2. Шамка и Жарозуб
Велика заповедная земля Рось! Куда ни отправься из города, на весь день путипоросшие мягким разнотравьем луга, возделанные поля и вековые дубравы. Довольно в тех краях тучных ушастых зайцев, пронырливых белок, дятлов и филинов. В дремучих зарослях гнездятся чёрные вороны и рыскают полосатые кабаны. А в реках Буг и Стырь плещется крупная и вкусная рыба.
Немногие земли могут похвастать таким изобилием!
Что же до города, раскинувшегося у подножия Алатыря, так он мог считаться самым уютным из всех известных нам городов под горой. Разве что Тахгар мог поспорить с ним. Но он, как и весь благословенный мир Сеннаар, отличался от прочих. И речь о нём пойдёт много позже.
Надо заметить, что в Городище не было новых величавых построек (да и старые лежали в руинах) или мощных крепостных стен, как в иных мирах.
Зато город утопал в яблоневых и вишнёвых садах, над которыми торчали, словно грибы на поляне, золотистые маковки расписных теремов. Красочные дома эти возводились из брёвен; встречались и каменные, но куда реже.
Усадьбу обычно окружал высокий забор. За каждым тыном обитал цепной пёсмохнатый зубастый зверь, признающий только своих хозяев.
Всё это было отголоском давних времён, когда по округе бродили хищные твари. Чудища сгинули, а ограды, давшие название городу, прижились.
Городчане возделывали поля, разводили скот, охотились на зверя, ловили рыбу. В праздники, которых на морозную пору приходилось немало, собирались на площади. Задорно гудели длинные камышовые дудки, бренчали наперебой балалайки. Долгие протяжные песни перемежались звонкими, озорными частушками. Меж заставленных снедью столов отплясывали отроки и отрочицы Дружно и весело жили росы.
Шли годы, столетия сменяли друг друга и, казалось, ничто не сулит перемен. А они были уже не за горами
*****
Первые лучи солнца только позолотили маковки теремов, как Харвиг проснулся. Он потянулся и радостно вскочил с лавки. Сегодня был большой праздникокончание жатвы! Весь день дотемна на Торжке будут гулять. А на рассвете он договорился с Васяткой отправиться на рыбалку.
Однако разбудить младшего брата оказалось непросто. Тот ни в какую не желал открывать глаза, что-то бурчал сквозь сон и брыкался. Харвиг в конце концов с досадой махнул на него рукой.
Пеняй на себя, соня!
Отрок захватил в сенях удочку и вышел во двор. На потемневшей колоде у тына дремал Архип. Похоже, старик ждал Буяна. Харвиг, вспомнив про того, опечалился. За вчерашней кутерьмой даже погоревать было некогда.
Он прошёл на задний двор, в сад. Там, во влажной с ночи земле был прикопан берестяной туесок с червяками. Харвиг сунул его за пазуху и вернулся к воротам. Старик по-прежнему спал. Мальчик тихо выбрался за калитку и припустил по узким булыжным улочкам вниз по склону горы. Из-за высоких, крепких заборов вслед доносилась ленивая брехня сонных псов. Где-то на Заречье гортанно прокукарекал петух.
Харвиг вновь вспомнил минувший день. Столько всего случилось, скажи комуне поверят!
Буян, Зубила, внезапное спасение и чудесное яблочко. Гром, молнии и ливень с чистого до той поры неба
Впрочем, по поводу внезапной грозы как раз всё было понятно. Харвиг осквернил сад богини, и Гамаюн, её небесный помощник, прибыл туда, чтобы покарать негодяя.
Кабы не резвость ног, лежать ему, дурню, там горкой пепла.
Харвиг набегу помотал головой. Нет уж, лучше про то не думать.
У городской площади он перешёл на шаг. После запретных пещер горы Алатырь, урочища Макоши да водяной мельницы тут было самое интересное место.
Круглый год здесь бурлила жизнь! На Торжке обменивались новостями, сбывали товар, князья назначали сход, либо, как ожидалось нынче, всем народом гуляли на праздниках.
В дальнем конце, у подножия горы, возвышался каменный храм. Внутри за резными дверями стояло изваяние Макоши. Там же, у её ног, громоздились обломки прочих богов, разрушенные при сотворении мира.
Харвигу нравилось рассматривать статую. Росту в богине было с двух взрослых мужчин. А прекрасным лицом она не походила ни на одну из дев Городища.
Не меньший трепет в отроке вызывали огромная шкура и страшный череп Погрыза. Они висели на соседней стене. Харвиг сотни раз слышал легенду о кровавой битве с чудовищем, но всякий раз, зайдя в храм, он чувствовал, как душа уходила в пятки
Размышляя о том, он незаметно дошёл до реки. У моста, Харвиг свернул налево и припустил по тропинке, что вилась по крутому берегу меж старых верб.
По воде стлался туман. Харвиг поёжился от предрассветной прохлады. Любил он эту волшебную утреннюю пору. Вокруг влажная тишина, и только с реки время от времени доносятся ленивые всплески. Это гуляет рыба
Он миновал излучину и потихоньку спустился с высокого обрыва к воде. Здесь притаилось его заветное место. Почти не замочив ног, Харвиг перебрался на поваленный бурей ствол дерева. Дальше к затопленной верхушке, в мрачной глубине кружил хороводы с русалками водяной. У песчаного берега вода была поспокойней.
Харвиг наживил червяка, поплевал на удачу и забросил под осоку. Вырезанный из коры поплавок чуть покачался на воде и застыл
Шло время. Постепенно туман развеялся. Ниже по течению показалась почерневшая за века плотина. В городе это место считали недобрым. Очень уж часто под мельничным колесом гибли люди.
Отроки любили слушать былички о мельнице. Про страшенных, облепленных бурыми водорослями утопленников и зубастого водяного, который утянул их на дно. А матери грозились отвести непослушных детей ночевать на мельницу.
Харвиг не раз ездил на тот берег с отцом и братьями на помол. Сама мельницастарая, тёмная. Вокругжухлая трава, сухостой. Место и днём тревожное. Каково же там ночью?!
Солнце озарило поросшие лесами холмы и раскинувшийся между ними город. На зелёном лугу радостно застрекотали кузнечики.
Поплавок дрогнул, застыл
Харвиг подобрался и без единого шороха схватил комель удилища.
Тю-тю-тюодними губами подбодрил он.
Поплавок чуть подпрыгнул, дурашливо завалясь, и короткими толчками решительно зашагал под воду! Харвиг взметнулся, рванул уду, и тут же ощутил свинцовую тяжесть загулявшей в глубине рыбы!
Медленно пятясь к берегу, он пытался совладать с неведомой силой. Эх, не порвался бы шнур, а за кованный самим Горыней крючок он был спокоен!
Тяжёлой и долгой вышла эта борьба. Уже было позднее утро, когда отрок облегченно перевел дух. У его ног в траве Жарозуб шевелил двухаршинным телом. Вот так удача! Солнце огнём полыхало на его чешуе, и она сияла, как золотые монеты.
Теперь можно было возвращаться домой. Он продел ветку вербы рыбе под жабры, взвалил тяжёлую и мокрую ношу на спину и принялся взбираться наверх
Тогда-то с другого берега и послышались голоса. Харвиг обернулся и рассмотрел у воды сыновей мельника.
Старший, Аким, что-то держал в руках. Меж ног отроков бестолково сновала собака.
Младший брат отгонял её, стегая прутом.
Пошла прочь! Иди домой, Шамка!
Но та и не думала уходить. Вместо этого она подпрыгнула кверху и попыталась вырвать из рук парня тёмный комок. Через речную гладь докатился тонкий прерывистый писк. Аким злобно пнул собаку ногой и швырнул щенка на стремнину. Окрестности огласил надрывный плач Шамки.
Ты что творишь, гад?!
Харвиг, как был в одёже, прыгнул с крутого обрыва в Стырь. Позади в воду радостно плюхнулся Жарозуб. Но отроку было не до того. Он боролся с течением.
Дюжина сильных широких взмахов, и вот он на середине реки. Здесь она замедлялась, вертелась как колесо. Харвиг набрал больше воздуха и нырнул. Стылая осенняя вода была чиста и прозрачна. И всё же тёмный комочек на дне он заметил не сразу. Лишь когда воздуха совсем не осталось, увидел его, схватил и с хрипом вылетел на верх.
Тем временем братья сгрудились на берегу, высматривая противника.
Эй, да это подкидыш! первым догадался Матвей, средний сын мельника.
Греби назад, Харька! крикнул Аким. Не то за кутёнком отправишься
Харвиг нащупал ногами дно. От ярости его лицо исказилось.
Агридиг! угрожающе крикнул он.
Отрок и сам не ведал, что это значило. Странное слово было тем немногим, что он мог припомнить из давних, почти полностью позабытых времён. И всякий раз, затевая крупную ссору, он отчего-то считал нужным произнести его.
*****
На колокольне храма звонили полдень. Лют стоял на красном крыльце и молча наблюдал, как сын запустил в калитку собаку, затем положил в тень под тыном щенка.
С уловом, сынок! Знатная ныне рыба пошла
Харвиг приблизился, и князь смолк. Одно око у отрока заплыло, губы наружу. Вся рубаха, даже штаны в крови.
И кто в этот раз?
ТакХарвиг хотел ухмыльнуться, но получилось нехорошо, вместо передних зубов темнела широкая дырка. Вишь, подобрал Шамкой зовут.
Шамкойповторил Лют. Ступай, умойся. Потом расскажешь
Однако толком рассказать сын не успел. Во двор без стука забежал мельник Ноздреча. Следом ввалился князь Заречья Горазд. Могучий и толстопузый, он разительно отличался от стройного и жилистого главы Старого Городища.
Это что же твой щенок вытворяет?! высоко, по-бабьи взвизгнул Ноздреча.
Лют мельком взглянул на перекошенное лицо мельника и обернулся к Горазду.
Добрый день, гости!
Здравствуй, Лют, пробасил тот. Здоровья и достатка в твой дом.
Проходите! А то, князь кивнул на Ноздречу, солнце голову напечёт.
Мы не гостить зашли. Просим схода.
Лют удивлённо приподнял бровь.
Так ведь праздник сегодня. Да и что за беда такая, что без схода нам не решить?
А такая, выпрыгнул вперёд мельник, что твой подкидыш моих деток поубивал!
У Люта омрачилось чело. За убийство наказание полагалось одно: изгнание. Пойдёт Харвиг мыкать горе в Голодырь, маленький посёлок на Пучай-ручье.
Живы они, раздался позади голос сына. Он уже умылся и утирал лицо рукавом. Чего зря болтать?
При виде отрока мельник невразумительно засипел.
Помолчи! через плечо приказал Лют. После спрошу.
Харвиг послушался, присел в тень. На шум из терема вышли братья. Последним, сладко зевая, появился Васятка.
Лют вздохнул и вновь обратился к Горазду:
Так что стряслось?
У старшего, Акима, ответил тот, зубы выбиты. Рука пополам. У среднего, Матвея, нос набок.
У Вакейки нога погрызена! горестно вскричал мельник.
Лют удивлённо взглянул на сына.
Да погоди, Ноздреча! досадливо отмахнулся Горазд. Его же Шамка погрызла
Братья на крыльце рассмеялись.
А вы не смейтесь. Горазд утёр запотевший лоб. Отроки гуляли у реки рядом с мельницей. Харвиг заметил их, переплыл Стырь и избил. Собаку со щенком отобрал.
Шамку! завопил мельник, протягивая дрожащий палец в сторону тына. Собака перестала вылизывать настрадавшееся за утро кутёнка, обернулась к Ноздрече и угрожающе зарычала.
Как же это один мелкий отрок с твоими справился? Может, они сами друг дружке бока намяли?
Ты Ваньку тут не ломай! взвился Ноздреча. А то мы твоего приблудка не знаем!
Горазд придержал мельника за плечо. Лют нахмурился:
Следи за языком, Ножик.
Затем подозвал Харвига:
Ну, говори, как всё было
Выслушав короткий рассказ сына, прерываемый надрывными криками мельника, Лют хмуро заметил:
Топить кутёнка на глазах материдо такого додуматься надо
Горазд потупился, а Ноздреча оскалил гнилые зубы:
То была дань водяному! Щенок-то мой!
Однако, продолжил глава Старого Городища, хозяйство мельника осталось без рук. И это в самую горячую пору. Значит, Харвиг будет жить и отрабатывать у него до начала зимы, до Покрова
3. Харвиг у мельника
Иди, идиНоздреча злобно подтолкнул Харвига в спину. У ворот провожали сына родители. Там же теснились братья. Чуть в стороне, прислонившись к тыну, на него строго смотрел дед Архип.
Ещё раз толкнёшьруку сломаю, пообещал Харвиг мельнику.
Ноздреча угрожающе замахнулся, но ткнуть не посмел. Шедший позади Горазд сокрушённо покачал головой. Чуяло его сердце, что всё это добром не закончится.
Собаку заберу позже! напоследок крикнул Ноздреча.
Они забрались в крепкую и просторную княжескую повозку, запряжённую большим круторогим козлом. Горазд дёрнул за повод, и козёл потрусил.
На Торжке уже было людно. Мужи городили длинные, в десяток столов рядыготовились к вечернему пиру. Прохожие оглядывались на них. Многие спрашивали, что случилось. Горазд, поначалу старавшийся объясниться с досужим людом, вскоре плюнул и правил молча. Когда переехали мост, на перепутье сказал:
Ты, Ноздреча, отрока не обижай. Помни, если что, мы с Лютом с тебя спросим
Он посмотрел на Харвига:
А ты
Да понял я, вздохнул тот.
Горазд подстегнул козла и покатил дальше. Его путь лежал на Верхуши. Ноздреча и Харвиг свернули налево, в рощу. Наезженная, с сырыми колеями дорога ныряла под своды деревьев и уводила путников вдоль реки.
Здешний лесок был не чета алатырскому с его могучими, в пять обхватов, дубами. Не встречалось в гнилушинской роще и косматых кудыкинских елей. Чахлые сосенки да кривые осины продирались тут к небу через лещину.
Настроение у Харвига было скверное. Сегодняшнего праздника детвора Городища ждала целый год. На Торжке встретятся оба берега. К вечеру испекут громадный пирог. По обычаю его готовили жёны князей. Конечно, Ладе с Дарёной помогали другие девы. Для готовки пользовались очагом кузнеца Горыни, чья кузня находилась за Торжком под горой.
Не за вкус ценили тот пирогза размер! Когда доставляли его на носилках и утверждали на столе, в дело вступал Богша, храмовник.
Старик вырезал в пироге длинным ножом «врата» и, отвалив кусок в сторону, на большое блюдо, для Макоши, сам забирался внутрь.
Все замолкали. Из пирога слышалось глухо:
Видно?
Тут всегда начинался спор. Кто кричал «видно», кто «нет». Спор решали князья. Обычно они говорили «нет», тем самым нахваливая своих жён. Тогда Богша выбирался наружу и желал, чтоб в другой раз пирог был не хуже.
Затем начинался пир. Люди рассаживались за столами, пока княгини резали пирог на куски. Их помощницы обносили столы, оделяя каждого. Пировали до темноты. Потом перед храмом устремлялось ввысь пламя большого костра, и городчане разыгрывали былину об Ахене и Погрызе
От досады Харвиг скрипнул зубами.
Лес, между тем, менялся. Чем ближе подходили к мельнице, тем он становился темнее и глуше. Обочины дороги, раскисшей от ночного дождя, покрывал валежник. В мутных глинистых лужах, готовясь к спячке, сновали ужи. Из-под куста вдруг выпрыгнул большой серый заяц. Мельник ухватил палку и швырнул ему вслед. Косой увернулся и скрылся в чаще.
Чтоб тебя! в сердцах крикнул Ноздреча.
Потом впереди засветлело, стали чаще попадаться пни срубленных на дрова деревьев. Справа из лещины показался пригорок, обнесённый покосившимся замшелым забором.
Тропа в лопухах повела их наверх. Вот Ноздреча толкнул калитку, и они оказались на просторном дворе. Под ногами захрустела ореховая скорлупа. Лебеда, дебелая жена мельника, выскочила на крыльцо и, увидев отрока, кинулась на него с визгом!
Харвиг ужом скользнул вбок, и мельничиха без толку пронеслась к воротам.
Уйми её, Ножик, посоветовал он.
Ноздреча молчал. Уж он-то знал, как опасна жена в исступлении. Пусть и Харька узнает: Лебёда вмиг собьёт с него пыл.
Между тем баба снова ринулась, и на сей раз, промазав, не удержалась на ногах и упала. Презрительно сплюнул Харвиг и укоризненно поглядел на мельника.
Лебёда тяжело поднялась. Её одежда и покрасневшее лицо измазались в грязи. Теперь она медленно наступала, разведя руки. Харвиг спокойно ждал, и когда между ними остался шаг, стремительным взмахом ухватил её за нос.
Ноздреча вскинулся, но только бестолково подпрыгивал рядом. Он было рванул Харвига за косу, однако тот сильнее сжал бабий нос, и согнутая вдвое мельничиха заверещала. Пришлось косу бросить. Харвиг ослабил хват, и Лебёда утихла.
Пусти! Пусти её, Харька!
Харвиг покривил губы:
Да кто же так просит?
Мельник заскулил от бессильной злобы.
Пусти
На колени.
В сизых глазах Ножика помутилось. Он обернулся к тыну, где торчал воткнутый в пень топор.
Кто знает, чем закончилась бы эта история, но тут на крыльцо вышла дочь мельника.
Всемила была на год старше Харвига. Каждый раз, как он видел её, отчего-то робел. Возможно, виноваты были её глаза. Большие, круглые, словно чем удивлённые. Над глазищами нависала рыжая чёлка. Ещё Харвигу нравилось смотреть на золотистые пятнышки, рассыпанные вокруг её носа