Скажите, вы жаждите мести? звучит вкрадчивый вопрос.
Маритон понимает, что хочет услышать от него священник и знает, как лучше ответить, но на ложь и спекуляции нет желания и сил. Лишь прямая истина, льющаяся из души чугуном:
Возмездия за разрушенное счастье. Я лишь хочу, чтобы те, кто несправедливо себя возвышают пали ниц и стали историей. Я жажду справедливости, как и все вы. Меня уже не интересует собственная жизнь, честно, опираясь на пол, затем на опрокинутую скамью, сквозь жуткую боль и неимоверную усталость, Маритон поднимается на две ноги, и, качаясь от пронизывающей тело садни, с рвением продолжает. Если ваш Бог дарует мне возможность сокрушить врага, на руках которого море крови невинных я пойду за ним хоть в ад. Дайте мне возможность сразиться с заклятым неприятелем, в последний раз. Жажду ли я мести? Ещё как. Но это моё последнее желание, мой смысл жизни, не лишайте меня, его.
Священнослужитель спокойно рассматривает Маритона, сохраняя в лице полную статичность. Он видит человека озлобленного, но полезного. Месть, возможно, последнее, что ещё поддерживает жизнь в мужчине. Ни раны, ни обездоленность, ни позор боле его не беспокоят, лишь охота принести воздаяние нечестивому и прокажённому Информократичному строю.
Я и не буду решать, слегка улыбнулся Флорентин. Мы отправляемся в Этронто, именно там теперь собираются христиане центральных Апеннин и те, кто хочет участвовать в войне за север. Там и решат, подходишь ли ты, и, приложив руку к плечу Маритона, Флорентин Антинори, сохраняя спокойствие, мягко закончил, обозначая начало новой главы в жизни мужчины. Хорошо, теперь ты с нами, теперь ты не програманнин, а гражданин Рейха. Помоги мне собраться и разбудить людей, чтобы поскорее отсюда уйти. Мы отправляемся. Немедленно.
Часть втораявойна за будущее.
1
Господин! зазвучало громогласное обращение, развеявшее безмолвие в обширной белоснежной мраморной зале, наполненное и почтенностью, вкупе с уважением и дрожью от страха перед величественной фигурой, наши союзники сообщают, что Республиканское Королевство Тириолий уничтожено, а Венецианская Аристократия была усмирена силами главы бригады «Неаполь» Вериха Виля и «Великого Хана» Орды «Ветер Смерти».
Посреди просторного помещения раскинулись длинные столы, вырезанные из мрамора и украшенные изысканной резьбой, внушая каждому собравшемуся ощущение величия и помпезности места собрания, а так же величия той власти, которая воздвигнула памятник личной славе, увековечив его в камне. За длинными столами, расставленными в форме буквы «П» уселось не менее пятидесяти человек, облачённых в стандартные классические костюмы одинакового типажа. Только два десятка женщин разбавляли хоть как-то монохромность образа присутствующих.
И лишь он один отличается от всех. Высокий мужчина лет сорока, черноволосый с прекрасными волосами, досягающих плеч. Мужественные черты лица идеально сочетаются с выразительными серыми очами, взгляд которых устремляется прямиком в душу того, кто осмелится поднять взгляд на могучего парня. Его одежда проста и не изыскана, контрастируя тем самым с величественной и роскошной залой. На его могучее тело ложится обычный серый балахон, закрывающий практически всё тело, подпоясанный самым обычным кожаным ремнём. Но даже такой простой вид только подчёркивает физические достоинства человека, сидящего по центру, показывая всё могущество парня.
Хорошо, властный голос мужчины эхом разносится по всей свободной зале. Можете присесть, информатор Антоний.
Человек одёрнул свой пиджак, отдал поклон, исполненный покорностью, и поспешил занять своё место, дабы не впасть в немилость к тому, кто возглавляет собрание.
Уважаемые господа, вставая с места, обращается ко всем мужчина и его голос усиливается многократно, разносимый эхом, что придало ещё большую могущественность говорящему. Нас ждёт тяжёлая работа и трудная миссия по борьбе с самой опасной ересью в этих краях, речь мужчины размерена, наполнена уверенностью и силой. Вы встречались уже с порождениями ночи Великого Кризиса и результатом извращённой работы больных умов. На прекрасном лике парня промелькнула тень неприязни и отвержения. Я говорю о так называемых «Киберариях», с которыми встретились добрые господа Джузеппе Проксим и Эмилий Павел.
Вы говорите об Аурэлянской Информакратии? Прерывает речь тихий вопрос человека, сидящего рядом.
Да, я говорю именно о той державе развращённых умов и бале сумасшедших людей. Но прежде всего, это оплот самой опасной ереси и скверны для умов на всём севере Апеннин. И если мы хотим, чтобы дело Крестового Похода, который ведёт наш Император против всех нечестивых, жило, нам необходимо будет уничтожить тот оплот мракобесия.
Разговор шёл ещё несколько минут. Высокий статный человек напропалую раздаёт поручения и приказы командирам и госслужащим, но не столь много, чтобы их можно выполнить. Минута за минутой и совещание окончилосьмужчина всех отпустил и слуги Рейха как можно быстрее поспешили уйти из роскошной залы, будто она не мила им, и словно их некая сверхъестественная воля оттуда гонит.
Позади, за спиной плечистого парня, ведшего совещание, появилась другая фигура, поменьше и каждое её движение словно лисье. Сам парень сидит и ждёт, пока к нему подойдут с особой настороженностью. Из мужественных глаз пропал весь пыл и рвение, остаётся единственно
По полу чеканят шаг высокие сапоги, будто гнетущий маятник отбивает секунды угнетения, прикрываемые чёрным кожано-сыромятным камзолом. Человек с длинными волосами цвета бездонной ночи становится по левое плечо от мужчины и кладёт костлявую руку. Его синие очи полыхают двумя угольками, будто бы их сам ангел или дьявол вложили, или же сие диоды сумасшедшего робота, но это только лишь глаза, в которых горит пламень фанатизма.
Для бывшего преступника слишком пафосная речь, то ли со злорадством, то ли с жалостью, заявил человек. Для убийцы и растлителя ты оказался необычно порядочен и твоё рвение к спасению души достойно похвалы. Тонкие губы человека разошлись в холодной ухмылке. Я думаю ты лучше всех подходишь для этой миссии. Наступают иные, новые времена власть Господа, и моя, становится непоколебима, как и праведность, но они противятся мне, жители Информократии. Стань клинком и изгони нечисть. «Информократия падшая» станет жемчужиной в Короне Италии, и залогом на наше будущее, закладом грядущих изменений. Исполни мои приказы и спаси Душу, дай людям шанс на лучшее будущее, пальцы странного мужчины буквально впились в плечо.
Да, господин Канцлер, потерянно и угрюмо проговорил мужчина. Исполню.
Глава десятая. Разбитый и потерянный
В пятнадцати километрах от границы с Империей Рейх.
Всюду, за окном старенького и эпохального автомобиля, чей двигатель вынужден поглощать древнее топливо из бензина, чтобы продолжать шумный ход, стелятся прекрасные образы природы, не тронутой алчным стремлением людей всё переработать и изгадить, подгоняемые жадностью и бессердечием. И колонна машин, начиная от небольших приплюснутых и помятых автомобилей и заканчивая статными и внушительными грузовиками, не вписывается в эту картину природного совершенства. Посреди зелёных, изумрудных и манящих свежестью, запахом утренней росы и утренним ядовито-зелёным блеском, ковров высокой травы, по асфальту, на который легла десятилетия назад, коробящая длань коррозии, накрыв дорожное покрытие сетью трещин и выбив ямы и колдобины, возвышаются машины, разгоняющие резким звучанием моторов изумительную тишину. Посреди яркой и живой травы растут луговые цветы. Целой плеядой десятков разных цветов они усеялись средь изумрудных ковров, доказывая превосходство природной красоты над человеческим техногенным варварством, но вся эпопея земли не выстояла пред безумием человеческой промышленной орды, превратившей большую часть планеты в выжженные долины и безжизненные степи, ставшими памятниками людскому безумию и посему это немёртвое, не отравленное заводами и ядами место, по истине является одним из немногих, единичных, напоминаний о былом совершенстве и гармонии.
Над головой небесная твердь медленно, но верно покрывается каскадом облаков. Но это не тяжёлые свинцовые тучи, заставляющие скучать души романтиков, а лёгкие перистые облака, через которые без труда проглядывается солнечный свет, озаряющий ярким сиянием пространство, что позволяет радоваться всему каскаду красок этого мира.
Настойчивый утренний ветер разносит ароматы ярких цветов. Белые ромашки и синие васильки, вперемешку со светло-фиолетовым аистником и ярким жёлтым лютиком, бьющим в глаз алым, ярко-красным цветом маргаритки отдают порывистым ветрам ароматы, разносящиеся далеко за пределы этого небольшого клочка жизни. Оттого всё в долине сводит с ума от яркости красок и сводящего с ума запаха бытия.
И каждый человек, сидящий в машине или кузове больших транспортных средств, чувствует жизненность места, среди которого едут автомобили и грузовики. Каждый хочет задержаться тут подольше, дабы прочувствовать утерянные ощущения каждой клеткой организма, но строгая госпожа необходимость требует, чтобы люди, как можно быстрее миновали это место, и вышли на заветный участок границы. И даже несмотря на острое положение все люди искренне рады, что оказались в удивительном и, слава Богу, забытом человечеством месте.
Но, словно по законам жанра мирового постапокалипсиса, который кистью промышленного и капиталистического безумия, и слогом разрушительного оружия пишет сам человек, в группе тех, кто прорывается к границе, находится тот, кому всё равно, какой ветер разносит приятный аромат, или что на Земле осталось место, доказывающее, что осталось в этом мире нечто прекрасное, до чего ещё не добралась человеческая алчность. В его, единственно живом левом глазе. Сапфировое око, в котором сияет пустота и потеря интереса к жизни, направлено только вперёд, вбирая вид до неприличия прямой дороги. Изодранное и покрытое сетью вновь полученных ссадин и ран лицо выражает только все аспекты безразличия к происходящему. Правый глаз, в котором ещё недавно горели процессы электроники, поддерживающие зрение, черен, как ночь. Мужчина отключил его, чтобы не напрягать ни организм, ни электронику.
Его грубый и небрежный лик отмечен парой шрамов, говорящих о выслуге парня перед системой, которая предала его, уничтожив то, что можно назвать душой. И психическое здоровье опрокинуто в бездну ни капиталистическим и промышленным сумасшествием, ни смертельным воздействием древнего оружия. Его душа разбита на мельчайшие кусочки безжизненной общественной системой, возомнившей себя выше Бога, за что и поплатится, в будущем. Кто-то решил, что души должны быть запрограммированы так, как того хотят безжалостные повелители, но мужчина взбунтовался против такого положения дел и его тихий, скрытый мятеж привёл к печальному исходу, который позже обозначен в имперских священных книгах, как «Ночь горьких слёз». И за произвольный мятеж его лишили самого дорого, что можно найти посреди идейной сумасбродности тяжелобольного мира. Заставили смотреть на то, как в ярком вихре сжигающих частиц сгорело то, что было дороже мира. Информакратия забрала его любовь, лишила возможности быть с человеком, ценившийся больше, чем добрая часть прогнившего мироздания.
Металлическая рука мужчины, собранная по образцу грубой технологий и более походящая на аляповатый и несуразный протез, такой же холодный и грубый, как внешность мужчины, касается шрамовдлинная полоса на правой щеке, идущая через губы, вороша их и снисходящая к подбородку. Но тут же пальцы, сияющие в лучах яркого солнца и отбрасывающие световые зайчики по салону легкового автомобиля, перемещаются на левую щеку и касаются безжизненным железом новой, свежей царапины, обработанной йодом. По коже, там, где пробивается щетина, присутствие являет растерзанный и тонкий участок плоти, по которому словно прошлись ножом, наотмашь.
И как только слабые и рассеянные осязательные рецепторы передали к мозгу информацию, кажущуюся отдалённой, мало восприимчивой, практически не чувствительной из-за архаичности систем, о ранечто она имеется и каков её объём, душа парня в сию же секунду наполнилась горьким соком тоски и боли, ибо память взорвалась воспоминаниями о том, когда и как она получена. Мужчина запрокидывает косматую и немытую голову на грязную и изодранную серую обивку кресла машины, закрывая глаз, и память вытаскивает печальные картины произошедшего, что ещё сильнее вгоняет в беспросветную тоску. Образ прекрасного высокотехнологичного города, где высокие и стремящиеся к поднебесью здания, истинные небоскрёбы эпохи постапокалипсиса, окутанные голубоватым сиянием сотен диодов и подсветки, обнаруживает собой не признак развитого общества, а государства-тюрьмы, где преступлением называется невинное и безвредное влечение к другому человеку. Образ сияющего города дополняется саваном дождя, подобный холодной и призрачной руке, накрывающей обречённое поселение. Парень вспоминает, что тогда он был не один. «Кортеж» тюремный конвои им составляли полумеханические воины в алых плащах, делящие тело пополам с механизмами, однако их предводительвысокий человек в белых одеждах, трепещущихся на холодном ветру. Его лицо всегда холодно и безжизненно, как будто высечено из камня, а душа у главаря всей шайки её давно нет, она утеряна. Но рядом с ним идёт куда более важный человеквысокая стройная девушка. Она боялась, но в момент, когда проникновенная и восхитительная дама вышла на исполнение приговора под неумолимое рыдание небес, всякий страх отступил от её трепетной души. Самые мучительные секунды жизни мужчины стали одновременно и одними из радостных. Даже несмотря на громкое бренчание двигателя, мужчина помнит, как немузыкальную, но берущую за душу и усиливающую психический момент барабанную дробь, которую отбивал дождь об стекло-плитку. Девушка без страха шла навстречу своей смерти, в объятия забвения. Парень помнит её как сейчас, ибо образы девушки вкрапились в подсознание пером горя и боли. Черты тела и души, они и запоминающиеся и слишком милы, невинны для проклятой системы, отчего потеря кажется невосполнимой. Это лёгкий и приятный характер, где небольшая толика игривости разбавлена строгостью и преданностью делу, которое и погубило бедную девушку; это выразительные оливковые глаза, заглядывающие прямиком в душу и не дающие сна по ночам; это утончённые черты и контуры лица, чуть островатые, но в меру, больше приятные и чуть строгие; это смольный волос, чуть витиеватый, собранный в локоны ближе к кончикам; это подтянутая стройная фигура, облачённая в серое блестящее пальто, чёрные кожаные брюки, сапоги. Но вот в памяти образы обворожительной девушки сменяются на очертания высоких ворот и площади, которая стала плахой для влюблённых. Приятные воспоминания и ощущения от скоротечного поцелуя заставляют вспомнить лёгкий аромат духов девушки, но может это и обонятельная галлюцинация, вызванная стрессом и депрессией. Но внезапно звучит бодрящее:
Маритон! раздаётся приятный мужской голос на весь салон автомобиля, не способные вырвать мужчину из внутренних размышлений. И внезапно весь каскад воспоминаний сотрясает обращение:
«Маритон» проговаривает внутри себя парень, словно это слово, набор букв и слов, пришло из другой жизни, несоизмеримо далёкой и потерянной. Имя из прошлой жизни, где ещё была возможность получить счастье, до момента, когда его лишили этого шанса. И «Анна» то же имя, вышедшее из моментов прошедшего бытия, где и осталась душа, не в силах обратиться к реальности и её вызовам. «Анна» имя человека, некогда что-то значащего для мужчины, а нынесимвол разбитой воли, горечи и безумия, медленного пожирающего то, что осталось от души. И вернувшись к стройной нити воспоминаний, собранной из мириад моментов, парень приходит к печальному исходу, когда на плахе казнили девушку и его возможное будущее счастье. В ушах стоит звонкий приказ, становящийся одномоментно и роком, а по щеке, уже в реальности из единственно живого ока потекла горячая слеза. Яркая вспышка десятков орудий, высвободивших адскую энергию сумасшедших температур, превративших бледную, но приятную кожу Анны в пепел, и стерев образ этого человека из реальности, а безумная рука системного правосудия стёрла её бытия. Мужчина рад погибнуть вместо той девушки, но власть, прогнившая в своей лживой праведности, решила иначе и теперь Маритон вынужден нести груз, несравнимый по тяжести с тысячью печалями и ставший символом уходящего мира и предзнаменованием мук рождения новой эпохи для южного средиземноморьяэпохи креста и меча.