Под струей воды грудь кажется впалой, борода прилипла к подбородку. Остальная одежда валяется в грязи, как белье, упавшее с веревки.
Новые соседи ужинают на ярко освещенной кухне, на столе мерцают бокалы с вином, женщина качает ребенка. Саре хочется крикнуть: «Папа, они же тебя увидят! Там женщина!», но крик застревает в горле.
Подай мыло, просит отец. Даже сквозь стрекот сверчков слышно, как он дрожит в темноте. По грядкам носятся светлячки. Только не подходи близко, предупреждает он. Просто брось его мне.
Белый обмылок молнией мелькает в свете соседского фонаря. Женщина смотрит в их сторону.
А теперь быстро в дом! командует отец.
Он яростно трет мылом лицо, плечи, ноги и рукируки особенно. Сара уже привыкла к причудам отца, но сейчас на нее волной накатывает новый страх. А вдруг он совершил преступление и теперь заметает следы?
Рядом скрипит половицаЛибби в носочках спешит к сестре.
Какого черта? спрашивает она.
Сара безумно счастлива, что Либби рядом. Младшая сестренка с карими глазами, звонким голосом, пятнистыми сережками в ушах, которые та носит не снимая, «божьи коровки» якобы принадлежали маме, но наверняка никто не знает. Даже запах хвороста в дыхании Либби лишний раз напоминает о ее близости.
Сестры долго стоят бок о бок, молча наблюдая за отцом, как раньше наблюдали за умывающимися енотами: так забавно следить за движениями их крохотных лапок.
Либби упорно допытывается, чем занят отец. Сара упорно качает головой. Многие считают их чуть ли не близняшкамимама родила их с разницей меньше года и умерла, когда девочкам даже не исполнилось четырех.
Вскоре отец выключает воду, поднимает с земли полотенце. Напоследок он швыряет всю одежду в мусорный бак. Отец, не выбрасывающий ничего и никогда, оставляет в баке отличный кожаный ремень, по-прежнему продетый в петлицы джинсов.
Поначалу отец молчит.
Мне надо подумать. Он воздевает руку, словно в попытке усмирить толпу. Ссутулившись, садится за кухонный стол, полотенце повязано на талии. Вода с бороды капает на линолеум, ей вторят подтекающие краны: все коммуникации обветшали, особняк нуждается в починке. Дайте мне минутку поразмыслить. Отец выпроваживает дочерей из кухни.
Либби поднимается наверх, к котятам, Сара перебирается в соседнюю комнату, поближе к отцу, и замирает в ожидании новостей.
Успокаивает телевизор. Успокаивают не программы, а голоса, люди и осознание, что не одна она смотрит «Колесо фортуны» вместе с ней к экрану припали тысячи человек. Сара ощущает их присутствие, уповает на неговдруг в случае беды сработает обратная связь и многочисленные зрители придут ей на помощь.
Сквозь замедляющееся вращение «Колеса фортуны» слышно, как отец барабанит пальцами по столу. Открывает банку пива. Из гостиной Сара внимает каждому звуку в надежде отыскать ответы, разгадать мысли отца: вот скрипнул стул, вздохи перемежаются с глотка́ми, опустевшая банка с мягким стуком опускается на столешницу.
Звонит телефон, но отец не трогается с места. Сара решает последовать его примеру. Трубку снимает Либби, через секунду она уже в гостиной, шепчет на ухо Саре:
Это тебя. Какой-то мальчик.
Сара настораживается. Она не избалована звонками, особенно от мальчиков.
Алло? Ее голос слегка дрожит в трубке.
Сара? раздается на том конце провода. Это Акил.
Акил! Удивление и восторг захлестывают Сару с головой. Акил новенький. Играет мужа Сары в пьесе «Наш городок».
Привет. Сара с трудом переводит дыхание, не представляя, как вести диалог.
Это твой сотовый? уточняет Акил. Разговаривает он очень правильно, с легким, почти британским акцентом, однако его семья родом из Египта, отец какой-то профессор. Я хотел позвонить тебе на сотовый.
Ой, а у меня его нет, признается Сара и тут же сожалеет о сказанном. Зачем выставлять себя чудачкой?
Хм произносит Акил.
Либби напряженно вслушивается в разговор.
В общем Акил откашливается, и сердце Сары замирает в предвкушении. Ты не в курсе, во сколько завтра репетиция?
Сара вспыхивает от стыдаэто деловой звонок.
Я забыл записать, продолжает Акил.
Их беседа занимает меньше двух минут. Следом возвращается реальность: отец в одном полотенце за столом, выражение его глаз, зловещее молчание.
«Колесо фортуны» крутится. Одна загадка решена, переходят к следующей. Постепенно челюсти сводит от боли. Сара только сейчас осознает, как крепко стиснула зубы.
Наконец из кухни доносится голос отца.
Сара! окликает он. Брезжит надежда. Вот-вот все прояснится, кусочки мозаики сложатся в картинку. Ступай вниз и проверь, сколько у нас галлонов воды, велит отец.
Тогда она понимает: произошло нечто поистине ужасное.
Сара ненавидит подваллишнее доказательство, что катастрофа может случиться в любой момент. Здесь хранятся консервы, чтобы пережить ядерную зиму. Вода, чтобы пить, когда у других иссякнут запасы. Патроны, которые можно использовать как бартер, когда деньги потеряют ценность. А еще в подвале хранится оружие, чтобы защищать консервы, воду и патроны от тех, кто попытается их украсть.
От перспективы спать в подвале бросает в дрожь: голые лампочки, пауки, стойкий запах грязи, наглухо заколоченное окошко. Однако в углу лежат одеяла и подушкимало ли. Три раскладушки стоят наготове.
С трясущимися руками Сара добирается до бутылей и начинает считать. Потом пересчитывает.
Погода меняется, неустанно повторят отец. Моря выходят из берегов, вода и нефть заканчиваются. Еще астероиды. Астероиды пугают больше всего. По ночам, лежа в кровати, Сара смотрит на звезды и временами чувствует их медленное приближение, в ожидании астероида она всегда начеку.
Может, все обойдется? постоянно спрашивает она у отца. Никому не дано заглянуть в будущее. Не дано знать наверняка. Может, на наш век хватит?
Может, отвечает отец и выразительно качает головой, словно говоря «нет». Но рано или поздно что-нибудь произойдет. Ничто не длится вечно.
Поэтому они выращивают во дворе овощи. Поэтому закатывают в банки кабачки и пропускают через сублимационную сушку картофель. Поэтому на самой верхней полке в подвале прячут двухгодичный запас сменных ингаляторов. И никто не знает про это хранилище. Даже Джо, родной брат отца, родившийся в том же доме. Прошлым летом Джо приезжал погоститьвпервые за долгие годы, проведенные на наркотиках в Аризоне. Целых две недели, пока Джо не уехал, они держали дверь подвала на замке, поскольку основное предназначение подваласохранить в тайне его содержимое.
С лестницы доносится шорох. Сара поднимает голову. На пороге стоит Дейзи, белая лапка вытянута, огромная тень ложится на ступени.
В памяти всплывают слова отца. Когда беда нагрянет, от кошек придется избавиться. Продовольствия на всех не хватит. Но страдать они не будут, обещает отец. Скорее всего, он их застрелит. Самый безболезненный вариант. Сара вспоминает новорожденных котят, их крохотные острые зубки, слепые глаза, вспоминает, как с первого дня Дейзи уверенно носила их в зубах, схватив за складку кожи на загривке.
В горле встает комок. Они же совсем крохи! Надо будет переубедить отца.
Отец по-прежнему сидит за столом, уставившись в пустоту. Его глаза необычного зеленого цвета. В волосах на груди прибавилось седины.
Ну? спрашивает он.
Пятьдесят галлонов, докладывает Сара.
Ясно. Отец поднимается и потуже затягивает полотенце. Ясно.
Мало-помалу ситуация проясняется. Отец рассказывает не по порядку. Факты проявляются постепеннокак невидимые чернила из лимонного сока, которые Либби повадилась делать летом во дворе: оставляешь послание на солнце и ждешь, пока обозначатся буквы. Так и рассказ отца требует терпения, расшифровки, а еще ему недостает простейших деталей.
Что-то стряслось у него на работе.
Нам ни черта не говорят. Отец работает уборщиком в колледже. Ни черта.
Девочки слушают не перебивая.
Нам даже не объяснили, зачем мыть комнаты хлоркой, хотя должны были! Голос отца срывается на крик. Чем больше говорит он, тем меньше говорят девочки, звуки как кислород, который нужно беречь. Я бы тогда надел маску, перчатки, сокрушается отец.
Наконец девочкам открывается суть.
Сонная болезньтак называет ее отец. Неведомая сонная болезнь поразила колледж.
Но руководство скрывает информацию, боится огласки.
И ещеболезнь распространяется.
Кто-нибудь умер? спрашивает Либби, самая спокойная, как бальзам на душу, с непоколебимой верой в добро. Ее не так-то просто напугать, но сейчас она явно напугана.
Слушайте внимательно. Отец слишком сильно стискивает их предплечья. Девочки пятятся. Не высовывайтесь на улицу, хотя бы ближайшие пару дней. Договорились? Посидим пока дома.
Отец вдруг вскакивает, словно спохватившись, и быстрым шагом направляется в подвал. Вскоре оттуда доносится шум лихорадочных поисков.
А как же школа? шепчет Либби, и Сара вдруг понимает, насколько она старше. Пусть разница между ними невелика, но существеннаи вся она воплотилась в этом наивном вопросе. Школапоследнее, что их должно волновать. Как бы оно ни обернулось, думает Сара, все ляжет на ее плечи, а не сестры.
Отец возвращается в кухню с тремя белыми пилюлями.
Вот, примите. Он кладет одну таблетку Саре на ладонь, вторую режет пополам, для Либби, которая не умеет глотать большие лекарства.
Что это? спрашивает Сара.
Антибиотики. А теперь живо в постель.
Спальня, на чердаке скребутся мыши. Звук будоражит котят, они ходят по кругу и мурлычут, задрав мордочки кверху.
Девочкам тоже не по себе.
Папа! зовут они.
В ответ тишина. Отец ожесточенно барабанит по клавиатуре, допотопный компьютер гудит, устанавливая соединение с Интернетом через стационарный телефон.
Если постучать набалдашником щетки по потолку, мыши ненадолго затихнут. Этому трюку научил их отец, как итогвесь потолок испещрен следами от щетки, на штукатурке отпечатались месяцы и полумесяцы, по которым можно нарисовать карту миграции грызунов из одного угла комнаты в другой.
Папа! не успокаивается Либби. Иди сюда.
Сара представляет, как отец сидит в голубоватых отблесках древнего монитора и ждет, ждет, пока загрузятся страницы.
В чем дело? Голос глухой, отстраненный.
Мыши! хором отвечают девочки.
Пытаясь унять раздражение, отец отзывается не сразу:
Сегодня поте́рпите.
Слышится царапанье, как ногтем об стену, словно крохотный узник, запертый в недрах дома, наконец вырвался на свободу.
Давай не будем выключать свет. Либби сворачивается клубочком под желтым домотканым одеялом, наверное, его сшила мама, а может, и нет. Во всем, что касается матери, у девочек всегда ушки на макушке.
Основные сведения они почерпнули из газетной вырезки, найденной в ящике отцовского стола: ранним июньским утром некий бегун увидел, как в саду перед домом рыдает трехлетняя малышка. Другая девочка, по виду еще младше, стояла на пороге в грязном подгузнике. В памяти Сары запечатлелась каждая деталь из статьи: нетронутый обед на кухне, три порции макарон с сыром, женщина, лежащая на полу. Астмаединственное, что Сара унаследовала от матери наверняка.
Сестры долго не смыкают глаз, прислушиваясь к мышиной возне. Иногда большой страх усугубляет малый.
Скоро наступит утро, но они не пойдут в школу. Не сядут в школьный автобус. Их имена не прозвучат на перекличке. Сара не произнесет свой монолог на генеральной репетиции «Нашего городка», не потренируетсяв последней сценебрать Акила за руку и уходить со сцены.
Сара привыкла бодрствовать. Ей часто снятся кошмары, их послевкусие долго не дает уснуть. Другое дело Либби. Так странно, что она до сих пор не спит, уставившись в потолок.
Тишина становится невыносимой, кто-то должен нарушить молчание. Наконец Сара собирается с силами.
Не бойся, успокаивает она сестру. Даже голос кажется чужим, срывается перед очередной ложью. Все наладится. Вот увидишь, все непременно наладится.
6
Распространяться может не только инфекция. На пятый день из Лос-Анджелеса вызывают специалистку по психическим расстройствам.
Она сталкивалась с подобным и преждеодна девочка «подхватывает» ощущения другой, особый вид заражения, как зевота, которой «заболевают» по цепочке. Эмпатия в действии. Однажды на футбольном поле Далласа вся группа поддержки из сотни человек упала в обмороки лишь одна чирлидерша оказалась больной.
От нейропсихиатрической клиники в центре города до места назначения ехать два часа. Психиатр садится в пятилетний «вольво», кожаный салон усыпан крошками, на заднем сиденье перекатывается дочкин «лего».
Коллеги зовут ее Кэтрин, домашниеКэти, а в коридорах закрытого отделения к ней обращаются исключительно доктор Коэн.
Высотки за окном сменяются пригородом, дальше на многие мили простираются лимонные рощи. Наконец, после долгой череды поворотов, начинаются горы, густая сосновая чаща отбрасывает на дорогу прохладную тень.
Радио здесь не ловит, сотовый замолкает. Впередисорок миль глухого леса.
Кэтрин с облегчением замечает придорожный мотель. Однако окна заколочены. Поблекшая вывеска рекламирует «Цветное ТВ». Но вот среди деревьев замерцало озеро. Лес заканчивается. Появляется университетский городокстуденты оккупировали лужайку, побуревшую до цвета колосьев. Санта-Лора.
Конечный пунктбольницаоказывается не больше мотеля.
Пациентка лежит в кровати, положив руку на живот. В палате сумрачно. Жалюзи опущены. Из медицинской карты Кэтрин узнает имя девочкиРебекка. Она спит уже шестьдесят часов подряд.
Женщинаочевидно, мама девочкисидит у изножья постели, покрасневшие глаза расширены до предела. Материбеседовать с ними самое тяжелое в работе психолога.
Не возражаете, если я открою шторы? для проформы спрашивает Кэтрин и, не дожидаясь ответа, дергает за шнур. Яркий свет заливает палату.
Мать явно успокаивается, услышав, что нездоровый сон могли вызвать психологические факторыкак будто расстройства психики лучше физиологических.
Хотите сказать, она в действительности не больна? уточняет женщина.
Я этого не говорила, отзывается Кэтрин.
По словам врачей, давление у девочки в норме, пульс тоже. Все как у первой пациентки, которая умерла. Никаких симптомов, кроме глубокого сна. С виду девочку может разбудить малейший шорох, легчайшее прикосновение.
Кэтрин наблюдала аналогичные случаи, спровоцированные кататонической депрессией и внезапными трагическими известиями. Когда жизнь рухнула безвозвратно, остается последнее средствозакрыть глаза.
Кэтрин забыла имя девочки, но спрашивать уже поздно.
У нее случались приступы беспокойства, депрессии? обращается она к матери больной.
Та ожесточенно мотает головой. Впрочем, родителине самый надежный источник информации.
Левая рука девочки согнута в локте и сжимает Библию, как будто Священное Писание передается в душу через кожу.
Внезапно с губ девочки срывается слабый звук.
Мать подскакивает:
Ребекка?
Веки начинают трепетать.
У человека здорового подобное движение глазверный признак «быстрого сна», особо восприимчивого к сновидениям. Однако без дополнительных тестов нельзя сказать наверняка. Кэтрин назначает МРТ и обещает приехать через два дня.
Когда Кэтрин возвращается в Лос-Анджелес, дочка уже спит, няня читает на диванчике. Однако вскоре после полуночи малышка с криком просыпаетсяи так каждую ночь на протяжении целого месяца. Кошмарыобычное явление в ее возрасте.
Девчушка долго не успокаивается.
Мамочка, шепчет она на ухо Кэтрин, в свете ночника ее щечки круглые, как луна. У меня что-то с гла́зками.
А поточнее?
Трехлетняя малютка крепко обнимает маму за шею.
Когда я закрываю глазки, то вижу всякую бяку.
Это сны. Помнишь, я рассказывала.
Сущее безумие, заявила однажды мать Кэтрин: родить без мужа, да еще целенаправленно. День за днем Кэтрин мучает страх совершить ошибку.
Но втайне ей нравятся эти мгновения: она любит ощущать тепло крохотного тела и чувствовать горячее дыхание на своей щеке, простая терапиябеседа и нежные объятия в темноте.
Сегодня мне снилось, что у меня из-под кожи выползают змеи, доверительно рассказывает кроха.