Раздумье
Скрипка то рыдала, то тихо грустила, то вдруг взрывалась яростью и страстью. С тревогой прислушивались к этой непонятной и жуткой импровизации, доносившейся из кабинета Михаила Николаевича, молоденькая жена и сестры. Что-то происходило с ним в последнее время. Он стал замкнутым, молчаливым. Глубокая складка над переносьем. А теперь еще вот эта страшная музыка.
А пятизвездный думал, мучительно размышлял. Казалось бы, все уже для себя решил. И все же. Двадцать лет службы от бравого выпускника императорского военного училища до маршала. За спиной было всякое И «упоение в бою», как сказал поэт, у молодого фендрика; и великолепные решения сложнейших ситуаций молодым полководцемэти операции теперь изучают в военных академиях всего мира. Были и такие дела, о которых не хотелось вспоминать. Однако, он всегда мог сказать: «Я солдат. Я выполнял приказ».
Но вот теперь Трокачев отложил скрипку, подошел к окну. В непроглядной ночи выла мартовская мятель, ледяная крупа билась о стекло.
То, на что он решался, на языке юристов квалифицировалось как государственная измена. Но его долг, долг военного, которому страна доверила защиту от врагов, требовал, чтобы он выступил против правительства, чьи приказы он до сего времени безотказно выполнял, против правительства, которое осыпало его наградами и дало ему высшее воинское звание.
Страшно было за жену и мартышек, как он любовно называл своих сестер. Он на мгновенье представил себе их в руках палачей, и содрогнулся. Сам-то он живым не дастся.
Нужно поднять элитные части, убедить армию и народ в своей правоте. А это неимоверно трудно: Джурга, благодаря гениально поставленной пропаганде, приобретал все большую популярность, а служба внутренней безопасности наводила ужас даже на самых мужественных людей.
А что делать после переворота? Как закрепиться?
Конечно, он не один: наверняка, думают, переживают, мучаются от бессилия что-то сделать, что-то предпринять Фузилеры, Городецкий, и другие преданные стране люди. Но ответственность лежит на нем. Окончательные решения принимать ему. Он должен сказать решающее слово. И поделиться этим грузом не с кем. Вот, разве что со скрипкой.
Военный совет
Таким они маршала еще не видели. А видели они его не раз в минуту жизни трудную: и перед Итилийским прорывом, когда от исхода операции зависела жизнь его самого и его любимых сестер; и при отступлении от города Русалки, когда неминуемая, казалось, победа обернулась поражением. Сегодня его лицо было бледным, под глазами синие круги, как у человека недосыпающего или страдающего бессонницей, но в глазах жесткая решимость.
То, что я сейчас скажу, надеюсь, вас не удивит. Мне почему-то кажется, что мы с вами сегодня снова думаем в одном ключе.
Прозоров и Костомаров молча смотрели на маршала, явно ожидая, что последует за таким многообещающим началом. Но поскольку Трокачев о чем-то задумался и замолчал, то Костомаров сказал: «Продолжайте, пожалуйста, Михаил Николаевич. Мы вас очень внимательно слушаем».
Вот вы сидите передо мной, два моих старых друга, крупнейшие специалисты в своей области. Вы, Сергей Сергеевич, как мне жалуются из комиссариата обороны, просто забодали, простите за выражение, оборонную промышленность. Сколько заводов вы остановили в этом году?
Тридцать. Но не только из-за низкого качества продукции. Дело обстоит гораздо хуже. Оружие наше по большей части устаревает, еще не успев появиться на свет. Пехота вооружена пятизарядными винтовками образца прошлого века, а на западе семдесяти- и стозарядные автоматы. Остальное в том же духе. Да ведь вы все это знаете, и, насколько мне известно, учитываете в военных играх.
Учитываем, как не учитывать. Данные о военной промышленности Аллемани, а также о ее возможностях в части разворачивания армии под руководством опытных высококвалифицированных офицеров и унтерофицеров, имеющих за плечами опыт мировой войны, просто страшны. Не так ли, Алексей Алексеевич?
К сожалению всё именно так. В течение двух лет Аллемань может развернуть прекрасно обученную и вооруженную по последнему слову техники армию численностью до полутора миллионов солдат. Да и строящийся сейчас Флот Открытого Моря тоже в состоянии преподнести неприятные сюрпризы.
От себя могу добавить, что физическое и моральное состояние нашей армии внушает очень большую тревогу. Призывники, особенно из деревни, страдают дефицитом массы, то есть истощены. Командиры деморализованы волной арестов и доносами. Анализ политико-экономической ситуации в стране показывает, что при теперешнем режиме положение выправить не удастся. Это означает, что тяжелые поражения в будущей войне неизбежны. Об этом говорят и результаты всех наших последних военных игр. Я не для того принял на себя обязанности начальника генерального штаба, чтобы спокойно смотреть как Великославия катится к военной катастрофе. Да и роль козла отпущения меня тоже не устраивает. Я не намерен встать перед расстрельным взводом. Вам все ясно?
Не все, Михаил Николаевич, не все. Вы не сказали, что вы намерены предпринять.
Хорошо, Алексей Алексеевич, скажу. Я намерен выполнить свой долг перед родиной и отстранить от власти Джургу и его прихлебателей!
Вот теперь все ясно.
Готовы ли вы, Алексей Алексеевич, и вы, Сергей Сергеевич, помочь мне в этом?
Мы были готовы еще в 1927. Вас ждали.
Просто ждали?
Конечно не просто ждали, а готовились.
А если бы я не решился?
Мы знаем вас как человека решительного и обладающего авторитетом в армии и в стране. Мы были уверены, что вы придете к такому решению.
Знаете, друзья мои, иногда мне становится жутковато. Вы почему-то всегда угадываете мои решения еще до того, как я их приму. Нет, я не шучу. Я еще не знал, что нужно делать на Итиле, а вы подготовились так, как будто я уже отдал приказ. На Гнилом море я молил бога, чтобы Нестор не ударил мне в спину, когда Брон решил национализировать поместья, а Нестор дал нам подмогу. У Русалки я готовился к решительному наступлению, а когда вместо этого пришлось спешно отступать, оказалось что приняты все меры для успешного ухода. Мне пришлось перевести вас в резерв в 1922, а оказалось, что вы и там армии подмога.
Сергей Сергеевич, надо объясниться, а то и вправду заработаем репутацию колдунов, Прозоров улыбался, но глаза оставались серьезными.
На Итиле нас мог спасти только какой-то маневр, Михаил Николаевич. Какой, мы, конечно, не знали, но знали, что для любого маневра требуются транспорт и все остальное. На Гнилом море Нестор сам обратился к нам. Он понимал, что мы отложим операцию на пару недель или месяц, но от него мокрое место останется. А у Русалки при любом варианте нужно было освобождаться от всего лишнего.
Допустим, допустим, но как бы то ни было, когда вы со мной, я не сомневаюсь в успехе. Итак, я принимаю на себя руководство действиями. Что у вас заготовлено, не удержался, колдуны?
Разработаны принципы захвата власти и ее удержания. Приняты предварительные решения по выполнению первого этапаотстранения от власти Джурги и его компании. Для удержания власти необходимо все операции провести так, чтобы страна на первый момент не почувствовала существенных изменений, то есть должны продолжать нормально функционировать все партийные и правительственные учереждения, включая комиссариат внутренней безопасности. Будут остранены только некоторые руководители, но и это должно быть выполнено без драматизма. Джурга, по его собственной просьбе, получит отпуск на лечение.
Вы все предусмотрели. В чем же состоит моя роль?
Ваша роль и на первом этапе очень важна, Михаил Николаевич. Во-первых, именно вы должны определить момент выступления и отдать команду мне, начал Прозоров. Почему именно мне? Согласно нашим наработкам, первый этап проходит под моим руководством. Это вы, конечно, должны утвердить. Никакой дополнительной информации мы дать пока не можем.
Предложение принято. Дальше?
В столицу должен быть переведен Городецкий. Очень желательно, чтобы он стал командующим столичным округом или хотя бы гарнизоном столицы. Остальное по ходу действия. А пока позвольте преподнести вам небольшой презент по случаю начала нашей совместной деятельности.
Это что?
Как видите, всего лишь пилюли. Шесть штук по числу членов вашей семьи. Надеюсь ими воспользоваться не придется, но в случае необходимости абсолютно безболезненны и мгновенного действияпаралич сердца.
Ничего не скажешь, подарочек. Маршал грустно улыбнулся. Но на войне как на войне. Еще один вопрос: Городецкий тоже государственник?
Друзья удивленно переглянулись: «А вам откуда известно о том, что мы государственники?».
Слухом земля полнится. Но вы не ответили на мой вопрос.
Нет, не государственник, но мы его «прощупывали». Полагаем, человек надежный. Собственно, по нашим наработкам, продолжил Прозоров, ему придется вмешиваться только в самом крайнем случае. Поэтому он, пока, ни во что не посвящен.
Что ж, с богом. Да будет сталь крепка!
Веселый месяц май!
Нина Матвеевна, зайдите, пожалуйста.
Приглашение было необычным. Во-первых, Прозоров всегда вызывал ее звонком. А во вторых, Нина Матвеевна, работала с Алексеем Алексеевичем давно, и по опыту знала, что сейчас, в конце рабочего дня, нужды в ней нет: все напечатано, отправлено, разложено, все распоряжения переданы Сердце екнуло в недобром предчувствии. Оно еще более усилилось, когда Прозоров усадил ее так, что сам оказался между ней и дверью.
Нина Матвеевна, разговор у нас с вами будет доверительный. Всё будет зависеть от того, насколько вы будете искренни.
Алексей Алексеевич, я ничего не понимаю
Ответьте пожалуйста, что произошло вчера вечером? Почему это произошло?
Но Алексей Алексеевич! Я
Нина Матвеевна, перебил Прозоров, если я сам начну рассказывать, Алексей Алексеевич улыбнулся только мускулами лица, а глаза глядели холодно и грозно, то никакой доверительной беседы у нас не получится. Итак, давайте с самого начала.
Эх, сколько можно мучиться и самую себя презирать! Хорошо, что он спросил. Будь что будет!
Нина Матвеевна, я жду.
И Нина Матвеевна, прерывая свой рассказ слезами и сморканьем в аккуратненький, обшитый кружевом платочек, начала:
Делайте со мной что хотите! Я страшно виновата, даже сама себя ненавижу. Они встретили меня два месяца назад, по дороге домой. Разговор был очень короткий: «Если хотите, чтобы ваша дочка была жива и здорова, выполняйте, что мы вам скажем. Звонить будем домой». А у меня никого кроме нее нет! Я стала передавать им информацию о работе штаба
Вы все сказали? Или что-то еще осталось?
Осталось. Неделю назад они приказали, чтобы я сообщала, когда и куда ездит Александр Григорьевич, и маршруты его следования.
Только его?
Только его.
Прозоров понял, что она говорит правдутерять ей было уже нечего. Кто «они», он не спрашивал. Эти не представляются без нужды.
Слушайте меня внимательно. Когда будете выходить, возьмите пару папокмы с вами разбирались в материалах. Вы, кажется, косметикой не пользуетесь? Вот и хорошо. Пройдите в мою комнату отдыха, умойтесь, приведите себя в порядок. О нашем разговоре, сами понимаете, никто не должен знать.
Алексей Алексеевич, что теперь будет?
Не знаю, но многое будет зависеть от вас самой. Теперь идите. Завтра поговорим.
Господи, неужто простил?! она попыталась поцеловать руку Прозорова.
Я не архиерей. Благословения не даю. Успокойтесь.
* * *
В то утро Городецкий позвонил в генштаб, и попросил передать Прозорову, что он выезжает из Тайницкого и будет в штабе через два часа.
Александр Григорьевич, вы в город? Можно мне с вами?
Городецкий гостеприимно распахнул дверцу машины:
С вами хоть на край света! О, да вы сегодня в штатском! Оно вам, Катя, очень идет.
У меня увольнительная. Решила пройти по магазинам. Вчера денежное довольствие получили.
Километрах в двадцати от Тайницкого шедшая навстречу большая черная машина неожиданно затормозила и развернулась поперек дороги, загородив им путь.
Катя, это, кажется за мной. У вас какое удостоверение?
Гражданское. Нина меня зовут.
Сопротивление не оказывайте. Сообщите Прозорову.
Из черной машины вышли двое в форме комитета внутренней безопасности:
Ваши документы! Гражданин Городецкий, вы арестованы. А вы кто такая?
Катя показала удостоверение.
Так, Нина Ивановна Савельева. А почему вы едете в машине Городецкого?
А меня товарищ военный обещал подвезти. Я в город за покупками еду, и одернула кофточку, отчего ее соблазнительные формы стали еще нагляднее.
Старший окинул плотоядным взглядом ладную фигуру Кати:
Значит, говорите Нина Ивановна Савельева?
Обо мне они ничего не знают. А я знаете, в город за покупками еду. Вот, подсадил меня друг военный. А вы в город едете? Возьмите меня с собой, пожалуйста, а то здесь автобуса не дождешься!
А это, как себя вести будешь, усмехнулся тот, что помоложе, и слегка погладил Катину пышную грудь.
А я с военными завсегда себя правильно веду.
Коля, заворачивай вон на ту просеку.
На лесной полянке старший группы решительным движением обнял Катю и попытался ее повалить на землю.
Ой, что вы?! Разве так можно? Да подождите же! Вы же мне так кофточку помнете и юбку испачкаете. В чем же я в город тогда поеду? Катя неторопливыми движениями сняла кофту и юбку, аккуратно их свернула и положила на сиденье машины. Ну а вы что? Женщин в исподнем не видели?
От необычного поведения и ослепительной фигуры Кати, оставшейся в крохотных трусиках и бюстгальтере, который не столько скрывал, сколько подчеркивал достоинства Катиной стати, офицеры ВБ остолбенели.
Ну что же вы? Так и будете при полном параде? Вы хоть ремни и гимнастерки снимите, а то вы меня всю своими пуговицами и пряжками исцарапаете!
И то правда, сказал старший и стал снимать гимнастерку. Второй немедленно последовал его примеру.
Ох неудобное это делоснимать гимнастерку! Особенно, когда торопишься в предвкушении Рукава путаются И вообще, в течение нескольких мгновений вы ничего не видите Поэтому не было ничего удивительного в том, что оба любителя молодых женских телес очутились на земле с помутившимся сознанием и связанными за спиной руками. Что же касается шофера, то он с большим интересом наблюдал за происходящим, а потому не заметил как на заднем сиденьи приподнялся Городецкий и со всего размаха обрушил страшный удар спаренными кулаками скованных рук на его уже начавший лысеть затылок.
Молодец, Катюша!
Молодецто молодец. А что с этими иродами делать будем?
Что делать, спрашиваешь? Во-первых, ключик от наручников у шофера в кармане Спасибо, а то руки затекли. Документы и оружие нужно забрать. И пусть отдыхают! С дороги их не видно. А пока придут в себя и домой доберутся, мы тоже успеем кое-какие меры принять.
Александр Григорьевич, а кто знал, когда и куда вы поедете?
Пожалуйста, зови меня Сашей. А перед отъездом я только с секретаршей Прозорова говорил. А ловко ты их разыграла!
Так учили. Ой, а что же это я? Катя потянулась за сложенной на заднем сиденьи одеждой.
Городецкий, казалось, только сейчас обратил внимание на «форму одежды» капитана Костровой: «Волшебное зрелище!».
Ой, да ну вас Саша!
Знаешь что, пересаживайся-ка ты, капитан Кострова, на заднее сиденье, а то я не могу сосредоточиться. Еще наеду на кого-нибудь!
Катя неожиданно для самой себя клюнула Городецкого в щеку и перепрыгнула на заднее сиденье машины.
Встреча на дороге
Алексей Алексеевич не то, чтобы очень любил водить машину. Просто он, старый разведчик, считал, что чем меньше людей знает, куда и зачем он ездит, тем лучше для дела. А уж если он едет один, то тут уж, точно кофиденциальность его действий гарантирована. Конечно, пристраивались время от времени в хвост его машины люди Берлиозова (учуял что-то нутром тертый калач-контрразведчик, хоть вроде бы фактов серьезных не было), но потом агенты отстали. Алексей Алексеевич никогда не пытался оторваться от хвоста, просто менял цель поездки. А пару раз Прозоров проявил своеобразный юмор: заметив «хвост» он отправлялся на дальнюю рыбалку, благо у него всегда была в запасе канистра топлива. Увлекшийся преследователь неожиданно для самого себя оказывался без горючего в самом неподходящем месте. Алексей Алексеевич на обратном пути, а в этих случаях он никогда не торопился, любезно предлагал подвезти незадачливого водителя или же позвонить, если тот укажет номер телефона и к кому именно обращаться. От его услуг, конечно, отказывались и предпочитали терпеть, пока «свои» не найдут.