Лицо охотника за головами исказилось в злобном оскале, он дернул головой и выплюнул струю табачного сока в кружку беглеца. Партридж перебросил «кольт» на левое предплечье и выстрелил Крессу прямо в лицо. Пуля выломала ему нос, и Кресс упал на спину, взмахнув руками, его лицо превратилось в окровавленные обломки. Он корчился и стонал на земле, и Партридж всадил ему еще одну пулю в голову. Кресс затих.
«Да ты просто настоящий кошмар, - произнёс голос в голове Партриджа. - Убил за сегодня уже четверых - а ведь день ещё даже не закончился».
Но это в нём говорило чувство вины. Самобичевание. Вот что мог бы чувствовать законопослушный человек - человек, которого поедает мораль и личная этика.
Но всё человеческое теперь было Партриджу чуждо. Он видел только деньги и свободу, и да поможет Бог любому самодовольному, заблуждающемуся на его счёт ублюдку, который встанет на пути Нейтана.
Милосердие? К чёрту милосердие. Теперь он был намного дальше от этого. Если для того, чтобы получить деньги и то, что к ним прилагалось, потребовалась бы кровь, он бы пролил галлоны этой дряни. Её ведь всегда потом можно смыть.
Да и ко всему прочему, а кого он убил? Трёх убийц-насильников с большой дороги? И Кресса - старого охотника за головами? Он был готов поспорить, что они никогда не проявляли милосердия ни к одной живой душе. На его месте они поступили бы точно так же, а возможно, и хуже.
Размышляя об этом и таща труп охотника за головами в кусты, Нейтан понял, что на самом деле не винит этих людей. Ни одного из них.
Он знал таких людей. Ветераны войны. Люди, которые, когда военные действия закончились, оказались без работы, их единственными навыками были убийство и охота. Такими их сделала война. Союз или Конфедерация - всё едино; снимите с них мундир - и они будут абсолютно одинаковыми.
Он похоронил Кресса в неглубокой могиле и обыскал его седельные сумки. Нашел немного жевательного табака и вяленого мяса, хороший охотничий нож и около сорока долларов купюрами. Полезные находки он забрал, затем снял с лошади Кресса седло, сумки и остальное снаряжение и закопал их вместе с телом. Единственным оружием у охотника за головами был «ремингтон».
«От него тоже придётся избавиться. Слишком приметный».
Он выпустил всю обойму в землю рядом с лошадью Кресса, и животное бросилось вверх по горной тропе.
На этом с Крессом было покончено.
Мужчина ждал заката солнца. Потому что то, что он должен был сделать, требовало темноты.
* * *
Освещенное слабым лунным светом, на холме раскинулось кладбище - тенистое пространство, покрытое крестами, надгробьями и скалистыми деревьями.
Партридж привязал свою лошадь внизу, в зарослях, и пошел пешком. Дул сильный ветер, прохладный и настойчивый. Листья рассыпались под ногами. Где-то вдалеке ухнула сова. В небе плыл серп луны, узкая полоса облаков касалась его кончиками своих призрачных пальцев.
Партридж видел раскинувшийся внизу на равнине Чимни-Флэтс; большая часть городка, переполненного повозками и лошадьми, была освещена. Время от времени из одного из салунов доносились крики или звуки музыки.
Партридж был совсем один. Наедине с мертвецами.
Чиркнув спичкой о подошву, Партридж зажег фонарь, который взял из сарая, и сделал освещение минимальным. Как раз настолько, чтобы хватило света рассмотреть окружающие вещи. Чтобы сделать то, что должно быть сделано.
Отыскав могилу Анны-Марии, Нейтан поставил фонарь на землю и положил рядом лопату. То, что он делал, было немыслимо, отвратительно.
«Но отчаяние не знает границ», - подумал он.
Облизнув губы, мужчина смахнул с земли листья и ветки, упавшие с соседнего дерева. Партридж потёр руки друг о друга в попытке согреть, поднял лопату и погрузил ее в холодную землю. Внезапный порыв ветра распахнул полы его длинного плаща.
Партридж начал видеть мир по-иному: луна, ветер, глухой стук лопаты, вгрызающейся во влажную землю, черная грязь, сваленная в кучу, вой койота где-то в горах...
Ему было больно опускаться до этого.
Превращаться в обычного расхитителя могил.
Но он должен был знать. Он должен был знать. Ему потребовалось около двадцати минут, чтобы преодолеть три фута земли. Это было нелегко. Она пробыла в земле всего семь-восемь месяцев, но почва уже стала твердой. Каменной. От неё пахло сыростью и мраком, как от гниющего бревна.
Пыльник уже висел на ближайшем дереве, рубашка была расстегнута до пояса, лицо покрыто бисеринками пота, но Партридж продолжал копать. Гадая, думая, представляя, каково будет, когда он ударит лопатой по простому сосновому ящику, когда сломает засовы и распахнет его. Запах разложения. Вид лица его жены, превращающегося в покрытую плесенью голую кость...
Партридж так погрузился в мрачные мысли и ритмичный стук лопаты, вгрызающейся в землю, что даже не услышал, как кто-то приближается.
Он так и понял, что за спиной стоит человек, пока глубокий, звучный голос не произнес:
- Во имя всего святого, что ты тут делаешь?
ГЛАВА 3
- Причина, по которой я еду за ним, заключается в том, что это моя работа, - произнёс Джон Пеппер. - Вот почему я это делаю, понимаешь? Меня назначили Соединенные Штаты Америки, и будь я проклят, если отнесусь к своей работе легкомысленно. Если есть какое-то дело, я его выполню. И не потому, что я лично в этом заинтересован, а только потому, что это - моя работа.
Голос Пеппера был сильным и уверенным, но Террел Хоббс, шериф Юмы, не был до конца убежден. Иногда, если знаешь человека так, как он знал Пеппера, нужно нечто большее, чем простое заверение в исполнении долга. Намного большее.
Положив ноги на стол, Хоббс потягивал кофе из жестяной чашки.
- Я вовсе не пытаюсь учить тебя работать, Джон. Видит Бог, я бы никогда этого не сделал. Я просто не могу отделаться от мысли, что тебе стоит отказаться от этого дела. Пусть этим займется кто-нибудь другой.
Пеппер пристально посмотрел на него, а потом отвернулся.
Казалось, его одновременно заинтересовало всё, кроме лица Хоббса,и футляр с пистолетом на стене, и календарь рядом с ним, и оживлённое движение на улице, и даже помощник шерифа, вытаскивающий из камер ночные горшки, чтобы вылить их в уборную в переулке.
Пеппер скрутил сигарету и закурил.
- Я собираюсь вернуть Партриджа, - произнёс он, выпуская струю дыма. - Вот и всё.
- Живым или мёртвым?
- А это уже зависит от него самого.
- Да, полагаю, именно так, - кивнул Хоббс.
Пеппер отхлебнул кофе, и вдруг, когда он уже собирался поставить жестяную чашку обратно, его рука начала дрожать. С огромным трудом он поставил кружку на стол, не пролив ни капли.
- Ты в порядке, Джон? - с беспокойством спросил Хоббс.
Пеппер помассировал виски.
- Голова разболелась, - сказал он. - Достаёт меня время от времени.
Хоббс посмотрел на него, не отводя взгляда. У него было неприятное чувство, что тут скрывается нечто большее... но он не стал настаивать. Он знал, что маршал не станет делиться с ним тем, что считал личным.
Лицо Пеппера было обветренным, как старая оленья шкура, отполированное многими тяжелыми годами, проведёнными на многих трудных тропах. Оно было испещрено морщинами, нижнюю челюсть обрамляла коротко подстриженная борода, а пронзительные, ярко-синие глаза постоянно пристально наблюдали за происходящим. И, тем не менее, лицо Пеппера не выглядело недружелюбным - лишь волевым и решительным.
Хоббс поставил чашку на стол.
- Ты же меня знаешь, Джон. Мы дружим уже двадцать лет, и ты знаешь, как я поступлю в любой ситуации. Я говорю то, что думаю. И я хочу сказать тебе, что считаю это дело слишком личным.
- Значит, мне придется держать свои чувства в узде.
- А ты сможешь?
Пеппер молча вскинул брови.
Хоббс усмехнулся. Ну, конечно, маршал сможет. Хоббс ещё не встречал человека, который сдерживал бы свои эмоции лучше, чем Джон Пеппер. Он всегда вёл себя одинаково. Никогда не злился и не радовался, не был ни счастливым, ни печальным. Его лицо было лицом вырезанного из дерева манекена - всегда неподвижное и бесстрастное.
Но Хоббс беспокоился. Беспокоился потому, что этот человек повидал многое, но редко говорил о пережитом. И к этому добавлялся ещё и тот факт, что Пеппер был уже не молод. Пятьдесят четыре года - это, конечно, ещё не старость, но уже и не молодость.
- Я просто хочу сказать, Джон, что Партридж был женат на твоей племяннице...
- Моя племянница мертва. Мы оба это знаем. - Он затянулся сигаретой. - Я не виню Партриджа в ее смерти. Он был в тюрьме. Пожар произошел случайно. Я собираюсь поймать его, потому что это моя работа. Вот и всё.
Хоббс прищурился.
- Насколько я помню, ты был против этого брака.
- Конечно, я был против. А ты бы не был?
- Определённо, был бы.
- Я не виню Партриджа за то, кем он стал. В его жилах течет кровь Черного Джейка. Я не испытываю неприязнь лично к этому человеку, но я не одобряю таких, как он. Как и ты.
С этим было не поспорить.
Из генов «Чёрного Джейка» Партриджа ничего хорошего получиться не могло.
Черный Джейк был вором, игроком, убийцей и разбойником с большой дороги. За годы грабежей и мародёрства он приобрел некую «фирменную черту»: например, когда он останавливал дилижанс, то убивал всех, кто в нём находился. Он был из тех, кто свято чтит правило: лучший свидетель - это мёртвый свидетель.
Ещё задолго до войны между Штатами у Черного Джейка за плечами была кровавая история.
Когда территория Аризоны была провозглашена, а затем отделена от Союза, Джейк присоединился к партизанским силам Конфедерации и поехал с печально известным «Кровавым Биллом» Андерсоном3 в Миссури, а затем вместе с Андерсоном присоединился к рейдерам Квантрилла в зверствах в Лоуренсе, штат Канзас. Позже, опять же вместе с бандой головорезов Андерсона, Черный Джейк участвовал в резне в Сентрейлии вместе с братьями Джеймс. Однако после войны партизан и убийц не амнистировали, и «Чёрный Джейк» Партридж провел остаток своей жизни в розыске.
В Аризоне он собрал банду ветеранов Конфедерации и, подобно банде Джеймса, с которой связался раньше, начал совершать набеги, грабить и убивать.
В 1874 году его банда была расстреляна федеральными войсками во время неудачного ограбления поезда в Нью-Мексико. Сам Чёрный Джейк выжил, но через год был арестован агентами Пинкертона. Он был повешен в Уикенберге, штат Аризона в 1876 году.
Хоббс тоже был там. Это был один из самых лучших дней на его памяти.
Война закончилась, и чем скорее страну смогут очистить от бандитов-убийц, тем лучше. А никто не был так эффективен в охоте на преступников, как Джон Пеппер.
Хотя сам был ветераном Конфедерации, но верно служил Союзу, как и до войны. Он не давал пощады партизанским отрядам, которые на самом деле были обычными разбойниками - как во время войны, так и после нее. А многочисленные сочувствующие им вызывали у Пеппера тошноту. Многие благодаря ему оказались на суде, а многие - в могиле.
Но такова была его работа.
Джон Пеппер был заместителем маршала США по Юго-Западному округу Аризоны. Он был профессиональным судебным исполнителем. Родился на ранчо Лонгхорн в Техасе. Скотоводство было его жизнью до тех пор, пока не началась война на пастбищах и соперничающие владельцы ранчо не пригнали вооруженных людей.
Его родители были убиты, а ранчо сожжено дотла. Местный шериф, который прочно обосновался в карманах богатых владельцев ранчо, отказался выслеживать виновных. Поэтому шестнадцатилетнему Пепперу пришлось сделать это самому.
На это у него ушло четыре года, но он привел к ответу бандитовтроих живых и двоих мертвых. За это время у него сложилась определенная репутация среди представителей закона. После этого у охотника за людьми сменилось много работ: железнодорожный детектив, солдат, борец с индейцами.
В 1875 году он был одним из двухсот заместителей Маршала США, нанятых судьей Исааком Чарльзом Паркером для розыска преступников в западном Арканзасе и на Индейских территориях. Это был необузданный край, край беззакония - идеальное убежище для преступников и бандитов, скрывающихся от правосудия.
На этой территории было очень мало городов и ни одного настоящего законника - только огромное количество индейцев, в чью юрисдикцию входили только их соплеменники.
Она стала для Джона Пеппера первой ступенькой учёбы. Большая школа, занимавшая около 75 000 квадратных миль труднодоступной местности. И он, наконец, смог стать экспертом в том, в чём прежде был просто «хорош». Как и другие помощники шерифа, Пеппер выехал из Форт-Смит в Арканзасе в Форты Рино, Силл и Анадарко, проделав путь в восемьсот миль... хотя кто это считал?
Иногда он ездил один, а иногда - с одним-двумя напарниками и поваром. Он выслеживал банды убийц, контрабандистов виски, конокрадов и грабителей.
Индейская территория была рассадником порока. В те годы Пеппер общался с такими легендарными законниками, как Билл Тилман, Хек Томас, Басс Ривз. Людьми, которые были мастерами своего дела.
После Индейских территорий он несколько лет ездил с техасскими рейнджерами, выслеживая Команчерос, отступников-команчи, и даже преследуя разыскиваемых людей в глубь Мексики.
Вскоре после этого, после недолгого пребывания в Уэллс-Фарго, он был назначен заместителем Маршала США по Юго-Западному округу. Его предшественник был убит охотниками за скальпами с юга от границы, которые выискивали скальпы индейцев-марикопа.
В общем, практически единственное, чем занимался Джон Пеппер, была охота за людьми.
И у него хорошо получалось. Эффективно. На работе, где большинство мужчин умирали задолго до того, как им исполнялось сорок лет, Пеппер неумолимо двигался вперёд. В него трижды стреляли, дважды кололи ножом; его сбрасывало с лошади, когда динамитная шашка превратила коня в кусок кровавого мяса, его пытали индейцы-кайова... но он не останавливался.
Как однажды сказал ему один из рейдеров чирикауа, он обладал «сильным духом». И, возможно, это было правдой. А может быть, ему просто чертовски везло. Как бы то ни было, он был легендарной фигурой как среди представителей закона, так и среди преступников.
Но, несмотря на все это, он был просто человеком. Может быть, более удачливым; может быть, более жестким, чем большинство, но все же... человеком.
И после тридцати с лишним лет конфликтов с худшими отбросами Запада его годы лишь прибавлялись. И это больше всего беспокоило Хоббса. Пеппер не мог жить вечно.
- Может, ты хотя бы подождешь до утра? - с надеждой спросил Хоббс.
- Нет. Ночь - лучшее время для начала пути. - Он раздавил сигарету в пепельнице. - Если честно, мне лучше поторопиться.
- Хотел бы я отправиться вместе с тобой.
Пеппер пожал плечами.
- Ни к чему. Скоро я вернусь с Партриджем. Так или иначе.
- Удачи, - крикнул Хоббс в спину удаляющемуся Пепперу, но тот уже не слышал.
* * *
Ночью в пустыне прохладно.
Прохладно, темно и спокойно, как на дне мрачного моря. Некоторые мужчины боялись путешествовать по ней после захода солнца, но Пеппер не был одним из них. В своей карьере охотника за головами он обнаружил, что как только неумолимое солнце скрывалось за горизонтом, путешествие по пустыне становилось в разы быстрее.
Некоторые мужчины, как он полагал, просто суеверны. Они боялись ночи и всего, что в ней таилось, но на самом деле для этого не было никакой причины. Ибо в ночи не было ничего такого, чего не было бы в светлое время суток. И если индейцы-апачи или головорезы-разбойники решили убить и ограбить человека, то им всё равно, делать это днём или ночью.
Небо напоминало по цвету каминный пепел; время от времени тучи расступались, чтобы позволить глазу луны ослепительно засиять и омыть все вокруг жутким, нереальным сиянием.
Пеппер ехал по плотно утрамбованной тропе, его жеребец двигался медленно и осторожно. Он брел по ровным пустошам и, наконец, очутился среди диких ландшафтов гигантской страны кактусов, окрашенной бледным лунным светом. Он был каким-то призрачным, несущим угрозу. Полный таящихся теней и тянущихся из тьмы пальцев, созданных этими странными на вид суккулентами. Хорошие места для бандитов и перебежчиков. Легко в темноте пустить пулю в одинокого всадника. Но это были не те мысли, которые стоило разводить по ночам, и Пеппер удивился, как ему вообще такое в голову пришло.
Это просто еще один след, по которому он шел. Еще одна тропа, еще одна ночь. И, по правде говоря, за все эти годы мало что изменилось.
«Это всё, что я умею, - подумал мужчина. - Это всё, что я знаю».
Тропы, ночёвки в палатках. Постоянная охота то на одного человека, то на другого. А между заданиями - почти полная пустота. У него никогда не было времени, чтобы жениться и завести семью.