Жук, севертам. Я указал ему направление пальцем. Он приложил ко рту руку, словно опасаясь в чём-то сознаться, и прошептал сквозь ладошку:
Понимаете, я не слишком хорошо по географии вообще Я только так, на глаз, помнил, как это место выглядело. И запомнил, как к нему ходят
Понятно бродил за Ермаем хвостиком А как «пастуха» не стало, ты и скис. Ээээ, кузяба! ну, что ты с него возьмёшь? То-то он и боялся так один остался.
Да он бы и вдоль ручья бы неделю по кругу ходил, ума ж по течению двинуться бы не хватило
Я же «ботаник» казалось, что в это словосочетание он вложил всю свою униженную просьбу не колоть ему глаза.
И ты считаешь, что это оправдание? Кем ты рос, укроп защипанный, тем и вырос Да ладно, хрен с ней, с твоей «географией», по которой у тебя "совсем плохо". Не геолог, говоришь?
Он тупо помотал головой, этот растерянный и жалкий хвощ.
Ну, тогда хоть припомни, место какое-нибудь называлось при тебе, то, где вы "квартировали"?
Место? он страдальчески наморщил лоб. То ли купаж, то ли кураж, что ли?
Всё, понял. Я знал это место. Среди закоренелых местных оно называлось Куряш.
Как поговаривают, из-за того, что в семидесятые годы прошлого столетия там вольготно и просто шикарно произрастала разлюлистая, развесистая конопля. Жутко огромный мак.
И это местечко было своеобразной Меккой для «приблатнённых» элементов, играющих в хиппи. Для первых «цеховиков» и сынков состоятельных папаш при должностях, стиляг и приравненных к ним разодетых в джинсу и нейлон "чувалов от деньги".
То есть для «элитной», "золотой" молодёжи и прочих "клёвых чуваков" наивно-насупленного социалистического государства. Своего рода "закрытый клуб", Казантип тех дней. Чуйская долина у самых истоков Кавказа.
По пути в Домбай они куролесили здесь, а потом, измождённые, но счастливые и через одного заболевшие гонореей от московских, одесских, питерских и херсонских, сочинских и потийских «девочек», катили с ними же в обнимку "на лыжню".
Возгонять из крови обильно употреблённую на волне беспорядочного секса "дурь".
В Куряше им просто сногсшибательно готовили «варежку», "ширево" и "травку".
Всё это продавалось за дурные «бабки», и покупали! Хотя никто не запрещал самому за червонец накосить тазик конопли и обкуриться "в хламину".
Но нет, никто не тратил на это сил. Во-первых, имеющий «копейку» народ себя «уважал». И не «унижался» до того, чтобы самому протирать штаны на коленка да с серпом.
А во-вторых, и это основное, никто не мог сам приготовить такого качественного «кудыкала», как делал это несостоявшийся химик мирового масштаба, с горя и пьяной тоски заехавший после окончания какого-то жутко известного института в этот медвежий угол. Сеня Перец, или Сеня Колдун, как уважительно венчали его даже самые «навороченные» столичные гости да «портовские» тузы, нет-нет, а привозившие с собой на «расхряст» трясущихся от смеси страха и желания «обдуться» на халяву, иностранцев.
Половина милицейских сил страны сбилась с ног, отслеживая "проклятых турецких контрабандистов", заваливших регионы этим зельем. А оно вон, недалече. Росло себе спокойно за обычным совхозным свинарником посреди затерянного в горах посёлка.
Так что там и держали моих парней.
Ну, хорошо. А куда ж их потом дели?
Не знаю, Шатун Мы ушли как раз в тот день за Вами, наверное. Минак поднял чуть не всех и разослал по разным местам. Сказал, что если Вы проскочите, он яйца виновных приколотит к забору.
Понятно И что ж это вот за черти, а? Они не минаковские? Не знаешь, часом?
Жук бессильно пожал плечами. Мол, не знаю, чего пытаете
Тут валяющаяся рядом колода под грозным названием "я тебя съем" завозилась, закорчилась на снегу, как брошенная на лёд рыбёшка, что вынул из лунки рыбак.
Я не спеша достал нож. Лёгкий нажим на кнопку, и из глубин рукояти Гяура вылетает узкое и чрезвычайно крепкое и острое «шило». Длиною в саму рукоять. А это пятнадцать сантиметров. Приятный сюрприз для атакующего сзади, как правило
Что-то проскавчав, «меченый» распахнул смотрелки и уставился на меня взглядом внезапно потерявшего девственность енота.
Привет, Му-Му Как спалось? мой тон, наверное, не обещал ему ничего хорошего, потому что этот Гулливер сдавленно мемекнул, резво перекатился на живот и попытался задать стрекача на карачках. Однако тут же рухнул обратно, подвывая от боли.
Ножки у нас болят, бедные мы, бедные я усаживаюсь ему на спину, не спеша приставляю к его загривку «шильце» и слегка нажимаю.
Проколотая кожа выпускает первую, красную и липкую слюну страха, а я продолжаю осторожно давить, еле заметно ворочая всем телом ножа Мужлан нервно дёргается. И тут же начинает всхрапывать часто-часто, мелко-премелко дрожа всем телом, каждой своей клеточкой. Его выгибает дугой, руки и ноги назад, глазёнки закатываются так, что видны одни лишь мутные белки.
Светает Эх, хорошо-то как, душевно
Его словно колотит электричеством, с особым тщанием подобранным разрядом, рассчитанным виртуозом пыток так, чтобы амплитуда дрожи напоминала сыплющееся из мешка с треском на пол пшено
Я немного, на миллиметр, отпускаю нож, ослабив и без того мизерное давление, и он «опадает», как издохший на столе кухни сазан. Из глотки рвётся на высокой, почти нереальной ноте, мощный сип. Это пытается начать циркулировать воздух в сжавшихся с муравьиную письку лёгких.
Так, в невыносимых муках, кричит на пределе сил пичуга, схваченная в сосенном лесу прожорливой сойкой.
О, о Чего ты распелся? Неужели так всё погано? Хотя да, согласен. Гадко. Так вот Одно неправильное слово, или ещё одно подобное дурацкое движение, и снова будет очень, очень больно, гусёнок ты мой Если согласен подписать капитуляцию, не надо кивать, а то тут же будет плохо. Просто прикрой веки. Мы договорились, яхонтовый ты мой?
"Оперируемый" мною смог даже моргнуть далеко не с первого раза. Сильнейший временный параличэто вам не кило конфет одному сожрать. Тут и поперхнуться недолго.
У основания нашего черепа есть особый стык позвонков, попав в который точно и осторожно, можно вытворять с человеком такое, что истории про зомби покажутся вам чтением древней прокоммунистической газеты, не более.
Потрясающая понятливость. Так, немцы в деревне есть? жертва недоумённо выкатывает глаза. Отставить вопрос! Рекомендую отвечать очень тихо, сжато и "по понятиям". Меня интересуют двое. Пленные, что пришли из города. Они здесь?
еет этот придушенный хрип нельзя назвать шепотом, но я понимаю.
Хорошо. Перефразирую вопрос: они были здесь?
..аа
Не понял?! Больно, что ли?
Тааа, ы-ыыыыли ну, это уже более внятно.
Ух ты, какой мне говорливый боров сегодня попался мне невыносимо хочется причинить ему вселенские страдания. Но он пока мне нужен.
Где они сейчас? моя собственная рука не в силах сдерживаться
Этот «гондурасец» молчит?! О, великий и желанный миг
Движение в сторону ещё одно!
Гхыааа-аааррхааа!!! Ооарррргхххууаа. ккххыыыауггххххы из последних сил пузырится серой тягучей слюной мой новый знакомец.
Что?! Не въехал я, поясни, пожалуйста?! лёгкий "укол зонтиком".
Людоед теперь даже не пищит. Он «хрюкает», пронзительно «ржавея» рвущимися в резинку от трусов трахеями, словно недельный поросёнок, впервые пытающийся заголосить, призывая в истерике мамку с сиськой.
Крови на утоптанном снегу немного, но его патлы и мои перчатки извазганы ею, густой и быстро подсыхающей на щиплющем морозце, делая его и без того сальную шевелюру похожей на ошпаренного ежа.
Она зябко пахнет, прогорклым и кислым нутряным жиром, и к этой кислоте примешан жар животного ужаса, вырывающегося наружу с каждой каплей этой маслянисто-чёрной, почти оливковой жижи, так неохотно выглядывающей на пугающий её Свет
У парня крайне безобразное состояние здоровья: налицо повышенная свёртываемость крови и неприлично высокий уровень холестерина
Я доктор, кто болен?
Его начинает размашисто, словно в припадке падучей, колотить о землю, и мне стоит немалых трудов следить за рукой, «гоняя» её туда-сюда вместе с его вонючим телом. Он словно старается, а я упорно ему не даю оборвать ту скрипичную по толщине струну жизни, на которой он сам же и висит над разверстой пропастью В которой бродит, ныряет само в себя, издавая трубные звуки разочарования и жадно, плотоядно вздыхает о его теле, о своей вожделённой пище, остро-серое, колючее Ничто
Но я цепко держу его. И не отдам тебе, чудище бесплотное, пока он нужен мне. Лишь после меня ты сможешь вдосталь насладиться пиршеством над его лохмотьями
Я всегда втайне гордился своему умению пытать, и ни один ещё не умер на моём гостеприимном "ложе призрачного счастья". Но говорили О, говорили, и даже пели, все
А посему ты или ответишь мне как надо, пидор, или я проведу тут остаток этой распроклятой ночи, и ещё два полных дня, чтобы ты в полной мере вкусил и других «апельсинов» от древа страданий!
Клянусь тебе собственным мировоззрением
После этого, если ты подохнешь, к тебе даже подходить будет страшно, чтобы прикопать
Даже твои кореша-людоеды ударятся в покаяние до конца дней.
Или яне Гюрза, мля буду!!!
Тихо, тихо, нечисть осклизлая я даю ему второй шанс. Шанс реабилитироваться перед лицом Боли.
КАК-ТО НЕЗАМЕТНО ДЛЯ САМОГО СЕБЯ ЕГО ПЕРЕКОШЕННОЕ СТРАДАНИЕМ ЛИЦО ВТЯГИВАЕТ МЕНЯ В СЕБЯ, СЛОВНО ГУБКА ВОДУ
Нет!!! я ещё не закончил
Погоди, не спеши оставить нас здесь, на этой поганой, ТАКОЙ ГРУСТНОЙ, поляне Я ЕЩЁ НЕ ВСЁ СКАЗАЛ ТЕБЕ
Его тело начинает неровно и слабо сокращаться. Эта боль, парень Она, и только она истинно и натурально приближает тебя к Началу
Ты вышел когда-то из этой боли, и ты принёс её за собой в этот мир, ты научился отнимать жизнь
Ты урод, парень, каких мало но тебе никогда не переплюнуть меня в умении дарить боль, наказывать
Наказывать таких, как ты, и тебе подобных
Вздрогни же ещё раз, прошу
Покажи же мне ещё раз и прочувствуй сам, каково этоумирать
Напрягись, выдержи всё и скажи, ты же можешь Давай сыграем в эту, последнюю нашу откровенность я отрешённо шепчу ему это прямо в грязное, полное коричневой серы ухо И меня даже не мутит, хотя я не из тех, кто обедает за одним столом с засранцами.
Дядя Дядя Шатун Пожалуйста, не надо Хватит!!! Ну, хватит с него уже!!! чей это такой далёкий, словно эхо, и такой горячий голосок будоражит, смеет нарушать мою столь возвышенную, столь искусно и бесконечно любовно выстроенную мною пирамиду наслаждения?!
Меня кто-то несмело тормошит за плечо.
Я медленно и так неохотно приоткрываю ничего не понимающе глаза
Жук Это ты я улыбаюсь ему блаженно, словно роднее этой рожицы нет мне на всём свете. Тебе тоже нравится его последний танец?
Тот разве что не плачет. Он стоит перед нами на коленях и тянет, тянет меня от разложенного на снегу тела
Дядь Шатун Не надо Он же уже уписался!!! ребёнок напуган сейчас даже больше, чем когда я на его глазах от души «перекрестил» ту поляну
Да-ааа?! до меня, наконец, начинает возвращаться осознание того, что каннибал почти не дышит.
Тю ты нет, ну надо ж-же головокружение мешает мне говорить связно. И тем не менее я привстаю с несчастного любителя вредного для души мяса.
Да нет Брешет Живой он, Жучище
И я снова наклоняюсь над ним:
Ты! Кусок позорного дерьма Где мои друзья, где они? меня немного мотает. Но это сейчас пройдёт. Пройдёт
Я присаживаюсь рядом с ним прямо на снег. Только сейчас замечаю, что держу в руке нож. Затылок негодяя пуст. Нож у меня Он что же, не ответил?!
Я перевожу мутные глазищи на Жука. Тот готов, по-моему, тут же вскочить и помчаться прочь, даже невзирая на то, что рискует увлечь за собою в погоню всю каннибальскую "рать".
Где мои друзья с-сука!!! я жёстко бью лежащего выставленным из сжатого кулака средним пальцем прямо в середину его огромного, мясистого уха. На стыке примыкания уха к челюстному узлу, и на десять миллиметров назад от виска.
Тот молча, еле-еле хватает сил, сдвигает руки к голове, прикрывая ими посиневшее от удушья лицо.
Я убивал таким ударом, что называется, влёт.
Но сейчас я как-то странно слаб.
И тем не менее ему хватает этого за глаза, чтобы прийти в то состояние, когда полуявь уже можно отличить от дурного сна
И из-под жёлто-восковых и костистых, не мытых с месяц ладоней, доносится глухое, тягучее и задыхающееся «икание», сказанное куда-то в подтаявший под ним снег:
Мы и-ихх Мы е-е е ли их
В моей голове словно взрывается гирлянда приготовленных к яркому торжеству воздушных шаров.
Я сижу несколько секунд совершенно неподвижно, затем медленно поворачиваюсь к нему всем корпусом:
Ты ведь так и не сказал мне, тварь, каково это было на вкус и не спеша, но в один приём, размеренно и точно, вгоняю в его затылок шило. По самую рукоять. Чуть под углом к мозжечку.
Раздаётся чавкающий хруст, его измученные останки подпрыгивают немного на месте
И вместе с его последним смрадным вздохом, с облегчением рванувшимся к белеющим небесам, я резко и совершенно безболезненно для совести просыпаюсь
Глава XI
Так вот оно, то, что так давно и безуспешно ищет весь оставшийся на шестке жизни, торчащем посреди бездонного местного болота, человеческий клубок
Господи, кто бы мог подумать Это всё-таки явно они и есть, те самые, Второй и Третий, «боевой» и «критически-резервный», входы в запутанные лабиринты знаменитых тоннельных клоак
А не те присыпанные кучами крупного мергеля ямы, которые мне когда-то, ещё лет десять назад, показывали наши «местные» десантники.
Внутри я ещё ни разу не был, но это не суть важно.
Ты ведь там? Ты там, там, Вилле Ну, что же, я пришёл, привет тебе!
Мне не нужно тащиться теперь к Первому, карабкаясь по осыпающимся крутым склонам, рискуя лишиться головы или, как минимум, до костей ободрать тело о камни.
И вот это было из приятностей, к которым приковылял, ведя меня за собою, измождённый и бледный Жук.
Когда я поднялся, мучительно содрогалась от боли каждая мембрана моей клетки, меня тошнило. Нет, не потому, что я убил эту, очередную в своей жизни мерзость, как мокрицу, вытряхнутую из прелого от сырости ботинка.
Я убил их, таких вот «недочеловеков», уже столько, что сам не раз невольно задумывалсяне пора ли мне остановить себя, просто вскрыв себе вены, чтобы не стать с ними в один ряд, или не перещеголять их в непристойности, называемой безумное побоище?
Странно, но они не являлись ко мне во сне. Как это бывало с другими.
Должно быть, я при жизни напугал их уже настолько, что визит ко мне даже мёртвыми не обещал им ничего, кроме непрерывно испытываемого ужаса
Хм
Скорее всего, виновником моей тошноты и боли была слабость. У неё есть свои, известные лишь мне корни. И тогда я потянулся за медпакетом.
С осуждением и презрением смотрел на меня, обхватив колени и положив на них подбородок, грустный Жук.
Плевать мне на тебя, парень, - мне это нужно.
Не смотри на меня глазами беременного циклопа, салага после укола в моей голове что-то щёлкало, скрежетало шестерёнками и натужно гудело.
Иными словами, там спешно наводился полный порядок. Как в очищающемся от всякого хлама мощном, предназначенном для решения сложнейших задач компьютере, на котором только и делали, что играли в "косынку".
Ревизия ненужного и выжигание неважного.
Поэтому через три минуты я встал, полностью готовый ко всему, как свежевыбитый коврик.
Распахнув настежь по-прежнему верную мне душу ранца, я извлёк на свет самые главные сокровища цивилизации, разный инструментарий, наиболее точно и наверняка регулирующий численность населения на квадратный метр земной поверхности.
И нагло, не скрываясь, направился прямо к этому стойлу, полному отвратительных животных, смеси лишайного ишака с гадюкой.
Я не пожалел для них ничего, что имел.
Это не заняло много времени.
И когда, подхватив баул и дав злого пинка остолбеневшему Жуку, я погнал его по известному мне самому направлению, снег уже перестал.
И над задумавшимися о Вечном и Бренном горами, которым было по херу на нашу возню, висела изумительной свежести тишина.
За моей спиною жарко и с радующим слух «влажным», сочным треском догорали кучи свежих тел
Насколько мне известно, первый вход представляет из себя высокотехнологичное сооружение, выстроенное всему миру напоказ.
Там тебе и сто систем охраны, и система "колыханиезвукпукдвижение", что реагирует на любой предмет чуть больше зелёной навозной мухи