Зубы среднего сошлись под нижней челюстью, на горле, и лицо, охваченное светлой бородкой, оставалось нетронутым.
Да, Скадли видел его пять лет назад, когда еще не было этой бороды. И войны не было. Раньше тоже видел, почти каждый день, но пять лет назадв последний раз. И тогда, как и теперь, глаза его были мокры от слез.
Их дома в Нико соприкасались стенами, словно подталкивали друг друга локтями. Семьи не очень-то ладили, но сыновья-первенцы сначала не осознавали разницы между ларами и никанцами, а когда с возрастом уловили ее, не охладели друг к другу. Возможно потому, что оба были помешаны на собаках. В столице как раз открывались первые Школыкто мог тогда знать, с какой целью они закладываются Моурнианнэ (или Морни, если говорить на «общем») был двумя годами старше, но именно Скадли первым принес в дом неуклюжий жесткошерстный комочек, который тогда еще трудно было назвать догом, тем болеебоевым. Впрочем, слово «боевой» тогда и вовсе не употреблялось. Морни тоже нацелился было на Школу, и кажется, он обладал способностями щупача (вот было бы здороводва щупача в двух соседних домах!); но и в Школе не проявили восторгаСкадли тогда не понял, почему, и отец, узнав, избил его до полусмерти за увлечение «варварскими игрищами».
Потом Потомсобытия в Кандикаре и признание независимости «Нико, страны и города», нарушенное через год Договор о репатриации никанской колонии Ряд телег на улице и непроницаемо-каменное лицо соседа, отца Морни, и его каменная же ладонь, которая опустилась на плечо растерянного подростка, обрывая его прощание с остающимся младшим другом, почти младшим братом
Щенка они вместе назвали Лакхаараа, что переводилось с ларского как «Тот, кто имеет два сердца». Разумеется, это прямой перевод, действительное значение было нечто вроде «Неуязвимый». Это имя Скадли ему сохранил, хотя раскаты ларской речи вводили в шок каждого Проверяющего, который посещал Школу, и они настоятельно советовали назвать вожака как положено. Сохранил даже после второго похода, когда ненависть к ларам кипела у него в груди, как расплавленный свинец. Сохранил, потому что имя псу дается один раз в жизни и перемены он не примет.
И имя Моурнианнэ в прямом переводе звучало как «На бегу стреляющий в скалу». Это тоже что-то значило, но тогда Скадли этим не интересовался, а сейчаси подавно.
Он постоял над мертвым еще немного и вернулся к убитой собаке.
2
О Создатель этого мира! О Великий!
Каково прегрешение человека, заставляющего страдать молодую собаку от недостатка пищи?
И сказал Ахура Мазда: «Столь же великое, как если бы он заставил страдать от голода деревенского ребенка, находящегося у него в услужении».
Я сижу, значит, реву как малыш, Группа скулит вокруг совсем размокли. Но делать что-то надо. Встаю, промокаю морду, псов успокоил кроме Лакхи, тот все воет. Малый прямо лебезитне может простить себе, что меня бросил. А Нюхачу все это до пятки, как прошлогоднее мясо. Мерзкая все-таки порода. Огрел бы его раз, да не поймет, за что.
Вообще-то нам положено в качестве доказательства правое ухо брать, но тут я засомневался. Во-первых, они все далеко друг от друга, самому ходитьдо вечера не управлюсь, а собакам это не поручишь. А во-вторых Даже сказать неловко. У одного-то из них я ухо точно не отсеку.
С одной стороны, конечно, они наших не жалеют. Это-то я знаю не из Бесед. Но все-таки. А главноевремя, время! Двое суток гнал, значит, и обратностолько же. А у меня еще две собаки ранены.
Так ничего придумать и не могу. В конце-концов икнул я на это дело и заставил Группу вырыть яму (лопаты не было, а мечом копатьопять же время). Похоронил обоих вместе. Каккого? Морни и Верного, конечно. Знаю, у них это не принято, но не мог же я погребальный костер сварганитьэто ведь воз сухого дерева. Потом, на ларские обычаи я икать хотел, я егокак никанца. Чего скалишься? Он бы знаешь, каким собаководом был, если бы Всемогущий иначе распорядился! Уложил, как нужнов позе спящего, рядом дорожная сумка Хватит.
Уши не стал брать. Скажупятнадцатьпусть поверят или проверят, если смогут. Небось, поверятя все-таки пока на хорошем счету. А у того, которого считаю Сыном, беру всю голову и медальон нагрудный. Гнусное оно делоголовы рубить, но война спишет. Не мы начали Сдам в Управление, пусть разбираются.
Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи, две головы (да, я не сказал, втораятого старикашки, что чуть не упокоил меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется. Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель. В общем, мы ночуем чуть ли не на том же месте, где их вечерняя стоянка была. Там как раз родник есть поблизости, но они, дурачье, его не нашли. Впрочем, так бы их и подпустил к воде
Наутро Седьмой окончательно расхромался. Гружу его Лакхи на спину. А чтоЛакхи раза в два тяжелее меня, а он, наоборот, вдвое легче. Вот и считай. Почти как на лошади получается. А Пятыйв порядке, как не было ничего.
Одним словом, к своим мы добираемся лишь следующим вечером. Нас, конечно, уже похоронили, Ребята виснут на мне всем скопом, так что я живо оказываюсь на земле. Даже заплечный мешок снять не дали. Очень трогательная сцена, чуть второй раз не разнюнился. Особенно меня достал Массажистя месяца три назад у него занимался, когда курс кончал, и время от времени кого-нибудь из псов приводил, если помощь требовалась, но особой дружбы у нас не было (какая дружбаон мне в деды годится). А он, оказывается, больше суток не спал, когда все, кроме нас, вернулись, не ел и молился. Всемогущему.
Головы и отчет, конечно, отнес в Управлениеэто сразу, в тот же вечер. Потом меня наши в бассейн потащили и драили меня там до темноты: я, как выяснилось, до того устал, что сам даже мочалку держать не могу. Я думал уже завалиться, но Гети и Вигр не ушли, и мы с ними едва ли не всю ночь протрепались. Гети тоже пса потерял, своего Восьмого из средних. Это его первая потеря, а он нас всех моложе на столько же, на сколько я был младше Морни (хватит!) совсем еще пушистый. Какой там сон! Все нам Восьмого расписывал. Почти до утра утешали мальчика. Я вообще зеленый стал, как листик: третью ночь не сплю. Почему третьюну, позавчера караулил, а вчера не мог из-за (хватит, я тебе говорю!)
Нас на этот раз в каком-то роскошном доме поместили. Летняя вилла, наверно, со внутренним двориком, бассейном, паровой баней и прочими красотами. Выхожу утром и вдругтопот, лай Пленных ведут.
Ой, много их, оказывается. Я-то думал, что на этот раз в плен не брали. А конвоируют их курсанты Школы Внутренней Службы. Это они себя так называют, мы ихпроще: «стража». Все черные: и стражники-люди, и стражники-псы, только псы еще с рыжими подпалинами. Не люблю я ихни тех, ни других. Одинаковые они. Сильные они и цепкие они, но все же волчья это работа, не собачья и не человеческая. Соответственно, и мозги у них с вывихоминых в эту Школу и не берут. Меня раз арестовали, жабы. Ни с того ни с сеговдруг пес ихний сзади подлетел, сбил с ног, поранил даже. И эти двое тут как тут, руки закручивают. Ну, тут Группа налетела, я ее едва удержал, и то уже после того, как эта троица вдоволь земли наелась. Стоят передо мной бледные-бледные (даже пес, кажется, побледнел). Подозрительным я, видите ли, показался. Испугались, спрашиваешь? Не то слово, там аж запахло кое-чем.
А пленные все идут и идут. Ну, я ничего, я их теперь уже спокойно видеть могу. Не то что сразу после того похода. Когда мы у них повторно Нику отбили, я первым делом сбегал к себе домой, а потом ворвался в лагерь, куда ларских колонистов поместили (из их новой колонии), и резал, резал, пока не полегчало немного. Спасибо Наставникуприкрыл меня, а то бы недолго и под трибунал. Официальная гуманность, чтоб ее об стенку Пленных, значит, не положено Что? Да человек десять в тот раз! Были ли среди них женщины? Были. И из малышни тоже кто-то под руку попал. Нет, тогда я ни о чем таком не думал. У меня вообще в тот день одна мысль была, одно воспоминание: «мама! отец! братики!..»
Ладно. Чего уж теперь бредить. Не я один такой.
Рабство Ближайший Друг отменил сразу после того, как стал Ближайшим Другом, но суть этой отмены, по-моему, никто, включая меня, не понял. Правда, выбор у пленных (а из своиху осужденных преступников) все-таки сейчас будет: либо строительные работы (чем не рабство?), либо Испытания. Причем средний пленный, если за ним других дел не числится, на строительстве должен пахать пятнадцать лет, а на Испытанияхпять. Если доживет, в чем сомневаюсь. Но все равно многие согласны, рвутся даже! А чтокормят лучше, издевательств поменьше. Официально их вообще нет, но мало ли чего нет официально Если, упаси Всемогущий, я бы под трибунал попал, то и сам бы это выбрал.
Ну, дальше все идет как ожидалось. Рассредоточили нас на границе Западного округа (это Оремон, значит, Западным округом сейчас называется Впрочем, сами виноваты: что ни говори, а Лару они продались). Несем охранную службу, но ночамистычки с оремонскими бандами, редкие и успешные. Время от времени нас повзводно отзывают и дочитывают курс лекций.
Сейчас как раз практические занятия по тактикеИспытания. Стрелковые, без Групп. Оказывается, специально для Ведущих разработали новый лук-баллисту, легкий и складной, с двойным стременем вместо ворота. Не очень-то дальнобойный, но за триста шагов пробивает щит ларского образца и солдатскую кожаную куртку вместе с ее содержимым. Как всегда, в этом мы удостоверились на добровольцах из пленных.
Рубеж перехода в атаку был тридцать шагов, а не шестьдесят, как обычно, но это нормально: он скорострельней, чем общевойсковой с воротом. Их задача была дойти до этой метки двумя отрядами: глубокой колонной и в рассыпном строю. Ну, оба раза они и не дошли, хотя в рассыпном целиться труднее. Отличное устройствобудь у меня такой, я бы их в первый же день без всякой погони перещелкал. Правда, это опытные образцы
А между прочим, вот усовершенствуют лук-баллисту, или ручные огнестрелки появятся, или развалится Империя Лар (ну, это навряд ли), и что же? Мы все сразу ненужными станем?
Вигр в последнее время странным стал. Нет, это в нем не власть перевариваетсяон ведь давно сержант и лучшего сержанта я, по правде, не желаю. Это от ума, наверное, он умный, из образованной семьи, а в Школу попал, как и я. Но много он на себя берет, я его сейчас уже обрывать начал: «Не смей! Не желаю слушать!» Ох, нарвется А ведь он все-таки мой самый близкий друг, единственный, кому я могу довериться полностью, вплоть до головы. Неужели взрослеем, и пути расходятся? Но цель-то у нас одна? Или нет? Он теперь со здешней молодежью связался, благо в Оремоне «общий» знают (а у нас уже начали забывать, по-никански говорим). Сам я не видел, но ребята рассказывают, что один из ниххиленький такой, головастик, даже к нам сюда приходил. Гети по этому поводу гнусно хихикнул, за что получил от меня в ухо. Я эти намеки отметаю сразу: Вигр не такой человек. А вот как бы он ненароком не сболтнул лишнего Если кто-нибудь стукнет, могут привлечь по делу «о разглашении»..
Впрочем чушь. Вигру я верю, как себе больше, чем себе. И думать о друге, «а не выдаст ли он военную тайну»подло. Иначе это не друг.
Да, я забылменя к награде представили, наверное, на днях выдадут. За что, спрашиваешь? Ну, нам не объявят, но должно быть определили, кто эти двое. Могли бы и объявить, кстати, по крайней мере, мне. Секретность, чтоб ее три раза об стенку
3
И сказал Ахура Мазда: «Покуда собака способна лаять, ни воры, ни волки не унесут ничего со двора твоего». Но волков, этих зверей со слюнявой пастью, надлежит убивать, истреблять и уничтожать.
Когда они вернулись в укрепленный лагерь, стояли плоские сумерки. На сей раз не было ни бассейна, ни летней виллыпросто оборудованная высоко на склоне площадка, с которой можно было контролировать три смыкающихся ущелья. Сержант и еще четверо, взяв догов со вьючной сбруей, спустились в деревню за продуктами. Четверопотому что лошади здесь не пройдут, а дог слушается только своего ведущего (исключениев Строю). Да и небезопасно было одному в селении, даже при собачьем эскорте. Скадли сам не напрашивался, и Вигр его не пригласил.
Вернулись они не с учений, а с операции по обезвреживанию банды. Световым сигналом сообщили, что в двенадцати полетах ниже по центральному ущелью через реку переправилось несколько вооруженных мужчин. Застигнутые общевойсковым отрядом, они успели укрыться в ближайшем селе и отстреливались оттуда. Восемь Групп собаководов прибыли через час после начала событий (пришлось бежать) и сразу вступили в дело. Очень быстро и профессионально они рассыпались вокруг и взяли на прицел верхний край опоясывающего деревню глинобитного забора. Оружие их было более мощным, прицельную стрельбу они могли вести дальше, чем осажденные, и вскоре подстрелили кое-кого из них (а остальные больше не решались высовываться). Потом все Группы, без ведущих, управляемые мысленными командами и неслышным для человеческого уха звуком специальных свистков, подобрались к невысокой стене и одновременно перемахнули ее в четырех местах. Еще через час в селенье можно было входить, так как из-за недостатка дерева и отсутствия воров в здешних краях нет прочных дощатых дверейлишь тростниковые занавеси. Среди убитых, конечно, оказались и бандиты, но кто именно, удалось определить только предположительно, потому что не было известно даже их точное число. В Школе обошлось без потерь, идиоты общевойсковики подставили двух своих под стрелы.
Там-то Вигр рядом со Скадли был А сейчаспозвать не соизволил.
Курсанты любили бывать в населенных пунктах, причем даже не с целью подкормиться или зацепить девочек. Просто это оставалось единственным разнообразием в их теперешней жизни.
Уже много дней они с Вигром все хуже понимали друг друга. Трое суток назад он не выдержал и сказал сержанту все, что думает о нем и о его контактах с местными. Это был их последний откровенный разговор, да и едва ли не последний разговор за это время.
Вигр тогда даже совсем не разозлился, он вообще выглядел скорее сонным.
Понимаешь, медленно протянул он, иногда надо сказать своей стране: «Права не ты, прав твой враг».
Сказалкак огрел доской по макушке. Скадли уже считал их спор законченным, он даже успел отойти на несколько шагов, прежде чем осмыслил эту фразу. Тогда они сорвались, наорали один на другогособственно, орал-то Скадли, а Вигр все пытался ему что-то втолковать.
Нет, не ларов он, оказывается, имел в виду, хотя с ларами тоже не все так просто (тут Скадли вспомнил свое и временно заткнулся). Но то, что они сами сейчас творят, делало их, по его логике, едва ли лучше ларов.
Что? Ну, вспомни вчерашнее дело. Или позавчерашнее. Забыл, память отшибло?
(Интересно, что бы он сказал о сегодняшнем побоище. Кстати, он сам в нем участвовал, да и в тех «вчерашних-позавчерашних» тоже. Но все эти три дня они не то чтобы не встречались, не говорили совсема куда денешься но стыдились смотреть друг другу в глаза.)
Уж не будешь ли ты спорить, что Оремон заключил с Ларом сделку за наш счет? Не буду, я вообще с тобой на этот счет спорить не собираюсь. Скажешь, неправда? Это наша версия, что во-первых, а во-вторых, к моим словам она не имеет ни прямого, ни косвенного отношения. Потом, извини, ты их что, упрекаешь, что они лизали ларскую задницу, а не нашу? Дескать, вот злодеи, не ту задницу выбрали? Ишь, грамотно заговорил, сынок учительский Ты моих родителей не трожь, ты понял, птенчик?! Они там же, где твои! Ну ладно, прости, я виноват, можешь мне в морду заехать. Но скажи, значит, по-твоему, оремонцы более правы чем мы? Ну, менее неправы, если тебе так спокойней. Ты сказанул, однако!!! Вот послать бы тебя одного в дальнее село, одного, без Группы, висел бы ты на дереве с ободранной шкурой! Ну, я их не оправдываю. Они темные, жестокие люди, но здесь все так перемешалось, что нельзя и не нужно определять, кто первый сказал «гав». Вот ты содранную кожу вспомнила что такое «двуструйка», знаешь? Приходилось видать?
Скадли вздрогнул. «Двуструйку», или «двуструйный огнемет», он видел лишь однажды (когда общевойсковое соединение взяло кого-то из бандитов живым) и не горел желанием наблюдать это зрелище снова. Страшная это вещь: человека фиксируют в позе «на четвереньках» и накачивают ему зажигательную смесь для огнеметав глотку и в другое место, а потом
Умом-то Скадли понимал его доводы. Хуже всего, что они имели под собой реальную почву. Но как он, ради Всемогущего, сам не понимает, что невозможно, кощунственно даже думать так, когда в опасности Родина? Выбор-то каков? Пусть нас лучше за-воюют? Вырежут, обратят в рабство, да?!
Не знаю Это Вигр сказал тихо-тихо, словно самому себе. Может быть, лучше для нас будет именно это. Ведь мы-то не темные и не жестокие не были такими. Но сейчас Понимаешь, то, что спасает себя таким способом, не имеет права на существование.