Рыцари былого и грядущего. Том 2 - Катканов Сергей Юрьевич 5 стр.


По душе Андрея прокатилась тёплая волна. Его примут в Орден! Как долго и мучительно он этого ждал. То, что и теперь ещё придётся ждатьуже не имеет значения. Жизненный путь определён раз и навсегда. Больше нет вопросов. Он уже погребён. Только тамплиер способен понять, какой радостью наполняет душу сознание собственной, уже совершившейся смерти. Это порог вечности. И весь остаток его земного бытия протечёт теперь перед лицом вечности.

Не меньше радовало то, что Дмитрий (замечательный мужик, настоящий рыцарь) считает его, Сиверцева, таким близким другом, какие вообще не у всех бывают. Андрей не знал, что сказать, да, впрочем, и не пытался найти слова. Между ними всё было ясно. Дмитрий хорошо читал молчание Сиверцева. Наконец Андрей спросил:

 А Сашкане тот ли сержант Ордена, с которым я знаком?

 Тот самый. Он уже рыцарь Ордена. Сложная у парня судьба, долго ему пришлось ислам с себя соскабливать. Он пришёл к Богу раньше, чем я, но мой путь оказался прямее. В Ордене его терпеливо и мучительно «дотягивали до ума». Со мной меньше возились. Не моя заслуга, просто судьбы разные.

 А как вы в Орден попали? Шах, кажется, не очень похож на тамплиера.

 Нет, он, конечно, не храмовник. Шах возглавляет Орден дервишей-христиан. Это, можно сказать, христиане мусульманского обряда. Орден Шаха через некоторые косвенные связи выходит на Орден Храма. Мы с Шахом и Сашей прибыли в Персию, там в окрестностях Аламута и расположена резиденция наших милых дервишей. Мы, конечно, у них не остались, европейцам «мусульманский обряд» ни к чему. Шах вывел нас на тамплиеров, так мы оказались в Эфиопии, в «Секретум Темпли».

 Умеете вы ломать сложившиеся представления о мире, в первую очередьо мире религий.

 Ну это мы ещё и не начинали. Прежний Сиверцев пока не умер, не думай. Он умрёт, когда мир, который отражается в его сознании, станет полностью другим. Ты ещё такое узнаешь. Да многое и увидишь. Я не случайно поторопился подсунуть тебе свой опус. Нам предстоит романтическое путешествие в Персию. С Шахом лично познакомишься.

 Да, мастера вы сказки оживлять.

 Не «вы», а «мы».

 Именем Господа, мессир.

 Отправляемся завтра.

 На верблюдах через пустыню?

 Пустыней ты ещё насытишься. Думаю, путешествие на подводной лодке Ордена будет ни чуть не менее увлекательным.

 На подводной лодке?!

* * *

Из Лалибелы отправились на автомобиле в сторону маленького и спокойного государства Джибути. К охваченной войной растерзанной Эритрее даже не приближались, хотя через неё выбираться в Красное море казалось проще, но только не сейчас, здесь даже у всепроникающего Ордена не было «окон».

Добрались до Хариса, что недалеко от озера Абба, через которое проходит граница между Эфиопией и Джибути. Границу предстояло пересечь на вертолёте. Сиверцеву показали этот маленький спортивный вертолёт, который вынесет их прямо в Аденский залив через всю территорию небольшого прибрежного государства. Вылететь сразу же не могли, Дмитрий что-то согласовывал и утрясал. В Харисе застряли на два дня. Было время поговорить.

* * *

 Знаешь, Дмитрий, у меня всё ислам из головы не идёт. В твоём опусе как-то очень расплывчато обозначено твоё отношение к этой религии. Вроде бы ты с уважением относишься к исламу, а вроде бы и не совсем.

 Ох, Андрюха, кто бы говорил. Прочитал твой нетленный шедевр «Цена войны». На иронию внимания не обращай, мне понравилось. Так вот этот твой Ходжа. Ты же любишь его. Героический воин джихада. Сколько очарования.

 Да, наверное, Ходжу я и любил, и ненавидел, когда пытался представить себе. Помнишь Абдуллу из «Белого солнца пустыни»? «Абдуллавоин». Хищник, чудовище, а им всё же любуешься. В Абдулле нет ничтожности.

 Очарование ислама.

 Ну и?..

 То что всегда. Ислам надо видеть объёмно, не слишком поддаваясь его хищному очарованию, но и не впадая при этом в экстаз ненависти.

 С одной стороны, с другой стороны.

 Я понял, ты прав. Объёмный взгляд таит свои соблазны, легко порождая кашу из противоречивых оценок, то есть ничего по существу не проясняя и оставляя без ответа главный вопрос: как к этому относится? Выход, однако, естьнадо выстроить иерархию оценок, определить, какая из них самая главная, принципиальная. Положительный или отрицательный аспект попадёт на первое место в этой иерархии?

 Ну и?..

 Главное тут вот что: исламвера в Бога. Вера в того самого Бога Творца, в которого верят христиане.

 А иногда считают, что мусульмане верят в Аллаха, то есть вроде бы в другого Бога.

 Ты знаешь, что это глупость, хотя иногда мне кажется, что эту глупость насаждают сознательно. Какой умник перевёл первую часть исламского символа веры: «Нет Бога, кроме Аллаха». Богпо-арабски «Аллах». Это одно слово. И переводить надо честно: «Нет Бога, кроме Бога». И речь идёт о том самом «Боге Авраама», в которого верят и христиане.

 Это понятно, я о другом. Есть чисто христианское утверждение: «Аллахне Бог Библии».

Дмитрий тяжело вздохнул:

 Есть такое. Давай разберёмся. Мне кажется, это утверждение проецирует модель отношений между людьми на отношения между человеком и Богом. У людей как? Скажем, твой начальникмайор КГБ Иванов и, выполняя его приказы, ты искренне полагаешь, что служишь КГБ, но на самом деле этот человекподполковник ЦРУ Смит и выполнение его приказов приводит к тому, что ты работаешь на ЦРУ. В мире людей такое может бытьдумаешь, что служишь родине, а на самом делееё врагам. Но в отношениях Бога и человека такого быть не может, потому что Бог, в отличие от КГБ и ЦРУвездесущ и всеведущ. Для того, чтобы служить Богу, достаточно искренне этого хотеть. Бог примет твоё служение несмотря на то, что некоторые люди стараются использовать твои усилия в делах направленных против Бога.

Если мусульмане искренне верят в то, что служат Богу Авраама и весь Коран построен на утверждении, что АллахБог Авраама, тогда в каком смысле можно утверждать, что «Аллахне Бог Библии»? Именно Богу Авраама молятся мусульмане, как же можно утверждать, что они молятся какому-то другому богу?

 Значит, если человек молится Богу-Творцу, он не может случайно впасть в поклонение тёмным силам?

 А это как раз возможно. Сидит где-нибудь в пещере христианский отшельник, впавший в прелесть, искренне полагающий, что угождает Богу, а на самом деле он давно уже служит демонам. Но ведь он же не изобретатель другой религии. Он не другому богу служит, просто ненадлежащее поклонение Богу истинному завело его в чёрный тупик. Так же мусульмане. Если они ненадлежащее служат Богу Авраама, это ещё не значит, что они служат другому богу.

 Значит утверждение «Аллахне есть Бог Библии»ложное?

 Оно не ложное. Скорее относительное и условное. Мусульмане наделяют Бога многими качествами, которыми Он не обладает. Например, по их мнению, Аллахисточник всего на земле, в том числе и зла. В этом смысле Аллах действительно не есть Бог Библии, потому что Бог Библии не есть источник зла. Но ведь и огромное количество христиан имеет ложные представления о Боге, например, считая Его палачом и карателем. Мы говорим таким христианам, что они имеют ложные представления о Боге, но ведь мы же не утверждаем, что они служат другому богу, уже хотя бы потому что бога-карателя на самом деле просто не существует, и служить ему невозможно. Так же и некоего Аллаха, который не есть Бог Библии, просто не существует. Как же можно ему служить?

Конечно, Аллахне есть Бог Библии, потому что Бог БиблииСвятая Троица, а мусульмане не поклоняются Святой Троице. Но это всё-таки не поклонение другому богу, это неправильное представление о Боге.

 А утверждение, что «пророк Иса» не есть Иисус Христос?

 То же самое. И верно, и не верно. С одной стороны так, потому что Исавсего лишь пророк, а Иисус ХристосСын Божий. Разумеется, пророк не есть Сын Божий. Но с другой стороны, и мусульмане и христиане имеют ввиду одну и ту же Личность, просто имея об этой личности разные представления. В этом смысле Исаэто, конечно же, Иисус. Скажем, ты утверждаешь, что Ивановчуточку талантлив, а я говорю, что Ивановабсолютно гениален. Ты, конечно, можешь сказать мне, что я говорю про какого-то совсем другого Иванова, но это скорее метафорически, ведь мы же помним, что имеем ввиду одного и того же человека.

 Замудрили мы с тобой.

 Так, может, и не надо было мудрить? АллахБог Авраама, Бог Библии. Отрицая это, мы вынуждены будем утверждать, что Бог католиков и протестантовтоже не Бог Библии, потому что они тоже имеют о Боге некоторые ложные представления. А этоабсурд. Итак, мы с мусульманами поклоняемся одному Богу.

 При этом мусульмане и христиане вот уже вторую тысячу лет истребляют друг друга, исходя из мотивов в значительной степени религиозных.

 Истребляют друг друга люди, а не религии. Достаточно ли хорошо эти люди знакомы с религиозной системой противоборствующей стороны? А свою собственную религию мы достаточно хорошо знаем? Взаимная враждебность вызвана порою тем, что христиане плохо знают христианство, а мусульманеничуть не лучше знают ислам. Но это в ретроспективе, до которой ещё доберёмся. А в современном мире характер религиозных войн совершенно переменился. Сражаются уже не мусульмане и христиане, а мусульмане и европейцы. Последниепреимущественно атеисты. И вот тут на первый план выходит именно то обстоятельство, что исламэто вера в Бога. Кому ты пожелаешь удачи в такой войне: безбожникам или людям, которые сражаются во славу Всевышнего, пусть даже поклоняясь Ему не вполне надлежащим образом, но всё-такипоклоняясь?

 Начинаю въезжать. Кажется, именно с этим обстоятельством и связана наша симпатия к исламу: мусульманеверующие, которые противостоят безбожникам.

 Дальше будет ещё много обстоятельств, в том числе и не самых для ислама приятных, но пока заостримся на этом. Недавно прочитал очень мощный роман современной писательницы Елены Чудиновой «Мечеть Парижской Богоматери». Чудинова описывает Францию, где власть захватили мусульмане. Француженки ходят в паранджах, все совершают намаз, а кто вчера был Жаном, тот сегодня Абдулла. Мороз по коже пробегает, жутковато видеть Париж таким. А потом начинаешь понимать, что этот протест носит чисто культурный характер. Мусульмане отбили Париж не у христиан, а у безбожников, в каковых уже давно в большинстве своём превратились французы. И если Париж принадлежит людям, которые верят в Бога и которые одержали победу над атеистамиэто страшно? Страшно на том лишь основании, что во Франции теперь доминирует другой тип культуры? На таких изломах становится хорошо заметно, что для нас важнеевера или культура. Конечно, мы очень любим европейскую культуру, нам трудно радоваться её разрушению, но если вера в Бога для нассамое главное, тогда мы, может быть, найдём в себе силы порадоваться победе искренних поклонников Бога.

 Да, похоже, ты прав. Я, кстати, замечал, что мусульман максимально ненавидят именно атеисты и ненавидят как раз за то, что мусульмане верят в Бога очень ревностно и бескомпромиссно. Нелепо было бы нам, христианам, присоединяться к этой ненависти. В противостоянии безбожному миру мусульманенаши союзники. И всё-таки я не хочу, чтобы француженки ходили в паранджах.

 Но это лучше, чем если бы они ходили полуголые, что сегоднясплошь и рядом и не много кого смущает, включая христиан чья «терпимость» порою простирается слишком далеко, а вера не имеет никакого отношения к повседневности. А для мусульман вераэто не что-то такое по воскресеньям, а сумма принципов, по которым они выстаивают всю свою жизнь. Они каждую минутуна работе, на улице, в кафеведут себя, как мусульмане. Именно это, в первую очередь, раздражает не только атеистов, но и нашу христианскую интеллигенцию, привыкшую чётко разграничивать религию и жизнь. В воскресенье я иду в церковь, а в понедельникна фестиваль продвинутого кино, где будут крутить порнушку. Ведь«это же искусство». Во вторник я вместе с коммунистами буду требовать социальной справедливости, забывая о том, что коммунистическая идеология построена на отрицании Бога. В среду я буду брататься с буддистами, так же отрицающими Бога. «Ведь мы же не дикари, со всеми надо дружить». А вот если ты мусульманинне будет в твоей жизни ни порнухи, ни коммунистов, ни буддистов. И ты не раз в месяц будешь молится, а пять раз в день, и не у себя в спальне или в церковном закутке  ты будешь падать на колени посреди базара, посреди офиса или на тротуаре, едва заслышав с минарета крик муэдзина, призывающий к намазу. Скажи мне, Андрюха, разве такая ревность в поклонении Богу не должна вызывать восхищение любого искреннего христианина?

 Всё так, всё так,  задумчиво и без удовольствия согласился Сиверцев.  Значит сегодня религиозные войны между христианами и мусульманами уже невозможны?

 А тебя это печалит?

 Да нет, какая тут печаль. Но ведь вражда-то сохраняется. И мусульмане по-прежнему готовы резать христиан. Это мы не готовы к симметричному ответу.

 Осталось лишь разобраться, «мы»это кто? Смотрел недавно исламские источники, почти везде есть характерная формулировка: «мусульмане и европейцы». То есть с одной стороны  религиозная группа, а с другойгеографическая общность. И мы прекрасно понимаем, что формулируя тему таким образом, мусульмане правы. Вера против географии. Откуда тут взяться конфликту на религиозной почве? Западный же учёный Монтгомери озаглавил свою работу: «Влияние исламской науки на средневековую Европу». А почему он, интересно, не сформулировал иначе: «Влияние арабской науки на христианский мир»? Да потому что всё правильно: Хорезмиисламский учёный, а Коперникевропеец. Джихада в наше время может быть сколько угодно, а крестовые походы невозможны. И тогда встаёт вопрос: против кого ведётся джихад? Теперь уже не против христиан, а против безбожных европейцев.

 Значит, тебе нравится такой джихад? Ты, может быть, не против в нём поучаствовать?

 Не передергивай, Андрюха. Моя условная и относительная симпатия к исламу не простирается столь далеко. Я могу сражаться только за Христа. Но перед лицом безбожного мира я порою могу видеть в мусульманах союзников.

 Но ведь Орден жив. Храмовники сражаются. Значит, теперь уже не с мусульманами?

 Нет, конечно же. В эпоху крестовых походов на геополитической карте не было одного мощного игрокавоинствующего безбожия. Теперь этот игрок захватил большую часть мира. При таком раскладе христианской военной элите надо обезуметь, чтобы пойти на вооружённое столкновение с исламом.

 А я всё же не стал бы исключать возможность вооружённого столкновения между мусульманами и христианами. Именно христианами, а не европейцами.

 Я тоже такой возможности не исключаю. Всё зависит от адекватности мусульман. Если воины джихада начнут разрушать христианские храмы и резать наших священниковони увидят перед собой крестоносцев. Европейцы, которые ещё вчера были совершенно безразличны к христианству, вдруг осознают, что онихристиане. И тогда между нами вновь может вспыхнуть война за веру.

В этом смысле у романа «Мечеть Парижской Богоматери» очень характерный финал.

Изображённое в романе сопротивление «новому исламскому порядку» преимущественно не христианское, а «культурное», христиане там в абсолютном меньшинстве. И вдруг неожиданно именно христиане начинают задавать сопротивлению тон. Они решают захватить Нотр-Дам-де-Пари, в котором мусульмане устроили мечеть, с единственной цельюотслужить последнюю мессу и взорвать собор. Этот финал, исполненный подлинного величия, противоречит всему строю романа, изображающего поражение европейской культуры, которая явно ставится выше веры. И вдруг вера становится выше культурыради единственной литургии герои решают уничтожить великий архитектурный памятник. Воистину, «месса стоит Парижа».

 Ты считаешь этот финал нелогичным?

 Да как раз наоборот. В жизни такой переворот в сознании вполне может произойти. Люди, привыкшие делать из культуры идола, перед лицом антихристианской агрессии вдруг могут осознать себя христианами. Ради единственной литургии можно пожертвовать не только собором, но и всеми сокровищами мировой культуры, если нет выбора. И никому не посоветовал бы ставить европейцев в такую позицию.

Дмитрий во всё время диалога продолжал оставаться спокойным, тон не повышал, но выглядел исполненным удивительного вдохновения. Его глаза не горели, а светились. Разгладились морщины на лице, в котором твёрдость и религиозность замечательно сочетались с полным отсутствием озлобления или агрессивности. «Настоящий рыцарь веры»подумал Андрей, чувствуя, что этот разговор его самого перевозбудил до крайности, чего он совершенно не чувствовал в командоре. Сиверцеву захотелось как-то всё же поменять тональность разговора.

Назад Дальше