Александра БракенТемное наследие
Посвящается Анне Джарзаб, которая первой
полюбила этих героев и темный их мир.
Спасибо тебе за всe.
Пролог
Похоже, эта кровь никогда не отмоется.
Она стекала, красная, красная, красная, по моим рукам, покрытым синяками запястьям и по сбитым костяшкам пальцев. Из крана лилась водагорячая, даже зеркало запотело. Она должна была разбавить алую жидкость до бледно-розовой, а потом и до совершенно прозрачной. Но кровь просто не хотела останавливаться. Под водой засохшие ржаво-коричневые пятна на моей коже превратились обратно в тошнотворно-багровые. Дрожащие дорожки сбегали по раковине вниз, а сливное отверстие старательно пыталось их поглотить.
Полумрак крохотной комнаты давил на меня со всех сторон, в глазах все расплывалось. Я не отрывала глаз от корочек засохшей крови, прилипших к раковине, словно чаинки.
«Торопись, приказала себе я. Ты должна позвонить. Ты должна добраться до телефона».
Ноги подогнулись, и мир резко накренился. Я почти упала на раковину, ухватившись за ее гладкий край, и услышала, как под моим весом предупреждающе заскрипели кронштейны.
«Торопись, торопись, торо»
Резкими движениями, стараясь не подавиться подступающей к горлу рвотой, я отдирала блузку от присохших к коже кровавых бляшек.
Но вот в стенах задрожали трубы, звяканье раздавалось теперь чаще и громче, завершившись финальным громким «бряк!», от которого завибрировала и раковина.
Чeрт! Я хлопала руками по столешнице, пытаясь найти, куда бы собрать оставшуюся горячую воду.
Нет-нет-нет ну же
Эти счетчикиэти идиотские счетчики определяли расход воды для каждого номера, не позволяя потратить впустую ни капли. Но мне было нужно больше. Хотя бы один раз мне было нужно, чтобы ради меня правила оказались нарушены. Кровь ощущалась на языке и зубах, стояла в горле. Каждый раз, глотая слюну, я чувствовала, как ее металлический вкус проникает все глубже. Мне нужно очиститься от этого
Трубы гулко взвыли в последний раз, и напор в кране иссяк. Теперь оттуда сочилась лишь тонкая струйка. Схватив крохотное гостиничное полотенце, задубевшее из-за частого отбеливания, я сунула его под кран, чтобы оно впитало оставшуюся воду.
До боли стиснув зубы и пошатываясь, я наклонилась впередумывальник не давал мне упасть. Протерев запотевшее зеркало, я приложила мокрое полотенце к струпу на распухшей нижней губе.
Обломанные ногти, под которые забилась грязь и кровь, болели при малейшем нажиме. Я смотрела на эти темно-красные полумесяцы, которые просвечивали сквозь потрескавшийся лак, не в состоянии отвести от них глаза.
И тут с мокрым шлепком в раковину упал клок волос.
Вспыхнув слишком ярко, зажужжали дешевые флуоресцентные лампы. И в голове у меня загудело еще сильнее. Я никак не могла сообразить, что это передо мной. Маленький сморщенный кусочек плоти. Пряди, прилипшие к мокрой фаянсовой поверхности.
Волосы не были ни длинными, ни темными.
Светлые. Короткие.
Не мои.
Я открыла рот, но не смогла ни всхлипнуть, ни вскрикнутьголос был заперт внутри. Содрогнувшись, я лихорадочно крутила краны, пытаясь смыть улики, смыть свидетельство чьей-то пролитой крови.
О боже, о боже
Я бросила полотенце в пустую раковину, метнулась к унитазу и рухнула перед ним на колени. Мой желудок судорожно сжимался, но наружу ничего не вышло. Я не ела уже несколько дней.
Не поднимаясь с холодного, выложенного плиткой пола, я вцепилась дрожащими пальцами в спутанные волосы, выдирая из них колтуны.
Когда и это не сработало, вцепившись пальцами в стену, я дотянулась до раковины. Вытащив полотенце, я изо всех сил терла им волосы, а стены ванной комнаты кружились вокруг меня.
Я зажмурилась, но перед глазами неизменно всплывало другое место, другая обжигающая волна света и жара. Взмахнув рукой, я ухватилась за пустую вешалку для полотенец, как за последнюю опору.
Когда я коснулась металлических прутьев, мое предплечье пронзил острый разряд статического электричества, от которого встал дыбом каждый волосок. Разряд прокатился по коже до самого затылка. В голове еще больше загудело и завибрировало. Свет снова мигнул, и я поняла, что должна позволить этому случиться.
Но я не стала этого делать.
Я мысленно потянула за серебряную нить в своей голове, открываясь ее силе, позволяя пробежать сквозь тысячи светлых, искрящихся линий, пронизывающих тело. Голубовато-белый ослепительный жар выжигал темные мысли в моем сознании. Я уцепилась за это знакомое чувство, пронзившее меня, словно неукротимая молния. Провода в стенах отозвались одобрительным гулом.
«Я могу это контролировать», подумала я. Это сделала не я. Не я!
Запах тлеющей штукатурки заставил меня наконец отпустить вешалку. Я прижала руку к следам копоти на грязных обоях в цветочек, забирая энергию из проводов и охлаждая изоляцию в стенахчтобы не начался пожар. Еле слышное бормотание телевизора смолкло и в следующую секунду зазвучало снова.
«Я могу этим управлять». Я даже не испугалась или разозлилась. Все было под контролем.
Я ничего не сделала.
Сузуми?
Я знала Романа всего ничего. Но все это время он всегда оставался спокойным и выдержанным, и ровный тон его голоса лишь несколько раз окрашивался гневом, беспокойством, предостережением. Но сейчас в нем звучало то, чего я не слышала раньше. В первый раз он произнес мое имя со страхом.
Ты должна это увидеть! крикнул он. Прямо сейчас.
Я сбросила с себя испорченную блузку, швырнув ее в мусорную корзину, и в последний раз вытерла лицо влажным полотенцем, отправив его потом туда же.
Майка выглядела получшебез пятен грязи и дыр, но совсем не защищала от потока влажного холодного воздуха, который шел из встроенного прямо в окно кондиционера в нашем мотеле. На сломанных каблуках я заковыляла в комнату, зная, что юбка, уже разорванная сзади по шву, с каждым шагом расходится все сильнее. Времени, чтобы выкинуть эту одежду и найти что-то более подходящее для путешествия, у нас не было. Хотя сейчас я выглядела именно так, как и чувствовала себяразбитой и разрушенной. Может, так и было правильно.
Что это? прохрипела я.
Роман застыл прямо перед телевизором, склонив голову так, что темные волосы упали на лоб. Брови нахмурены, сжатый кулак прижат ко рту. Он всегда застывал в этой позе, когда что-то задумывал. И эта картина подействовала на меня успокаивающехотя бы что-то стабильное в этом хаосе.
Парень не ответил. Сидевшая на кровати Приянка тоже промолчала, но ее глаза были прикованы к картинке на экране. Пытаясь остановить кровь, текущую из пореза над левым глазом, она прижимала к ране скомканную наволочку. Рукава ее желтого шелкового платья были изорваны, и от него пахло пóтом, кровью и, кажется, бензином. Татуировка в виде звезды на запястье смотрелась темным пятном на ее смуглой коже. Приянка не отрывала глаз от мерцающего экрана, пытаясь другой рукой перезарядить пистолет.
Просто смотри, выдавил Роман, кивнув в сторону телевизора, включенного на новостном канале.
Сейчас следователи прочесывают место, где произошел инцидент, но «пси», ответственный за гибель семерых человек, все еще не найден. Его жертвы скоро будут опознаны говорила ведущая, белая немолодая женщинана лице застыло выражение ужаса и тревоги. Ее светло-розовый наряд смотрелся дико и неуместно.
Жертвы
Гудение проводов снова наполнило мои уши. Краем глаза я заметила, как Роман повернул ко мне голову, наблюдая за моей реакциейвзгляд его голубых глаз не изменился даже тогда, когда в такт моему ускоряющемуся пульсу запульсировал экран, то выключаясь, то включаясь снова.
На меня смотрело мое собственное лицо.
Нет нет. Все не так. Слова, проплывающие внизу экрана, и эта запись, которую повторяли опять и опятьэто не было правдой.
Гибель семи человек.
Мне нужен телефон, прошептала я.
Я это сделала.
Ты о чем? спросила Приянка. Тот, который ты нашла, сдох
На церемонии времени не было.
Тот, который ты взяла в кабинете менеджера и о котором так кстати забыла нам рассказать.
Она открыла рот, чтобы возразить, но я перебила ее:
Я чувствую заряженную батарею в кармане твоей куртки.
Мертвы. Все эти люди
Оглянувшись, Роман проследил, как Приянка швырнула свою изорванную куртку на стол.
Нет. Я могу это контролировать. Это была не я. Это была не я.
Мои пальцы сжались в кулаки. А линии электропередачи рядом с мотелем что-то шипели мне в ответ, шептали, словно соглашаясь.
Я не убивала этих людей. Мне нужно было поговорить с тем, кто мне повериткто готов за меня сражаться. Если мне придется силой отбирать у Приянки телефон, я это сделаю.
Да ладно, буркнула Приянка, посмотрев на Романа. Чушь полнейшая. Знаешь ведь, что я могла просто
Не могла, резко ответил тот и, вручая мне старый телефон-раскладушку, заглянул в мои глаза. Это тот, кому ты готова доверить свою жизнь?
Я ответила уверенным кивком.
Я помнила наизусть всего три номера, и только один абонент, скорее всего, ответил бы уже после первого гудка. У меня так сильно тряслись руки, что, всматриваясь в крошечный черно-белый дисплей, я смогла ввести знакомые цифры только со второй попытки и нажала ВЫЗОВ.
Роман бросил на Приянку холодный взгляд, а она ответила на него пылающим. Мне пришлось повернуться к ним спиной: они сомневались, и смотреть на это было тяжело. Но сомнения мучили и меня, но я не хотела, чтобы они видели это.
Раздался лишь один гудок, затем трубку подняли, и кто-то, запыхавшись, произнес:
Здравствуйте, это Чарльз
И тут слова вырвались на волю.
Это неправдато, что говорят. Всe было не так! На видео всe выглядит, будто
Сузуми? перебил меня Толстяк. Где ты? Ты в порядке?
Я знала! Приянка рубанула ладонью воздух. Ты позвонила одному из своих приятелей в правительстве? Тебе и правда настолько промыли мозги? Твой звонок сейчас отслеживают!
Я знаю, огрызнулась я.
Конечно, я рисковала, но Толстяк придумает, что делать. Скажет, с кем мне поговорить. Он всегда знал всeа теперь еще и всех. Я представляла, как он сидит в своем кабинете в Вашингтоне у огромного окна, с видом на недавно отстроенный заново Капитолий.
Но наверняка там было и другое. Камеры, которые смотрят с потолка и следят за каждым его движением. Следящее устройство в виде часов, которое он носил. Охранники за дверью.
«Да, хорошо, ладно», соглашались мы. Сколько это продолжалось? Годы! И эти небольшие уступки мало-помалу привели нас к сегодняшнему дню. Грудь сдавило так, что я едва могла дышать, придавленная осмыслением этой правды, которая всей своей тяжестью обрушилась на меня.
Мне нужно, чтобы ты успокоилась и внимательно меня слушала, быстро сказал он. Где ты? В безопасном месте? Где-то скрываешься?
Ужасное чувство зародилось в глубине моего сознания, укоренилось там, и по спине пробежала дрожь. Слова рвались на волю, как я ни пыталась прервать этот бессвязный поток или соединить их в осмысленные фразы.
Скажи всем, что я этого не делала, сбивчиво бормотала я. Он пытался Я не успела убежатьменя схватили не знаю, как. Это был несчастный случай самозащита.
И тут в моей голове зазвучал голос Романа, слова, что он тихо произнес в полумраке грузовика:
Самозащитаэто не для таких, как мы.
Внезапно я поняла это со всей кристальной ясностью.
Я не смогу этого доказать. Я знала это. Год назад был принят новый закон, и он казался таким проработанным, таким разумным. Однако я сразу почувствовала в нем опасность.
«Пси»-дети могли использовать свои способности как оружие, превращая их в смертоносную силу. Баланс сил между «пси» и обычным человеком всегда, в любой ситуации оказался бы неравным. Правительство издало законы, которые защищали нас от нападок или преследования. Для нас были разработаны особые меры безопасности. Совершенно справедливо, что такие же возможности получили и другие. В конце концов, я сама видела это бесчисленное множество раз. Среди нас было немало таких, кто не мог отпустить прошлое, забыть насилие и издевательства. Наши души все так же были наполнены гневом и болью.
День за днем мы словно балансировали на осыпающемся обрыве, пытаясь удержаться в рамках цивилизованного сотрудничества с правительством переходного периода. Оставался единственный шансработать сообща, потому что альтернативы не было. Мы не могли допустить, чтобы снова воцарился хаос. Тогда правительству пришлось бы все взять в свои руки, и лекарство стало бы единственным способом получить право на будущеебез какой-либо возможности выбирать. И это стало знаком того, что всe зашло слишком далеко и перешло ту черту, которую мы когда-то давно провели.
Сердце гулко билось, а пот стекал по затылку.
Толстяк заговорил снова, его спокойный голос звучал непреклонно:
Тебе нужно поехать к ближайшему полицейскому участку или КПП зоны и сдаться. Разреши тебя связатьони должны быть уверены, что ты не причинишь им вреда. Я хочу одногочтобы ты была в безопасности. Ты поняла?
Что? выдохнула я.
Всем телом, всем своим естеством я отвергала мысль о том, чтобы сдаться, позволить заковать себя в наручники и увести. О чем он вообще говорил? Толстяк знал, каково этооказаться в ловушке за колючей проволокой, в полной зависимости от охранников и солдат, которые ненавидят и боятся нас. Он обещалвсе ониобещаличто к этим временам возврата не будет, что бы ни случилось.
Пластик в моей ладони протестующе затрещал. Пытаясь сохранить самообладание, я уставилась на выцветшую репродукцию на стене, но в глазах все плыло.
Они меня не получат.
Ситуация серьезная, произнес Толстяк, тщательно выговаривая каждое слово. Чрезвычайно важно, чтобы ты сделала именно то, что я говорю
Нет! Мое горло саднило, словно слова оставляли на нем царапины. Да что с тобой, черт возьми?! Я хочу поговорить с Вигде она? Дай ей трубку, позови еесделай что-нибудь!
Она на задании, прозвучал ответ. Сузуми, либо оставайся там, где ты находишься, и скажи мне, где это, либо найди безопасное место, где ты сможешь сдаться.
Я прижала холодную как лeд руку к глазам и судорожно втянула воздух.
Слышишь меня? Голос Толстяка звучал размеренно и сдержанно, как если бы он выступал на очередном заседании Совета, куда его время от времени приглашали.
Такова теперь наша жизнь? Размеренная. Предсказуемая. Мы соглашались со всем. Нам не позволено выходить из себя, не позволено угрожать другимили допускать в своем поведении хотя бы намек на угрозу.
Впервые в жизни, за все годы, что я знала и обожала Чарльза Меривезера, я его возненавидела.
Но в следующее мгновение, несмотря на то что от злости и возмущения у меня вскипали мозги, я его услышала.
Где-то скрываешься.
Нужно поехать.
Безопасное место.
Роман коснулся моего плеча, и между его пальцами и моей кожей проскочил слабый разряд статического электричества. Я оглянулась и увидела, что он показывает на телефон. Приянка позади него даже не пыталась скрыть разочарованный вздох.
Ладно, сказала я. Хорошо. Поняла.
Ну конечно. И почему я сама не подумала об этом раньше. Я была не так уж далеко от того места, на которое намекал Толстяк. Если нам удастся пробраться мимо камер и беспилотников, следившими за шоссе, мы окажемся там часов через десять. А может, и раньше.
Ты встретишь меня там? Слова вспыхнули в моем сознании, затихая и пропадая с каждой секундой. Тебе еще не всe равно?
Я нажала на отбой.
Приянка подскочила с кровати, быстро выхватила аппарат из моей руки и, вытащив батарейку и симку, разломала корпус на мелкие кусочки.
Использовать мой последний телефон, чтобы позвонить в чертово правительство, бормотала она. Тебе не просто нужна помощь, тебя нужно полностью перепрограммировать. Депрограммировать.
Кто это был? спросил Роман, пристально уставившись на меня. Что именно «хорошо»?
Последние несколько дней меня пытались убить тысячи разразными способами, обрушивая на меня тысячи ударов. Но если я чему-то и научилась за свою жизнь, так это подавлять свой страх настолько, чтобы он не мешал мне выживать.
И пусть крошечный фонарикединственное, что есть у тебя в этой кромешной тьме. Пока ты продолжаешь идти в его слабом свете, этого достаточно.