Другая «интересная новость», которую любезный сеньор Мальпело переслал мне, оказалась краткой, но не менее важной. Это был клочок из маленькой газеты, издаваемой в Вальпараисо. В нём говорилось, что некий Хуан Мария-и-Гомес, по роду занятий корабельный мастер, пропал без вести, предположительно ночью в море 6 июня 1967 года во время шторма. На следующий день команда рыболовного судна наткнулась на обломки корабля сеньора Гомеса. Упоминается, что корабль, должно быть, прошёл через исключительно сильную часть шторма, потому что те части, что остались, повредило до неузнаваемости, даже вал одного из гребных винтов был совершенно искорёжен.
В последнее время по всему университету я показываю загадочные символы, нарисованные профессором Тёрнером над словом Ктулху. Реакция людей очень своеобразна. Большинство профессоров, которые видят эти символы, воспринимают их как юмор и необычную студенческую шалость. Те немногие, кто не находит это забавным, демонстрируют странное дрожание рук, когда впервые видят слово «Ктулху», но очень быстро скрывают это и объявляют символы оскорбительной мистификацией. Они весьма настойчивы в своём мнении и не желают больше говорить об этом. Я очень озадачен, так как это, кажется, происходит почти всегда со старшими профессорами.
На первой из схем, что я успел скопировать тогда в библиотеке, показана общая территория южной части Тихого океана. Она изображает остров Пасхи, примерное повторение курсов Кука в путешествиях 1773-75 годов и ряд других обозначений и пометок, большинство из которых непонятны. Наиболее характерным из них является «X» примерно на 167 градусах восточной долготы и 77 градусах южной широты. Под этими координатами стоит подпись «Галлея, 86», это, несомненно, относится к следующему появлению знаменитой кометы Галлея, которая должна будет вернуться в наше небо в 1986 году. Национальная географическая карта этой области показывает, что вышеуказанные координаты пересекаются на Эребусе или очень близко к нему. Это действующий вулкан высотой 15000 футов у пролива Мак-Мёрдо в Антарктиде. Какое отношение это имеет к будущему появлению кометы Галлея, однозначно известно только профессорам Тёрнеру и Нолану.
Вторая схемаэто просто грубая карта мира с двумя линиями, нарисованными на ней. Несмотря на смехотворную простоту, я был весьма заинтригован, так как две линии шли таким образом: одна по прямой линии от этого «X» (Эребус?) до острова Пасхи. Другая линия проходит от Пасхи, через центр её соседа Сала-и-Гомеса, до некоего места в Андах на севере Чили. Это, опять-таки по случайному совпадению, та самая область, которую исследовал профессор Фернандес, когда его убило землетрясение. Прямая, как стрела, линия продолжается вперёд с тремя другими «X», отмеченными вдоль неё. Один крестик находится где-то в джунглях Матто Гроссо (памятка: написать в Бразильскую земельную инспекцию), другойв Бразильском Бассейне, самой глубокой части Атлантического океана, и, наконец, третий крестик нарисован недалеко от Аддис-Абебы, в Эфиопии.
Последний листок оказался не запиской и не диаграммой, а скорее эскизом-рисунком того, что казалось какой-то огромной пирамидальной структурой нелепой формы, с сопроводительными словами Тёрнера. Это был единственный предмет, который мне удалось вынести из библиотеки в целости и сохранности. Я сожалею, что вскоре после этого один богатый профессор, у которого я консультировался, предложил мне за этот листок смешную сумму денег, и, не задавая вопросов, я продал его. Затем этот профессор куда-то переехал.
Эскиз завершает то, что я счёл чрезвычайно странным набором фактов, и до тех пор, пока Тёрнер и Нолан не вернутся (откуда-либо), я боюсь, что большей части этого материала придётся оставаться такой же загадочной, как и раньше. Я надеюсь, что вы найдёте мой отчёт хоть немного интересным. Кроме того, я пришёл к выводу, что разумней хранить информацию в неизвестных никому руках. В последнее время у меня появилось ощущение, что за мной следят, особенно по ночам. Я также был вынужден переехать из своей бывшей квартиры после того, как начал испытывать ночные кошмары, уникальные в своем призматическом ужасе. Доктор в университете заверил меня, что это естественные результаты переутомления от учёбы. Может быть, и так, но однажды утром после особенно кошмарного сна я обнаружил на оконном стекле борозды, словно процарапанные двумя лапами с шестью когтями на каждой. Это заставило меня насторожиться. Одно я знаю точно: мои сны не были результатом переутомления от занятий в университете.
Это всё, что я могу сказать о своей работе с «зелёным ящиком» и странными документами, хранившимися в нём. Я вполне счастлив в своем новом жилище, и меня больше не беспокоят кошмары. Кроме того, меня выбрали для участия в университетской экспедиции в южные моря! Моим партнером и компаньоном будет блестящий и эксцентричный кинематографист по имени Пикман. Остался только один факт, который меня беспокоит. У моего нового домовладельца очень необычные, жёлтые глаза.
Бертрам РасселПЛЕТЬ Б'МОТА
Бертрам Рассел. «The Scourge of B'Moth», 1929. Рассказ из цикла «Мифы Ктулху. Свободные продолжения», написанный 90 лет назад. Настоящее имя автораL. H. Hardingham. Под псевдонимом «Бертрам Рассел» он опубликовал пару рассказов в журнале «Weird Tales», и больше о нём ничего не известно. С. Т. Джоши предполагает, что Г. Ф. Лавкрафт хоть как читал этот рассказ, но в его сохранившихся письмах нет никаких комментариев на этот счёт.
Источник текста: антология «Tales of the Lovecraft Mythos», 1992
1
Первое подозрение о существование гигантской мерзости, которая вскоре, в 192..-м году, должна была задушить весь мир своей скверной, возникло у меня почти случайно.
Мой друг, доктор Прендергаст, джентльмен, выдающийся специалист в своей области медицины, включающей в себя все виды заболеваний мозга, операции, трепанацию и т. д., позвонил мне лично по телефону из своей резиденции поздно вечером.
Меня поразило то, что он не попросил свою секретаршу или медсестру обратиться ко мне в рабочее время. Я не ошибся, когда посчитал его миссию срочной.
Рэндалл, сказал он мне, я никогда не видел ничего подобного за все годы своей практики, и я уверен, что и ты никогда не видел.
Психический случай? спросил я, живо заинтересовавшись.
Да. И более того признаюсь, я почти в тупике. Я тщательно осмотрел пациента, сделал рентген и так далее, но всё же не могу найти никаких признаков органических нарушений.
Ну, разве это не функциональный невроз? спросил я с некоторым удивлением.
Если это так, то я никогда не видел ничего подобного. Парень, кажется, действительно одержим. Он сам не знает, почему он делает то, что делает. Я провёл с ним грубый психоанализ, но не выявил ничего, кроме подавлений и запретов, что имеются у каждого обычного человека. Содержимое его подсознания показывает абсолютную неосведомлённость относительно той ужасной одержимости, из-за которой часы его бодрствования сильно ограничены.
Должна быть причина для этого, сказал я. Если у человека есть навязчивая идея, существуют бессознательные ассоциации, способные изгнать её. Разве что это символ чего-то другого
Символ чего-то другого. Здесь ты прав. Но если я не смогу выяснить, что же это такое на самом деле, и как можно скорее, этот пациент скоро присоединится к своему Хозяину.
Своему Хозяину? спросил я удивлённо. Мне показалось, что Прендергаст намекает на Библию.
Да. Кто бы это ни был. Пациент не говорит ни о чём другом. Этот Хозяин представляет собой то, что господствует над больным, он протягивает свои щупальца из самых тёмных глубин непостижимых пропастей, чтобы задушить в пациенте желание жить. Теперь он говорит, что хочет умереть, и тебе не нужно объяснять, что это значит для невротика.
Я немедленно выезжаю.
Германо-Американский Госпиталь, палата 3, психиатрическая, добавил Прендергаст, передавая мне последние инструкции.
* * *
Я поспешно оделся (перед сном я читал Гёте, сидя в халате) и, отперев гараж, завёл машину. Вскоре я уже мчался в госпиталь, где мой друг должен был встретить меня.
Ночь была исключительно тёмной, начался липкий, моросящий дождьне холодный дождь, а вязкая всепроникающая тьма, похожая на дыхание какой-то стигийской ярости. Все окна в моей машине были закрыты, но и внутри салона я почувствовал эту липкость. Я даже заметил, что приборная панель покрылась каплями жидкости, а руль стал мокрым и непокорным. Я почти позволил ему выскользнуть из моих рук, когда машина сделала резкий поворот. Я нажал на тормоза. Колёса забуксовали по скользкой земле. Я успел затормозить как раз вовремя и не дал машине скатиться с обрыва, где прямо от дороги начиналась тёмная пропасть, как будто великан прокладывал себе путь через сердце холмов.
Я покрылся холодным потом и едва мог управлять машиной. Мои волосы покалывало до самых корней. Ибо в тот момент мне показалось, что другие руки, кроме моих собственных, сжали руль в демонической жажде и намерении убийства. Как я ни старался, я не мог отделаться от мысли, что безымянное зловоние овладело мной в тот момент и даже сейчас оно находилось внутри машины, стремясь уничтожить меня.
Был ли я психиатром с многолетним стажем, сведущим во всех процессах, вызывающих нарушения в человеческом мозге, искусный в лечении, или я падал, сломя голову в глубины, бессильный помочь себе? Я боролся с таким внушением, но безрезультатно. Тёмная ночь, дикая и гористая природа местности (где ради тишины и уединения был воздвигнут госпиталь) в совокупности породили во мне ощущение присутствия неведомых сил, злобных в своей ярости по отношению к человеку и сынам человеческим. И я не мог избавиться от этого ощущения.
Но больше всего меня угнетал этот тошнотворный, подавляющий и липкий туман, как дыхание зла, что ехало со мной, обволакивая меня своим холодным ветром. Я громко рассмеялся при мысли о присутствии в машине кого-то ещё, и смех, приглушённый тяжёлым дыханием, что окружало меня, эхом отдавался в задней части машины. Мой голос звучал странно, как смех актёра, не заинтересованного в своей роли. Я даже обернулся посмотреть на заднее сиденье, как будто ожидая кого-то увидеть там, но мои бегающие глаза ничего не заметили.
Это должно прекратиться, сказал я сам себе, включив обогреватель. Возможно, меня успокоило тепло, а может быть, это была бессознательная уверенность в том, что законы природы всё ещё продолжают действоватьвключение обогревателя доказало это. Я не знал, что являлось истинной причиной, но по мере того, как жара в машине усиливалась, мой дух тоже согревался, и я обнаружил, что еду с привычной осторожностью, и я совершенно избавился от бессмысленных страхов, которые переполняли меня только что. Сейчас мне уже казалось, что это произошло много веков назад.
Воздух внутри машины теперь был чист; капли влаги исчезли с приборной панели, и мои руки схватились за руль с привычной уверенностью. Становилось невыносимо жарко, и, наконец, я выключил обогреватель. Когда воздух остыл, призраки тоже сгустились. Я снова почувствовал, как тот же самый бессмысленный страх охватил меня, и я с большой тревогой наблюдал за появлением тех же капель влаги на приборной панели. Казалось, что они явились, материализовавшись из небытия.
Воздух внутри машины сгущался, сладострастно и болезненно лаская меня. Когда огни госпиталя появились на гребне холма впереди, я начал говорить себе, что должен снова включить обогреватель. Но моя воля не соответствовала моим действиям. Я ехал словно во сне, беспечно, не обращая внимания ни на что в окружающем мире. Руль легко откликался на моё прикосновение; он даже, казалось, выскакивал из-под моих рук, когда я объезжал предательские углы, где пропасти глубиной в тысячи футов зияли внизу. Расстояние между моей машиной и обрывом дороги составляло всего несколько дюймов.
Я ехал дальше, не обращая на это внимания, в густом тумане. Я ничего не мог разглядеть. Но колёса, казалось, обладали собственной магией. Я чувствовал, как машина подпрыгивает и раскачивается, как на американских горках. Моя голова ударилась о крышу. Рессоры сгибались со зловещим треском. Я почувствовал, как колёса скользят вбок, как будто кто-то тянет их с дороги, и, наконец, с ужасным грохотом машина перевернулась, и свалилась бы в пропасть, если бы колонны, обозначающие проезд в госпиталь, не помешали ей упасть.
Доктор Прендергаст и двое его помощников открыли дверцу машины и вытащили меня, находящегося в полубессознательном состоянии.
Что случилось, Рэндалл? с тревогой спросил Прендергаст.
Я тупо стоял, не зная, что ответить.
Мы наблюдали за тобой в течение некоторого времени. Мы видели огни твоих фар за пять миль. Ты ехал, как спящий. Посмотри!
Я оглянулся и увидел следы своей машины на лужайках перед госпиталем. Оказалось, что я съехал с шоссе и путешествовал по холмам и долинам ландшафтного сада. Меня охватила дрожь. Я мог видеть следы от шин, выходящих на дорогу. Я даже видел фары другой машины, ехавшей по той же трассе, что и я. Она находилась очень далеко. В мягком воздухе не было влаги; звёзды в небе надо мной мерцали на тех же местах, что и столетия назад. Туман рассеялся!
С новым страхом, сжимающим моё сердце, я заговорил с Прендергастом.
Туман дождь Они мешали моему обзору. Половину времени я не мог найти дорогу. Я никогда ещё не ездил такой темноте!
Туман? Дождь? Не было ни тумана, ни дождя. Да ведь мы могли видеть твои фары за много миль. Ночь ясна, как кристалл!
Но был туман, минуту назад, возразил я. Я говорю вам, что машина промокла из-за него.
Говоря это, я протянул руку к лобовому стеклу, намереваясь доказать свои слова, и уставился на стекло в изумлении. Там не было никаких следов влаги, вообще никаких! Я наклонился к траве и уткнулся в неё рукой. Никаких следов дождя. Она даже немного высохла, и я видел, что её уже некоторое время не поливали. Я снова всмотрелся в ночную темноту. Нигде не проплывало облаков, никакого тумана между городом и госпиталем.
Тебе требуется успокоительное. Зайдём внутрь, и я налью тебе, сказал доктор Прендергаст, осторожно беря меня за руку.
Опасаясь за свой рассудок, я, спотыкаясь, направился к зданию. Когда я в последний раз оглянулся, мне показалось, что я увидел тонкую струйку болезненного пара, вьющегося вокруг зеленой лужайки, словно жёлтый ядовитый призрак, и пока мои расстроенные нервы трепетали всеми фибрами, до меня донеслось приглушённое эхо издевательского смеха.
Наполовину идущим, наполовину скользящим я был препровождён в госпиталь.
2
Тебе лучше? спросил доктор Прендергаст, когда я проглотил настойку, которую он дал мне.
В бодрящем воздухе его личного кабинета я почувствовал, что мои страхи стали совсем незначительны. Я даже чувствовал, что вынужден громко смеяться над ними. Но воспоминание об этой поездке так легко не стиралось. Тем не менее, я не придал значения произошедшему, объяснив, что мало спал, и ночная езда плохо отражается на мне. Доктор Прендергаст бросил на меня странный взгляд, скосив глаза, но ничего не сказал.
Мы вышли из кабинета и, поднявшись на лифте, вскоре оказались в палате 3той самой, где держали взаперти психически больных. Медсестра встретила нас с больничной картой в руках.
Как пациент? с большим интересом спросил мой коллега.
Всё ещё в бреду, доктор, ответила миловидная, невысокая медсестра.
Мы посмотрим на него, заметил Прендергаст, направляясь к койке, расположенной в дальнем углу палаты, и обратился ко мне:Вот он.
Перед нами лежала бледная фигура. Чёрные волосы пациента были растрёпаны, как будто он рвал их пальцами. Глубокие тёмные круги вокруг глаз делали его похожим на мрачного предшественника самой смерти. Он говорил нечленораздельно и бессвязно, беседуя с каким-то воображаемым существом, которое видел только он один.
Когда я сел рядом с пациентом, тот разразился бешеным смехом. Подняв свою истощенную руку, он указал на моё лицо своим пальцем:
Ха! Ха! Явился ещё один желающий ограбить Хозяина. Вы пришли слишком поздно Он позаботился об этом. Ха-ха!
Угомонитесь, сказал доктор Прендергаст успокаивающим голосом. Вы поправитесь, но вам не следует так волноваться.
Поправлюсь? О нет, я не Хозяин позаботился об этом. Я собираюсь скоро, очень скоро. Я собираюсь присоединиться к Хозяину. В глубине душитам, где он ждёт верующих. Вот куда я направляюсь. Почему я должен хотеть жить? Зачем мне ждать, когда есть работа, которую нужно сделать?