Максим шел по набережной, и в наступающих сумерках каждый встречный огонек манил его новой возможностью зайти, и заказать, и немедленно выпить, и закусить. Услужливые мальчики и девочки тратили свои общественные часы на то, чтоб смешивать ему коктейли и добавлять в них колотый лед. И нарезать закусь, и подносить огонек к его сигарете. Прелестные девицы в бикини призывно улыбались ему с шестов.
В нашей стране все равны! Сегодня ты завтра я. Сегодня меня завтра тебя. Сегодня со мной завтра с тобой. Счастье для всех, и пусть никто не уйдет обиженным!
Ох, только бы не напиться, а то ж он и к двенадцати не встанет! Не хватало только записи в личное дело, что в первый же день не вышел на общественные работы.
* * *
Крайняя кабинка в женском туалете между четвертым и пятым этажами была по-прежнему занята. Каждый раз, закончив отскребать от говна очередной санузел, Максим возвращался на это треклятое межэтажье, вежливо стучался и уходил, не получив ответа.
Может, там и нет никого? Может, просто дверь заклинило?
Он припал к двери ухом, уловил частое прерывистое дыхание и еле слышный, сдавленный всхлип.
Что с вами? Вам плохо? Ну, ответьте же, пожалуйста, а то я буду вынужден обратиться в охрану!
Не на-адо никого зва-ать, донесся наконец из кабинки плачущий голос. Со мной все хо-ро-шо. Вы только уходите, пожалуйста!
Голос звучал настолько по-детски, что Максим не на шутку встревожился. Дети до двадцати одного года не могут находиться на территории молла без сопровождения. Это аксиома.
Выйдите, пожалуйста! настаивал он. Я должен убедиться, что у вас все в порядке.
Уходите! Вам что, неясно сказали?! Вы что себе позволяете?! Вообще, что вы делаете в женском туалете?! на сей раз в голосе прозвучало вполне взрослое отчаяние.
Максу стало стыдно.
Девушка, заговорил он просительно. Поймите, я не могу уйти. Я клининг-менеджер. Сейчас по расписанию санитарный час. Вы сперва дайте мне убраться, а потом, если хотите, залезайте туда обратно и сидите там хоть до морковкина заговенья. Точнее, до следующего санитарного часа.
За дверью всхлипнули, но промолчали. Максим почувствовал, что победа уже близка.
Девушка, решительно сказал он. Выходите или я дверь вышибу!
На самом деле, это была пустая угроза. Вышибать двери при любых обстоятельствах строго-настрого воспрещалось, поскольку двери были хлипкие, полые внутри, трескались на раз, и поди ее потом почини, эту дверь. Но девушка-то этого знать не могла!
Замок щелкнул. На пороге кабинки показалось длинноногое существо в умопомрачительном серебристо-прозрачном мини. До кучи это мини было еще и разорвано до пупа, и существо с трудом придерживало его на груди руками. Существо шмыгало носом и размазывало по щекам слезы, сопли и макияж.
Черт, без десяти два! Откуда она здесь взялась в таком виде? С ночи тут сидит, что ли?
А когда следующий санитарный час? уныло спросила девица вместо приветствия.
В два ночи. А ты что, здесь жить собираешься? участливо поинтересовался Максим, оперативно орудуя шваброй, так как время, отведенное ему на уборку, заканчивалось и пора было сдавать инвентарь. К счастью, кабинка оказалась на удивление чистой.
Да. Может быть. Не знаю. Я теперь совсем ничего не знаю! И вообще, куда я в таком виде пойду? И девица безутешно разрыдалась.
Выглядела она тютелька в тютельку на свои законные двадцать один и ни минутою старше. Максим внезапно ощутил себя в привычной роли учителя.
Так, сказал он. Стой тут и никуда не уходи. Впрочем, действительно, куда ты в таком виде пойдешь? Тебя ж нравственный патруль в два счета загребет в таком прикиде. Вот что, лезь давай обратно в кабинку и никому больше не открывай. Сейчас я сдам швабру и прочие причиндалы, душ приму и вернусь сюда за тобой с нормальной одеждой. Какой хоть у тебя размер?
* * *
Переодевшись в майку и джинсы, она слегка успокоилась, но выглядела по-прежнему настороженно и как-то безнадежно тоскливо.
Тебя как звать-то? спросил Максим.
Галадриэль, ответила она без всякого выражения.
Максим сочувственно присвистнул.
Кто ж тебя таким имечком наградил?
Ну кто-кто? Родители. Главное, назвали, а сами слиняли из школы и за столько лет ни гугу. А я теперь ходи мучайся. Нашла б, поотрывала им кой-чего. Но где ж их теперь искать-то? К тому ж вряд ли они все еще вместе.
Так ты из школьных детей? Ну ясно, ясно. Максим понимающе покивал.
Ну и чего тебе ясно? Чего тебе ясно, дядя? Вот все вы такие уроды! Понаделаете детей без счету, а школа потом с ними мучайся. А они, наоборот, со школой. И так по кругу. Ненавижу! Она заскрипела зубами, и лицо ее исказилось.
Ну тише, тише. Максим положил было ей руку на плечо, но она шарахнулась, как от удара. Зачем ты так уж сразу про всех-то? Ты, наверное, недавно только школу окончила?
Этим летом. Ну и что с того?
Да ничего. Просто ты еще не научилась разбираться в людях и в ситуациях. Наверное, и за оградой одной ни разу побывать не пришлось? Да это все придет, не волнуйся. Со временем
Ну хорошо, а до этого мне что, в кабинке туалета сидеть? задиристо перебила она его.
Максим смутился.
Да нет, зачем же в кабинке? Ты вообще как там оказалась? Ты ж мне и не рассказала еще ничего. Давай, давай, не стесняйся, выкладывай! Глядишь, я тебе помогу.
Никто мне теперь не поможет! Лицо ее сморщилось, и Галадриэль горько заплакала.
Помня ее первую реакцию, Максим больше не пытался к ней прикасаться. Он просто протянул ей пачку бумажных платочков.
Понимаешь, сказала она сквозь слезы, я приехала сюда только вчера. Прямо из школы, понимаешь? Прямо с самолета пошла, как положено, в отдел общественных работ. Они мне там дали список.
Так. Максим начал догадываться, в чем дело. И что же ты выбрала?
Услуги по сопровождению. Галадриэль совсем по-детски шмыгнула носом. Мне одна тетка в очереди посоветовала. Говорит, работенка непыльная и к тому же час считается за два. Я не думала, что будет так мерзко. Я думала, будет прикольно. Думала, ну может же кому-нибудь просто быть одиноко. И я ведь тут тоже совсем одна. И теперь я Я ведь там зарегистрирована на две недели. Ой, что ж со мной теперь будет, ой, божечка мой! голос ее опять сорвался.
Максим опять терпеливо дал ей прореветься. Что ж, она права. Взрослая уже, должна понимать. Две недели неявки на общественные работы это вам не шуточки. Но господи, какой же мерзавец ей попался! Видел же, что перед ним ребенок совсем! Бывают же мрази!
Он что-нибудь с тобой сделал?
Галадриэль замотала головой.
Он не успел. Я убежала. Мы были в номерах, на верхнем этаже торгового центра.
Не плачь, сказал Макс, чувствуя себя отчасти добрым волшебником. Не конец света. Сейчас мы с тобой все это разрулим. Сперва пойдем к врачу. Он даст справку, что у тебя нервный срыв, и бюллетень на два дня, и официальное освобождение от данного вида общественного труда из-за полной твоей к нему профнепригодности. Это ж любому невооруженным глазом видно! Потом мы с тобой в первом же интернет-кафе зайдем на соответствующий сайт я тебя научу, у вас же там в школе, небось, и доступа к интернету толком не было? Да ничего, это просто. Ты там зарегистрируешься, и сама, без всяких дурацких теток, устроишься на эти две недели посудомойкой в какое-нибудь кафе. Хорошо?
Галадриэль быстро-быстро закивала и так вцепилась ему в руку своими накладными когтями, что Макс чуть не взвыл. Она точно боялась, что он вот-вот исчезнет, растает в воздухе и она опять останется наедине со своими проблемами.
«Господи, хранил бы ты, что ли, их, идиоток! мысленно воззвал Макс. А если бы моя Машка так?!»
Его прямо-таки замутило от одной мысли, и он даже не заметил, что впервые в жизни назвал Машку своей.
* * *
В огромном полутемном зале столовой они сидели вдвоем. Детей давно уже покормили и увели спать. Учителя и обслуга в каникулы редко когда ужинали в столовой, в крайнем случае делали заказ, и ужин присылали к ним на квартиру. Старшие школьники, по возрасту уже освобожденные от ежеминутного надзора, но в силу обстоятельств не выпущенные на каникулы, ужинали, конечно, в столовой, но не по расписанию, а кто во что горазд. Повара просто не убирали после раздачи котлы, зная, что иные голодные души совершают набеги на столовую прямо посреди ночи.
Вообще, в каникулы в школе царила полная расслабуха, особенно в вечерние часы, когда немногие необходимые дела были уже переделаны.
Ну что, друзья встречаются вновь? Ерофеев забрал у Ани поднос и помог поставить на стол. На подносе вперемешку громоздились яблоки, котлеты, куски хлеба, сыра, огурцы, помидоры и стояли две чашки холодного чая. А гречку чего не взяла? Гречка ж вроде на дне еще оставалась.
Да ну ее! Аня смешно сморщила нос. Холодная, не хочу!
А говорила быка съешь!
Быка да. А холодную гречку не стану.
Однако ты привереда!
С утра, покормив зверей в мини-зоопарке и сообща организовав им сравнительно сносное существование, они вдвоем выбрались за ограду и махнули на речку. В каникулярное время два бродящих без присмотра подростка не слишком бросались в глаза. Речка и без них кишмя кишела детьми. До обеда они купались, потом пошли в лес, на свое любимое место, развели костер и напекли картошки, которую Аня натаскала с кухни во время дежурств. Наевшись, растянулись на траве, незаметно задремали и продрыхли до сумерек. Свежий воздух пьянил не хуже вина.
Проснулись оба от холода и некоторое время сидели в обнимку, стуча зубами и греясь друг об дружку. Прикинули, не разжечь ли снова костер. Решили, что не стоит поздно уже, к тому же темнеет, огонь могут заметить из школы.
Вернувшись обратно, каждый отправился к себе, чтобы принять душ, одеться потеплее и доразобраться с делами.
Саша Ерофеев, у которого в его хоромах под лестницей, конечно, не было санузла, мылся, как всегда, в огромной душевой при бассейне. Сейчас тут было непривычно тихо. Слышно только, как назойливо капает вода из крана в дальней кабинке. Саша попробовал было закрутить кран до упора, но чуть не сорвал резьбу. Надо будет отметить в журнале. Пусть вызовут сантехника.
Прошелся по мини-зоопарку, посмотрел, все ли у всех в порядке. Попугай жако был какой-то грустный, не ответил на приветствие, вообще на Сашу не среагировал застыл на ветке молчаливым изваянием, спрятав голову под крыло. Ерофеев постучал по клетке попугай дернулся, но голову так из-под крыла и не вынул. И корм с утра нетронутый стоит.
Спустившись к себе, Саша набрал номер ветеринара, дождался автоответчика и оставил сообщение.
Наскоро сполоснувшись, Аня спустилась в медпункт и быстренько пробежалась по аптечке. Бинты есть, обезболивающих хватает. Раствор антисептика на донышке, пластырь бактерицидный на исходе. Надо завтра сходить на склад, пополнить запас. Лето же, все без конца носятся взад-вперед, падают и расшибают коленки.
Открыла реанимационную укладку, сверила по списку. Атропин, адреналин, кардиостимулятор, тубус, ларингоскоп, шприцы и иголки. Все на месте, как и следовало ожидать. Расписалась в журнале.
* * *
Они лежали у Ерофеева в дежурке. Им было тесно и душно настоящих окон, ведущих наружу, на свежий воздух, там не было.
По-моему, в палатке было бы уютней, посетовала Аня, чувствуя, что вот-вот свалится на пол. Топчан в дежурке явно не был рассчитан на двоих. Может, лучше на пол переместимся?
Как хочешь. Он пожал плечами.
Они встали и расстелили на полу одеяло и спальник. На полу оказалось заметно свежее сквозило из-под двери.
Короче, избалованные мы какие-то, посетовала Аня. Вот раньше спали на полу в пещерах, на шкурах. А мы кроватей напридумывали себе каких-то. Всем вместе-то на полу и теплей, и уютней, и в темноте не так не страшно.
Вообще-то кровати это чисто европейские штучки. Во многих странах до сих пор на полу на циновках спят.
Ну и правильно делают! Знаешь, ты только не смейся, но я до смерти боюсь спать одна. Когда девчонки другие в комнате, еще ладно. Но когда все разъедутся, вот как сейчас брр! Я, знаешь ли, везде на ночь свет включаю: и в ванной, и в коридоре, и в комнате, и ночник еще над головой и все равно уснуть иногда не могу!
А ты приходи ко мне. Не за чем-нибудь, а просто.
Спасибо, приду. Аня улыбнулась. Не то чтоб я была против чего-нибудь. Я только одного понять не могу. Зачем ты все время в презервативе, если знаешь, что я на таблетках? Без презерватива намного прикольнее.
Могу себе представить. Но так все-таки надежней. Мало ли что. Вдруг ты таблетку забудешь принять? Или она не сработает? Тогда как?
Ну, тогда Тогда ничего не поделаешь. Против лома нет приема. Тогда, значит, родится и будет жить. Не мы первые, не мы крайние. Или ты за меня боишься? Не бойся, я крепкая.
За себя боюсь. Нет уж, на фиг такие сюрпризы. Ерофеевы в неволе не размножаются. Вот выйду отсюда, заберу мать. Уедем с ней в глушь, где нас никто не сыщет. Вот там-то я и Ань, ты как, поедешь со мной?
Она не ответила. Широко раскрытыми глазами она смотрела куда-то вдаль, куда-то сквозь стены и потолок. На поверхности глаз дрожали непролитые слезы.
Саша перевернул ее лицом к себе.
Эй, с чего вдруг ты плакать вздумала? Ань, я что-нибудь не то сказал?
Она вытерла глаза кулаками.
Нет, Саш, дело не в тебе. Просто Сашка, Сашка, какой ты все-таки хороший. Меня вот с собой зовешь. Только не получится у тебя ничего!
Почему? Можно ведь забраться глубоко в тайгу, уплыть в море на необитаемый остров, выстроить лачугу где-нибудь в скалистых горах. И жить припеваючи, ни от кого не зависеть. Огонь трением добывать, на козлов каких-нибудь горных охотиться, рыбу ловить.
Саш, ты никогда не спрашивал, почему я торчу здесь в каникулы. Тебе было неинтересно?
Интересно, конечно. Но я считал зачем в душу лезть? Захочешь сама расскажешь. Не захочешь твое дело.
Ты правильно считал, умница. Я действительно об этом говорить не люблю. Но тут, короче, Сашка, какое дело Хорошо ты, конечно, придумал в глушь, в горы, в леса. Вот только не поможет это. Нельзя от них убежать, пойми! Нет, то есть до поры, конечно, до времени можно. Пока молодые, пока еще дети маленькие. Ну не вышли на работу, не отметились где-то там, живете сами по себе, необходимое все сами из-под земли добываете. Черт с вами! Никто преследовать не станет. Вам от общества ничего не нужно ну и вы ему на фиг не сдались. Но все это, Саш, пока дети ваши, ну, если они есть, конечно, до школьного возраста не доросли. А там уж извини-подвинься. Приплывет к вам на необитаемый остров или спустится по веревке с вертолета у вашей лачуги в горах школьный инспектор и протянет, как Румпельштильцхен, свои длинные ручонки ну-ка, ну-ка, где там ваше живое и тепленькое? Отдавайте мне то, что вам милее всего!
Не может быть! Ань, ты преувеличиваешь!
Ой ли? А как у вас с мамой было? Ты ж сам мне рассказывал, как мама тебя в шкафу прятала. Что сидели безвылазно в квартире, ни с кем не общались, пособие продуктовое на маму-инвалида под дверь получали, ты из этой квартиры нос ни разу за десять лет жизни не высунул, голос боялся подать, мама тебя читать-считать шепотом учила. И что же, помогло это вам?
Ань, ну что ты сравниваешь?! Это ж был обычный муниципальный дом, соседи, полиция, кругом глаза-уши. Может, я как-то к окну неосторожно подошел, я ж пацан был, что я понимал-то?
Ага, два раза! Десять лет не подходил, а тут вдруг подошел. И всем вдруг стало до вас дело и врачам, и инспекторам, и детской комнате милиции.
Ань, я по-прежнему склонен считать это случайностью.
Ой, да считай ты что хочешь! Но только вот чтоб ты знал меня мои родители действительно увезли. Точнее, они сами от всех уехали. В тайгу, чёрт-те куда, где одни медведи и волки. На собственном малолитражном самолете улетели. Посадили его в одном безлюдном месте, сами пешком в другое пошли. Шли много дней, по дороге сто раз чуть концы не отдали. Шестеро их было мои и еще две молодые пары, все бывшие одноклассники. Снегом их раз ночью завалило, потом еда у них кончилась совсем, изголодались, пока сами добывать наблатыкались. Я эту историю наизусть знаю, часами могу про их приключения рассказывать, да только не в том суть. Потом, если хочешь, расскажу. Там много у них прикольного было. И по дороге, и вначале, пока обжились. Кое-что я и сама уже помню.
Так вот, короче. Они вообще-то никаких детей не хотели, предохранялись всякими естественными путями. Не хотели, короче, давать обществу возможность ухватить их, если что, за яйца. Ну те две пары убереглись, а моим, вишь, не повезло. Хотя с какой стороны смотреть. Мне в детстве всегда казалось, что остальные все им завидовали. Опять же, до поры-времени, конечно.