Наставник владел абсолютной истиной. Он Сам был её воплощением. И когда все избранные соберутся вместе, Учитель в последний раз совершит с ним акт наказывающей любви.
Любви настоящей, любви божественной.
Настоящая любовь несёт боль и муки. Любовь, дарующая счастье без боли, фальшивка, искушение дьявола. Человек грешен и обязан пребывать в страданиях до полного очищения.
Последний раз Учитель очистит его душу от греховности этого мира. И потом все они перейдут в Рай на Земле. Перейдут ласково и блаженно, в экстаз не одиночного очистительного акта, а в вечность божественного наслаждения
На этот раз избранные соберутся на концерте известного исполнителя. Говорят, там и клипы покажут! Он любил музыку, а особенно почитал кино и вообще всяческие изображения: они позволяли ему предаваться фантазиям о новых очищениях, совершаемых усилием великого Гуру. Наставник велел ему просматривать по фильму в день, дозволяя невероятную милостьон сам мог выбирать себе кино!
Он выбирал фильмы для взрослых Привыкший опираться на волю Учителя, он подрастерял навык воображения. А фильмы для взрослых предполагали отсутствие творческого напряжения. Он предпочитал фильмы о близком общении мужчины и женщины, потому что именно в женской ипостаси воспринимал себя во время соединения с Наставником.
Женщина жила внутри него, женская душа обитала в отчего-то мужском теле
Может быть, в этом крылась причина его жгучей ненависти к представительницам более материально воплощённого прекрасного пола?
Удовольствие, с каким он убивал бесовских девиц, было невыносимо острым!
На этот раз тест на избранность оказался очень простым. Не предстояло ни беготни по квартирам, ни приставания на улице к незнакомым людям с расспросами, ни переписки в соцсетях Финальный этап отбора, как пояснил Учитель, характеризовался максимальной простотой.
Потому что сила всех избранных, найденных прежде, открывала доступ Богу в этот мир.
И Бог сам решит, кто есть Его душа.
А ему останется лишь добавить яд в шестьдесят шесть бутылок питьевой воды. Владелец воды, сам избранный, предоставит ему доступ к бутылкам.
Шестьдесят шестьстолько демонических душ уйдёт в ад. Оставшиеся люди окажутся избранными. Концерт проходил в закрытом помещении для социально значимых людей. Бомонд, золотая молодёжь Всего ожидалось сто восемьдесят человек.
А те, кто придёт в дополнение, тоже станут посланниками дьявола. Но о них Гуру приказал не беспокоиться. Спустя три дня после перехода избранных в Рай на Земле материальному миру планеты наступит конец.
Оставшийся избранный, один из них всех, запустит Третью мировую войну.
Они долго, невыносимо долго добивались его восхождения на пост управителя одной ядерной державы. С самого начала он знал о своём предназначении.
Великий жертвенник. Взорвав старый мир, он уничтожит и ад в придачу. Дьявол, дьявольские души, и его святая душа тоже, сгорят в огне атомного шторма.
Но он обеспечит светлое будущее в раю если не себе, то обязательнолюбимым детям и любимой жене, тоже избранным.
Они же, пребывая в Раю, будут чтить вечную память о нём и вечно же благодарить его за добровольно жертвенную смерть.
Глава 7. Номер 1. Реальность Г
Смерть Её он боялся больше всего в жизни, притом её жаждал и ненавидел.
Ненависть приближала его к роковой черте, к точке невозврата. Ненависть питала его любовь. Он любил ненавидеть и жизнь, и смерть. Он любил ненавидеть себя. Он ненавидел любить себя. Он вообще категорически предпочитал себя всему остальному миру.
Секс с собой не есть ли наисладчайшее из всех доступных удовольствий?
Поэтому он регулярно снимал проституток.
Плотская страсть, а точнееимитация оной с продажной душой и в долларах измеряемой ценой тела, не есть ли это самый настоящий акт самоудовлетворения?
Когда нет нужды отдавать тепло сердца касаниям рук.
Когда духовное и плотское не смешиваются, не сливаются воедино.
Когда мир и любовь представляют собой лишь то, чем ты хотел бы их видеть.
Олицетворением подлинной бренности. Конечностью бытия. Смертью. И обречённостью на невозврат.
Ненависть к себе была его истинной любовью. Отчего-то он всегда знал, что недостоин жить.
Недостоин творить, даже разрушать!
Единственное, чего он оказывался достоин, это безудержное стремление к наслаждению. Безудержное стремление. К безудержному наслаждению.
Раб желания и страха.
Раб сомнения и лицемерной, безверной веры.
Раб внешнего впечатления, раб ритуала.
Раб иллюзии, одним словом.
Он верил исключительно в материальность бытия. Вера заменяла ему реальность. Материя подменяла его дух. Настолько, насколько могла. Но ему и не требовалось слишком многого.
Он сам хотел, жаждал лгать себе.
И любую ложь извне, схожую с собственной, вкраивал в картину фальшиво выношенной реальности, достраивал недостающим пазлом некомпетентность личностного «я».
И если бы кто-нибудь поведал ему о грядущей встрече с истинной любовью, он бы рассмеялся горе-предсказателю в лицо. Цинично и хладнокровно. С подчёркнутой обыденностью, с десятилетиями выношенной привычкой насмехаться над болью. Над страданием. Над слезами.
И неважно, своими или чужими.
Цинизм был его способом защититься от непонимания. От самоосуждения. От душевной, сильнейшей из всех, безжалостной боли.
С другой стороны, внешнее очерствление души служило ему подспорьем от внутренне созревших и тянущихся наружу потребностей духа.
В каждом встречном он презирал в первую очередь себя самого.
Смерть Она была для него одновременно спасительным уходом от давящей неотступности мира и ловушкой для перенагруженного страхами и желаниями эго.
Ибо он ощущал: окончательно разгрузиться не суждено никому.
Смертьне более чем очередная иллюзия.
Её не существует, и поэтому личностное бытие страшило в полномасштабной мере.
Он никогда не сможет уйти от себя самого.
Он пленник индивидуальной доли, личного удела.
И лишь прохождение, проживание данного удела сполна даёт шанс на обретение подлинной свободы.
Свобода персонального «я» удовлетворение этой, наиболее насущной изо всех потребностей, сподвигало на принятие вызовов и, самое главное, их преодоление.
Борьба за свободу воли и опасения перед ответственностью за принимаемые решения и наполняли силой, и обесточивали вконец.
Он не знал, как жить, и поэтому просто жил.
Без мыслей, без смысла, без осознания, без понимания причин.
Он просто жил.
И был одновременно и властителем, и жертвой этой вынужденной простоты.
Музыку он ненавидел. Парадокс: он, профессиональный мошенник, прожигатель жизни и профессиональный музыкант, обладающий абсолютным слухом и впечатляющим актёрским и певческим талантом, ненавидел музыку! Ненавидел всей душой, всем сердцем, так полномасштабно, что ненависть к чему-то или кому-то другому казалась бледной тенью на фоне грандиозности тьмы его ненависти!
Тени быстро исчезали из памяти, ускользали от восприятия. Он не помнил проклятий, обильно сыпавшихся ему вслед от обманутых людей. Не помнил зла, которым пытались ему отплатить жертвы его махинаций.
По факту, он не помнил собственного зла.
И вполне искренне считал себя прекрасным человеком.
По крайней мере, ничуть не хуже, а то и гораздо лучше блуждающей по дорогам жизни серой органической массы, глупо и гордо именующей себя человечеством.
Небрежно кинул на пол концертный костюм. Если бы мог дать себе волю, истоптал бы его ногами, разорвал в клочья, стёр в пыль
Музыка Опять эта чёртова музыка! Опять придётся насиловать себя, заставлять слушать мелодии и петь
Он ненавидел петь. Он ненавидел быть искренним с собой. Ненавидел и панически боялся.
Потому что позволение быть искренним с собой означало необходимость принять правду о себе.
А как её не принять, когда поёшь самим сердцем.
Он всегда пел сердцем. Лишь на сцене он сбрасывал маски и обнажался. Не телом, конечно, но душой. К чему этот дурацкий костюм, если душа нараспашку?..
Страх самопринятия был настолько велик, что срабатывал защитный механизм психики.
Забвение.
Он забывал всё, что с ним происходило на сцене. Весь концерт стирался подчистую. Из жизни выпадал и целые её куски! А страх утратить контроль над ней и над собой вгрызался в сознание с нарастающей силой.
Ужас перед неизбежно подступающим моментом вспоминания себя настоящего давил тяжкой безысходностью могильной плиты. После того, что он вспомнит о себе, жить ему уже будет невозможно
Хлопнув дверью, он стремглав выбежал во двор. Бросил затравленный взгляд на машину. Сердце заходилось в захлёбывающемся тахикардическом ритме.
Страх смерти отзывался в душе паникой перед замкнутыми пространствами. Ничего, сейчас он пробежится до концертного зала, здесь недалеко, и полегчает. Свежий воздух и энергичность движений вернут трезвость восприятия.
Линии дорог и тротуаров, высота неба разломают сдавленность границ его иллюзорного, но тщательно оберегаемого мирка.
Главноевыйти на сцену. Войти в музыкальный ритм. Сбросить личины и выпустить на волю самого себя.
Тот, настоящий, никогда не страдал клаустрофобией. Откуда он взял эту уверенность, неизвестно. Но она была, она жила и грела сердце.
Ворвавшись в зал, он споткнулся о взгляд своей партнёрши по дуэту, безголосой, но смазливой девчонки.
«Будет беда», кричал страх, тёмной тенью пляшущий в её глазах. Девица обладала незаурядным чутьём на поджидающие за углом неприятности.
«Будет», мысленно согласился он с ней.
Только на этот раз беда не ждала в засаде. Она намеревалась атаковать с кровожадной стремительностью голодного хищника.
Могильная тяжесть так и не вымелась из сердца после энергично-истеричной пробежки. Мир сомкнулся в жёсткий предел замкнутого кольца.
Глава 8. Номер 1. Реальность А
Он шёл на концерт, потому что там была она. Там была ОНА, это чудо! И это чудо, чудо встречи со своей первой и единственной любовью, оживляло и окрыляло его сердце.
А для сельчан было ясно, ясно, как Божий день, что он пошёл в это логово разврата с единственной, несомненно благой целью: ещё раз безжалостно подчеркнуть грехи современного мира.
Чужие грехи были основой его собственной добродетели. Честно говоря, если бы не чужие слабости, желания, ошибки и нарочито причинённое зло, он никогда бы не сделал карьеру внешне высокодуховной личности.
Блистать чистотой на фоне общего, извините, дерьмаэтот примитивный способ самоводружения на пьедестал работал во все времена.
А иначе зачем критиковать и осуждать происходящее вокруг? Исключительно ради возможности излияния избытка переполняющей душу желчи и ненависти к себе и миру?
Извините ещё раз, но такой подход к проживанию жизни и траты времени он считал крайне нерациональным и глупым. Только травоядные неразумные твари проживают жизнь подобным образом.
А человекэто звучит гордо!
Гордыню можно и нужно использовать себе во благо! А чтобы всё получалось, требуется думать, а не перебирать застрявшие в голове шаблоны и стереотипы.
Он был в курсе, что обычным священникам думать не полагается. Но сейчас людей не возьмёшь голыми эмоциями.
Люди стали умнее, им требуются доказательства веры. Доказательства её эффективности. В поиске таковых доказательств он и видел смысл своей жизни.
Богумнейшее существо в Мироздании. Без обладания Сверхразумом Он не создал бы всей видимой и невидимой грандиозности Бытия!
Он преданно (ну, вроде как преданно, ритуалы соблюдал, как положено) служил Богу. И верил, что преданность будет оценена и должным образом вознаграждена. В противном случае, какой смысл работать? Его служение и есть работа, не правда ли?
Но почему же ему так и хотелось крикнуть себе: «Неправда!» Почему его собственное сердце отказывалось доверять очевидно неоспоримым доводам рассудка?
Почему с непреодолимым упорством он отказывался принимать истинную причину своих вылазок в нашпигованный грехами мегаполис?
Ну хорошо, допустим, обманывать прихожан ему полагалось по работе.
На ближайшей проповеди он покажет им серию отвратительных фотографий пьяных людей, валяющихся в лужах блевотины. Грязных потаскух со страшными размалёванными лицами Обдолбанных в ноль наркоманов со стеклянными взглядами.
Пусть приходят в ужас, подавляют рвотные позывы от созерцания всей этой городской «красоты»!
Лишь бы потом снова приходили к нему и щедро сдавали жертвенные деньги.
Ну как он мог принять свою жажду этой всей «красоты», неутолимую потребность соприкасаться вплотную с мирской грязью, с деяниями сатаны!
И всё из-за главного грехазапретной любви. Любви, запрещённой его религией. Нельзя ему любить женщину и хотеть её. А он любил. И хотел. Иногда настолько сильно, что желал ей смерти. Любил вплоть до ненависти. Или ненавидел до любви
Прежде чем увидеть её в зале, он увидел её в сердце. Он видел её постоянно. Но одна мысль о физической встрече вызывала панику. Нет, он, конечно, видел её во плоти перед собой много раз. Вернеето сзади, то сбоку. Он следил за ней двадцать лет, с того самого мгновения, когда впервые осознал: она существует. И почувствовал аромат греха. И постиг: любовь так же реально мучает и губит душу, как и ненависть.
Он целую неделю выбирал в магазине костюм для концерта. Это должен был быть совершенно новый костюм. Не пижонский. Строгая классика.
Требовалось стать своим, затеряться в толпе. На служителя культа в рабочей униформе сразу обратили бы внимание. Прежде всегоона. А он хотел остаться незамеченным, чтобы получить возможность грешить в удовольствие. Он, скрытый от её глаз, будет лицезреть её красоту. И любить её.
Он позволит себе там, на концерте, стать собой. Настоящим.
Иногда, для того чтобы открыть своё подлинное «я», надо надеть чужую личину. Спрятаться за ней. Чтобы ни один взгляд не проник за ширму. Разоблачиться. И жить.
Позволить страху принятия правды о себе раствориться в наслаждении от неё. Наслаждение собственной греховностью Не есть ли он на самом деле сын сатаны?
Этот ли страх наползал чёрной тенью на его измотанную борьбой душу? Он не собирался посвящать крупицы доступного удовольствия какому-то глупому страху Но пришлось.
В первый раз в рамках грядущего события он испугался, посмотрев в зеркало.
Завязывал узел на галстуке автоматически. Думая о ней.
И, едва вернулся в сопредельную его бытию реальность, закричал.
Из зеркала на него смотрел вроде он сам
Но на самом делесовершенно чужой человек.
Холодные глаза горели огнём адской ненависти.
И демонической решимости.
Решимости служить злу, и служить преданно, вплоть до гробовой доски.
Маньяк, служитель кровавого культас его лицом. С чужими глазами.
Созерцать чужака в зеркале было невыносимо.
Сознание не соблаговолило покинуть пределы его реальности.
Он кричал и кричал.
Пока не обессилел вконец.
Пока не свыкся с новым лицом в зеркале.
Пока ему не стало всё равно, кто он и как выглядит на самом деле.
Окрепшее равнодушие к собственной судьбе стало новым стержнем в его личности.
Какая разница, кто он и каким идеалам следует?!
Главноеза множеством лиц он оставался собой.
Маленьким мальчиком, выброшенным на обочину жизни.
Ребёнком, которого никто и никогда по-настоящему так и не полюбил.
Младенцем, который «благодаря» силе ненависти родителей духовно умер задолго до своего рождения.
Едва он вошёл в фойе, с шеи сорвался нательный крестик. С глухим щелчком лопнул кожаный шнурок.
Крест застрял на полпути. Зацепился за складку одежды, упав в её спасительный полумрак
Такого в его жизни не случалось ни разу. Осторожно запустив ладонь за пазуху, он нашарил крестик и извлёк его на свет Божий. Недоумение превратилось в гадостное предчувствие и пробежало мерзкими ледяными касаниями вдоль позвоночника, снизу вверх, скользкой гадюкой вынырнув из щелей между выложенных полом гранитных плит.
На обратной стороне креста застыл отчётливый женский силуэт
Дрожь внезапной волной сотрясла тело. Угасающим звоном изящно оформленный металл оповестил о соприкосновении с тяжёлой каменной плотью
Игра судьбы Насколько жестокой она иногда бывает!