Атавист - Светлана Тулина


Светлана ТулинаАтавист

Слепой и его фишка

Вообще-то, я был против.

Но кто я такой? Всего лишь стюард. А капитан уперся рогомхорошая примета и все такое. А по мнетак идиотизм кристально-вакуумный. Словно пальцы за спиной скрещивать «на удачу». Или на выигрыш в лотерее надеяться. Одному из миллиона случайно повезлоа все ахают. И карточки в автомат дружно пихают, идиоты.

Но капитана, упрется ежели, и кибер-погрузчиком не своротить. Ему же виднее, с мостика-то! Он же у нас начальство, и даже колледж закончил и все такое. Они после того случая с «Марией-Тересией» словно взбесились все, капитаны эти. Каждому теперь подавай в экипаж сверхчувственника-атависта. Это их так называть стали, политкорректно чтобы. А по мне, слепойон и есть слепой, как ты его ни назови. Когда мы на базе, я стараюсь не заходить в их район. И вообще держаться подальше.

Нет, вы только не подумайте, что я расист! Ничего такого! Неуютно просто. Ты ведь все-все видишь, а онинет. И не виноват ты в этом вроде, а все равно неловко. И, если уж совсем честнострашновато. И жалко вроде, и помочь хочетсяну да, а потом как с той бабкой, что меня своим костылем огрела! И была, между прочим, совершенно права, политкоррщик из надзора мне потом все очень доходчиво растолковал. Они точно такие же люди, как и мы, и имеют полное право ковылять через дорогу самостоятельно. А жалость унижает и все такое. Надо просто делать вид, что не замечаешь.

Только почему-то все равно неловко.

Теперь вот еще пиво ему тащи

Стучусь в закрытую дверь.

В этом ничего особенногоя всегда стучусь, из вежливости. А тут вдруг подумал, что впервые этоне только вежливость. Должен же я как-то заявить о своем присутствии, он же меня не видит. Особенночерез дверь.

Он сам выбрал эту каюту. Пустых полно, выбирай любую, не жалко! Эту мы называли каютой параноиковв ней иллюминатор из настоящего пласта, непрозрачного для большинства излучений. Некоторым нравитсятем, которые на защите собственной задницы помешаны. А я не люблю. Конечно, полная безопасность и все такое, но зато сквозь пластовый люм почти ничего не видать. В коридоре даже просто через стеныи то лучше видно, там защита фиговая, многие жалуются. А по мнетак кульно. Я люблю смотреть на звезды. Они красивые. И все разные. Особенно мне радиопульсы нравятсяу них такие роскошные длинные выплески, ритмично изогнутые, изящные такие, а если система двойнаято вообще получается настоящее перекрестное кружево. Но через мутный пласт каютного люма всего этого, конечно же, не рассмотреть. Даже мне. Даже если упрусь я лбом в этот самый люм, как в него сейчас упирается наш слепой атавист, за ради хорошей приметы капитаном на борт принятый. Ничегошеньки я не увижу сквозь этот люм.

Хотя яне слепой

Он оборачивается. Улыбка у него хорошая. И лицо живое. Приятное такое лицо. Если в глаза не заглядывать

Меня передергивает.

Ну да.

А чего ты ждал?

 Ваше пиво,  говорю, неловко ставя кружки на стол и старательно глядя мимо его лица.

 Пиво!  Он просиял, потер руки.  Пивоэто прекрасно! Холодненькое?

Я буквально зубами ловлю уже почти сорвавшееся с языка: «А вы чтосами не видите?»

Не видит он!

В том-то и дело, что не видит

 Холодное,  прищуриваюсь, соразмеряя интенсивность довольно прохладного цвета с почти не выраженными тональными аффектурами и пытаясь перевести все это в понятные атависту термины.  Градусов 1011.И уточняю на всякий случай.  По Цельсию.

 По Цельсиюэто хорошо!  Он берет одну из кружек, отхлебывает, слизывая густую темно-серую пену. Пена чуть теплее самого пива и поэтому слегка серебрится. Двигается он уверенно. Я вообще мог бы забыть о его слепоте, если бы не эти жуткие белесые глаза

 А ты почему не пьешь? Бери! Я специально две заказал, для компании, не люблю один.

Я внутренне сжимаюськружки эти литра на полтора каждая. Не уверен, что потяну столько. Но все равно решительно беру одну и делаю глоток. Нам вместе скучать на этой грузовой жестянке еще месяца три, надо как-то налаживать отношения. А пивоудачный повод.

 Люблю темное пиво,  говорит он довольно.  Оно нажористей.

Атависты странные. И сленг у них странный. Сначала я даже не понимаю, что он имел в виду, но, скрипнув мозгами, все же выстраиваю ассоциативно-логическую цепочку: с понижением температуры жидкости вроде как сгущаются, так? Так. Ну, до определенной границы, конечно, но не о том сейчас речь. А чем холоднеетем темнее, тоже вроде как логично. Фух! Нет бы просто сказать, по-человечески! Какой извращенец любит теплое пиво? Ну кроме этих, зеленохолмовских, с их традиционным горячим элем, не о них сейчас речь, но все равноэто же надо такую пакость выдумать?!

 У вас все ОК?  спрашиваю, пытаясь завязать разговор.

Он обрадовано улыбается, кивает быстро.

 Да-да, капитан был очень любезен тут хорошо. Тихо так. И народа мало.

Это он в точку.

Насчет народа.

Нас на борту всего трое, если его самого не считать. Я, капитан и Эджен, он за груз отвечает. И не сказать, чтобы мы особо перерабатывали. После изобретения дешевых и безопасных бортовых коммов, которые следят абсолютно за всем гораздо лучше живых людей, народу в космосе поубавилось. На больших пассажирских команда, конечно, поболее нашей, но только за счет стюардов, всяких там горничных и прочей обслуги. А офицер и там только одинкапитан. Он же пилот. Он же бортмеханик. Он же представитель компании. У него все равно работы практически никакой. Несколько раз за весь полет вставить в приемник автопилота стержень с нужной программой, да на обедах наиболее важным пассажирам поулыбатьсявот и вся служба. Если, конечно, не случится чего-нибудь совсем уж из ряда вон.

Как с «МариТе», например

 А тебе нравятся звезды?  спрашивает он вдруг. Я в это время рассматриваю пену в своей кружке. Она очень красивая, вся такая ломкая, насквозь пронизанная постоянно меняющимися структурными напряжениями. Очень похоже на корону быстрого пульсара в период активности, только в негативе. Ну, короче, отвлекся я, и потому брякнул, не подумав:

 Да, конечно. Они красивые. На них кульно смотреть

Черт. Ну вот, опять!

Утыкаюсь носом в кружку, делая вид, что пью. Да что со мной сегодня такое?! Он подумает, что я специально. Что я из этих, на которых политкоррщик намекал. Вот же!.. только пометки в личном деле мне и не хватало. Надо, наверное, брякнуть теперь что-нибудь совсем уж идиотскоепусть лучше думает, что я полный кретин, клинический, чего с кретина взять

Осторожно скашиваю глаза. Странно, но он, похоже, совсем не обиделся. Сидит вполоборота, улыбается, повернувшись лицом в сторону люма, словно действительно может там что-то разглядеть. Впрочем, слепой-то он, конечно, слепой, но сверхчувственниками их ведь не зря прозвали. По каюте перемещается вполне свободно, за мебель и стены не задевает и кружкой мимо рта, что характерно, ни разу пока еще не промахнулся. Да и тот парень, на «МариТе», он ведь тоже как-то справлялся со своими обязанностями. Он стюардом там был, тогда-то еще их талисманами никто не считал.

Вообще-то ходили слухи, что это диверсия была. Но я полагаювранье. Газетчики придумали. Им простая халатность неинтересна, им сенсации подавай. А туттакая лакомая авария! Круизный лайнер высшей категории, не нам чета, с кучей всяких жутко важных шишек на борту. Тур экстра класса по диким местам, вдали от цивилизации и все такое. Экстрим-Экстра называется, некоторые любят. Они тогда как раз над Тау Цеты были, на кольца любовались, когда автопилот заглючило.

Позже выяснили, что сам комм ни при чем был, просто стержень попался бракованный. Один случай на десять миллионов, так компания утверждалану, вот экстримщикам тем как раз и повезло.

Хотел бы я посмотреть, как все эти шишки со своих креслиц и шезлонгов повылетали, когда начало их швырять из стороны в сторону да крутить с перепадами от невесомости до чуть ли не десяти ж! То-то, наверное, зрелище было.

Когда капитан догадался стержень вынуть, они все, конечно же, в рубку ломанулисьжаловаться. Они-то думали, что все самое страшное уже позади, и теперь пора претензии предъявлять да с адвокатами связываться по поводу вчинения исков.

А вот облом!

Потому что в рубке стоял очень бледный капитан и держал в руке два аварийных стержня. И ничего еще и не думало кончаться.

Аварийные стержни почти в два раза длиннее обычных, их легко отличитьобычные-то как раз валялись по всему полу. Шкафчик-держатель во время аварии оторвало от переборки и расколотило, вот они и высыпались. И перемешалисьтеперь никто бы не смог сказать навскидку, какой из них на посадку, а какой на взлет. Но этоне страшно, всегда по кодам проверить можно. Сунул в приемник, посмотрел код раскрытия, вынул обратно и уложил в нужную ячейку. Возня, конечно, но вполне осуществимо.

Аварийные стержнидело другое.

Аварийная программа включается моментально, как только стержень попадает в приемное устройство. И уже не может быть выключенадо самого своего завершения.

Их было два, стержня этих.

Их всегда два. На любом корабле. Одинсрочное возвращение на базу. Второйэкстренная посадка на ближайшую кислородную планету. Стандартный набор. Их даже крепят всегда стандартно, не в общем держателе, а прямо на корпусе приемника, сверху. Справавозврат, слевапосадка. Всегдаименно так. На всех корабляхот эсминца до самой распоследней шлюпки. Чтобы в любой самой что ни на есть аварийной ситуации, даже при самой крайней спешке, в бреду или вообще на ощупь никто не смог бы перепутать. У них даже внешние капсулы промаркированы чуть ли не диаметрально противоположными цветамивозврат светится в инфра-режиме, посадкав ультра.

Но сейчас эти их промаркированные капсулы жалко помаргивающими осколками хрустели под ногамисами-то стержни представляют собой жутко прочный кристалл, им подобное обращение нипочем, а вот капсулы на прямое попадание тяжелого шкафчика явно рассчитаны не были. Лайнер круизныйкак корзина тухлых яиц, попробуй не то что уронить, тряхнуть чуть посильнеевони не оберешься. Вот и не беспокоился никто особо о повышенной ударопрочности.

Два одинаковых стержня.

Понимаете, да?

До базы, с которой «МариТе» стартовала, было не меньше двух недель, да и тоесли на форсаже. А ближайшая кислородная планетавот она. Под самым боком. И два стержня. Одинпосадка, пусть даже и не очень мягкая, на вполне себе кислородной, хотя и не слишком цивилизованной Четвертой Никсона и ожидание спасателей. Второймедленная смерть на разваливающемся и теряющем кислород корабле во время безнадежной попытки добраться до базы.

Два абсолютно одинаковых стержня.

Вот тогда-то и вышел вперед слепой стюард, взятый на борт только потому, что по закону о профсоюзной политкорректности в экипаже, насчитывающем более десяти человек, обязательно должен быть хотя бы один атавист.

Он сказал, что стержни разные. Что он отлично видит эту разницу и знает, который из нихтот самый

Позже стержни будут исследованы с применением всего, чего только яйцеголовые додумаются к ним применить. И обнаружится, что различие между ними действительно есть. После изготовления их покрывают мономолекулярной пленкой разного состава. Немножко, но разного. Для возвращенияодин состав, для посадки на ближайшую пригодную планетудругой. Традиция такая, сейчас уже никто не помнит, зачем это делалось раньше, но придерживаются. Традиции на флоте живучи. Разница настолько мизерная, что на глаз ничего не определишь даже при спектральном анализе, только глубинное сканирование показать может.

Мнения ученых разделились. Одни считали, что сверхчувственник вполне мог что-то там такое и ощутить. Вторые же утверждали, что для этого ему нужен был сканер размером с дом

 Да ты поэт!  говорит сидящий напротив меня атавист, склонив голову к плечу и улыбаясь,  А кем хочешь стать, когда вырастешь?

С трудом удерживаюсь от резкости. Не люблю, когда дразнят. Мой возрастне его дело! Я тут изо всех сил стараюсь быть вежливым, а он Ну, раз он так, тогда и я скажу!

 А я знаю вашу страшную тайну!

Он поднимает бровь, чем злит меня еще больше.

 Глен никакой не супер! Вот! И нет никакого сверхчуйки! Вероятность была один к одному, просто повезловот и все! Зря его нацгероем сделали!

Вообще-то, это не мои слова. И я так вовсе не думаю. Просто разозлился очень.

Слепой больше не улыбается и выглядит немного растерянным. Мне становится стыдно.

 Вы не бойтесь,  спешу я его успокоить.  Я никому не скажу. И не думайте, что осуждаю. Наоборот! Я ведь понимаю, как там все было. Воздух утекает, реактор греется, а тут еще пассажиры Капитан хотел предложить им самим выбрать. Принцип демократии и все такое. А во время паники этого нельзя! Ни в коем случае! Напуганная толпа не любит, когда ее просят выбирать. Она предпочитает следовать за лидером, который всегда прав. Они бы там разнесли все в кварки и сами погибли. А Гленон же на психолога учился, я читал. Он сразу все понял. Им нужен был лидер и все такое. Капитан растерялся, а значит, лидером быть перестал. Лидер, он ведь всегда уверен и всегда прав. Вот Глен и стал на пару секунд таким лидером, приняв решение за них. 50 на 50неплохие шансы. Он рискнули выиграл. Я прав?

Он вздыхает. Трет глаза. Выглядит при этом неожиданно усталым.

 Ты не прав.

Теперь, похоже, растерянным выгляжу уже я.

 Почему?

 Понимаешь, эти стержни Они действительно разные. Но я не знаю, как тебе объяснить.

 Потому что мне нет пятнадцати?  начинаю приподниматься, готовый уйти. Потому что холодное бешенство не зря называют холодным, от него темнеет в глазах, я вот-вот сорвусь и наговорю еще чего-нибудь лишнего, а нам еще столько времени вместе жить.

 Сядь,  говорит он устало, и снова трет глаза.  Будь тебе пятьдесят, я бы точно так же не знал, как объяснить. Потому что ты не видишь звезды. Смотришь, но не видишь С другой стороныты хотя бы смотришь. Сейчас мало кто смотрит, большинство предпочитает сразу анализировать

Он пожимает плечами.

 Ладно, попытаюсь Вот, смотри!  Он достает из коробки с лото два кубика, кидает их на стол.  Они похожи, правда? И в то же время они разные. Видишь?

Медленно опускаюсь на место. Ярость уходит, уступая место уже привычной неловкости. Чтобы не смотреть на него, смотрю на кубики. Трогаю их пальцем.

Обычные кубики. Причем совершенно одинаковые.

 Они одинаковые. Облегченный полимер-диэлектрик, слабая поглощающая способность. Внутри хорошо просматривается металлический шарик  присматриваюсь, добавляю уже менее уверенноПохоже на низкооктановую сталь, но видно плохо. Нет, я верю, наверное, разница есть, но без приборов

Он качает головой.

 Они разные. Этот синий. А этоткрасный. Понимаешь?

Первое чувствоудивление. Я ведь знаю, что такое красный. Антарес красный, я его видел на школьной экскурсии. Да мало ли! И что такое синий, я тоже знаю, хотя с этим сложнее. Синийцвет интенсивный. Даже от легких оттенков его начинают сильно болеть глаза и все такое. А уж смотреть на ослепительно синюю сверхновую, что недавно появилась в нашем рукавесебе дороже! Можно вообще все сетчатку пожечьнапрочь, до десятого слоя.

Надо ли говорить, что лежащие передо мной кубики не были ни красными, ни синими? Да что там! Они вообще не излучали. Просто атавист, похоже, опять перешел на свой малопонятный сленг.

 Хочешь, покажу тебе фишку? Пометь один из них чем-нибудь. А потом поменяй местами так, чтобы я не видел пометки. А я все равно угадаю

И он действительно угадал.

Двадцать семь раз подряд.

А потом пиво кончилось.

И я внезапно вспоминаю, что мне надо еще отнести обед Эдженуон не отходит от груза, и потому обеды ему ношу я, мне не трудно.

Я заторопился.

 Аварийные стержни с самого начала красили в разные цвета, понимаешь?  сказал атавист, когда я был уже на пороге.  Синий и красный. Синийпосадка, красныйвозвращение. Это началось еще до Всеобщей Генетической Модификации и было как-то связано с первыми кораблями, еще на самой первой Земле. Правое и левое, синий и красный код, что-то в этом роде

Странный все-таки они народ, эти атависты. И сленг у них странный. Код бывает спектральный, структурный, генетический или сингулярный. Ну, иногда еще Давинчи, но он вообще спорный. А чтобы синий или красный?.. Глупо.

Иду по коридору. Меня слегка покачивает от выпитого пива. Корабль проходит недалеко от нейтронной звезды, ее тяжелый спектр утомителен, от любого движущегося предмета расходятся радужные сферические следы, словно круги по воде от брошенного камня. Красиво, но слишком уж давит. Я другие звезды люблю, которые помоложе. Оникак растрепанные на полгалактики волосы безбашенной девчонки, что всю ночь с тобой куролесила, и планеты путаются в этих волосах, как блескучие яркие шарики на пружинках. А незащищенный коридор словно затягивает золотой паутиной, и ты идешь прямо сквозь эту паутину, и она облепляет тебя щекотным пузырящимся загаром

Дальше