Там, где мы - Сергей Александрович Демченко 10 стр.


На перепревшую в гнилую тину землю торопливо скатилось и растворилось в серой акварели нахмуренных луж почти отчетливое трепетание невесомых крыльев, прошелестевших у самой кромки замутнённого допингом сознания: "Только месяц"

Я счастливо улыбаюсь всему, что вижу вокруг. Впереди есть ещё целый Путь, и ещё так упруга и легка моя поступь

Я иду, Вилле!

Глава VI

Если мама говорит, что в лесу не стоит орать, бегать, есть всякую каку, палить огромные костры и вообще вести себя громко, неразумно и вызывающе,  она заботится, сама того не подозревая, о вашем здоровом будущем.

Во всяком случае, её стоит хотя бы изредка слушаться. Мама ерунды не присоветует.

По крайней мере, особо огрызаться с ней на эту тему не стоит. И в сопливом детстве отходить по малой нужде в кустики действительно следует под присмотром взрослых.

Потому как за деревьями, тщательно скрывая своё непрошенное присутствие, может действительно терпеливо и злорадно ждать гадкий и безжалостный дядька

Однако эти парни явно переборщили в детстве с самостоятельностью.

Их костёр, кипящий котелок, запахи варева, смех и довольно громкие голоса не заметил бы разве что слепоглухонемой.

Вот уже полчаса, как я, спокойно перейдя босым текущий через обширные проплешины леса ручей, терпеливо наблюдаю за их «привалом», устроенным по всем правилам пофигизма в военное время.

Я не спеша и обстоятельно вытер ноги, обулся и только после этого встал, подошёл ближе. Внимательно и с улыбкой осмотрел их «бивуак», прибрал в кусты три безалаберно брошенных у деревьев «ствола» и успел даже аккуратно покурить, пошуршать обёрткой галеты Чем совсем уж расстроил бы своего первого инструктора.

Думаю, он не слишком хвалил бы меня, даже если учесть, что действовал я в быстро сгущающихся сырых сумерках.

Но шум, гам, пал, треск горящих дров и дымина от костра были такие, что я не смог пройти мимо и удержаться, чтобы просто малость не покуражиться. Чего я только не нарушил из правил маскировки

Я из чисто хулиганских побуждений разрезал чей-то тощий вещмешок, спёр мокрую от пота и влаги шапку

Как только я не изгалялся, посмеиваясь про себя и скользя неслышной тенью, «нарезая» ломтями темнеющий лес вокруг их стойбища!

Только что разве не ходил перед ними нагишом!

В довершение всего, просто пройдя не спеша пару раз за их спинами, я даже умудрился точно бросить «бычок» в их костер. Никто не среагировал. Они были так заняты собственными делами и ленивой перебранкой, ожиданием ужина, препирательствами по каждому глупому поводу, что я подумывал,  а не написать ли мне им на спинах что-нибудь обидное и нецензурное перед тем, как идти дальше?

Скука смертная

Клянусь, если б мне вздумалось нагадить им каждому в штаны, они бы и то не возражали. Когда их дебилизм перестал вдохновлять и радовать, я совсем было уже собрался свалить по-тихому, поскольку эти ребята не казались мне чем-то чересчур опасным. Ну, выжили группки и

здесь. Само собой! Ну, лазят пятеро по склонам в поисках невесть чего,  пропитания или дров. Не резать же тупо горло каждому встречному?!

С такими милыми мыслями я, почти прослезившись от умиления, собрался идти, внутренне посмеиваясь тому, как прозреют парубки, обнаружив, что за их спинами кто-то набедокурил

Когда пара брошенных ими фраз с ходу влила абсолютно свежую струю в мои размышления:

 Дутыш, ты и вправду дебил Какого хрена ты полез на ту суку, спрашивается?! Тебе ж ясно тогда дохтур говорил: сифилис щас кругом, гонорея, всё такое Теперь ты стонешь и ссышь через раз. Да чухаешься, как скотина А мы тут все с тобой маемсяпонимаешь ли Несёшь заразу ты в стан, дружок Вот в чём проблема.

 Ну, бля, она такой сладкой мне показалась  плаксивый голос карапуза с метр двадцать ростом отозвался с дальнего края поляны.  Да и бабу я не видел уже, почитай, три месяца. Ещё как тот хутор брали Не утерпел я, Ермай

Ермай?! Помним, как же Вот так встреча! Эк тебя далеко от вотчины закинуло, волан ты наш перелётный

 Не утерпел он Ты хоть понимаешь, дурная твоя мякина, что ты почти труп?

 В смысле, Ер-ррмай?  Пузан даже икнул испуганно.

 А в прямом смысле, придурок ты конченный Сдохнешь ты от заразы этой! Чем мне тебя лечить? Это тебе не горчишники ставить на хребтину! Это, ублюдок ты разэтакий, зараза такая, что поноса куда посерьёзнее будет

Сидящий ко мне вполоборота здоровый жиган хряпал ножом прямо из банки какие-то консервы, ковырял в зубах хвоинкой и сыто рыгал. Собственные звуковые непотребства явно воодушевляли его безмерно, и он заливисто ржал, будто отчебучил что-то дьявольски умное и прекрасное.

Интересная, достойная компания мне попалась Мною уже вовсю распоряжалось злое любопытство

От правого края освещаемой неровными отблесками костра поляны отделилась громоздкая сутулая фигура:

 А может, шлёпнем его прямо тут, чтоб не вонял гноем из члена по дороге? Как мыслишь, Ермоха?  и утопала за круг света, приподняв края пуховика и ковыряя пальцами у ширинки.

Кривая кочерыжка, по недомыслию природы названная человеком, потрясённо уставилась на Ермая, словно жаба на приближающегося удава. Тот поднял на замершего перед ним грязного человечка глаза и с улыбкой хмыкнул

Знакомый альт До коликов знакомые колебания тембра Где же я слышал этот голос?

Быстро и бесшумно перемещаясь по периметру «привала» "группы товарищей", внезапно возникаю за спиною отошедшего отлить здоровяка. Намеренно слегка хрупаю веткой

 Кука, ты не мог выбрать себе другого места, придурок?!  дядя уже почти тужится, стоя ко мне спиной и пытаясь начать выдавливать капли обогащённой простатитом мочи на и без того квашеную землю.

 Неа Уж больно тоже охота

Я не собирался его убивать. Во всяком случае, сразу. Однако он, словно почуяв опасность, оборачивается торопливо

 Что тут за херня?

И замирает, испуганно выдыхая смрадной гнилью мне почти в лицо:

Ты-ыыы?!  кажется, он вот-вот заверещит, как раненый заяц Глаза его полезли из орбит, широченный рот с осколками почерневших зубов начал плавное движение вверх и в стороны Чтобы через секунду разразиться дурным ором на всю Ивановскую

Вместо этого из пасти раздаётся сдавленный всхлип и несостоявшаяся торжественная оратория по случаю нашей нежданной и радостной встречи тут же переходит в сладкую музыку затухающих булькающих колебаний Эдакое неумелое контральто приговорённого

С сухим, звонким и лёгким металлическим шелестом по кости позвонков, нож мой сампривычно и заученно, вне понимания происходящего и осознания хоть какой-то необходимости действоватьмолниеносно делает «тудэма-сюдэма» прямо от плеча вперёд, по плоскости

А потом совершает почти полный оборот вокруг орбиты кадыка Это чтобы вышел без помех и сопротивления

Попутно шаг влево и чуть вперёд

Чтобы эта грязная, парящая миазмами чужой души кровь не рванулась мне в глаза и на одежду

Быстро перехватываю и придерживаю этот куль с дерьмом, чтобы уложить почти заботливо на вспухшую от воды глину, успевая негромко шепнуть напоследок в его начинающие навеки глохнуть уши:

 Я, Сазонов Я, родной Тебе пламенный привет из нашего милого прошлого  его мелко и противно трясёт, потому не мешает слегка попридержать, чтоб не наделал тут шуму

Кровь его упругими толчками порождает крохотные волнообразные всплески, опорожняя вены и камеры сердца, пробивает себе новую дорогу,  уже на свежий, бодрящий воздух ночи. Словно работает из последних сил маленький насос, который вот-вот радостно «сбросит» давление и освободится от тяжких трудов своих навсегда.

Что же, зрением ты всегда отличался отменным, мой старый добрый враг И узнал ты меня даже в гриме и спустя все эти годы Даже постаревшим и седым, в этом промозглом лесу,  на ковре из мёртвых реалий и несбывшихся надежд

Что я тебе пообещал однажды и задолжал?

Ты уж извини,  я был немного занят, потому и подзадержался с оплатой

Нет, не зря я всё-таки всегда думал и знал, что даже самый отчаянный твой враг, самый «крутой» и вонючий ублюдок,  все без исключения, буде состоят они из плоти и крови,  все хотят жить. И подсознательно, получив предупреждение, ждут своего часа

Так или иначе, но нет-нет, а подлая трусливая мыслишка о том, что кто-то и когда-то чётко и недвусмысленно «записал» тебя в жмурики  она приходит на ум Не даёт спать И заставляетдля начала робко и застенчивооглядываться, стыдясь собственной трусости на фоне такой, тобою же самим разрекламированной, "крутости"

А потом

Потом, глядишь, и смыться пора б негромко Туда, где можно б и встретить спокойную, ласковую, тихую старость И где тебя, наверное, не достанут Ни Рок, ни человек

Глупцы

В отличие от скотины, что рано или поздно, но НАВЕРНЯКА кончает свой короткий век на бойне, человек не в состоянии ни знать, ни предугадать место и время конца своего пути.

Теперь мне уже не хочется останавливаться. На поляне почуяли что-то неладное.

Повернувшись немного назад, коротким броском прямого ножа от себя отправляю на недоумённое свидание с Вечностью ближайшего,  гундосого, кряжистого бультерьера. Тот хватается за грудь и, силясь привстать, шатаясь на слабеющих ногах, вдруг заваливается лицом прямо в костёр. Бурное веселье взметённых вверх искр и надсадный хрип умирающего,  они удачно и неожиданно дополняют картину несостоявшейся идиллии.

На поляне начинается первое удивлённое шевеление и попытки вскочить с мест, когда пара «перевёртышей» с разрывом в полсекунды прорезает себе путь сквозь пляшущие языками костра первые сполохи ночи.

Дутыш, словно поперхнувшись кашлем, падает на спину, смешно и жалко дрыгая короткими ногами в дурацких полуботинках не по размеру.

В его глазнице сидят добрых три дюйма тонкой, узкой веретенообразной стали. С таким подарком не побегаешь, даже будь ты в коньках на босу ногу

Боковым зрением вижу, как долговязый молокосос с перепугу роняет себе на ноги какую-то баланду, что он за пару секунд до этого успел снять с огня, и лес оглашается ошалелым визгом побитой собаки. Как бы ни воинственен он был, возможно, в иное время, ему теперь не до разборок с Неизвестным, что притаилось в тёмной чаще. Из которой, к тому же, непрерывно летит свистящая, отточенная до безобразия смерть.

Лишь тот, кому повезло больше, пытается ещё что-то сделать То ли потому, что в момент броска Ермай нечаянно совершил какое-то лишнее движение телом, то ли просто черти у него щитом служат, но только симметричное обоюдоострое, вытянутое крайне узким ромбом лезвие, прочертив на его щеке вектор угрозы, вонзается в ствол дерева, у которого эта шельма сидела. Аккурат в край уха жигана, разрезав его на два драных, непропорциональных огрызка, как у мартовского кота.

Не эстетично как-то, надо сказать, разрезало Но времени исправлять композицию у меня нет. Извернувшись не хуже того же кота, Ермай, согнувшись в пояс, молнией бросается куда-то вправо  туда, где так недавно ещё лежал его обрез

Мне всегда нравилась моя собственная гадкая привычка прибирать небрежно разбросанные вещи.

Здоровый он бугай. На голову выше меня, и с лапами, как ковш у экскаватора. Немного попотею, однако

Потыкав наскоро рукой по мёртвой жухлой траве, разочарованный Ермай медленно встаёт. Он понимает, что обреза ему не найти. Да даже если б и нашёлменя на прежнем месте уже нет.

Его глаза полны злобы и страха. Нет, надо отдать ему должное,  не того страха прирождённого истерика, что заливает все окрестности бесконечным лаем ужаса и сотрясает мандражом землю.

Это страх другого рода. Страх, присущий ярости загнанного зверя. Страх, порождающий из себя жестокость и смелость отчаяния. Особый страхнеповторимый, не имеющий разума и предела. Страх смерти и одновременный страх несмываемого позора у бывалого зека Зека, который прожил жизнь, денно и нощно, по крупинкам, завоёвывая и отстаивая собственное «я» в среде ему подобных волков

Он затравленно озирается, пытаясь отыскать источник опасности.

 Эй, ты, тварь! Давай, выходи!!! Слышишь?! Ну, где ты там, давай! Ну?! Я порву тебя на куски, сука  он намеренно «заводит» себя собственной «храбростью», словно напитывая клетки адреналином для решающего броска.

Выкрикивая оскорбления и угрозы, он начинает пятиться в пределы светового круга от костра, в котором начинает уже активно поджариваться его соратник. В его руке вспыхивает тусклым светом сталь плохого клинка Скорее, даже не клинка. Это средних размеров мачете. С утяжелённым «колуном» и широкой гардой.

Остро и сладко пахнет горелым телом. Тошнотворно и горькопалёным волосом.

Не могу сказать, что восхищён подобным проявлением его «отваги»,  не такое видывал. Но всё-таки в этом слизняке что-то ещё не совсем умерло от человека, от мужчины Или это только кажется?

Пожалуй, я дам ему шанс Нет, не жить. Хотя бы умереть максимально достойно.

 Не блажи. Я здесь  выхожу из зарослей на середину поляны, где затравленным хорьком кружит, слегка отступая к центру, Ермай.

Из-за его спины.

Останавливаюсь от него в пяти шагах и вынимаю из «шлюза» в голенном креплении названного Брата.

Этот нож сделан одним моим знакомым арабом специально для меня и под меня. Это своего рода святыня, дар благодарной крови.

Благодарной за свершённую месть. Могу себе представить, сколько горечи, слёзного удовлетворения и сил вложил он в своё изделие, куя и закаливая его на рассвете того дня, когда я всё-таки пришёл к нему с известием, что убившие его семью более ни когда не возьмут в руки ничего, кроме собственных поминальных свечей

Не узкий и не короткий, он скорее похож на укороченный ятаган. С более прогонистым, чем кривым, лезвием и «клюющим» вниз «орлиным» острием. Мой "фирменный знак"

 Возьми, возьми, солдат  Прокопчённый низкосортным углём, в котором не сделать и лома, передо мной из облака струящегося к потолку сладковато-терпкого дурмана возник наклонившийся ближе Кяфар, и протягивал мне истинное совершенство. Должен признаться, что я видел много самых разных образцов оружия, но в тот момент у меня впервые так перехватило дыхание. Я не мог, я не смел, я просто не решался дотронуться до этого творения изначального, невесомого, нематериального пламени, словно боясь осквернить текущие сквозь него энергии незамутнённой, воистину вселенской мощи

И мастеру пришлось меня даже уговаривать.

Изящная, исполненная неповторимой красоты линий и изгибов, словно живая и разумная, передо мною светилась олицетворением тайного могущества сталь Она словно свежий, благоухающий плодами и росою сад, источала восхитительные вибрации, подобные тем, которые можно ощутить лишь от трепета молодого, стыдливо и доверчиво зовущего, девственного женского тела

Никогда не мог понять, как в таких диких, кустарных условиях можно делать такие вещи.

За весь вечер Кяфар ни словом, ни жестом не выдал своего недавнего горя. Он устроил мне праздник, и был самым радушным и добрым хозяином, какого я только мог себе пожелать.

Мы сидели с ним за хорошо накрытым столом, пили какой-то бодрящий отвар, я не преминул тяпнуть что-то вроде финикового самогона. Или он был из плодов инжира? Не помню.

Помню лишь, что меня долго, очень долго, томно и умело ублажали какие-то миниатюрные, слегка раскосые, смуглые женщины

Заунывно, тихо и проникновенно звучал барабан. Помню, я пил что-то вроде кумыса, лёжа в прохладной ванне с благоухающей водой, а нежные руки женщин ласкали и массировали моё избитое и уставшее тело

А потом Потом мы много и неспешно курили гашиш и просто грустно молчали. Каждый о своём, пока араб не нарушил этой вязкой и приятной тишины:

 Его зовут Гяур. Я сделал и назвал его именно для тебя,  в честь самого могучего и мстительного среди духов,  Духа Гор. Он даст тебе сил, не обернётся против тебя, и никогда не покинет твоей ладони. Как бы ни был силён твой враг, им он никогда не сможет завладеть. Пока ты спал, моя мать совершила над ним ритуал. И когда она вернулась, первым, что она произнесла, были такие слова: "Этот человек и эта часть души моего сына пойдут одной дорогой и умрут вместе" Ты прости, что говорю тебе такое, у нас не принято говорить человеку о скорой смерти  он поднял на меня извиняющийся взгляд.

Я усмехнулся:Кяфар, я умираю каждый день. По всяким глупым и важным поводам, в зависимости от настроения и придури тех, кто отправляет меня на смерть. В самых разных местах и разными способами. И для меня это уже так же обыденно и привычно, как, скажем, для тебя по утрам умыться и разжечь горн. Это, как твоё для тебя,  моя работа. И для меня давно нет никакой разницы, когда и как это случится.  И рассмеялся уже от души, успокаивающе похлопывая его по предплечью.

Назад Дальше