Уилл - Грэхем Мастертон


Грэм Мастертон"Уилл"

Голос Холмана по телефону звучал нехарактерно возбужденно, почти истерично.

- Дэн, приезжай сюда. Мы откопали кое-что ужасное.

- Ужасное? - переспросил Дэн.

Он пытался разгрести четыре сотни черно-белых фотографий, и его стол был настолько завален ими, что он не мог найти свою кружку кофе. Дэн плохо работал без кофе. Растворимое, эспрессо, мокко, арабика, какой - не имело значения. Все, что ему было нужно, чтобы раскачаться - это резкая кофеиновая встряска.

- Рита наткнулась на это сегодня утром, в двадцати ярдах от восточной стены, - сказал Холман. - Остальное - не по телефону.

- Холман, - ответил ему Дэн, - я слишком занят, чтобы приехать сейчас. Мне нужно подготовить эти чертовы фотографии для эскиза сайта чертова Департамента окружающей среды к девяти часам завтрашнего утра. И пока на них всех только грязь, грязь и еще больше грязи.

- Дэн, тебе придется приехать, - убеждал его Холман.

- Ты имеешь в виду, что это так ужасно, что не может подождать до завтрашнего дня?

- Дэн, поверь мне, это, действительно, ужасно. Это может задержать нас на месяцы, особенно, если полиция захочет провести расследование. И ты знаешь, какими чертями они могут быть, когда топают по всему помещению своими двенадцатыми размерами ботинок.

Дэн наконец-то нашел свой кофе в красной кружке с надписью Я раскапываю археологию. В нее залез уголок одной из фотографий, а сам кофе уже осел и остыл. Он все-равно его выпил.

- Холман, - произнес Дэн, вытирая рот тыльной стороной ладони, - я просто не могу этого сделать.

- Мы нашли тело, - сказал Холман.

Дождь прекратился менее часа назад, и жирная сине-серая глина скользила, поблескивая, под подошвами его зеленых сапог Хэрродс. Размытое солнце парило над Саутворком, время от времени поглядывая на серые викторианские крыши, далекие створчатые окна и широкую зеленую кривую Темзы. В воздухе витал запах надвигающейся зимы, отдающий болью в горле, о которой Дэн уже потерял представление со времен своих последних раскопок в Англии. В Сан-Антонио было легко забыть, что существует вещь, называемая холодом.

Холман стоял на дальней стороне нижней восточной стены, рядом с импровизированной ширмой из холста и старых входных дверей. Он казался очень высоким и сутулым в своем забрызганном грязью байковом пальто с болтающимися очками в роговой оправе, которые он постоянно надвигал на свой мясистый нос. Его попытка отрастить бороду особого успеха не принесла. Глядя на внешность Холмана, можно было подумать, что перед тобой стоит один из пучеглазых бродяг, ночующих в картонных коробках, а не самый признанный специалист Манчестерского университета по раскопкам сложных исторических мест. По сравнению с ним, Дэн был ниже, но гораздо более спортивного телосложения, с темными волнистыми волосами и львиным взглядом, напоминающим женщинам Ричарда Бертона. Одевался он всегда обыденно, но достаточно дорого. Холман называл его Дэном - Щеголеватым Археологом.

Когда Дэн приблизился, он протянул свою длинную руку и поздоровался с ним.

- Вот он, - объявил Холман без лишних церемоний. - Человек, который навеки остался в театре.

Дэн отодвинул холст и увидел грязно-серую фигуру, лежащую на левом боку в грязи; маленький лысый обезьяноподобный человек с ногами, поджатыми в позе эмбриона. Судя по всему, на момент смерти он был облачен в дублет и чулки, хотя его одежда не так хорошо сохранилась, как кожа, а, кроме того, она настолько испачкалась грязью, что не представлялось возможным определить, какого она цвета.

Пристально взглянув на Холмана, Дэн наклонился над телом и осторожно осмотрел его. Перед ним лежал человек с худым лицом, несколькими острыми бугорками остроконечной козлиной бороды и губами, оттянутыми назад, в ужасной жесткой гримасе, обнажавшей сломанные и сгнившие зубы. Его глаза были молочного цвета, как у вареной трески.

- Как давно он умер? - спросил Дэн.

Холман пожал плечами.

- Трудно сказать. Подобно болотным людям, которых нашли в Ютландии и Шлезвиг-Гольштейне, он прекрасно сохранился благодаря глине. Углеродный анализ возраста болотных людей показал интервал от шестнадцати тысяч до двух тысяч лет. Но, очевидно, этот парень не такой старый.

Дэн присел на корточки рядом с блестящим серым телом и начал разглядывать лицо.

- Он выглядит так, как будто умер только вчера, не правда ли? Ты уже позвонил в полицию, просто на всякий случай?

Холман отрицательно помотал головой.

- Ну, ты должен, - настаивал Дэн. Он поднялся. - Вероятно, он тот, кем и кажется, некий мумифицированный яковианец. Но ты же не знаешь наверняка. Какой-нибудь коварный муж мог убить любовника своей жены, одеть его во взятый напрокат костюм и похоронить его прямо здесь, на месте театра Глобус, где все будут думать, что он яковианец.

- Это, Дэн, при всем моем уважении к тебе, самая надуманная теория, которую я когда-либо слышал в своей жизни, - ответил Холман. - Кроме того, глина вокруг тела лежала очень плотно, точно так же, как и вокруг остатков стен театра. Если бы его похоронили недавно, нарушение консистенции глины было бы совершенно очевидно.

Он поднял небольшой потемневший кусочек дерева.

- Посмотри, что мы нашли завязанным вокруг его шеи. Кляп актера. Деревяшку, которую они клали в рот, чтобы натренировать язык. Отсюда и пошла фраза «затыкать рот». Определенно, это яковианец.

- Все равно нам нужно позвонить в полицию. Это закон.

- Ну ладно, - согласился Холман, нетерпеливо взмахнув руками. - Но давай, пожалуйста, отложим это на сорок восемь часов. На самом деле, мы могли бы просто никому ни о чем не рассказывать в течение этих сорока восьми часов. Просто я хочу провести некоторые предварительные исследования без того, чтобы здесь толпились сотни зевак. Хочу побыть с ним один.

Холман распрямился и оглядел сверкающие грязью траншеи, а затем снова присел рядом с телом.

- Ты понимаешь, Дэн, что этот человек, возможно, был свидетелем живого исполнения пьесы Уильяма Шекспира? Однажды утром, в начале 1600-х, он оделся в эту одежду, вышел из дома, отправился в театр Глобус и умер там. Может быть, он погиб в пожаре 1613 года, когда Глобус сгорел дотла.

- Что ж, будем надеяться, - заметил Дэн.Меньше всего нам сейчас нужно полномасштабное расследование убийства прямо в самый разгар раскопок. Когда об этом узнает пресса, будет уже плохо.

Они все еще разговаривали, когда к ним подошла девушка лет двадцати. На ней была желтая защитная каска и дутая зеленая куртка. Длинный пучок светлых волос свисал с одной стороны ее лица. Ростом чуть больше пяти футов и трех дюймов, она казалась исключительно красивой, с кукольными глазами и курносым носом. Но, помимо того, что она являлась превосходным археологом, снискавшим уважение обоих мужчин, все знали об ее помолвке с профессиональным широкоплечим теннисистом по имени Роджер, который сочетал вспыльчивый характер с необыкновенно ревнивой натурой, поэтому большинство ее коллег-археологов держались от нее подальше.

- Приветствую, доктор Эссекс, - сказала она, приблизившись. - Что ты о нем думаешь? Я решила назвать его Тимоном в честь Тимона Афинского, помнишь, это худшая пьеса Шекспира - она полностью провалилась.

- Как дела, Рита? - спросил Дэн. - Поздравляю. Это довольно интересная находка, если объект подлинный.

- Конечно же, подлинный, - ответила Рита, опускаясь на колени в грязь рядом с телом. Должно быть, он попал в ловушку в каком-то подвале, бедняга. Я нашла его под тем массивным дубовым опалубком. Пришлось использовать экскаватор, чтобы поднять его оттуда.

Она аккуратно сняла немного глины с груди Тимона.

- Я хочу вывезти его отсюда как можно быстрее и поместить в контролируемые условия. Невозможно сказать, что с ним случится, когда он подвергнется воздействию воздуха. Мы можем потерять его через два или три дня, а, может быть, и раньше. Посмотри на эти пуговицы! Прекрасные, перламутровые, ручной работы.

- Знаешь, это действительно нечто, Дэн, - произнес Холман. - Это история, прямо перед твоими глазами.

Дэн поднял руки, сдаваясь.

- Ну хорошо. У тебя есть немного дополнительного времени. Я также переговорю с Данстен и Мэйлинг, чтобы узнать, смогут ли они поставить сюда свою охрану. Конечно, я им не скажу, зачем.

Данстен и Мэйлинг являлись застройщиками, которые впервые обнаружили руины Шекспировского театра «Глобус» семнадцатого века, спустя три дня после того, как начали рытье под фундамент для двадцатидвухэтажного офисного здания Глобус-Хаус. Публично их директора всегда говорили о «защите культурного наследия Англии». Однако, в частных беседах они выражали гнев в связи с задержкой строительства и тем фактом, что Департамент окружающей среды вызвал Дэна со своей командой для раскопок и внесения предложений по вариантам сохранения этого места в качестве туристической достопримечательности.

Застегнув пальто от ветра, Дэн повернулся, чтобы уйти. Однако Рита окрикнула его:

- Подожди, Дэн! Посмотри!

Дэн не находил ничего привлекательного в мертвых телах, даже в незнакомых ему трехсотлетних мертвых телах. Однако он повернулся и возвратился к ширме, где работала Рита.

- Посмотри, - сказала она. - Он погиб не от пожара, или чего-то подобного. Взгляни на его грудь.

Девушка слегка повернула труп так, чтобы он смотрел невидящим, но обвиняющим взором через ее правое плечо. Затем отошла и встала в стороне, чтобы Дэн сам убедился в ненормальности того, что случилось с Тимоном. Вся левая сторона мертвеца от паха до грудины оказалась разорвана, как будто на него напал огромный обезумевший зверь. Внутреннюю полость заполняла влажная глина, но не оставалось никаких сомнений, что большая часть его внутренних органов была вырвана.

- Боже, - вымолвил Дэн, с благоговением подходя к Тимону. - Что, черт возьми, могло с ним случиться?

- Не знаю. Может быть, его пронзило падающим куском деревянной конструкции во время пожара в театре, - предположил Холман.

- Больше похоже, что на него напало дикое животное, - заметил Дэн.

- Может, это был медведь, - сказала Рита. - Иногда их сюда приводили, чтобы развлечь публику. Во время пожара зверь мог обезуметь.

- Это слишком мудрено, - возразил Холман.

- Не знаю, - произнес Дэн.Не думаю. Абсолютно ясно, что кто-то укусил его, кто-то очень большой и очень злобный. Посмотрите, как разодрана его рубашка. Медведь так не сделал бы. Медведь играет с жертвой, рвет ее когтями. Кто бы это ни был, он только пристально взглянул, а затем - ррраааззз!

- Ррраааззз? - переспросил Холман.Что могло быть в яковианском Лондоне, способное сделать такой ррраааззз?

- Что ж возможно, это слишком причудливо, - согласился Дэн. - Однако, я попробую проверить тот день, когда сгорел Глобус, и поискать какие-либо современные упоминания о жертвах и о том, как они погибли.

Холман похлопал его по спине.

- Тогда удачи, - сказал он. - Ну и спасибо, что дал мне дополнительное время. Я знаю, это не так просто: все навалились на тебя - правительство, подрядчики, пресса. Не говоря уж о Рите и мне.

Дэн вытер нос.

- Разберись с нашим другом здесь как можно быстрее, хорошо?

Холман бросил долгий взгляд на грязные серые останки человека по имени Тимон.

- Если все пойдет хорошо, Дэн, этот парень сделает нас знаменитыми. Человек Эссекса-Холмана. Но прежде, чем кто-то притронется к нему своими липкими пальцами, я хочу сделать все возможное, чтобы выяснить, кем он был и как он умер.

- Хотел бы дать тебе больше времени, - сказал Дэн.

- Ничего. Я останусь здесь на всю ночь; и на всю завтрашнюю ночь тоже, если понадобится.

- Господи, ты же замерзнешь.

- Я привык к холоду. Вспомни, я же вырос в Йоркшире.

Дэн посмотрел на часы. У него была назначена встреча за обедом с Фионой Блессинг, исполнительным директором компании Бритиш Фьюлс, женщиной, одевающейся в треугольные деловые костюмы, которая проявляла заинтересованность в финансировании чего-то, связанного с большой культурой и не облагаемого налогами. Затем ему предстояло ехать на автобусе до Чисвика, чтобы забрать свой Рено из третьего за год ремонта. Дэну хотелось бы остаться и понаблюдать, как Рита кропотливо выкапывает Тимона из грязи. Но ему необходимо было добиться продолжения раскопок всеми возможными способами, особенно принимая во внимание нехватку средств и застройщиков, парящих над его головой, как гигантская черная наковальня из мультика Дорожный бегун. Он пожал руку Холмана, помахал Рите и вернулся к ожидающему его такси.

- Что это?поинтересовался водитель. - Похоже на какое-то кладбище.

- Раскопки, - терпеливо ответил Дэн. - Археологические раскопки. Когда мы закончим, у нас будет достаточно четкое представление о том, как выглядел театр Глобус.

- В самом деле? - спросил водитель, когда они проталкивались сквозь обеденные пробки.А зачем это вам надо?

Впервые Дэн не нашелся, что ответить. Может быть, и правда не было никаких причин. Возможно, он искал не что иное, как живое доказательство того, что прошлое действительно существовало, и что люди тогда знали то, что уже забыто до тех пор, пока вновь не будет найдено.

Он не мог спать. Ему казалось, что он лежит на боку в серой блестящей грязи. Он замерз, но не мог придумать, как согреться, а кто-то называл его имя.

Он сел и включил ночник. Как обычно, другая сторона кровати пустовала. Маргарет не захотела поехать с ним в Лондон, она ненавидела этот город. Он не винил ее за это. В данное время года здесь было сыро, дорого и одиноко - темная столица мрачной, усталой культуры. И на каждом шагу возвышались черные бронзовые статуи строгих, эксцентричных, давно умерших людей.

Некоторое время он читал книги, которые ему удалось найти в Кенсингтонской библиотеке. Жизнь и творчество Шекспира П. Александера, Шекспир в Глобусе Найджела Фроста и увлекательную монографию Дадли Мэнфилда Акционер. К 1598 году, когда был построен театр Глобус, Шекспир уже стал одним из самых преуспевающих актеров-драматургов в стране, являясь также совладельцем и акционером театра.

Кое-что в книге Мэнфилда показалось Дэну странным и интригующим. Там несколько раз приводились ссылки на детей-близнецов Шекспира - Хамнета и Джудит, и на то, как Хамнет умер в 1596 году в возрасте 11 лет - трагедия, которую Шекспир назвал «моей расплатой». В то же время Мэнфилд часто упоминал какой-то «Долг Шекспира», как будто тот что-то кому-то пообещал или занял у кого-то деньги. В отрывке из дневника другого актера Глобуса Бена Филдинга неоднократно упоминалось об этом.

В этом году, лета 1611-го мы впервые исполнили Бурю, драму, в которой, как поведал Уилл, он осмелился в какой-то мере рассказать о Великом Старце, которому он дал свое обещание. Он сказал, что этот долг не сможет оплатить ни один человек, и что он отдал бы все свое богатство, дабы избежать его. Потому что обязательно придет время, когда надо будет платить по Долгу.      

Таким образом, представлялось ясным, что по какой-то причине Шекспир вступил в долговое соглашение с неким «Великим Старцем», кем бы тот ни являлся. Дэн встал с кровати и прошел в гостиную, где хранилась его коллекция пьес Шекспира в мягких обложках. Он пролистал Бурю и в случайном порядке прочитал отрывки из нее, но не смог найти никаких признаков того, что Шекспир, возможно, пытался сказать о своем Долге.

Впрочем, одна фраза привлекла его внимание. «Тот, кто умирает, платит все долги».

Он вернулся к книге Мэнфилда. К 1613 году, когда сгорел Глобус, Шекспир почти постоянно проводил время в уединении в своем доме в Стратфорде. Однако, Бен Филдинг писал:

Уилл поведал мне тогда, что его Долг не дает ему покоя, и что это должно быть, наконец, разрешено Им самим, любой ценой. Он должен вернуться в Саутворк, чтобы встретиться со своим Мучителем и умиротворить его. Все, что он говорил, он также записал, и отдал на хранение Джону Хемингу.

Это была последняя запись в дневнике Бена Филдинга. Согласно Мэнфилду, Филдинг исчез в ту ночь, когда произошел пожар в Глобусе, и, предположительно, сгорел.

Дэн еще раз прочитал и перечитал слова Филдинга, а затем снова выключил свет и попытался заснуть. Но все время его преследовало странное чувство, что что-то во всем этом было не так, как будто мир молча решил начать вращаться в другую сторону.

На следующее утро он прибыл на место раскопок Глобуса несколькими минутами позже семи. Было холодно и туманно, но дождь прекратился. Дэн открыл ворота и пробрался через глину к бытовке Холмана, засунув руки в карманы пальто.

Дальше