И тут все его тело содрогнулось от неожиданной тянущей боли, а свежий ветерок моментально насквозь пропитался мертвечиной. Женщина-труп, чья отвратительная вонь смешивалась с таким же отвратительным запахом человеческой химии, одетая в лисьи шкурки и в шапке из лисьей шкурки, шла к Локкеру, растягивая в улыбке резиновые губы.
Локкер в ужасе кинулся обратно на улицу. Люди с фотоаппаратом забылись. Локкер впервые видел ходячего мертвеца так близкоэто оказалось куда хуже и волков, и медведей, и людей. Он сразу вспомнил все, что знал о Службе Безопасности, и окончательно осознал, почему лесные звери называют город страшным местом. Понял и еще одну важную вещь.
Рамон не просто попал в дрянную историю. Он попал в смертельную западню. Страх Рамона, который передавался Локкеру во сне, пах мертвецами.
Моего друга-пса, моего лучшего друга могут просто выпить. Высосать. Вот что звало меня сюда, в этот город, будь он проклят.
Локкер собрался с силами. Не годиться паниковать и шарахаться бесцельно и испуганно, как потерянный лосенок. Надо думать.
Надо было заставить себя поехать с Хольвином на машине. Хотя с этим-то уже ничего не поделаешь. Теперь надо искать кого-нибудь, кто может подсказать и объяснить.
Искать пришлось недолго. У ярко освещенного входа в магазинчик с надписью «24 часа», на мокром лоскуте картона сидел грязный пятнистый барбос непонятной породы. Одно его ухо торчало вверх, второе лихо загибалось вперед, как козырек кепки; на ухмыляющейся обаятельной морде было написано: «Люди добрые, помогите бедному голодному зверю, кто чем может!» Молодая женщина, вышедшая из магазина, бросила псу сосиску. Попрошайка хамкнул ее на лету, проглотил и дружелюбно завилял хвостом.
Локкер только головой мотнул. Для умирающего с голоду пес был слишком упитанный.
В обстановке бедняжка тоже ориентировался неплохо для истощенного. Унюхав Локкера, он склонил голову набок и уставился, дурашливо приоткрыв пасть. Локкер подумал, что пес сейчас будет брехать, но тот перекинулся.
Прохожие с бранью отскочили в стороны. Пожилая женщина с большой сумкой, собиравшаяся было войти в магазин, с сердцем плюнула и повернула обратно. Плотный юноша замахнулся кулаком: «Пшел, гадина!»хотя буквально только что присутствие собаки решительно никому не мешало.
Пес со смущенной ухмылкой на чумазой поцарапанной физиономии подошел к Локкеру и робко потянулся носом. Локкер подал руки и нагнулся, чтобы пес, в Старшей Ипостаси существо невысокое, достал до его носа и висков. Кругом принялись браниться уж слишком свирепо; пес почесал за ухом и сказал:
Пошли отсюда, чудо-юдо. А то они драться начнут.
Почему?
Пес быстрым шагом направился в переулок, поминутно оглядываясь, идет ли Локкер за ним. Локкер шел. Он по-прежнему недоумевал, но его новый знакомый продолжил разговор только в паре кварталов от магазина, на темной пустынной улочке.
Ты откуда, такой удивительный? спросил пес, обходя Локкера вокруг и снова принюхиваясь. Вкусно пахнешь то есть, не в смысле «вкусно», конечно, а приятно. Чисто-чисто-чисто.
Если сравнить лес с городом, то в лесу чисто-чисто, сказал Локкер.
Ты из леса забрел! восхитился пес и забегал кругами. Елки-палки! Обалдеть! Нет, ну обалдеть! Нет, ну никто ж не поверит, если рассказать! Лесной, надо же! А тыкто?
Локкер невольно улыбнулся.
Лось.
Пес снова замер, уставившись, склонив голову набок и раскрыв рот.
Ё их же не бывает! Они же только в анекдотах
Локкер удержался от обидного смешка и снова нагнулся, чтобы оказаться с псом нос к носусобаки так лучше понимают. От собеседника сильно пахло псиной, но такие запахи Локкера уже давно не смущали. Он повторил:
Послушай, почему люди так рассердились, когда ты перекинулся? Ты же им нравишься, они тебя даже кормят
Да пробормотал пес задумчиво. Да Не надо было Ипостась менять, это да Меня теперь из этого магазина, как пить дать, выгонят опять искать надо, где приютиться Хотя Может, Глициния и заступится почти что Хозяйка ничего. С людьми жить, знаешь ли, лось, пес хихикнул, лось! Так вот. Не у всех же настоящие Хозяева. Да Хозяев вообще немного совсем А обычные люди обычно не любят, когда наш брат им показывает второе Я, врубаешься? Люди больше любят глупых. Вот сидит дурачок и кушать хочет. Им и приятноони снисходят, понимаешь. На высоте положения себя чувствуют. Вот и кормят. А теперьвсе, лафа кончилась.
В Старшей Ипостаси же удобнее общаться, сказал Локкер. Люди ведь только слова понимают
Пес снова хихикнул и мелко зевнул.
Да, точно. Вот и в анекдотах лоси такие, точно. Да какому человеку надо с тобой общаться, чудо? Человеку надо добреньким себя почувствовать, сильным, снисходительным. Человек, когда в дом берет собаку, он же себе игрушку берет или дополнительный замок на дверь. Кому надо болтать с игрушкой или с замком? Ты, между прочим, знаешь, что простые люди чаще всего себе маленьких берут? Совсем несмышленышей, которые себя не сознают, оборачиваться не умеют знаешь?
Как же человек научит звереныша перекидываться? Локкер был глубоко поражен услышанным, так глубоко, что спина холодела. Люди же по-другому чувствуют
Вот же чащоба! нервно хохотнул пес. Так ведь они и не учат! Кто так попалтот пропал. Раб. Ему над Зверем не подняться, трындец. На всю жизнь дурачок. Калека Хотя, чтоб ты знал, те, кто не оборачивается, живут меньше. Лет десять живут, максимум пятнадцать. Младшая Ипостась, если она без Старшей, изнашивается бы-ыстро
Пес говорил много и скоро, будто хотел высказаться за долгое вынужденное молчание. Его суетливые нервные движения сказали Локкеру даже больше, чем слова: он чувствовал себя неприкаянным без Стаи и Хозяина, этот пес, он не мог даже поболтать лишний раз. Локкер торопился, но не мог перебить этого зверя из-за обыкновенной, уже установившейся, живой связи.
Но ты очень умен, сказал он даже. Значит, ты не жил в доме у людей?
Да нет, жил, очень подвижные рыжеватые бровки пса печально приподнялись, обрисовав морщинки на лбу. Только я жил уже большой. Уже самостоятельный был такой щенок. Маманя ж моя в подвале ощенилась, несчастная была сука, не повезло ей в жизни. Не Стая, а так, недоразумение но я все-таки получил какое-никакое воспитание настоящее, а не от людей.
А где твоя Стая?
А Зеленый знает Давно дело было. Маманю мою застрелили, облава была на бездомных собак. Нас трое былотак где брат с сестрой, я понятия не имею. Их увезли куда-то, а скоро я их и слышать перестал в голове может, убили, может, сами померли, может, где-то очень далеконе знаю я. А меня, вот, подобрали. Я симпатичный был щенок, говорят
Ты сбежал?
Да ладно. Какая собака сбежит? А Кодекс? Ты что?.. выгнали меня.
За что?!
Пес раздражённо мотнул головой.
Хватит уже. Что это мы все обо мне да обо мне Ты ж ко мне зачем-то подошел, так говори, давай, зачем. Что тебе, лесному, надо тут?
Локкер помедлил, припоминая точно, и медленно, четко сказал:
Я ищу Северное управление Службы Безопасности. Ты не знаешь, как туда пройти?
Хорошее место, кивнул пес. Кормят. Слушай.
Дождь припустил сильнее, и пес встряхнулся Лось приготовился слушать и запоминать.
Двое
Грей сидел на обледеневшей площадке у самых магазинных дверей и нюхал.
Около этого магазина ничем хорошим не пахло, даже наоборотнесло нестерпимой вонью, которой любят мазаться люди, чтобы отбить собственный запах, но из дверей чуточку дуло теплом, и это дуновение иногда задевало совершенно онемевший от холода живот. Зато из кафешки-вагончика шагах в тридцати великолепно пахло пирожками с ливером. Не то чтобы Грей любил пирожкино сейчас запах любой еды наполнял рот слюной. На третий день голодухи съешь даже вареную картофелину!
Бродяга сказал бы, что сидеть на проходе неумнонадо подойти к кафешке и попросить кусочек пирожка. Но Грей не двигался с места. Во-первых, не дадут. Во-вторыхон совсем мокрый, а голодному и мокрому холодно. Всё тело ломит, шевелиться больно, всё болит, особенноноги, и невозможно поджать все ноги сразунадо же на чем-то стоять.
А стоять Грей устал.
Покупатели сновали туда-сюда, чуть не наступая на хвост, и время от времени гадливо поглядывалино Грей скорчил такую мину, что пинать его побаивались. Только морщились.
Вот же мерзкая тварь! с отвращением бросила толстая тетка. Надо же, какая противная морда! Злой, наверное
Ну и злой, подумал Грей и оскалился. Думаешь, у тебя морда очень приятная? Да ничего подобного! Воняет от тебя какой-то кислятиной, губной помадой, дешевым дезодорантом и жирными котлетами! И ты тоже злая, хоть и сытая! Думаешь, я не чую, как от тебя злостью несет? Вали-вали, пока не получила!
Хлипкий мужичок, который шел с ней вместе, толкнул Грея ногойи тот огрызнулся так, что мужичок подскочил и завопил:
Тут охрана есть или нет?!
Охране не нравится в дверях торчать, подумал Грей, но охранник все-таки вышел, постукивая дубинкой по ладони. Перекидываться страшно не хотелосьна смену формы тратится слишком много сил и теплано Грей перекинулся все-таки. Старшую Ипостась лупят сравнительно реже.
Пшел отсюда, лениво бросил охранник.
Сам пшел! огрызнулся Грей. Улицы жалко?
Ах ты, поганец! удивился охранник. Слышь, оборотень, я ща живодерку вызову!
Что такживодерку-то? Грей пригнулся, сморщил нос и показал клыки так подробно, как только губа задралась. Самому слабо? Ну давай! Давай, врежьно имей в виду: ябешеный!
Охранник сплюнул под ноги. Грей учуял запах его раздраженияи слабенький душок неуверенности, почти страха. Связываться ему неохота, ну-ну
Хочу тут сидетьи буду, хмуро буркнул Грей, чуточку снижая тон. Никакой ты мне не командир, лучше отцепись.
Охранник замахнулся, Грей отпрянул и лязгнул зубами. Получилось довольно выразительно.
Развелось тут! рыкнул охранник с отвращением и ушел в тепло.
Звонить пошел, подумал Грей. В живодерку звонить. Приедутзастрелят. Но он меня все равно испугался. Трус несчастный!
Он вздохнул, съежился и побрел прочь. Идти на двух ногах было гораздо тяжелее и холоднее, чем трусить на четырех, и пришлось снова перекинуться. Прохожие шарахнулись в стороны: «У-у, зеленая кровьспецкоманды на вас нет! Расплодилось тварей»Грей коротко злобно гавкнул в ответ.
Он протрусил мимо кафешки, от которой тянуло теплыми пирожками, потоммимо ларька, от которого совершенно нестерпимо пахло колбасой. Проглотил слюну и невольно облизнулсяа носу и так было холодно. Лил ледяной дождь, асфальт заливала ледяная вода, лапы онемели, но не было сил выбирать дорогу. Люди уже давно должны были выключить воду с неба. Это нечестно.
Он отследил глазами даму, которая несла в сумке сосиски. Некоторое время шел за ней, потом отстал. Где берут еду? Бродяге уже давно дали бы кусочекон обаятельный; на Грея только замахиваются: «А ну пшел вон, образина!» Ну и пусть. Просить унизительно. Он не умеет просить. Он не умеет нравиться. В конце концов, он просто не создан для того, чтобы им нравиться.
А мама говорила: «Людям верить нельзя. Людиотрава. Они только и ждут, как бы сделать вам больно или украсть что-нибудь у вашего Хозяина. Ничего у них не берите, близко не подпускайте и очень тщательно нюхайтеот кого несет падалью, тот хуже всех». От кого несет падалью
Вон от того, к примеру, несеткоторый вышел из машины и прется к входу в ресторан. Жрать пошел, злобно подумал Грей. Будет жрать, пока брюхо не треснета кому-нибудь голодному не даст ни кусочка. От обиды даже слезы на глаза навернулись. Из дверей ресторана несло теплом и едойно Грей не стал останавливаться.
Он пробрел мимо зеркальной витрины, искоса взглянув на себя. Из стекла ответил мрачным взглядом мокрый, худущий, облезлый, долговязый щенок-подросток: морда осунулась, уши болтаются, полуголый живот такой раздутый, будто Грей съел целую кастрюлю супазато ребра выпирают сквозь скудную шерсть. Ужасная дворняга, так люди говорят. И по виду похоже, будто злой.
А он и есть злой. Он рано повзрослел.
С Бродягой встретились около входа в метро. Там было так тепло, что Грей даже стал дышать посвободнее; сухим теплом тянуло из-за тяжелых дверей и из вентиляционных решеток. Около такой решетки и остановились поболтать; в Старшей Ипостаси удалось даже прошмыгнуть в холл метрополитена, к билетным кассам. Контролерша покосилась на лохматых грязных пацанят, которые тщательно обнюхивали друг другу носы, уши и уголки губ, сморщиласьно ничего не сказала.
Бродяга улыбнулся. Его зубы блестели на темном лице, как кусочки сахара. Некоторые милы даже в таком виде, подумал Грей и натянуто усмехнулся в ответ.
Наши сейчас на трамвайном кольце тусят, сказал Бродяга. Хочешьпойдем. Там можно на люке спать. Люк такой есть, теплыйот него даже пар идет.
Меня опять Шершавый выгонит, отозвался Грей. Он меня не любит. В прошлый раз чуть ухо не оторвала я сейчас драться не могу, я голодный.
А в помойке порыться не судьба? хмыкнул Бродяга. Я в прошлый раз целый кусок курицы нашел, а уж кости, там, или хлеб засохшийэто всегда попадается. Надо только внимательно нюхать.
Мне не везет, сказал Грей. Я тут на днях кусок колбасы нашел, съели до сих пор живот болит. Все внутри будто воздухом надуто. Я больше не роюсь.
С голоду подохнешь, сказал Бродяга грустно. Скоро зима, перед зимой надо есть, а то замерзнешь насмерть.
Я и так замерзну насмерть, Грей почесал за ухом. У меня, кажется, блохи завелись. Кусаются. Оттаяли в тепле
Подумаешь, блохи! У всех блохи.
У меня раньше не было.
Бродяга усмехнулся и толкнул Грея плечом. Он, похоже, считал, что прошлое Грея, его жизнь с людьмискорее неудача, чем везение. Грей тоже так считал.
Бродяжить привычка нужна, сказал он печально. Немного поживешь в квартиреи по улице холодно ходить, все чешется, устаешь
Зато тебя кормили, заметил Бродяга. Каждый день еду давали с ума сойти!
Кормили Пока наш с мамой человек в больницу не уехал, даже хорошо кормили, я помню. Но и та, другая, кормила. Немного, невкусноно кормила, было дело Только лупила. Знаешь, неважно. Я все равно смылся бы.
Глупо. Одно деловыгнали, а другоесам ушел. Вот Лончар сбежалтеперь жалеет. Да, лишнего шага не ступизато жрать давали от пуза
Знаешь, я пойду, сказал Грей, которому вдруг начал надоедать разговор. Мне играть не хочется. Мне полежать хочется, а еще поесть.
Приходи на рынок, пригласил Бродяга. Там одна жрать дает. Обрезки от курицы, кости, там, хрящи
Мне не даст, Грей вздохнул и почесал бок. Ну, пока.
Бродяга пожал плечами и ушел. Грей постоял около касс, потом человеческие ноги устали стоять, и он сел на пол, думая, что в метро все-таки очень хорошо. Было бы чудесно остаться тут погреться, может быть, даже подремать, но контролерша, которая все присматривалась и присматривалась, в конце концов позвала из стеклянной будки жандарма.
Жандарм, от которого за версту несло пивом, соленой рыбой, чесноком и раздражением, круглый, упругий и розовый, подошел, брезгливо поджав нижнюю губу.
Перевертыш, что ли? спросил он у контролерши.
Весь вестибюль псиной провонял, начала контролерша так сварливо, что Грей подумал: «Будто я у нее изо рта кусок вытащил!»Шляются тут! Гоняешь-гоняешь
Властям все равно, равнодушно заметил жандарм, разглядывая Грея. Дворняг отстреливать надо, а все это пущено на самотеки вот, пожалуйста! Уже целые стаи бегаютпока кого-нибудь не порвут, спецкоманда не пошевелится А ну пошел! рявкнул он неожиданно и топнул на Грея ногой. Пошел отсюда!
У Грея вздыбилась шерсть на загривке.
Ты! гавкнул он хрипло, сжав кулаки. Тебя мало отстреливали с твоей мамашей! Ты от жратвы такой тупой или отроду?!
Жандарм побагровел, затрясся щеками и стал дергать кобуру с пистолетом. Контролерша заскочила в будку и принялась набирать телефонный номер.
Ур-рроды! Грей совсем сорвался на лай. Да прр-ропали б вы прр-ропадом!
Жандарм справился с кобурой, но Грей перекинулся рывком и в три прыжка выскочил из холладля бега собачьи лапы лучше человеческих ног. Что такое пистолет, он представлял себе хорошо, телом, кровью помнил. Памятью предков. Не ошибся бы, даже никогда не видяа видел он достаточно.