Паранд не знал, что такое ненависть. Он совершенно равнодушно отдавал самые изуверские распоряжения. Всё чаще его одолевала скука, путь его был слишком прямым и гладким, ни разу не довелось столкнуться со сколько-нибудь существенным препятствием. Это была его страна. Он чувствовал Индию всеми фибрами души. Здесь он не мог проигрывать.
И всё-таки ему довелось узнать, что такое ненависть. Даже более тогоон познал страхчувство до этого ему совершенно неведомое. Часть Индии, всё более и более заметная часть, буквально на глазах становилась миром чужим и непонятным, живущим по другим, невообразимым правилам. Далиты тысячами, десятками тысяч принимали христианство и, что самое немыслимое, к ним присоединялись некоторые кшатрии и даже брахманы. В Индии появилась и всё более крепла реальность без каст. В христианском мире все были братьями. Если брахман прилюдно обнимает неприкасаемогоэто уже не Индия. И в эту чёрную воронку может засосать полстраны.
Паранд заметил, что из глаз далитов, принявших христианство, исчезает страх. И тогда он сам познал страх. И познал ненависть. Рядом с христианами он превращался в ничто. И было непонятно, что с этим делать. Конечно, люди Паранда постоянно третировали христиан, натравливали на них всех, кого могли, нередко они убивали этих отщепенцев. Но это не только не останавливало обращение в христианство, но, казалось, даже подхлёстывало его. Впервые в жизни Паранд видел перед собой людей, которые не испытывают перед ним страха и даже смерть встречают спокойно. Теперь боялся он. Но Паранда, который боится, не может быть. Он выжгет эту язву калёным железом.
Однажды он присутствовал на конференции, где дали слово христианскому священнику. Когда эта свинья заговорила, Паранд, до этого внимательно слушавший всех ораторов, совершенно утратил способность воспринимать содержание речи. Его гнуло, ломало, корёжило. Он видел христиан и раньше, но говорящихникогда. Это было совершенно невыносимо. Может быть, именно так он чувствовал бы себя, если бы ему очень долго не давали выпить человеческой крови. Когда священник, наконец, смолк, Паранда ещё долго колотило, от хладнокровия и самообладания не осталось и следа. С того дня Паранд, всегда такой прагматичный и расчётливый, начал постепенно терять чувство реальности.
Того священника выследили, похитили и принесли в жертву Кали в их тайном капище. Паранду стало очень хорошо, когда он отведал его крови. Кровь христиан намного слаще обычной, это он знал и раньше, а кровь священника оказалось ещё слаще.
Но полегчало Паранду ненадолго. Теперь его гнуло и корёжило от одной только мысли о том, что где-то рядом ходят христиане и священники, кровь которых не выпита. При этом, он чувствовал, что становится смешон, вот так по одному воруя священников и нападая на небольшие группы христиан. Ситуацию надо было переломить кардинально. Однажды, во время жертвоприношения, он понял, чего хочет от него Кали. Большой резни! Утопить целый город в крови христиан! Это будет грандиозное, дотоле ещё невиданное жертвоприношение. А потом тоже самое произойдёт во всех городах Индии, где есть христиане.
С этого момента прагматичным и расчётливый политик исчез. Родился новый Парандодержимый, всё содержание личности которого составляла единственная манияуничтожить всех христиан в Индии. Он больше не считался с реальностью, он не думал о своём будущем, он сорвал маску, уже не пытаясь изображать респектабельного гражданина. Он почти перестал спать и ел очень мало, но зато ритуалы поклонения Кали совершались теперь не раз в месяц, а ежедневно.
Паранд развил бурную деятельность по организации резни христиан. В этом деле он по-прежнему проявлял изощрённую расчётливость и способность одновременно учитывать огромное количество факторов. Основу подготовки составляло формирование общественного мнения. К тому моменту, когда он даст отмашку, христиан должны ненавидеть все. Не просто не любить, это и всегда было так, а пылать к ним лютой ненавистью вплоть до готовности рвать их на части зубами. Не разделяющие этих чувств должны забиться в норы и не высовываться. Пока они разогревались мелкими акциямиразоряли монастыри, жгли храмы, убивали священников. Старались уничтожить христианских священников, чтобы в момент большого выступления некому было сплотить христиан, одновременно приучая простых индусов к крови. Шторм должен нарастать постепенно.
Паранд похудел так, что стал похож на мумию. Глаза его полыхали чёрным ледяным пламенем. На улице люди шарахались от него. Впрочем, говорил он по-прежнему очень мало и никогда не повышал голоса.
Когда Паранд пришёл к мэру Города, последний вжался в кресло и старался смотреть в стол. Развалившись перед ним, Паранд, выдержав паузу, начал ронять слова:
Близится день независимости. Все мы, конечно, ходим, чтобы торжества прошли на должном уровне. Их должны возглавить лучшие люди Города. Председательство, думаю, лучше всего поручить господину Лалиту.
Мэр ожидал чего угодно, только не этого:
Но это не всем понравится.
Да неужели? усмехнулся Паранд. А как ты думаешь, мне это понравится?
Мэр молчал, превратившись в сгусток ужаса. Он начал понимать, что стоит за этим приказом именно приказом. Паранд почувствовал себя хорошо, ощутив, что его власть над земляками по-прежнему беспредельна. Тратить слова не имело смысла:
Ты сделаешь так, как я сказал.
* * *
Все, кто видел Лалита, руководившего церемонией выноса знамён, обратили внимание у него сегодня необычное лицо, и весь он какой-то нездешний. Лалит был, как всегда доброжелателен и внимателен к каждому, распоряжения отдавал с улыбкой. Ни одна мелочь, касавшаяся организации торжеств, не ускользала от внимания председателя. И всё-таки казалось, что он распоряжается так, словно его самого всё это не очень-то и касается, как будто он готов вскочить в поезд, который унесёт его туда, где уже сейчас находятся все его мысли.
Всё шло хорошо, всё было по плану, однако у многих было ощущение, что добром этот праздник не закончится. Последнее время в Городе нарастала антихристианская истерия, а сегодня в выносе знамён вместе с Лалитом участвовали ещё три христианина. Когда знамёна проносили через площадь, из толпы стали раздаваться оскорбления в адрес христиан. Последние вели себя спокойно, словно ничего не слышали. И вдруг толпа забурлила. Боевики Паранда выхватили тяжёлые палки и стали пробиваться к христианам, несшим знамёна. Это породило всеобщую суматоху. Далеко не все в Городе так уж сильно ненавидели христиан, но людей Паранда боялись все до единого, им никто не препятствовал.
Фанатики пробились к христианам и выхватили у них знамёна, началось безобразное избиение. Христиане не сопротивлялись, да и что они могли против десятков озверевших боевиков. Люди в толпе заметались, женщины визжали, казалось, каждый чувствовал себя в опасности, хотя все знали, что гнев фанатиков направлен только против христиан, но близость концентрированной ненависти порождает панику. Полицейские, кажется, только делали вид, что пытаются пробиться через толпу к месту избиения.
Толпа постепенно редела, люди разбегались и вот уже на площади остались только четыре распростёртых тела, тяжело дышащие фанатики и суетливо спешащие к ним полицейские. Сам Паранд в сегодняшнем избиении не участвовал, его подручный, руководивший акцией, презрительно глянул на полицейских, в растерянности остановившихся неподалёку. Некоторое время он рассматривал полицейских в упор, чтобы те не подумали, что люди Паранда могут бежать от стражей порядка. Потом спокойно сказал своим:
Идём за город. Там собираются все наши.
* * *
Толпа на площади не очень-то поддержала фанатиков, потому что население, наиболее злобно настроенное к христианам, понемногу собиралось тем временем за городом.
Христиане мертвы? спросил Паранд своего подручного.
Мои парни били так, что не выжили бы и слоны.
Ты убедился в том, что они мертвы?
Зачем?
Болван. Возьми двух бойцов и идём в больницу.
* * *
К тебе привезли христиан? очень спокойно спросил Паранд главного врача. Самообладание и хладнокровие понемногу вернулись к нему, когда он перешёл к фазе активных действий. Теперь он опять чувствовал свою силу и свою власть, с презрением глядя на трепещущего врача, который еле смог выдавить из себя:
Да.
Не заставляй тянуть тебя за язык.
Трое мертвы, один чуть жив.
Лалит?
Да.
К нему.
В шикарной палате Паранд увидел Лалита, от тела которого тянулись какие-то провода и трубки к неведомым приборам.
И ты смеешь лечить этого подлого предателя?Паранд продолжал говорить очень спокойно, несколько даже иронично.
Наша больница построена на деньги господина Лалита. сказав это, врач сам ужаснулся своей смелости.
Вот как? усмехнулся Паранд. Я не знал. Иначе давно бы уже сжёг вашу больницу, построенную не нечистые христианские деньги. Но, думаю, ещё не поздно.
Смилуйтесь, господин, врач упал на колени.
А ты сам, случайно, не христианин?
Нет, нет, что вы!..
Ну так убей христианина, убей предателя Родины, Паранд с улыбкой протянул врачу кинжал.
Врач взял кинжал на удивление спокойно, его лицо вдруг совершенно изменилось, он встал с коленей, как-то странно без страха посмотрел на Паранда и вдруг неожиданно резким движением вонзил кинжал себе в сердце.
Ироничная улыбка исчезла с губ Паранда. На несколько секунд он растерялся и даже почувствовал что-то похожее на страх, но самообладание быстро вернулось к нему. Пнув труп врача ногой, он перевернул его на спину, вытащил из груди кинжал и вонзил его в грудь Лалита, который так и не пришёл в сознание.
* * *
Богиня мести Кали в представлении её поклонниковобнажённая женщина с длинным, красным языком. Над толпою неслись дикие выкрики: «Женщины, подражайте великой богине Кали!». Многие женщины, уже накачанные наркотиками, стали срывать с себя одежду и начали трястись в диких экстатических танцах. Безумие понемногу охватывало толпу. Все скакали, дёргались, кричали, никто уже не помнил себя.
Паранд, стоявший в некотором отдалении со своим помощником, наблюдал эту картину без радости.
Почему так мало людей? проворчал он.
Уже больше тысячи, еле выдавил из себя помощник, хорошо знавший, чем заканчивается неудовольствие вождя.
Мало, очень мало. Паранд прошептал это уже без гнева и раздражения, о чём-то думая.
Наши люди из окрестных деревень не успели подтянуться.
Знаешь, что бывает с теми, кто опаздывает?
Помощник почувствовал, что всё его нутро наполнилось липким холодным ужасом, но вождь продолжал по-деловому:
Сколько людей прибудет из деревень?
До трёх тысяч, если не больше.
Хорошо. Но если их будет меньше, ты пожалеешь, что родился. Когда самое позднее прибудут?
Сегодня вечером, в крайнем случаеночью.
Хорошо. Да ведь и местные не все здесь. Город может дать ещё не меньше тысячи человек.
Многие наши пошли на праздник, а оттуда разбрелись по домам, бараны.
Ладно. Пусть веселятся. Сегодня на христиан не идём. Ты понял? Никто из наших сегодня не должен идти в квартал далитов. Когда подтянется деревенщина, эти уже перегорят. Толку не будет. Христиан мы сегодня не перебьем, а спугнуть можем. Всё начнём завтра утром. Сейчас этим выдай побольше сладости Кали, чтобы их никуда не тянуло. Пусть наши люди сегодня ещё поработают в городе, всех оповестят, что завтра утром каждый должен быть здесь. Дескать, намечается небывалое жертвоприношение. Когда прибудет деревенщинанакорми, размести, проследи, чтобы не разбредались.
Помощник не успел сказать, что всё будет в точности исполнено, как до них через рупор донеслись голоса полицейских: «Всем немедленно расходиться немедленно расходиться».
Ещё эти идиоты, злобно прошипел Паранд, и бросил помощнику:Проследи, чтобы сегодня (на этом слове он сделал акцент) ни один полицейский не пострадал, а то как бы завтра сюда войска не стянули.
Не торопясь, вразвалочку приблизившись к группе полицейских, Паранд отозвал офицера в сторону и, зловеще улыбнувшись, спросил:
Вам что-то не нравится, господин офицер?
У нас приказ: предотвращать массовые беспорядки.
Ну так предотвращайте, усмехнулся Паранд.
Господин Паранд, вы имеете большое влияние на этих людей. Вы, конечно, не откажетесь помочь силам правопорядка?
Эти людинастоящие патриоты Индии. Сейчас они славят великую богиню. Я повторяю свой вопрос, офицер. Что вам не нравится?
Офицер побледнел. Он понял, что его жизнь висит на волоске. Да и с какой стати он должен отдавать свою жизнь ради спасения ничтожных христиан? Начальнику полиции легко отдавать приказы, а дальше что? Полицию и так не любят, осталось только весь народ против себя восстановить. Он заискивающе обратился к Паранду:
Мои парни, конечно, не хотят идти против народа. Мне кажется, господин Паранд, мы должны действовать согласованно, на благо всех граждан.
Вот и хорошо, улыбнулся Паранд. Теперь слушай меня внимательно, офицер. Сегодня люди повеселятся и разойдутся. Только отошли бы твои парни подальше, а то, сам слышишь, уже раздаются угрозы в ваш адрес. Я сдерживаю людей, но не могу это делать до бесконечности. Сами не подставляйтесь. Где-то ближе к полуночи ты уже сможешь отрапортовать своему начальнику, что героически предотвратил беспорядки. А вот завтра с утра. Лучше бы тебе очень сильно заболеть, так же как и всем полицейским. Завтра я не смогу гарантировать вашу безопасность. Лично мне наплевать, будет ли здесь завтра полиция. Это ничего не изменит. Но если хотите жить, у вас два варианта: либо вы с нами, либо вы тихо сидите по домам. Мы не хотим конфликта с государством, но не остановимся ни перед чем. Твой начальникстарый дурак. Он не любит Индию. А патриоты не любят таких, как он. Если ты сегодня ночью передашь ему мои словавы оба не жильцы. А с утра говори, что хочешь.
Спасибо, господин Паранд, дрожащим голосом начал рассыпаться офицер. Мы не против патриотов мы с вами.
Вот и хорошо, усмехнулся Паранд.
* * *
В квартале далитов-христиан на улицах не было ни души. Все сидели под домам, а точнеепо подвалам. В одном из подвалов, который был просторнее других, командор Дмитрий Князев попросил собрать старейшин. Собралось полсотни человек. Князев начал просто:
Мырыцари Христа. Мы пришли для того, чтобы защищать вас.
В подвале повисла гробовая тишина. Аплодисментов и радостных возгласов не последовало. Во взглядах старейшин чувствовалась настороженность. Наконец, один из них, сухонький старичок с редкой чёрной бородой, спросил:
Откуда вы?
А разве это имеет значение?
Это верно, с философическим спокойствием согласился старичок. Теперь уже ничто не имеет значения, и ваше появлениетоже. Васнесколько человек, а их будет несколько тысяч. Как вы сможете нас защитить?
Мы сделаем всё возможное и, либо спасём вас, либо умрём вместе с вами.
Ну, если вы хотите умереть, и то выбрали место очень удачно. Вскоре в этом квартале не останется живых.
Тут вскочил холёный мужчина лет сорока и истерично закричал:
Хватит ломать комедию! Незнакомцы должны немедленно убраться от нас. С людьми Паранда ещё можно обо всём договориться, но если они узнают, что в нашем квартале прячутся вооружённые люди, тогда точно всех перережут.
Вы не сможете ни о чём договориться с бесноватыми изуверами. Им нужна ваша кровь, вся до капли, в голосе Князева зазвучали металлические нотки. Вспомните сикхов. Пять тысяч убитых за три дня. Отчего же они не договорись с фанатиками?
Незнакомец прав, с места поднялся согбенный старец с длинной серой бородой. Кажется, его здесь считали за патриарха, все взгляды сразу же устремились на него. появление этих людей никак не может нам навредить. С Парандом говорить не о чем, да и кто бы за это взялся? Но мы готовы принять смерть за Христа. Что может быть лучше мученической кончины? Я хочу спросить человека, именующего себя рыцарем Христа: почему он хочет лишить нас мученических венцов?
Сколько у вас людей? с болью в голосе спросил Князев.
Около семи тысяч человек.
И все до единого готовы умереть за Христа? И не найдётся слабых, которые перед смертью будут в отчаянии богохульствовать, готовые отречься от всего на свете, только бы выжить? Сколько христиан во время резни не спасут, а погубят свои души? Или вы не знаете, что мученическая смерть дана только святым? У вассемь тысяч святых? Никто из них не станет перед смертью целовать ноги убийц, умоляя о пощаде, вместо того, чтобы славить Христа? А ваши жёны и дочери? Они готовы быть изнасилованными? И вы к этому готовы?