Чтобы спуститься по ступенькам, Зоре пришлось пройти мимо сумасшедшего старика в инвалидном кресле. Сиделки рядом с ним сегодня не было. Несмотря на его впалые щеки, поблекшие глаза и редкие пучки седых волос на голове, Зора поняла, что в молодости он был очень хорош собой. Приблизившись, она улыбнулась ему.
Он заморгал и сказал задумчивым голосом:
Скоро я стану зомби.
Зора остановилась.
Прошу прощения?
Смерть пришла за мной много лет назад, заговорил старик, и глаза его заблестели, но я сказал: нет-нет, возьми вместо меня жену. И отдал ее, чтобы она стала зомби. И знаете, я выиграл так пять лет. Отличная сделка. Через пять лет я отдал старшего сына. Потом дочь. Потом самого младшего. И теперь еще много любимых людей превратились в зомби, все до единого. Никого не осталось. Никого, кроме меня. Пальцы старика теребили покрывало, укрывавшее его ноги. Он оглядел двор. Скоро я стану зомби, повторил старик и заплакал.
Зора встряхнула головой и сошла по ступенькам. Подходить к Фелиции сзади, как сказал в тот первый день доктор Легрос, было делом непростым. Надо действовать достаточно громко, чтобы она тебя услышала, но при этом достаточно тихо, чтобы не испугать ее.
Привет, Фелиция, произнесла Зора.
Сгорбленная фигура не шелохнулась. Зора, расхрабрившаяся за долгое отсутствие, снова окликнула ее по имени, протянула руку и осторожно тронула Фелицию за плечо. Едва она это сделала, по руке, по спине и дальше в ноги побежали покалывание и дрожь. Не оборачиваясь, Фелиция распрямилась, развернула плечи, вытянула шею и заговорила:
Зора, друг мой!
Фелиция обернулась и оказалась вовсе не Фелицией, а высокой красивой женщиной в коротком белом халатике. Фрейда! Она заметила выражение Зориного лица и расхохоталась.
Разве я не сказала, что ты меня найдешь? Может, ты не узнаешь свою подругу Фрейду?
Зора вновь обрела дыхание.
Узнаю, парировала она, и понимаю, что это жестокая шутка. Где Фелиция? Что ты с ней сделала?
Ты о чем? Фелиция не принадлежит мне, чтобы подарить ее тебе или забрать отсюда. Никто никому не принадлежит.
Почему Фелиции нет во дворе? Она что, заболела? И почему здесь ты? Тоже заболела?
Фрейда вздохнула:
Как много вопросов! Вот так и пишутся книги? Глупышка, если бы Фелиция не была больна, она бы сюда вообще не попала. Кроме того Фрейда вновь расправила плечи. Почему тебя так волнует эта бессильная женщина? Женщина, позволившая мужчине сбить с пути свою душукак голодный кот возле бочонка угрей? Фрейда подошла ближе, дневной зной сгущался вокруг них. Расскажи свою книгу женщине, у которой есть сила. Расскажи свою книгу мне, прошептала она. Расскажи мне о похоронах мула, и о вздымающихся водах, и о жужжащем грушевом дереве, и о тайном вздохе юной Джейни
У Зоры в голове одновременно возникли две мысли, словно переплелись стон и вдох: «Изыди из моей книги!»и: «Господи, да она ревнует!»
К чему суетиться? огрызнулась Зора, вспыхнув гневом. Тебе не кажется, что ты знаешь мою книгу наизусть? И кроме того, продолжала она, шагнув вперед и оказавшись нос к носу с Фрейдой, есть и другие силы, отличные от твоих.
Фрейда зашипела и отпрянула назад, словно ошпаренная раскаленным жиром.
Зора вздернула повыше нос и беспечно добавила:
И чтоб ты знала, Фелиция тоже писательница.
Фрейда сжала губы в тонкую нить, развернулась и устремилась к больнице, перебирая под халатиком длинными сильными ногами. Не задумываясь, Зора шагнула следом и догнала Фрейду.
Если хочешь знать, сказала Фрейда, твоя подруга-писательница теперь находится на попечении семьи. За ней приезжал сын. И как, это очень выдающееся событие? Может, сын должен был уведомить тебя, хм? Она подмигнула Зоре. Он вполне мускулистый молодой человек, и ему нравятся женщины постарше. Или намного старше. Могу показать, где он живет. Я бывала там чаще, чем ему известно.
Как сильно ты зависишь, произнесла Зора, от мужчин.
Едва Фрейда вступила на веранду, как старик в инвалидной коляске сжался и застонал.
Ш-ш-ш, дитя, сказала Фрейда, вытащила из кармана шапочку медсестры и водрузила ее на свои каштановые волосы.
Не дайте ей забрать меня! завыл старик. Она превратит меня в зомби! Превратит! В зомби!
Фи! сказала Фрейда, подняла босую ногу и толкнула инвалидное кресло на фут впередпод ним на плитках стояли удобные белые туфли. Фрейда всунула в них ноги и развернула кресло.
Вот ваш бокор, мисс Херстон. Зачем мне нужны холодные руки зомби? Au revoir, мисс Херстон, Зора. Не ограничивайте свой кругозор. Вы найдете в моей стране еще многое, о чем можно написать. Я надеюсь.
Зора стояла внизу, у ступенек, глядя, как Фрейда увозит старика прочь по неровным плиткам веранды.
Эрзули, произнесла Зора.
Женщина остановилась. Не оборачиваясь, она спросила:
Как ты меня назвала?
Твоим настоящим именем, и говорю тебе: если ты не оставишь в покое Этьена, мужа Люсиль, чтобы эти двое могли сами проложить себе путь в преисподнюю, то я да, я вообще забуду о тебе, и ты никогда не появишься в моей книге!
Фрейда залилась смехом. Старик обмяк в своем кресле. Смех оборвался, словно выключилось радио, и Фрейда, внезапно помрачнев, посмотрела вниз.
Они не выдерживают долго, правда? пробормотала она и ткнула старика в затылок указательным пальцем. Очаровательные бедняжки. Вздохнув, она повернулась к Зоре, с откровенным одобрением оглядела ее и пожала плечами.
Ты сумасшедшая, сказала она, но честная.
Фрейда попятилась к двери, открыла ее спиной и закатила мертвого старика внутрь.
Маршрутный автобус, как всегда, опаздывал, и Зора, не в силах усидеть на месте, пошла пешком. Пока дорога идет вниз под горку, а солнце остается над горой, решила она, заблудиться невозможно. Шагая по живописной местности, Зора пела, собирала цветы и работала над своей книгой наиприятнейшим из всех известных ей способовмысленно, без бумаги и даже без слов, пока еще без. Зора наслаждалась предупреждающими знаками у каждого поворота: «La route tue et blesse», или, дословно: «Дорога убивает и ранит».
Интересно, думала Зора, каково этоидти по дороге нагишом, как Фелиция Феликс-Ментор. И уже решала, не провести ли такой эксперимент, как вдруг сообразила, что наступила ночь. (А где же автобус и остальные машины, и почему дорога сделалась такой узкой?) И если сбросить одежду, то платье, и сорочка, и туфли составят ужасно большую охапку. Единственный разумный способ нести одеждуэто, на самом-то деле, надеть ее на себя. Рассуждая так, Зора, с трудом ступая стертыми ногами, завернула за крутой поворот и почти столкнулась с несколькими дюжинами фигур в красном, идущих ей навстречу. На головах у них были капюшоны, несколько человек держали факелы, у каждого был барабан, а один вел на веревке большого, свирепого на вид пса.
Кто идет? спросил низкий мужской голос.
Зора не могла понять, кто из спрятавшихся под капюшонами задал вопроси говорил ли вообще хоть кто-нибудь из них.
А кто хочет это знать? откликнулась она.
Капюшоны переглянулись. Не говоря ни слова, несколько из них засунули руки под балахоны. Один вытащил меч. Еще один вытащил мачете. Тот, с собакой, вытащил пистолет, опустился на колени и пробормотал что-то псу на ухо. Одной рукой он почесывал пса между лопатками, а другой ласково гладил его по голове сверкающим в лунном свете дулом. Зора слышала, как стучит и шелестит собачий хвост, виляющий в листве.
Скажи пароль, произнес голос, кажется принадлежавший тому, с мечом, потому что он для пущего эффекта указал на Зору. Говори, женщина, или ты умрешь, а мы попируем тобой.
Она не знает пароля, сказал женский голос, разве что она тоже разговаривала с мертвыми. Давайте съедим ее.
И внезапнотак же отчетливо, как она знала все в старом мире, Зора поняла, как звучит пароль. Его дала ей Фелиция Феликс-Ментор. Mi haut, mi bas. Наполовину высокий, наполовину низкий. Можно сказать его прямо сейчас. Но она этого не сделает. Она будет верить в зомби, совсем чуть-чуть, и в Эрзулиможет быть, немного больше. Но в Красную Секту, в связанное кровавой клятвой сообщество мужчин, она верить не будет. И Зора шагнула вперед, легко, добровольно, и фигуры в красных балахонах не двигались, пока она шла среди них. Пес заскулил. Зора спустилась вниз с холма. Позади не было слышно ничего, кроме лягушачьего хора. За следующим поворотом она увидела отдаленные огни Порт-о-Пренса, а намного ближемаршрутный автобус, стоявший перед лавкой. Зора засмеялась и повесила свою шляпу на предупреждающий знак. Между ней и автобусом пролегала освещенная лунным светом дорога, усеянная крохотными лягушками. Они отличались от камешков и кусочков коры лишь тем, что прыгали, тем, что у них были какие-то дела.
А бо бо!
Она призвала свою душу прийти и посмотреть.
Теодора ГоссПодменыш
Поэзия и рассказы Теодоры Госс публиковались на страница «Polyphony», «Realms of Fantasy», «Strange Horizons», «Lady Churchills Rosebud Wristlet». Она также редактор сетевой поэтической антологии «Фантастика и ужасы.», посвященной произведениям о сверхъестественном, удивительных приключениях и фантастических краяхот Средних веков до наших дней. Первый сборник автора готовится к печати в издательстве «Prime Books». Теодора Госс живет в Бостоне с мужем Кендриком, ученым и художником, и дочерью Офелией в доме, полном книжек и кошек. Стихотворение «Подменыш» было впервые опубликовано в сборнике «Роза с двенадцатью лепестками и другие истории» («The Rose in Twelve Petals and Other Stories»).
Что делать с ним?
Он в школу в куртке кожаной ходил,
Щипал монашек и тайком курил,
Пожарных как-то вызвал раз он в шутку.
Домой засадятв этом промежутке
Не видел наказанья: все, бывало,
То корабли, то гонки рисовал он.
Любил ракеты и автомобили (Все быстрое). Подвал, где хлам хранили,
Темницы, башни, тюрьмы, казематы
(Все тайное). И как пищат мышата
Да хомячки. Нет-нет, не обижал их,
Не мучил, но случалось, что визжали
Девчонки в классе: пустит мышь на парту,
В портфель, за шиворот. Еще любил он карты
Пропавших экспедиций, и читал он,
Как сделать бомбу, в скаутских журналах,
Съедобные грибы от ядовитых
Как отличить.
Ну что ж, ему скажи ты
Мол, кукла он из перышек и прутьев.
Он ухмыльнется, будто скверно шутит.
Что делать с ним? Подменыш, убирайся,
Туда, откуда взялся, возвращайся.
Ухмылка. Обрюхатит твою дочь
И дом твой подожжет он в ту же ночь.
Степан ЧэпменРеванш ситцевой кошки
Рассказы и повести Степана Чэпмена в течение последних тридцати лет появлялись на страницах самых разных журналов и антологий, в том числе таких, как «Album Zutique», «The Baffler», «Chicago Review», «Hawaii Review», «Leviathan», «Mc. Sweeneys», «Orbit», «The Thackery T. Lambshead Pocket Guide To Eccentric & Discredited Diseases», «Wisconsin Review» и ZYZZYVA. Его перу принадлежат сборник рассказов «Досье» («Dossier», 2001) и роман «Тройка» («The Troika», 1997), получивший премию Филипа Дика. В настоящее время Степан Чэпмен и его жена Киа живут в Коттонвуде (штат Аризона).
«Реванш ситцевой кошки», сюрреалистическая и волнующая повесть о равновесии и распаде, был опубликован в четвертом выпуске антологии «Leviathan» (победителе Всемирной премии фэнтези 2003 года), посвященном теме городов.
Хоть сам я там не был, не скрою от вас
Китайского блюдца правдивый рассказ.
Когда уроки у Черепашки закончились, они со Змейкой отправились бродить по улицам, мимо витрин модных магазинов. Они просто обожали глазеть на прохожих. Разнообразие мягких игрушек, населявших Плюшевый город, приводило их в восторг. Змейка делала в уме заметки о каждом, кого они встречали по пути.
Вязаная обезьянка в грубых армейских ботинках. Изящная балерина с целлофановыми крылышками и в ярко-розовой пачке. Паук в белой кружевной шляпке, а с ним муха в бархатных бриджах. Король в горностаевой накидке и короне из золотой фольги, толкающий перед собой инвалидную коляску с беззубым тигром. Маленький зеленый человечек, ведущий на поводке какую-то хреновину с пропеллером вместо головы. Воин-индеец в головном уборе из орлиных перьев и одноглазый пират с деревянной ногой. Вот так жизнь в этом Плюшевом городевсе равно что парад Четвертого июля, только круглый год без перерыва!
Высоко в ясном небе медленно ползла сверкающая чешуйка солнца. Ну и классное же местечко! Змейка просто нарадоваться не могла, что ей посчастливилось попасть сюда после смерти.
Черепашка и Змейка шли по тротуару, лавируя между вешалками с уцененной кукольной одеждой. На дворе стоял июль тысяча девятьсот тридцать первого года, к тому же была пятница; вовсю светило солнце. От тележек уличных торговцев плыл аромат жареных сосисок и горячих соленых кренделей. На Заплаточной улице, между Колыбельным проездом и Вельветин-стрит, друзья миновали несколько витрин, полных подержанных рук и ног, а потом прошли по переулкам, вдоль маленьких ремонтных ателье, гастрономов и глазных магазинчиков.
На углу Ясельного проспекта и Атласной улицы они свернули и зашагали на восток, к трехэтажным жилым домам, в одном из которых жил со своей мамой Черепашка. С виду их дом ничем особенным не отличалсятолько немного грязи на облупившихся стенах да вывеска «Не кантовать!». Черепашка и Змейка нырнули в тенистый проулок между корпусами. Змейка гоняла по земле пустую бутылку кончиком зеленого плюшевого хвоста. Черепашка подкидывал в воздух кусочки гравия и старался попасть по ним деревянной рейкой.
У кого-то наверху, на третьем этаже, граммофон играл свинг. Три женских голоса выводили в унисон: «Собака из хлопка сказала гав-гав, ей кошка из ситца ответила мяф!, и вскоре пустились по дому кружиться лоскутья, обрывкии хлопка, и ситца».
Как думаешь, Плюшевый город входит в Соединенные Штаты? спросила Змейка.
Понятия не имею, ответил Черепашка.
Я спрашивала народ, откуда кто родом. Похоже, все сплошь из Америки.
А как насчет китаезов?
Китаезов я ни одного не знаю. Тут она услышала, как на втором этаже вопит мистер ОГризли. Гляди-ка, чокнутый медведь опять разговаривает сам с собой. Пошли пошпионим за ним?
Черепашка и Змейка кубарем скатились по пожарной лестнице и, затаив дыхание, согнулись в три погибели за кухонным окном. Заглянув в это окно поверх подоконника, они увидали в дверном проеме кусочек логова Тедди. Медведь слонялся вперед-назад, размахивал руками и изливал душу окружающим его стенам. Друзья не успели толком рассмотреть его, но зато прекрасно слышали каждое слово.
Спорим, он расколотит что-нибудь из мебели? прошептал Черепашка.
Спорим, он расколотит башку своей старухе, сказала Змейка.
Каждая собака в округе была наслышана о Тедди и Эдне и об их так называемых стычках.
Тедди ОГризли жил в убогой, душной квартирке на втором этаже. Сейчас он, облаченный в кальсоны, майку и носки, сидел в кресле и слушал по радио футбольный матч. А кроме того, опустошал миску с попкорном и управлялся с бутылками холодного пива. Настенные часы пробили четыре.
В лохматой коричневой голове Тедди, глубоко в его помятых вельветовых мозгах ворочалась обида на жену, Эдну Маккролл. Эдна работала хирургической медсестрой в крупной городской больнице. И это никуда не годилось. Ей следовало бы сидеть дома и заботиться о своем муже. Проклятая Депрессия все перевернула вверх тормашками. В довершение всего нынче Эдна еще и опаздывала. Тедди чувствовал, что на него вот-вот накатит. А этой сучке, конечно, было наплевать.
Тедди уже больше года сидел без работы, благодаря чему имел массу времени на размышления о своих брачных узах. Он выключил приемник и снова принялся бродить из угла в угол, в ярости пиная ногами ковер и бормоча себе под нос. Он охотно наподдал бы и мебели, но не мог позволить себе так распускаться. Мужчина все-таки должен держать себя в руках. Скажем, когда учишь уму-разуму свою старуху, ты ведь сдерживаешься, чтобы не наставить ей синяков на физиономии. Если, конечно, синяки не входят в твои планы.
Он вспоминал лицо Эдны. Это чопорное целлулоидное лицо, дерзкий черный нос, широко расставленные пластмассовые глазки с маленькими синими зрачками, которые дребезжали и перекатывались внутри, когда он тряс ее за плечи. Однажды он выплеснул ей в лицо горячий кофеи поделом. Может, сегодня он размозжит ей лапу этой вот хрустальной пепельницей. А если та шлюха, что живет над ними, снова вызовет полицейских псов, то он и ей морду разукрасит как следует.
Тем временем под раковиной в ванной комнате Клык, хомячок Тедди, протискивал упитанное, шелушащееся тельце между прутьями своей клетки. Клык был мстительной тварью с кривыми зубами и зловонным дыханием. Он на кончиках когтей прокрался в кухню, держась под прикрытием мебели так, чтобы незаметно приблизиться к Неженке. Неженка, попугаиха Эдны, влачила жалкое существование на насесте возле холодильника и коротала дни, предаваясь одному из трех своих излюбленных развлечений: глодала желтым плюшевым клювом собственные желтые плюшевые когти, вытягивала из крыльев слабо закрепленные ворсинки или в бесплодном вожделении елозила по жердочке насеста.