому что он препятствовал твоему плану показного самоубийства.
Все отзывались о тебе как о человеке, с которым никто не хотел бы пересекаться. Как о человеке, не знающем о такте, говорящем все, что в голову взбредёт. Творящем, что хочет, и не думающем о других. Носящим за пазухой нож.
Так что же Камел в тебе такой нашёл? Неужели он из тех, кого привлекают такие стервы?
Или ты учла ошибки прошлого и решила его одурачить? Притвориться тихоней, жертвой, нуждающейся в защите? «Смотри, какая я несчастная! Пожалуйста, помоги мне, спаси меня!».
Тошнит меня от твоего притворства. Ненавижу таких как ты: использующих людей в своих целях, манипулирующих ими.
Я больше не допущу, чтобы ты и дальше использовала Камэла.
Я не могу просто поговорить с ним, убедить его, но, поверь мне, у меня все же есть козырь в рукаве. Не радуйся раньше времени: в этой борьбе ты не выйдешь победительницей.
Потому что мои сны всегда сбываются.
Рэй
О том, что Камел неровно дышит к девчонке из изолятора, судачили давно и все, кому не лень, поэтому их побегу особо никто не удивился. В том, что вернули в тот же день только её, тоже не было ничего особенного: было логичным пока разъединить беглецов, чтобы дать время Камэлу подостыть и прийти в себя. Тут я был с главой согласен: проспись, дружище, пойми, какую глупость наворотил.
О том, что до этого Камэл просил меня, как своего друга, присматривать за девчонкой в его отсутствие, конечно, никто не говорил, но глава не дурак и сам догадался. Поэтому я особо не удивился, когда глава попросил помочь ему с манипуляциями с пойманной беглянкой. Он желал иметь в моем лице конфидента, который подтвердил бы Камэлу по возвращению, что с его дамой сердца обращались как надо. Да и, возможно, попросту не хотел оставаться с ней наедине после всего, что его в прошлой жизни объединяло с Крушиной.
«Дело точно в этом, обнадеживал я себя, заходя в бокс перед палатой первым: глава отправился за Анной. Не может быть, чтоб глава оправлял меня на прямой контакт с биологической радиацией только потому что меня не жалко. Это было бы обидно».
Хотя в этом было бы рациональное зерно: из всех обитателей организации мой потенциал самый малоприменимый, если не сказать бесполезный. Что проку в возможности определять живое и мертвое, если оно и так понятно по другим признакам? Но тут же все иначе.
Ох, одно расстройство от неё: смотреть на человека, что по мне отзывается падалью, стараясь не скручиваться от рвотных позывов. Это и противно, и бестактно. «Хорошо, что ей меня не видно».
И в этот момент наши взгляды встречаются.
Уровень везенияРэй.
Угх! Меня скручивает до боли в пищеводе. Хорошо, что я еще не завтракал, иначе еда пропала бы зря. Ох, стыдоба-то какая Вины девушки в происходящем нет, если так подумать. И с моей стороны такая реакция крайне невежлива, но что поделать. «Если они с Камэлом поженятся, улыбаюсь про себя своей шутке, чтобы отвлечься, трудно будет организовать совместный пикник».
Робея, поднимаю глаза: чувствую, что нужно объясниться. Но девушка уже максимально сдвинулась в кровати, чтобы её не было видно, и сжалась в комок: будто если я её не увижу, мне не поплохеет. От этой неловкой заботыона же обо мне сейчас позаботилась? мне становится еще более не по себе. Скорее бы уже пришел глава и закончилась эта ярмарка неловких ситуаций.
Так странно видеть её снова прикованной к постели: навевает воспоминания о первом её дне здесь. Тогда она славно вырубила меня ударом ноги в живот, когда я кинулся защищать главу. Не подумал бы, что она такое сумеет. Сейчас она выглядит смиренно, даже, я бы сказал, безжизненно. До этого, когда я навещал её до побега, она мне нравилась больше.
Щелкает замок двери за спиной: вот глава с Анной, наконец. Поспешно опускаю маску на глаза, чтобы не увидеть их случайно.
Прости за ожидание, мягко извиняется глава, проходя мимо меня в палату. Не переживай, мы быстро закончим.
Какая забота, право. Я хотел бы показаться способным справиться с любым заданием, но наверняка меня выдал легкий салатовый оттенок лица.
Подождите пока тут, останавливает меня глава, когда я уже схватился за ручку, чтобы зайти.
«Мог бы и вовсе не звать, раздраженно проносится в моей голове, если хотел побыть с ней наедине». Но послушно прикрываю дверь.
Металл ручки приятно холодит ладонь, и я с радостью отвлекаюсь на это ощущение. Стараюсь дышать как можно глубже: об этом способе отвлечения мне рассказывала Энола. Вдоохвыыыыдох, вдоооох-выыыыдох. Кэмел, я тебе, конечно, друг, но опекун для твоей пассии из меня аховый.
Слышу, как Анна запирает дверь в коридор на ключ, чтобы никто не смог войти. Затем шаги в мою сторону.
Что сегодня тестируем? улыбаясь, интересуюсь я у Анны, потому что глава не счел нужным ничего объяснить. Что мне делать-то?..
Однако вместо ответа левое запястье словно обжигает крапивой. Вскрикнув от неожиданности, сдёргиваю маску: мое запястье накрепко притянуто к дверной ручке строительной стяжкой. Анна стоит в двух шагах от меня с каменным лицом: и от этого мороз по коже. Рот моментально наполняется кровавым привкусом.
Что пр?..
Закончить вопрос мне не даёт пронзительный женский вскрик в палате.
Забыв обо всём, оглядываюсь и вижу в узкое дверное окошко, как девушка, согнувшись, завалилась на кровати на правый бок: волосы ссыпались на лицо, привязанные руки натянуты, будто бы она пытается защититься. Рядом с кроватью спиной к двери стоит глава, в левой руке у него длинный тонкий нож, неравномерно покрытый чем-то алым. Больничная рубашка девушки стремительно меняет цвет на правом боку.
Я не могу пошевелиться. Внутри меня пусто. Мозг фиксирует факты, и не торопясь выдает заключение: глава пробил Крушине печень ножом. В голове не укладывается. Все как во сне.
Что ты чувствуешь? слышу я голос Анны. Она стоит рядом, но голос звучит откуда-то издалека: я весь внимание, не могу оторвать взгляд от происходящего в палате. Внезапно голова болезненно врезается в стекло: это Анна заламывает мне правую руку, прижимает к двери и требовательно повторяет: Тошнота или кровь?
Тело как будто принадлежит не мне: я чувствую боль в правом плече, левом запястье, жжение от холода в левой скуле, но больше ничего не чувствую. Нет сил разлепить губы, чтобы ответить, не могу даже просто закрыть глаза. Я ничего не могу.
Просто ответь, повышает голос Анна, и заламывая руку сильнее. Кто сейчас в этом теле?
«Что?».
Чей это потенциал? почти кричит Анна.
До меня, наконец, доходит смысл её слов. Вот что это такое.
Это охота на потенциал.
Смотря на бесстрастное лицо главы, кровь, капающую с ножа, скорченное от боли тело девушки, я вспоминаю приснопамятное: «Охота на потенциалэто весело».
Гниль, выдыхаю я. Я почти ничего не ощущаю, но в этом ощущении можно не сомневаться. Привкус крови принадлежит главе, но гнильоднозначно Крушине.