Бой понемногу продвигался назад по улице, «белые» теснили толпу, оставляя за собой ковёр из мёртвых тел. Хлестали фонтаны крови. Впервые в жизни вид крови не радовал Паранда. И вот на его лице появилась искажённая маска радости. Бойня продвинулась мимо них, «белые», сосредоточившись на толпе, не обратили внимания на тех, кто прилип к стене, и теперь Паранд видел их спины. Он оторвал себя от стены, гвардейцы последовали его примеру. Вшестером они набросились на атакующую тройку. Одного «белого» сам Паранд зарубил первым же ударом саблиникакой он оказался не ангел. Двое других, однако, в последний момент почувствовав нападение с тыла, успели извернуться и отразить сабельные удары. Два гвардейца сразу же упали. Один «белый» вновь обернулся лицом к толпе, второй остался в одиночку против четырёх сабель. «Белые» дрались теперь спиной к спине. Гвардейцы Паранда умели фехтовать, но меч белого мелькал в воздухе, словно кровавая молния, успевая отражать все удары. Неужели и правда ангел?
Паранд заметил, что с флангов толпу атакуют ещё двое «белых». Видимо, стрелки из домов вылезли. Но вот один из них упал. На ногах оставалось не больше сотни погромщиков, но трое уцелевших «белых» уже явно теряли силы. Упал ещё один гвардеец. Это уже ничего не решало. Отбивавшийся от гвардейцев «белый» больше не имел сил атаковать и перешёл к обороне, которая с каждой минутой слабела. А поредевшую толпу так и не удалось заставить бежать. Она понемногу обтекала схватку и теперь уже «белые» бились в окружении. Паранд опустил саблюбез него закончат.
И тут произошло нечто неожиданное. С тыла на его людей набросились откуда-то взявшиеся пять воиновони не были «белыми», но принадлежали, видимо, к той же кампании. Вновь прибывшие сражались кривыми саблями, их ярость была столь стремительна, что несколько десятков погромщиков полегли за минуту. От огромной толпы в семьсот человек уже ничего не осталось.
Паранд в оцепенении замер с обнажённым клинком, уже не присоединяясь к схватке. Всё было кончено. Добивали последних его людей. И тут он почувствовал укол в спину. Вяло обернувшись, он увидел откуда-то взявшегося ещё одного «белого». Одежда его была чиста и не запятнана кровью. Меч тоже чистый. «Он сегодня не сражался», это было последнее, что в своей жизни подумал Паранд, повалившись на землю с раскроенным черепом.
* * *
С самого начала боя Андрей ничего не помнил. Позднее, напрягая память, он смог извлечь из неё лишь какие-то отрывочные образы: искажённые страхом и ненавистью лица, вкус крови на губах, отлетающие в сторону отрубленные руки и ощущение лёгкости. Орудовать тяжеленным мечём было удивительно легко, казалось, что меч управляет им, ведёт в гущу врагов. Меч словно стал не только невесом, но и разумен. Когда бой закончился, он едва держался на ногах, но сам этого не осознавал, ему казалось, что он может ещё горы своротить. Если бы бой продлился ещё минут 15, он просто упал бы без чувств.
Потом рассказали, как он, шатаясь подошёл к командору и затараторил:
Мессир надо срочно атаковать соседние кварталы там ещё много этих изуверов их надо уничтожить всех до единого, лицо его было искажено до неузнаваемости.
Андрей, вложи меч в ножны, спокойно сказал Дмитрий.
Нет, нет, мессир рановато бой не закончен разве вы не понимаете?
Дмитрий понял, что его друг не в себе, он медленно и осторожно взял его за руку, в которой Андрей сжимал меч, и попытался разжать пальцы, сомкнутые на рукоятке. Пальцы не разжимались, хотя Андрей не сопротивлялся. Он перестал бормотать и с удивлением смотрел то на командора, то на собственную руку. Князев понял, что сведённые судорогой пальцы легче сломать, чем разжать. Он бросил, ни к кому не обращаясь:
Дайте медицинский спирт.
Извлекли откуда-то пузырёк, налили в походный стаканчик.
Выпей, громко и отчётливо скомандовал Князев, пристально глядя Сиверцеву в глаза.
Это водка? скривился Андрей.
Стал бы я предлагать русскому офицеру водку. Это чистый спирт.
Андрей усмехнулся и залпом выпил. Через минуту он весь обмяк, меч сам выпал из руки, он сел на землю и снова начал бормотать:
Вы не понимаете бой не закончен.
Семьсот человек были вырезаны поголовно. Командор окинул взглядом улицу, заваленную трупами, и прошептал:
Мы не хотели этого.
* * *
В лесу хоронили павшихАли и сержанта-моряка. Али похоронили по-тамплиерски, завёрнутым в белый плащ, лицом вниз. Князев сказал над его могилой:
Это был очень чистый и возвышенный юноша. Мне кажется, в своём последним бою он уже был христианином. До встречи, Али.
Брат Жан сказал над могилой сержанта:
Он был настоящим тамплиером. Мечтал стать рыцарем. Убеждён, что его мечта сбылась. Он стал рыцарем.
Неподалёку сложили костёр. Аккуратно положили на него окровавленные лохмотья своих белых плащей и некоторое время сидели молча вокруг костра. Никто не хотел говорить. Лица у всех были мрачные и сосредоточенные. Наконец Князев выдавил из себя, обращаясь к командиру пятёрки тигров, которые прибыли в последний момент боя:
Вы спасли нам жизнь.
Если бы мы прибыли вовремя, вашу жизнь не пришлось бы спасать. Мы очень виноваты.
Это так, отрешённо и без гнева сказал Князев. Со своих за опоздание на сутки я содрал бы три шкуры.
Потом командор посмотрел на брата Жана, по лицу которого пробегали нервные судороги:
Прости, брат Жан, что лишил тебя участия в бою, но ведь ты понял, что иначе было нельзя. К тому же именно ты прикончил лидера фанатиков.
Вовсе не для того, чтобы «принять участие». Я видел, что он может уйти, а этого нельзя было допустить. Я спустился только тогда, когда стало очевидно, что бой выигран.
Было понятно, что моряк сильно страдает, хотя ни за что не скажет об этом. Нелепо как-то воину показывать себя мальчишкой, которому не дали «поиграть в воину». И всё-таки Андрей, поставив себя на его место, ужаснулся трагичности той роли, которую играл морской рыцарь. Он должен был из безопасного укрытия спокойно наблюдать за тем, как один за другим падают его братья, как оставшихся окружают и вот-вот затопчут, а потом выйти и нажать кнопку. Годы боевой подготовкидля того, чтобы нажать кнопку.
Сам Андрей оправился от шока очень быстро. Теперь ему стыдно было за свою истерику, которую он смутно припоминал. Но ни командор, ни братья не единым словом не упрекнули его. И то сказатьпосле такой бойни даже у опытных рубак могла крыша съехать, и не на час, а навсегда. Он же чувствовал сейчас лишь смертельную усталость и абсолютную опустошённость, но в общем-целом был в форме.
Не так Андрей представлял себе победу над изуверами. Он полагал, что когда они спасут жизни тысяч христиан, у всех на душе будет праздник, но на лицах отражались только мрак, пустота и страдание. Да. Одно дело выстраивать теории по поводу «священной войны», а другоееё вести. Как можно радоваться тому, что улица в квартале далитов сейчас завалена трупами?
Командор подвёл итоги:
Мы недооценили противника. Планируя операцию, я даже мысли не допускал, что толпа, вооружённая палками и стальными прутьями продержится против мечей более десяти минут. Весь расчёт строился на том, что они побегут и начнут давить друг друга. Так и было бы, если бы мы имели дело с обычной беснующейся толпой. Было бы даже лучше, если бы их пришло на тысячу большезначительное количество людей в толпе, запаниковав, создало бы больше проблем своим, чем нам. Но пришли одни только законченные зомби, не способные поддаваться панике. Не стал бы ими восхищаться. Их стойкость не имеет ничего общего с сознательным боевым мужеством. Люди с такой степенью забесовлённости не испытывают страха лишь постольку, поскольку не испытывают вообще никаких человеческих чувств. Это ходячие мертвецы. У них почти полностью отсутствует личная воля, их телами управляют бесы. Думаю, высший смысл был именно в том, чтобы под наши мечи попали только те, кому уже нечего делать на земле, а не соблазнённые изуверами крестьяне с душами ещё живыми. Все мы сейчас немного не в себе, но надо возвращаться в себя. Сейчас молиться будет особенно трудно, но совершенно необходимо.
Вскоре после окончания боя, когда они были ещё на той страшной улице, к ним приплёлся весь избитый тигр из второй пятёркиединственный уцелевший. Тогда командор просто кивнул, увидев тигра, сейчас пришло время его выслушать.
Что с вами случилось? спросил Княев.
Сначала всё шло нормально, начал тигр. Без больших проблем отбили нападение на монастырь, который вы велели защищать. По душам поговорили с местным священником и хотели уже отправляться в Город. Но перед тем, как прощаться, священник рассказал страшную историю. В селе неподалёку с неделю назад жрец богини Кали отправился со своей 12-летней дочерью в Город, якобы для того, чтобы купить учебники к новому учебному году. Но вернулся домой один, без дочери и на расспросы жены не ответил ничего вразумительного. А в тех краях ещё год назад два жреца Кали похитили и обезглавили восьмилетнюю девочку, принеся её кровь в жертву богине. Выводы о судьбе дочери этого жреца напрашивались сами собой. Ночью мы прокрались в село, тихо похитили жреца и велели вести нас туда, где находится его дочь, живая или мёртвая. Она была мёртвая с выбритой головой, вся изрезанная, повсюду были следы омерзительных ритуалов. Увидев всё это, мы просто потеряли голову. Жреца зарубили на месте, над трупом его дочери, и пошли громить храм Кали. Ворвались туда, рубили саблями всех подряд. Вокруг храма сразу же собралось чуть ли не всё село, в бешенстве они набросились на нас, защищая своё капище. Им было мало дела до судьбы принесённых в жертву детей. Короче, наших перебили, я чудом остался живот сильного удара по голове потерял сознание, меня приняли за мертвого. Это всё.
И без того не сильно радостные лица тамплиеров и тигров перекосила гримаса боли, но никто не проронил ни слова. Князев глухо заговорил:
Вы поняли, братья, с кем мы тут сражались? Сказать, что это не люди, значит не сказать ничего. Но ваших, он обратился к выжившему тигру, это не оправдывает. Если бы вы были людьми Ордена, вы бы уже не были людьми Ордена. Действовали без приказа, по своему разумению бросились восстанавливать справедливость. А вы знаете, к чему мог привести ваш благородный порыв? К новому витку гонений на христиан. До тех пор, пока мы только отбивали нападения, не посягая на их поганые капища, мы сбивали накал гонений. В следующий раз они так раскрутятся не раньше, чем через несколько лет. Но если будет разрушен хоть один из храмов Кали, думаю, вскоре в Индии не останется ни одного живого христианина. Правильно ли будет покинуть Индию, спровоцировав новые злодеяния против христиан? Хорошо ещё, что вас перебили. Надеюсь, хранители капища удовлетворили этим свою злобу.
Князев обратился к командиру запоздавшей пятёрки:
Надеюсь, за вашими ничего в этом роде не числится?
Нет, господин. Мы опоздали, потому что заблудились. Но если бы мы оказались на месте братьев, боюсь, поступили бы точно так же.
Извольте воевать с такими «героями», по-отцовски проворчал Князев.
В этот момент брат Жан, глядя себе под ноги и не поворачивая головы к командору, прошептал:
Мессир, из-за деревьев за нами кто-то следит
Князев встал и громко сказал:
Кто бы ты ни был, тебе лучше подойти к нам.
Дмитрий надеялся, что после этих слов незнакомец побежит, то есть проявит себя, и они без труда его догонят, но незнакомец и правда направился к ним. Это оказался тот самый мальчонка-далит, которого командор перед боем послал смотреть за толпой фанатиков. Дмитрий выдохнул:
Сынок, я просил тебя шпионить за поклонниками Кали, а не за нами.
Тамплиеры и тигры заулыбались. Лазутчик смущённо пробормотал:
Господин, я не хотел подходить сразу же, чтобы вас не напугать.
Спасибо, сынок, что поберёг наши нервы, Дмитрий обнял мальчика за плечи. Ну, давай, рассказывай, что там произошло на поле? Почему разбежались 5 тысяч человек?
Лазутчик рассказал о том, как жрицы Кали предостерегали от нападения на христиан, пугая всех «белыми ангелами». Лица воинов просветлели.
Возрадуемся, братья, тому, что Господь был с нами, торжественно провозгласил командор. Господь уберёг от наших мечей случайных людей, поддавшихся массовому психозу. Господь Сам рассеял основные силы врага и дал нам возможность спасти христиан. А мы, значит.
Дмитрий вдруг сбился с торжественного тона и жизнерадостно расхохотался:
Ну что, ангелы вы мои отмороженные. Думаю, мы с вами заслужили по глотку спирта? Пацану не наливать.
* * *
Командор дал своему послушнику отпуск. Сам вернувшись с Секретум Темпли, он предложил Андрею пожить некоторое время в деревне Шаха.
Только покинув Индию, Сиверцев по-настоящему ощутил, насколько разрушительным для его души было напряжение этой боевой операции. Первую неделю после бойни в Городе, Андрей совсем не хотел молится. Даже несколько слов молитвы, буквально выдавленные из себя с трудом, порождали в душе лишь глухое раздражение, даже протест. Всё в нём противилось чистым, прозрачным и ясным словам, обращённым к Богу. Он ставил себя на молитву, как на боевое дежурство, боролся с собой, понимая, что из этой мути надо выгребать, а иного пути нет.
Постепенно на душе становилось светлее. Он теперь много улыбался, в чём ему весьма помогали улыбчивые тигры. Они были такими мирными здесь, у себя в деревне. Андрей с удовольствием посещал все богослужения в Каабе Христа, бродил по горамлюбовался окрестностями, разминался. Читал всё, что под руку попадётсябез цели и без смысла. Так продолжалось дней десять. А потом он почувствовал, что к нему вернулась потребность внутреннего движения, развития, познания. Ведь он находился в окрестностях Аламута, на землях средневековых ассассинов. Точнееизмаилитов. Ещё точнеенизаритов. Он захотел, чтобы всё стало точнее точного. Пора было разбираться с этой гранью исламской цивилизации.
* * *
Кто такие измаилиты? задумчиво обронил Шах. Думаешь, они сами это знают?
Однако, мы должны это знать, господин. Если потребуетсялучше, чем они сами.
Шах грустно улыбнулся:
Ты обрёл Истину. Зачем тебе копаться в древних заблуждениях?
Андрей несколько раз молча кивнул, явно не соглашаясь с собеседником, но давая ему понять, что вопрос правомерен. Потом начал ронять:
В Индии, господин, мы не копались в заблуждениях. Умывались в крови тех, кто заблуждается. Ничего хорошего в этом не было. Как-то, знаете ли, хочется теперь противоречия с иноверцами хотя бы пытаться снимать на уровне теории. Не знаю, с кем предстоит сражаться завтра. Хотелось бы хорошо представлять, кто предо мнойслужитель демонов или человек, который поклоняется нашему Богу, хотя и делает это наперекосяк. Заблуждения заблуждениямрознь.
Да, наверное, ты прав, в свою очередь закивал Шах. Ну что ж, давай разбираться. Ты знаешь, что шииты признают власть в исламе только за потомками Мухаммада через его дочь Фатиму и зятяАли. Двенадцать первых потомков, начиная с Али, по мнению шиитовимамы, очищенные от греха и в силу этого обладающие истиной. Двенадцатый имамМахди не умер, но скрылся и вернётся в последние времена. Так мыслят шииты-двунадесятники. Так вот измаилиты признают только первых шесть имамов, седьмого они не признали.
Кажется, все богословские различия между направлениями ислама вытекают из вопросов наследования власти. Похоже, кроме земной власти этих возвышенных людей вообще ничего не интересует.
Это так, но различия между мусульманами, начинаясь с вопроса о наследовании власти, позднее всегда выходили за рамки этого вопроса и становились куда более существенными. Так же и с разницей между шиитами-двунадесятниками и измаилитами.
Так вот, у шестого имама, Джафара ас-Садика, был наследникИзмаил, который должен был стать седьмым имамом. Джафар объявил Измаила умершим и назначил своим наследником Мусу аль Казима, который и стал в своё время седьмым имамом. В качестве такового Мусу признали почти все шииты, кроме группы сторонников Измаила. Иные говорили, что Измаил не умер, находились утверждавшие, что видели Измаила живым после объявления о его смерти. Джафар продолжал настаивать на том, что его сын Измаил мёртв. Многие будущие измаилиты отвернулись от Джафара. Другие, впрочем, не перестали уважать Джафара, считая, что он объявил о смерти сына, чтобы защитить его. Третьи верили, что Измаил умер, но заявляли, что власть в этом случае должна была перейти к сыну ИзмаилаМухаммаду, а не к брату ДжафараМусе. При всех своих разногласиях будущие измаилиты были едины в одномМуса не является законным седьмым имамом. В 765 году измаилиты обособились от шиитов-двунадесятников.