Туфли уже слегка размягчились по ноге, а я шла и все оттачивала реплики, которые могла бы бросить Нике.
Ну и что, что одни туфли. Ну и что, что коричневые. Главное, они были целые и не жали. Порвутсяотремонтирую, а если нельзя уже будет отремонтировать, сдам в утиль и куплю новые. Что тут плохого? Когда случилась катастрофа, вернее, когда ее удалось обуздать и надо было решать, как жить дальше, раз уж старый мир рухнул, была принята Декларация достаточного комфорта. Уровень жизни 2024 года взяли за основу с некоторыми, конечно, поправками. Смысл ее прост: хватит! Хватит давиться едой, вещами, мусором. Достаточноэто значит, что человеку уже хорошо, но еще не вредит экологии. Декларация достаточного комфорта была чуть ли не первым документом нового правительства. У нее сначала было много противниц, но и они заткнулись, когда исчезли последние мусорные свалки. Концепция себя оправдала в действии. Декларацию теперь проходят в школе, и оспаривать ее сейчас может только человек, склонный к истерикам и преувеличениям. Такой, как Ника.
Одна пара повседневных туфельэто и есть достаточный комфорт. А мобильный телефоннеобходимость.
Мимо проехал трамвай, я не успела заметить номер. Трамваи необходимы тоже. А вот автомобилинет, даже электрические, потому что электромагнитное загрязнение ничуть не лучше выхлопных газов.
У меня есть много чего сказать Нике. Но когда у нее на лице появляется эта кислая мина, я сжимаюсь. Мне сбежать хочется, а не говорить.
На ходу я вынула телефон, чтобы проверить время: кажется, всерьез опаздываю. Резкий хлопок в ладоши прямо у лица чуть не заставил меня подпрыгнуть. Незнакомая женщина засмеялась:
Не глядите в телефон на ходу.
Я ответила улыбкой, бросила телефон в сумку.
Мимо шелестели велосипеды. В это время все едут на работу. Или идут. В черно-бело-серо-бежевой толпе иногда весело мелькали неоново-желтые мешковатые комбинезоны мужчин. Их зеркальные стекла-маски и черные шланги блестели на солнце. Встречные прохожие то и дело невольно смотрели на мои ноги. На туфли. И каждая наверняка думала: эх, дура я, надо было и мне туфли надеть. Не так уж холодно. Ногам было легко. И прохладно. Как же приятно после зимы с ее ботинками и сапогами вот так шагать! Чувствовать неровности тротуара. Холодок воздуха. Слепящее солнце. На голых деревьях уже набухли почки. Скоро все подернется зеленым пухом. А потом уже и не разглядеть будет домов за листвой. Москва прекрасна весной. Я пристроилась в хвост очереди на трамвайной остановке. Экран-стена замерцал голубым, надпись сообщила: «Ожиданиешесть минут» и осыпалась. Брызнули розовые сердечки. Такой пронзительный цвет, что все в очереди повернули голову.
Мужчина Апреля, пообещал экран.
Лицо.
Ну и тип, заметила женщина впереди меня. Лица не видно, только затылок с седоватым каре, но голос противный, резкий.
Странный, с готовностью отозвалась другая, сзади.
Согласна. Как будто я уже где-то видела это длинное тонкое лицо, острые скулы, впалые щеки, подбородок с ямочкой. Не похож на привычных жизнерадостных весенних календарных мужчин. Смотрит исподлобья, чуть хмуро из-под упавших на лоб длинных темных кудрей. Одет не в привычную черную учительскую униформу, а в белую рубашку, расстегнутую на груди. Портрет черно-белый, в ретростиле, непонятно, какого цвета у него глаза, видно только, что светлые. Наверное, серые или голубые. Теперь мы целый месяц повсюду будем видеть это лицо, оно станет частью пейзажа, мы постепенно перестанем его замечать. А пока у него есть имя, профессия, возраст. «Том, учитель, 19 лет», сообщает постер.
Опять учитель. Уже третий раз за год.
Календариэто всеобщее ежемесячное развлечение. У каждой есть мнение, как надо, как не надо. Кого отбирать. Когонет. Все замечено, принято к сведению. Сколько было блондинов, сколько брюнетоввсе посчитано.
Мне Январь понравился. Кузнец. Фартук, мышцы, огонь. Вот это я понимаю. А тутщуплый Мальчишка. Скоро что, совсем детей ставить начнут? Я голосовала за другого, вот тот был настоящий викингблондин с вот такой бородой не унималась женщина, которая начала дискуссиюта самая, с противным голосом. Все горячо включились в разговор и реплики посыпались одна за другой.
Зачем только сообщать имя и все остальное?
А что?
Мне нравилось, когда это была такая безымянная мечта. Тайна.
Разве не приятно знать, что этоконкретный человек?
Зачем? снова вступила первая женщина. И раздраженно добавила: Это все бред Греты. Точно. Это от нее пошло. Мужчины, их неповторимая индивидуальность, их права, бла-бла-бла. Скоро в календарь начнут и страшных совать, и жирных, и коротышек. Она оглянулась за поддержкой.
Но реплика повисла. Такие темы могут привести к спору, спорк конфликту, а конфликт вреден для общества. Все сделали вид, что не слышали. А та, что ляпнула, сделала вид, что ничего не говорила.
О, вы в туфлях, произнес кто-то позади меня. А я дура. Надо было и мне туфли надеть. Ужас как ботинки надоели.
Лицо Апреля осыпалось пикселями. Голубая надпись сообщила: ожиданиедве минуты.
У нас в России длинная зима, приветливо улыбнулась я.
Один из тех бесценных фактов, с помощью которых незнакомые люди поддерживают разговоры, демонстрирующие себе и окружающим: вот ты, а вот я, я тебя вижу, а ты видишь меня, и все мы славные люди, всегда готовые прийти друг другу на помощь. Если что. Хотя все знают, что никакого «если что» не случится. Москвабезопасный город, а в России, согласно статистике, 93,8 процента смертейсмерти от старости. Если, конечно, не учитывать мужчин.
Хоть взять вот эту очередь. Доброжелательные лица, спокойные взгляды. В осанке и жестахдовольство собой, своей жизнью. Мне захотелось рассказать этим чужим приветливым и милым женщинам, что нам сегодня выпал мальчик и, может быть, он, этот мальчик, окажется на календаре в каком-нибудь далеком будущем апреле. Никто из них не начал бы ахать или сочувствовать. Наоборот, меня бы по-сестрински поздравили, подбодрили. Многие даже радуются такой возможности: целый год получать зарплату госслужащей и при этом отдыхать от работы.
Опять брызнули розовые сердечкиМужчина Апреля. Но теперь женщины на остановке готовы были делиться мнениями. И дискуссия вспыхнула по новой.
Ну не знаю Жидковат как-то.
Вы думаете? Вроде просто худенький
Мужчина должен выглядеть как мужчина. Рослый. Чтобы мышцы были. Рельеф. А еще мне татуировки нравятся, очень они мужественно выглядят.
У нас в отделе все дружно голосовали за другого. Как этот задохлик вообще прошел?
Да ну, вы зря, этот тоже симпатичный. В своем роде.
Да, вы правы, поспешила согласиться любительница татуированных силачей, ибо в нашем обществе все открыты чужим точкам зрения и все уважают мнение, с которым не согласны. Глаза красивые.
По-моему, ракурс неудачный.
Уважают, конечно, уважают. Но покритиковать ведь тоже хочется.
Согласна. Что за ракурс? Покажите уж задницу! Это же календарь!
Они ему рубашку расстегнули. Почти видно живот.
Все философски умолкли, посмотрели на портрет под этим углом. Что в мужчине важнее: торс или задница? Вечный бытийный спор. Но экран опять моргнул. Апрель осыпался. Ожиданиедве минуты. Снова Апрель. И дебаты возобновились:
Будто из клиники выписали.
Сейчас такое модно.
У него и задница небось плоская. Схватить не за что.
Зато он учитель, умный, наверное, наверное, с ним интересно разговаривать.
Господи, о чем с мужиками вообще разговаривать?
Спор опять как-то неприятно закипел. Очередь это почувствовала. Я прямо слышала, как женщины дружно принялись соображать, как бы восстановить атмосферу благодушия, безопасности, поддержки.
Верно, рот у мужчины должен быть занят! задорно выпалила одна из них.
Не бог весть какой юмор, но все благодарно засмеялись.
Подошел трамвай. Вышла кондуктор в форменном жилете. Откинула ступеньку, выдвинула рамку сканера. Индекс массы тела. Женщины подходили по очереди, становились. Рамка издавала писк. Очередь двигалась. Встала и я.
О, вы сегодня в туфлях, улыбнулась кондуктор.
Веснушки, рыжая коса. Приятное лицо. Я улыбнулась в ответ. Сканер пискнул. Кондуктор скосила глаза на цифры у себя в планшете:
Ой-ой. Небольшой переборчик.
Ее пальцы быстро забегали по буквам и цифрам.
Этого не может быть! запротестовала я.
Кондуктор показала экран. Перебор, да. Но я все равно сказала:
Это какая-то ошибка.
Да-да, закивали, засмеялись в очереди. Ага. Я ничего не сделала. Оно само.
Меня это здорово задело. Нечестно!
Но я же проверила перед выходом! Я никогда не забываю такое! Я всегда знаю, сколько я съела и выпила.
Все опять засмеялись, кто-то меня подбодрил: мол, со всеми бывает, после выходных-то!
Кондуктор задорно ткнула: отправить. Мой телефон звякнул: пришла электронная квитанция. Шестьсот баллов.
Будьте добры погасить штраф в течение семи дней, с улыбкой напомнила кондуктор.
Я прошла в салон. На ступеньку встала следующая.
Какая у вас красивая сумка, сказала ей кондуктор.
У нее для каждой было что сказать хорошего.
Но шестьсот баллов! Этого не может быть. Это просто невозможно. Меня трясло от негодования. Я плюхнулась на сиденье. В окне мерцал экран. Апрель посмотрел на меня исподлобья.
Мальчик Ну да, мальчик И у нас будет мальчик Может быть, будет похож на этого, когда вырастет. Но мы этого не узнаем никогда. Апрель осыпался. Вспыхнуло: «Выборы в парламент». Сначала добродушное лицо премьер-министра Татьяны. Потом строгое лицо Греты, как всегда, без тени улыбки. «Она очень плохо выглядит», подумала я. Дверь с шипением закрылась.
Много? посочувствовала женщина на соседнем сиденье.
Я удивленно повернулась, не сразу сообразив, о чем она.
Штрафанули на сколько? уточнила женщина.
Шестьсот.
Ну ничего. Пара хороших пробежек, и все.
Дело не в этом!
А в чем? удивилась она.
Яне виновата.
Женщина ободряюще улыбнулась, вздохнула и уставилась в свой телефон.
Мимо летел бульвар.
Дело ведь не в штрафе! И попутчица права: шестьсот балловэто немного. Просто несправедливо. Я стала смотреть в окно: мимо неслись женщины на велосипедах. То ли от солнца, то ли от того, что в воздухе пахло весной, все казались веселыми и нарядными. Многие без шапок, с развевающимися волосами. Блестели стекла их солнечных очков.
Задумчивое лицо Апреля покрывало весь торец старинного четырехэтажного дома. Том, учитель, 19 лет. Я опять на него засмотрелась, чуть шею не свернула.
Трамвай остановился. Женщины начали выходить. Я вскочила, бросилась следом.
Вам же на Арбат! спохватилась кондукторша.
Я пожала плечами. Поспешила к дверям.
А вот это правильно! весело крикнула мне в спину кондукторша: Пешком!.. Я спишу за одну остановку!
Я помахала ей с тротуара. Трамвай с еле слышным шипением проехал мимо, от окон стреляли солнечные блики. Не видно, помахала ли кондуктор мне в ответ. Конечно же, помахала.
Отсюда уже была видна моя Сестраодна из семи башен-близнецов. Издали она казалась зеленым холмом, над которым развевается круглый трехцветный государственный флагбелый круг, синий круг, а на месте красного кругакрасное сердце. После Большого Поворота все флаги стали круглыми, а не прямоугольными, как это было тысячелетиями в старом угловатом мире. Мире мужчин, прямых линий, вертикалей. Моя бабушка бесится, что флаги теперь похожи на мишенистреляй прямо в сердце! Но бабушку бесит примерно все. А по-моему, это здорово, что в центре флагаалое сердце. Человечно. И немного смешно. Самоирония еще никому не вредила. Особенно государству.
Уже на подходе к нашей высотке на Арбате я почувствовала дыхание леса. В свое время каждую из семи высоток обнесли дополнительным ступенчатым фасадом, а на ступенях разбили хвойные и смешанные лесопарки. Это очень красиво. Семь курчавых зеленых башен придают московской панораме живописность. Каждая со временем превратилась в законченную экосистему: сперва появились птицы, потом мелкие животные. Это здорово. Я предложила Лене повесить у окон кормушки. Всем в их отделе это страшно понравилось. Зимой особенно хорошо видно, кто живет в ветвях нашего здания Биологической Безопасности. Я подключила Лену к определителю птиц, и скоро у них составилась полная статистика посещений. Три вида синиц. Сороки. Белки. И пять видов дятлов! Раз есть дятлы, то наш лесопарк уже можно назвать старым, рассказала я им. Они были очень рады. Даже горды.
Ониэто отдел самоубийств.
9.30
Я вошла в просторный офис самоубийц (так их все называли для кратности и ясности) как раз в тот момент, когда Лена отправляла в утиль-пакет Март и вешала на его место Апрель. Она отошла на шаг. Смерила Мужчину Апреля взглядомс ног до головы и с головы до ног. И объявила:
Стручок.
Лен, тебя только качки устраивают. Я невольно улыбнулась, разматывая сразу ставший жарким шарф. Привет.
Привет, удивилась она. А ты сегодня рано.
Что бы там ни думала Ника, с Леной мы подруги, несмотря на ее куда более завидную карьеру. Мы вместе учились в полицейской академии, вместе ее окончили. Лену определили в отдел самоубийств, а меняв отдел преступлений против личностей, не являющихся людьми (бывший отдел защиты животных). Работаем мы с Леной недалеко друг от друга и почти каждый день встречаемся за ланчем в столовке. Но сегодня я не могла ждать ланча. Мне надо было выговориться.
Наташа тоже сегодня рано, на всякий случай предупредила Лена.
Ее босс Наташа тут же высунулась из-за экрана, посмотрела на календарь.
Зачетный, сообщила она про Апреля.
Лена воздела указательный палец перед моим носом и объявила:
Один-один.
Дружеская ничья. Вот что значитсбалансированный коллектив, подтвердила Наташа. Ариадна, можем чем-то помочь?
Появление в чужом отделе явно не осталось незамеченным.
Нет-нет, просто заглянула поздороваться.
Лена кивнула Наташе:
Попрощаюсь в коридоре.
А в коридоре сразу спросила:
Ты в порядке?
В порядке. В трамвае на жировес налетела. Вышла пораньше, хотелось успокоиться.
Лена обрадовалась:
Давно пора. Сколько веревочке ни виться
Я показала ей средний палец.
Не будем о грустном, оживилась Лена.
Жировес ей неинтересен. Лена три дня в неделю играет в футбол. Сканер, всеми запанибрата называемый жировес, ее лучший друг. Ее худший другэротикон, приложение для знакомств с мужчинами.
И что? Большой штраф?
Мы обе оглянулись. Наташа стояла в дверях. Оказалось, жировес интересен ей. Почемунепонятно. От давнего кенийского прапрадеда, московского студента-медика, Наташе достались темная кожа, курчавые волосы и сухощавая фигура бегуньи на длинные дистанции. Бывают же люди, которые тренируются просто для удовольствия!
Я отмахнулась:
Пустяки.
Мол, разберемся. Наташа кивнула. И исчезла за дверью.
Бдит, прокомментировала Лена.
Ну и обстановочка у вас.
Нормальная. Доверяй, но проверяй. А что грустного-то?
Ничего. Просто заскочила привет сказать.
Но я не ушла. А Лена все смотрела, смотрела, смотрела. Взгляд следователя, хорошего следователя. Я сдалась:
Нам с Никой выпал мальчик, сказала я тихо.
Мне хотелось, чтобы она подмигнула и отпустила очередную шуточку про то, на что годятся мальчики. Но Лена не улыбнулась:
Так. Пошли на кухню. Шеф твой там тебя не хватится? Ты бы сказала ей, что ты спустилась к нам.
Я отмахнулась:
Оксана нормальная. Не свирепствует.
На кухне Лена молча сварила нам по большой чашке цикория, повернулась ко мне:
И что ты чувствуешь?
Я пожала плечами:
Ника расстроилась.
Лена помолчала:
Еще не факт, что он родится. Может, будет выкидыш Сама знаешь. Приглядывай за Никой. Чтобы она не сглупила.
Я кивнула. Лена с Никой знакома. Она ее, как бы сказать, не одобряет. Ника может наделать глупостейи делала их в прошлом, о чем Лена прекрасно знает. К тому же у нас очень хорошие следователи по преступлениям против неродившихся мальчиков. Почти всех, кто пытается мухлевать, выводят на чистую воду. Лена сунула чашку под кран, сказала струе:
Всем кажется, что это дело легко замаскировать под несчастный случай. Но это только кажется.
Я кивнула:
Я буду с ней повнимательней. И чтобы закрыть тему: Мне на жировесе в трамвае влепили штраф на шестьсот баллов. Представляешь?