Даже не думай ко мне лезть Не лезь ко мне Стой!
Она сказала это очень тихо, и червяк её, кажется, не расслышал. Он с неожиданным проворством метнулся к ней, болтаясь из стороны в сторону зигзагом, словно ещё раздумывая, откуда на девочку напасть. А она вскрикнула:
Стой! А-а
И с силой опустила палку. Никто не учил её использовать подобное оружие, никогда в жизни она этого не делала, она же не мальчишка. Светлана так, для интереса, на тренировках пробовала себя в метании диска, в метании ядра, и копья, и молота. Девочки из силовых видов даже чуть-чуть учили её, но это был всего-навсего детский интерес. Поэтому никакого опыта работы с палкой у неё не было. Палка от удара спружинила и выскользнула из пальцев. Слава Богу, перед тем как выскользнуть, орудие звонко чавкнуло по юркой твари. Прямо по передней её части. Червяк едва не завязался в узел, обнажив противное брюхо, он быстро скрутился в пружину, тут же разжался и со всем своим проворством кинулся в щель под камень. Девочка, боясь, что это чудовище может вернуться и снова кинуться к ней, присела и, не отрывая глаз от черного лаза под камнем, стараясь держаться от него как можно дальше, дотянулась до палки и притянула её к себе. С палкой ей было спокойнее Да уж, кажется, голос тут ошибся, там, под землёй, Света, наверное, умерла бы от ужаса, доведись ей в полной темноте встретиться с этим червяком. Теперь уже никакой речи о том, чтобы спрятаться под камнем, не могло и быть. Никогда! Ни за что! Табу! И лучше уйти отсюда, вдруг червяк вернётся, или какой-нибудь его родственник вылезет. Надо было, конечно, уходить. Куда? Девочка подняла глаза и Тумана больше не было, следа от него не осталось, и над головой её было бездонное небо, такое синее, что, кажется, такого она не видела даже в Турции, где была с родителями пару лет назад. И солнце было в том небе ослепительно белое, жаркое, совсем не северное, не петербуржское. Но не солнце и не небо поразили Светлану, её удивило и испугало другое завораживающее зрелище. Она видела, как в синем небе летали, вернее, парили удивительные создания. Сначала она подумала, что это воздушные шары, в Петербурге в прошлом году как раз был фестиваль воздухоплавания, тогда более десятка шаров одновременно поднялись в небо. Вот и это зрелище немного напоминало тот фестиваль. Ей так показалось поначалу. Но тут же она поняла, что это не шары, совсем не шары.
В небе мимо девочки, далеко от неё, метрах в ста, проплывала медуза. Настоящая, совсем как на картинках, что Света как-то видела в интернете. Огромная, как воздушный шар, только плоская, розово-фиолетово-лиловая, с красивой бахромой по периметру своего огромного тела, с длинными лиловыми жгутами-щупальцами, свисавшими почти до земли, она проплывала, гонимая ветерком, казалась почти невесомой и, при всей своей величине, лёгкой и воздушной. Медуза была очень красива. А за ней плыла ещё одна, и ещё. Всего Светлана насчитала в небе шесть этих завораживающе красивых и величественных созданий. Они медленно улетали от неё вдаль. И слава Богу. Девочка вспомнила, что голос, кажется, упоминал их, когда говорил об опасностях, ожидающих её тут, на поверхности. Он так и советовал ей«прячьтесь от медуз». Да, они медленно улетали в сторону от неё. Светлана стала осматриваться. Сначала ещё раз щель под камнем, не торчит ли снова голова мерзкого червяка, а уж потом, убедившись, что червяка нет, осмотрела небо, поглядела во все стороны. Нет, медуз больше нигде не было. А те, что были, величественно уплывали вдаль от неё. Огляделась и вдруг поняла, что окружена обломками зданий. Некогда крепких зданий с толстыми стенами и большими окнами. В паре сотен метров от неё высился целый каркас мёртвого, пустого дома, от которого, впрочем, осталась лишь пара стен, до второго этажа, проем входа, парадная с бетонной ступенькой, но без дверей, да пустые глазницы окон. О! Поребрик! Непонятно почему Светлана даже обрадовалась. Да, это был бетонный поребрик, почти засыпанный землёй. Значит, тут была проезжая часть, улица, движение, светофоры. Только теперь девочка поняла, что камень, из-под которого она выбралась, был углом развалившегося дома, с мощными стенами из красного кирпича и толстым слоем штукатурки. У неё не осталось сомнений, что это место когда-то было городом. Городом? Каким? Нет, Петербург это место мало напоминало. В Петербурге нет, и быть не может, такого солнца. Здешнее солнце яркое, жгучее, похожее на южное. Тени тут почти чёрные, очень контрастные, резкие. Нет, это не Петербург. Солнце яркое, в воздухе большая влажность, много зеленой травы и удивительные серо-зелёные лужайки. Скорее даже лужайки были серебряные, с оттенком зелени. Здесь было даже красиво? Да, места вокруг, может, из-за такого синего неба, может, из-за серебряных лужаек, были красивы, ну, во всяком случае, необычны.
Светлана не могла оторвать взгляда от этой красочной местности, что располагалась вокруг. Каменные руины, холмы, покрытые зеленью, серебряные лужайки, всё это залито ярким, белым солнечным светом, и очень мало вокруг деревьев и кустарника. Да, несомненно, это был сон. Нигде больше, даже в южных странах, где она бывала с родителями на отдыхе, девочка не видела ничего более яркого и насыщенного светом. Ей тут становилось жарко. Она даже забыла о червяке под камнем, так увлекли её виды вокруг. Может, поэтому Света вздрогнула, когда большая птица, громко хлопая крыльями, сорвалась с места, которое было совсем недалеко от Светланы, и понеслась прочь, зло и обиженно крича. И не успел испуг девочки улечься, как опять же рядом, может быть, сразу за камнем, раздался гортанный клёкот, который она уже слышала. И на сей раз клёкот, как её показалось, имел оттенки раздражения. Она резко повернулась на звук и обомлела: на камне, на её камне, выше девочки и в пяти-шести метрах от неё, сидел на корточках голый старый мужчина. Именно он, запрокинув голову, странно и неприятно дёргал горлом, заросшим седой, почти белой щетиной, и издавал эти резкие, неприятные звуки. Он казался тощим, но узловатые суставы, широкие плечи и крепкий костяк говорили о том, что старик, скорее всего, ещё весьма силён. Он сидел на самом высоком выступе камня на корточках, и его мошонка касалась камня. Светлана так растерялась от крика и от его внезапного появления, что не успела скрыться, убежать. Она замерла в оцепенении. А старик, закончив орать, опустил голову и уставился на девочку. Уставился. Но в глазах его не было зрачков. Да, не было. Лишь жёлтые бельма. Света, как парализованная, стояла и не могла пошевелиться, не могла убежать, может, думала, что он её такими глазами не видит? А ведь если бы она побежала, он бы её точно не догнал, но она лишь сжала свою нелепую палку так, что костяшки пальцев побелели. Ей очень хотелось закричать или снова позвать маму. И лишь парализующий страх не позволял ей этого сделать. А это существо не торопилось к ней двигаться. Оно разинуло рот, челюсти большие, разеваются широко, а в пасти мощные жёлтые зубы. Кажется, этот мерзкий дедок не видел Свету. Смотрел на неё в упор и не видел. Только дышал часто своим страшным ртом. А потом он рот закрыл. И на том месте, где у людей нос, девочка увидала треугольное отверстие. Светлана даже разглядела внутри отверстия пазухи, они были лиловые, насыщенные кровью. А старик стал делать через эту дыру резкие вздохи. Один, другой, третий Втянет воздухчуть повернёт голову, ещё втянет воздухещё повернёт. Ищет источник запаха. А потом ещё и развернёт в её сторону своё ухо, заросшее серой шерстью, сначала нюхает, потом ещё и слушает. Слепой явно подозревал, что тут рядом есть кто-то. А Светлана всё так же завороженно смотрела на него, боясь пошевелиться.
Этот Это существо, так ничего и не расслышав, снова начинает нюхать и после спускается чуть ниже с камня, всего на полметра, но ещё ближе к девочке и снова начинает принюхиваться.
«Старайтесь не распространять свой запах», вспоминает девочка наставления голоса. Ага, и как же это сделать? Голос ей этого не сказал. Солнце жарит так, что недавно ещё влажные трусы и майка на Светлане уже совсем высохли, испарина покрывает ей и спину, и лицо, а уж про подмышки с промежностями и говорить нечего. Старик чувствует запах девочки, он начинает спускаться с камня, он точно выбрал направление. Слепой очень ловок, движения его вовсе не старческие, на самом деле он силён, он крупнее девочки раза в два, его слепые, жёлтые глаза смотрят на неё. Не видят, но смотрят. Он знает, что она тут. Девочка поднимает палку над головой, но палка Да ничего она ему не сделает, ни одну его мощную кость такой палкой не сломать Бежать! Или ударить? Или ударить и бежать
У неё в жизни никогда не было подобных моментов, были другие страшные, но таких никогда. Ужас вперемешку с напряжением буквально парализует девочку, а до мерзкого старика пять метров Вот он уже рядом, его крепкие, костистые, заросшие серыми волосами плечи. Три, два метра Фу Мерзкий треугольник носа, пустая чёрная дыра в обрамлении седой щетиныот одного вида тошнит
«Мама, Господи! Какие страшные у него ногти! Ими кожу можно содрать!»
Ей нужно было взять себя в руки, надо было бить его Или бежать. Она сжала палку, замахнулась, закричала и
Глава 4
Света-а Света-а-а Мы проспали, вставай, мы проспали, её трясут за плечо, и она знает, кто это, Света-а Мы на завтрак опоздаем!
Это Колька, один из её братьев-близнецов. Но его слова ещё не дошли до неё, она их слышит, но не в состоянии реагировать.
Ещё говори ей, слышит она голосок второго брата, Макса, буди её, скажи, что она в школу опоздает.
Макс всегда руководит Колькой, Максимка тихий, Коля понаглее.
Света-а-а, Колька трясёт её изо всех сил.
Я не сплю, она поворачивается к ним. Сознание возвращается к ней, но девочке нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя. У неё каждое утро так. Она всегда встаёт с трудом. Ей всегда хочется поваляться под тёплым одеялом.
Ой, Света У тебя бровь! кричит Коля и лезет пальцем к её лицу.
Ты ударилась? негромко спрашивает Максим.
Светлана перехватывает руку брата у своего лица.
Света-а-а А что у тебя с рукой? снова удивляется Коля. Она вся исцарапана.
У нас, у Даши Пивоваровой из нашей группы, так же все руки исцарапаны, у неё кот злой, замечает Макс.
Света смотрит на левую руку, она вся в порезах и чуть вспухших проколах: кусаки, сволочи.
Что это, Света? спрашивает Максим. Где ты изрезала руку?
И Коле интересно, что произошло с её рукой, они стоят возле её кровати и смотрят на неё внимательно.
Идите умываться, говорит она. Ей не хочется вставать при них. Надо спешить.
Мы уже умылись! кричит Колька. Давно. Когда будильник прозвенел ещё.
И зубы уже почистили. Давно. добавляет Макс.
Одевайтесь тогда, быстрее, строго говорит Светлана и вылазит из-под одеяла.
Мальчишки отворачиваются, а она, пока они не видят её трусов и майки, выскакивает из комнаты и бежит в ванную, на ходу прихватив из кладовки чистую пару белья. Там, у зеркала, девочка замирает: левая бровь на ней запеклась кровь. Теперь она ещё рассмотрела и руки. Их точно кошка подрала. Все в порезах от ладоней до локтей. Она начинает мыть их, стараясь вымыть грязь из-под ногтей. И опять смотрит на себя в зеркало. На правой стороне лба тёмное пятно. Попыталась его смытьбольно. Это не пятно, это синяк. Ноги тоже все в порезах и ссадинах, особенно колени. Она лезет в ванную, гибким надломанным душем быстро смывает с себя, что может, не вытираясь снова к зеркалу, чистит зубы. Сразу вытирается, натягивает треники и олимпийку. Самое удивительное, что за всё время утренних процедур девочка так и не смогла толком вспомнить, что ей снилось. Подземелье, жуки, старики с противными мошонками. Расплывающиеся образы, неясные тени, кажется, голос какой-то. Порезы и ссадины на теле, грязное бельё на полу возле ванны, об этом она не раздумывала, ни времени, ни желания у неё не было. А если честно, ей не хотелось всё это вспоминать. Уж очень в том сне всё было неприятно и Натурально.
Света вышла из ванной, сушиться не стала, на улице ещё не холодно, быстро прошла в прихожую, во-первых, торопилась, а во-вторых, не хотела встречаться с сиделкой мамы. Мальчишки уже обувались в прихожей, они молодцы, самостоятельные, мальчишкам только шестой год, но они почти всё могут делать сами.
Им только нужно напоминать.
Она быстро надела свои старенькие беговые кроссовки «найк», они самые не рваные из всей её обуви, проверила ключи от дверив кармане. Отворила дверь:
Выходите.
Колька играет с обувной ложкой, представляя её мечом или саблей.
Коля, не балуйся, выходи давай.
Девочка отбирает у него ложку, вешает её на вешалку и выталкивает братьев за дверь.
Пошли быстрее, а то опоздаете на завтрак.
Но она не успевает выйти.
Света!
Это Ивановаодна из маминых сиделок. Она стоит в коридоре, как всегда, недовольная.
Доброе утро, Ольга Александровна, говорит Светлана.
Ты там не задерживайся нигде, мне нужно уйти вовремя, сухо говорит сиделка и скрывается в маминой комнате, даже не дождавшись ответа девочки.
Света выходит на улицу немного раздражённая. Иванова грубая, всегда недовольная, девочке иногда хочется сказать ей что-нибудь в таком же тоне, но этого делать нельзя. Папа просил не ссориться с ней. Она может уйти в любую минуту, а другую сиделку с опытом за двести двадцать рублей в час в Петербурге сейчас просто не найти. Он и так едва уговорил её поработать за эту цену до ноября. До ноября. То есть полтора месяца, а там придётся либо платить ей больше, либо искать новую.
Светлана догнала мальчишек, они уже свернули в арку, братья сами знали, куда идти. Семьдесят пятый детсад был совсем недалеко, лишь пройти по диагонали большую детскую площадку, и за ней был такой же дом, как тот, в котором жила Света. Можно было бы отпускать братьев и самих ходить в садик, но папа просил провожать их. Света была не против. Ей было не в тягость.
Света-а, начал Колька, и она уже знала, о чём пойдёт речь. Она иногда их забирала раньше, но это лишь тогда, когда дома был ужин.
Нет, сразу ответила девочка. До ужина я вас забирать не буду.
Братья, как и все дети, не любили свой садик, они ещё немного поканючили, но, видя, что у старшей сестры сейчас не то настроение, смирились. Дальше шли, уже общаясь между собой. В садике многих мам Света уже знала, здоровалась с ними. У Макса на рубашке манжеты совсем обтрепались, да и рубашка сама ему мала. У Коли дела с одеждой обстояли не лучше. Кажется, одна из мамаш обратила на рукава Максима внимание, когда тот обрывал с них нитки, Света перехватила её взгляд, и та отвела глаза. Девочка и сама всё знала. Дома вокруг Парка Победы всё сталинские, престижные, бедных тут нет, Колька и Макс в группе одеты хуже всех. Это сразу бросалось в глаза. Мальчишки меж тем переоделись и убежали в группу, с ней не попрощавшись. Света убрала их одежду в шкафчики, аккуратно всё сложив, спрятала туда же их уличную обувь и ушла. У неё ещё были дела. Прежде чем вернуться домой, ей нужно было забежать в магазин, купить еды на завтрак себе и папе, он должен был скоро прийти со смены.
Иванова её уже ждала. Уже собралась. Стояла всё с той же недовольной миной на лице и рассказывала:
Судороги были, рвотных спазмов нет, давление под утро ушло за сто шестьдесят, я сбила. Переворачивала её два часа назад, ещё часа полтора так может полежать, приёмники я опорожнила, помыла. Полость рта обработала, нос тоже. Промежности и подмышки обработала, но завтра её нужно будет мыть полностью.
Мы с папой сегодня помоем, отвечает Света. У него сегодня свободный день.
Иванова подходит к прикроватной тумбочке, на которой лежат все мамины лекарства, стучит пальцем по большой упаковке с ампулами:
Три ампулы осталось.
Светлана кивает, лекарство дорогое, двенадцать ампулдве тысячи шестьсот рублей. А упаковки не хватает и на месяц. Вообще-то все лекарства для мамы они получают бесплатно, по федеральной программе, но лекарства расходуются быстрее, чем положено, их приходится докупать за свои. На это уходит много денег. Почти столько же, сколько и на сиделок. Они с папой уже не раз садились считать деньги, ища способ сэкономить хоть чуть-чуть, но им уже не на чем экономить. Двух пенсий, маминой и папиной, и того, что папа зарабатывает, работая на двух работах, не хватает. Когда маму перевозили из больницы, пришлось взять кредит, чтобы купить для мамы медицинскую кровать. Кровать купили через объявление, хорошую и недорогую, а вот матрас от пролежней пришлось покупать новый, дорогой, швейцарский, а ко всему этому ещё пришлось купить аппаратуру контроля за состоянием больного. Целая стойка приборов, которые всё время урчали и тратили море электричества. Покупали их тоже с рук, все они уже были в употреблении, аппаратура была китайская. Папа сразу понял, что она не очень хорошая. Называл её китайским барахлом. Эти приборчики папиным словам соответствовали. Барахлили. К ним часто приходилось вызывать мастера. Но сейчас всё работало, пульс, дыхание, давление, температура мамы была в норме, ну, если температуру в тридцать шесть и один, а пульс в пятьдесят восемь можно считать нормой. Ольга Александровна на приборы сегодня не жаловалась. Она и девочка стояли возле кровати.