Значит, восставшие еще живы.
Значит, третье лаготделение еще держится.
Хотя помочь атакуемым войсками зэкам никто, конечно, не мог.
За дверью раздались знакомые щелчки, и в радиорубке прекратилась морзянка. Кнопмус вздохнул, с усмешливой грустью обвел взором в последний раз расхристанный кабинет, откинулся на стуле. Затем встал и впустил пса.
Они стояли у двери и обменивались непонятными звуками, а за всем этим, вжавшись в деревянную стену спиной, наблюдала женщина, давно уже приметившая необычную собаку.
Остров Удд, 1936 год
Сбрасывая скорость на вязком грунте, покрытом травой и песком, «АНТ-25» приближался к воде: островок-то, на который сели, как мазок кистью по холодной синеведлинный и узкий.
Но вот увязла в песке правая нога шасси, и колесо отлетело. Самолет повело, скорость резко упала.
Встали.
Откинув крышку люка, Чкалов спрыгнул на землю. Почесал в затылке, глядя на поломку. Сверху высунулся второй пилот. Он сорвал с головы шлем, вытерев им пот со лба и сказал:
Ну, Валерьян уффф Ну ты даешь. Никто на свете бы не смог тут посадить машину.
Тот досадливо махнул рукой:
Ай, к черту-дьяволу все. Полуось полетела. Встали намертво.
Байдуков аккуратно вылез, заглянул под крыло.
А чего нам, собственно, переживать-то? Полосы нет, мы так и так не взлетели бы. Валер, мы чудо совершили на этом самолете, понимаешь? Чудо! Не было таких перелетов еще в истории.
Чкалов огляделся и взъерошил темные вымокшие волосы на затылке.
«Понимаешь, понимаешь» Это ты пойми, Георгий, хрен с ним, с самолетом, хотя тоже жалко «птичку»-то. Другое плохо. Подвели самого товарища Сталина. Взяли ведь на себя обязательство дотянуть как минимум до Хабаровска. Ну и кто мы теперь? Хвастливые болтуны, вот мы кто.
Из люка показалась голова штурмана:
Валерий Палыч, если я правильно помню, задание былодотянуть только до Петропавловска-Камчатского, лететь дальшенаша инициатива. Точнее, ваша.
Ну вот я, дурак, по радио и сообщил, мол, вытянем, сможем. Надо было долететь сначала, а затем уже рапорты посылать.
Чкалов в расстройстве кинул шлем о землю. Второй пилот положил руку на плечо расстроенного командира:
Ты бы долетел, Валерьян, будь у нас связь с Хабаровском. Но в такую погоду, без метеосводкистранно, что вообще не разбились. И потом, ведь смотри, выполняли приказ Орджоникидзе: «Садитесь при первой возможности». До сих пор не пойму, как он прорвался сквозь помехи.
Что мне все эти приказы? Если бы можно было лететь, я, наплевав на все, дотянул бы до аэродрома. Штука в том, что еще чуть-чутьи точно грохнулись бы в море. Чкалов вздохнул: Ну почему мне всегда так не везет, скажи? Почему мы не принимали Хабаровск?
На ближайшей погранзаставе в землянку радиста зашел неприметный круглолицый мужчина в форме майора государственной безопасности. Ошеломленный радист вскочил и отдал честь. Такую шишку в этом захолустье ему еще видеть не приходилось.
Вольно, боец. Вот, ознакомься, подпиши.
Тот прочитал и нервно сглотнул, глянув на майора.
Что непонятного? Расстрел подписавшего и всех ближайших родственников в случае разглашения действует пожизненно. Давай, каляку свою ставь, работать будем. Да, и передавать будешь моим шифром. Майор протянул листок бумаги.
Сержант вздохнул. Понял, что не повезло сегодня заступить на пост.
Молодого паренька от смерти спасало лишь то, что шифра он не знал и прочитать радиограмму не мог.
«Совершенно секретно. Лично наркомвнудел Ежову. Станцию в Хабаровске заглушили. До аэродрома самолет не добрался. Погодные условия плохие, поэтому надеюсь на удачное завершение дела. Завтра высылаю гидроплан с погранзаставы на поиски останков экипажа и самолета. Майор государственной безопасности Еремеев».
В тот вечер Фетинья возвращалась домой с охоты вместе с несколькими односельчанами. Уже издалека они увидали большую «железную птицу» в небе.
Иногда к ним в поселок приходил с материка гидроплан, швартуясь у берега. Но никто и никогда не садился на исконные каменистые земли нивхов на этих ревущих чудовищах.
Зоркие глаза охотницы приметили непонятные значки на крыльях и фюзеляже.
Наверное, это чужаки, надо подойти посмотреть поближе, сказала остальным, держите ружья наготове.
Крадучись за камнями, они наблюдали, как самолет, заваливаясь набок, замедляясь, ползет в их сторону. Как только невиданная ранее местными жителями машина остановилась, из нее выбрались трое и начали о чем-то говорить, но вот о чемне разобрать.
Охотники подобрались поближе, на всякий случай определив удобную для стрельбы позицию. Затем вылезли из-за валунов, наставив на прибывших ружья.
Молодой, крепко сбитый мужчина с темными вихрами, увидев такое приветствие, ничуть не испугался, а заразительно улыбнувшись, поднял руки вверх, крикнул им:
Свои! Не стреляйте.
Что за знаки на вашей машине? спросила Фетинья, медленно приближаясь к летчикам.
Чкалов от удивления опустил руки и переглянулся с экипажем. Те лишь недоуменно пожали плечами.
Какие еще знаки? переспросил он.
Фетинья дулом ружья повела в сторону надписей на фюзеляже.
Валерий рассмеялся:
Вы что, читать не умеете?
Подошедшие охотники дружно замотали головами. Но командир экипажа мгновенно нашел выход.
А ну, Чапай, обратился он к штурману, дуй в машину и неси сюда коньяк, который я припас. Эх ты, Санька, еще спорил со мной, не хотел его брать, «лишний груз, лишний груз». Как бы мы сейчас дружбу налаживали?
Майор Еремеев зашел в землянку к радистам, но сегодня дежурил другой связной, потому погнал того за сменщиком: «Одна нога здесь, другая там. Не будет через пять минут на местеоба под трибунал пойдете». Солдат пулей вылетел наружу, а Еремеев задумчиво уселся на стул рядом с рацией.
Буквально две минуты спустя вбежал запыхавшийся вчерашний сержант и доложил:
Товарищ майор госуд
Отставить, садись, будем работать.
«Совершенно секретно. Лично наркомвнудел Ежову. Сегодня гидроплан пограничников обнаружил на острове Удд самолет «АНТ-25» с незначительными поломками и экипаж в полном составе. Как выяснилось, с неизвестной нам радиостанции вчера в воздухе ими был получен приказ Орджоникидзе о немедленной посадке. Чкалов чудом приземлился на остров. При посадке никто не пострадал. Штурман Беляков (кличка «Чапай») отправился с пограничниками в Николаевск-на-Амуре докладывать руководству. Жду дальнейших указаний на резервной частоте, боевая группа готова выдвинуться в любой момент в необходимую точку. Майор государственной безопасности Еремеев».
Петропавловск-Камчатский, 1954 год
Майор Берников сидел в своем кабинете, хмуро и недоуменно глядя на гостя из Москвы.
Какого черта? Я ничего не понимаю. Распоряжение генерала Серова?
У вас на руках приказ, там все сказано, лениво ответил сухощавый лысый мужчина и смахнул невидимую пылинку с новенькой капитанской формы, старший лейтенант Стругацкий поступает в мое полное распоряжение. Вопросов не задавать, полностью и во всем содействовать, форма допускаодин.
Майор, кряхтя, почесал массивный, коротко стриженный затылок и спросил:
Простите, товарищ капитан, еще раз, как вас зовут?
Капитан Зафаэль.
Да, капитан Зафаэль, после вчерашнего спирта голова у Берникова раскалывалась, и он никак не мог до конца проснуться, странное имечко, уж простите я уже стал путать, в чьем подчинении мы находимся. К нам из столицы новости доходят плохо, все эти перестановки в правительстве, ведомственные реорганизации совсем заморочили голову. Генерал-полковник Круглов разве уже не руководит пограничной службой?
Не забивай голову деталями, майор. Ты лучше плесни нам спиртяги.
Берников тяжело поднялся из-за стола. Переваливаясь грузным телом с ноги на ногу, словно медведь, двинулся к шкафу. Достал оттуда пару граненых стаканов и графин с чистейшим «авиационным» спиртом, которым регулярно снабжали вертолетчики.
Закусишь?
Зафаэль помотал головой:
Я ж не мальчик тебе, фронт прошел. Не трави душу, наливай.
Они молча выпили, и Берников наконец ощутил, что голову стало отпускать. Посмотрев на капитана, подумал: «На покойника похож, вылитый покойник, даже кожа синяя. Может, тоже по дороге перебрал?»
Давай на «ты», Зафаэль, не знаю, как тебя по имени-отчеству?
Просто Зафаэль. Мы уже. Тот усмехнулся тонкими губами.
Так вот. Аркашамой хороший друг. Если нужно «мясо», так и скажи, дам толковых службистов, есть нормальные боевые ребята. Но его на смерть посылать не хочу. Я ведь вижу, что вы не к теще на блины собрались.
Верно, не на блины. Но и ты не ссы, майор, не мальчик ведь. Ничего с ним не случится. Считай, что это будет небольшое приключение для старлея. Верну твоего друга в целости и сохранности.
В землянку решительно постучали. Аркадий натянул на помятую со сна голову одеяло, сипло крикнув из-под него:
Идите в жопу!
Дверь приоткрылась, и в комнатушку заглянул вестовой.
Товарищ старший лейтенант, вас Берников срочно к себе зовет.
«Охренели совсем. Война, что ли, началась?» подумал, но въевшаяся за годы службы армейская выучка делала все сама. Не успел додумать мысль, а портянки намотаны, ноги в сапогах, и уже подтягивает на себе ремень. Тридцать секунд, и старший лейтенант Стругацкий был готов, лишь густые черные взъерошенные волосы выдавали в нем только что проснувшегося человека.
Что там случилось, не знаешь? спросил он вестового, быстро умываясь и причесываясь. У меня ведь еще день отпуска остался, я вчера из Ленинграда вернулся, мать их за ногу.
Никак нет, товарищ старший лейтенант. Сказано только срочно явиться.
Аркадий вслед за бойцом вышел из землянки. Кругом, насколько хватало взгляда, виднелись лишь сопки за густыми зарослями каменных берез, нависавших над такими же, как у него, землянками.
Старший лейтенант Стругацкий по вашему приказанию прибыл, доложился Аркадий и только тут заметил в кабинете Берникова незнакомого человека в форме капитана. Тот пристально разглядывал его большими белесыми, словно выцветшими, глазами.
Сплюснутое лицо с синеватым отливом вызывало дурноту, поэтому лейтенант предпочел повернуться в сторону начальства.
«Не часть, а какой-то пьяный притон, подумал Зафаэль, все с утра перегаром на километр воняют. Хотя что им еще в этой дыре-то делать, кроме как пить?»
Аркадий, с тобой побеседует капитан Зафаэль, он по твою душу. Ничему не удивляйся, приказ командования.
Гость не стал ходить вокруг да около, сразу перешел к сути, проскрипев:
Говорят, вы знаете японский?
Так точно, ответил Стругацкий, окончил Институт военных переводчиков.
Хорошо язык знаете? уточнил капитан.
Прилично, не жаловались.
Зафаэль встал, подошел к Аркадию. Посмотрев пристально своими бельмами ему в глаза, сказал:
Собирайтесь. Вещей, кроме белья и мыльнорыльных, не брать. Вас обеспечат.
Слушаюсь, отрапортовал лейтенант, взглянув мельком на Берникова. Тот кивнул ему, а Стругацкий, развернувшись к выходу, подумал: «Ну и дела. Неужели сбылась мечта идиота? Я наконец увижу Японию?»
Москва, 1938 год
Скажи, дорогой, на кого ты все-таки работаешь?
Глаза Сталина сверкали желтыми семафорами, прокуренные зубы скалились, как у дикого зверя. Он стоял, опершись руками о стол, и с гневом буквально выплевывал слова в лицо Кнопмусу.
Тот спокойно достал платок, демонстративно вытерся, брезгливо отбросил его в сторону.
Заметил:
Не стоит со мной разговаривать в подобном тоне.
Сталин яростно стукнул по столу так, что часть документов и вещей полетели на пол, а чернила выплеснулись на зеленое сукно.
Это я решаю, в каком тоне с кем говорить. Я! Что ты мне недавно говорил про Хранилище, а? вкрадчиво зашептал он. Напомнить тебе? Ни мне лично, ни партии, ни стране вы не угрожаете! А что вчера была за акция?
Какая акция? удивился Кнопмус.
Сталин зло махнул рукой:
Не надо, не надо. На взлетном поле.
Иосиф Виссарионович. Только в моем, а вернее, в распоряжении Хранилища около ста подконтрольных аэродромов. И этолишь по Союзу. Сколько по миру, позвольте, умолчу. Конкретизируйте, с чем связана столь необычная для вас вспышка гнева.
Вождь почувствовал, что переборщил.
Внутренне выдохнув, сел, помолчал пару минут, ожидая, когда перестанет трясти от бешенства. Затем, уже взяв себя в руки, наклонился и поднял упавшую трубку. Набив и раскурив, пыхнул дымом, собрался с мыслями.
Что было в Тушине вчера, знаешь?
Конечно. «И-180» Чкалов должен был испытывать. Испытание прервали.
Сталин вновь не выдержал и уже второй раз сорвался, стукнув кулаком по столу:
Кто?!
Ну уж, во всяком случае, не я. Если помните, в этот день ваши же научники слушали мою лекцию в химической лаборатории. Кстати, из пятнадцати человек там было только десять ученых, остальныечекисты Берии. Спросите у них.
Спросим, Юрий Альфредович, уже спрашиваем. Все арестованы. А этот, как его, Сталин изобразил забывчивость и щелкнул пальцами, такой мутноглазый и бледнолицый убийца?
Зафаэль? Ну что вы. Во-первых, он не убийца. То, что по вашей же, кстати, просьбе иногда проводит вивисекцию среди партийного аппарататак только потому, что не считает этих особей за людей. Онкрупный ученый, у него свои интересы в данных акциях. А во-вторых, видимо, плохо умеете допрашивать. Зафаэль был в лаборатории вместе со мной. Еще вопросы?
Уже полностью успокоившись, вождь сидел в кресле, откинувшись на спинку, и мирно дымил в потолок. Уняв приступ паники, накативший еще вчера, с улыбкой сказал:
Простите, товарищ Кнопмус. Немного погорячился, кавказская кровь, знаете ли. Если не затруднит, расскажите, что же там в итоге произошло.
Абрасакс с ухмылкой спросил:
Неужели письмо от Берии вам не доставили? Ай-ай-ай. Наверное, секретарь виноват, потерял.
Сталина передернуло, но он сдержался.
Письмо-то я получил. А вот откуда вам о нем известно? Неужто теперь и в Хранилище идут копии?
Кнопмус чуть наклонился к собеседнику и, сощурив свои маленькие глазки, тихо сказал:
Я уже объяснял, Иосиф Виссарионович. Нам не надо перехватывать чьи-либо письма, секретные документы. Нам не надо даже иметь шпионов среди ваших людей. Будет нужнообо всем узнаем и так. Смотрите сюда.
Кнопмус сжал правую руку в кулак, затем раскрыл ладонь, и в ней засветился белый шарик. В нем было видно, как в соседнем кабинете заведующий канцелярией сидит и работает с документами.
Приблизив указательный палец левой руки к сфереувеличил изображение. Слышно стало даже, как шуршат бумаги.
Сжал обратно руку, разжал, и вот в ней уже ничего нет. Затем приложил палец к губам. Сталин понятливо кивнул:
Снимаю свой вопрос, простите. Но раз так, то вернемся к тому, что же случилось на летно-испытательной станции в Тушине.
Резон мне делиться с вами информацией? Что предложите взамен?
А чего хотите вы сами?
Кнопмус встал и одернул френч. Привычно проведя рукой по наголо бритой голове, стал мерить широкими, буквально армейскими шагами, словно на плацу, кремлевский кабинет. Демонстративно изобразив на лице задумчивость, почесал рукой подбородок и, повернувшись к вождю, сказал тихо:
Взамен ты, Коба, ни разу, никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах больше не повысишь на меня голос. И учти, если вновь сорвешься или, не дай разум, вообще вздумаешь пойти против Хранилища, тогда я забуду обо всех обязательствах. Понятно объяснил?
Сталин внутренне кипел, но, понимая, что нельзя играть с огнем, внешне изобразил смирение.
Понятно, Юрий Альфредович.
Ну и славно. Так вот, сказал, вновь усаживаясь на стул напротив вождя, Кнопмус, вчера, когда самолет уже вырулил на взлетку, к нему, выбив ворота, на бешеной скорости поднеслись три «Паккарда», перегородив дорогу. Чкалов остановил машину и вылез, бешено матерясь. Внизу его уже ждали трое в форме сотрудников НКВД. Кто именно это был, установить не удалось. Дело в том, что ваш Ежов давно создавал тайные группы террора, организовывая людям и документы, и прикрытие, а затем зачистил все концы. Подозреваю, это были его агенты.
Сталин постучал трубкой о пепельницу, выбивая пепел.
Он уже не наркомвнудел.
Но он не забыл, что именно вы довели его жену, Суламифь, до самоубийства. А за сокола небесного вашего не беспокойтесь. Через пару дней испытательный полет будет повторен. Обещаю, Чкалов из него уже не вернется.